Наталья Иртенина
Волчий гон
Три разбитые машины полностью перекрыли полосу загородного шоссе. Зеленая покореженная «Нива» лежала на боку далеко впереди, капот уткнулся в штангу дорожного знака. Долговязый большегрузный фургон вздрагивал, исторгая из чрева душные чмокающие выхлопы. Завалившаяся набок прицепная задница прочно приковала его к асфальтовому покрытию. Изжеванный ударом передок красного «Опеля» плотно вмялся в бок фургона позади высокой кабины. До безмолвных небес возносился мерзкий надрывный вой «Нивы», насмерть избитой асфальтом.
Медленно, как в кино, отворилась передняя дверца иномарки, и с сиденья водителя вывалился на дорогу человек. Он зажимал рукой шею и издавал хриплые булькающие звуки. Вслед за ним с заднего сиденья выбралась ошарашенная, но явно невредимая женщина. Молодая, облаченная в яркие лоскутки, до смерти перепуганная. Пошатываясь, она склонилась над лежащим. Взвизгнула, прижала ладони к лицу и мягко повалилась без сознания рядом. Тот, от кого целиком зависела на данный момент ее карьера, был уже мертв или почти мертв. Казалось, он вжимает себе в горло кусок стекла размером с пол-ладони…
Если бы Граев проснулся в тот день на полчаса позже, возможно, он никогда бы не узнал правды о себе. И он сам, и маленький Василь остались бы тогда навсегда мечеными клеймом какого-то древнего божка. Или не божка, кто его там разберет, в такой-то вековой пропыленной дали. И дети Василя, внуки и правнуки Граева, тоже носили бы на себе эту метку, свидетельствуя перед Невидимыми о преступлении, которого они все не совершали. Впрочем, какие там внуки. Наверное, и самого Василя Граеву не отдали бы, не отослали из-за черты, откуда вообще мало кто возвращается.
Но проснулся он как раз в тот момент, когда работавший всю ночь и еще полдня телевизор начал показывать странное. Как будто некое, непронумерованное, чувство подтолкнуло его в бок – Граев очнулся и мутным оком уставился на экран.
Это лицо было знакомо ему не так, как знали его – до самого последнего штриха, наносимого стилистами, – энергичные и сентиментальные юнцы обоего пола из поколения некст, имеющие такой необъятный пантеон кумиров, какому обзавидовался бы древний язычник. Звезду Пригорова зажгли много позже тех лет, когда Граев был молодым, веселым и танцующим, и много раньше того времени, когда Василь начал бы канючить деньги на музыкальные диски. Но две недели назад все стало по-другому. Это лицо сделалось кошмаром Граева.
Он нашарил рукой бутылку под диваном и влил остававшиеся на дне капли в рот. Потом сел и попытался вникнуть в смысл беседы, которую вели в телевизоре мертвец двухнедельной давности и какая-то вздорная девица в бантиках.
– …вы можете звонить в студию по телефону на ваших экранах и задавать свои вопросы Артему Пригорову. А пока что, Артем, расскажи об этой ужасной истории, которая с тобой произошла. Ходили какие-то дикие слухи – что тебе то ли отрезало голову, то ли что ты умер в реанимации.
– Ну, это сильно сказано. Голова у меня, как видишь, на месте. Можешь даже потрогать, убедиться, что это не приставная тыква, – вымученно посмеиваясь, предложил Пригоров.
Девица-ведущая соскочила со своего высокого стульчика и любовно потрепала звезду по длинным вихрам.
– Настоящая! – восторженно подтвердила она, обратясь к зрителям.
– А если серьезно, – продолжил Пригоров, – то в больнице поваляться мне все же пришлось. Буквально вчера оттуда еле выбрался. Можно сказать, сбежал. Просто замучили меня врачи своими обследованиями.
Граев до рези в глазах всматривался в бледное лицо тридцатилетней эстрадной звезды. Выглядел Пригоров неважно. Проще сказать, не выглядел совсем, как ни старались наверняка гримеры. Похороненный газетчиками и официальной милицейской сводкой две недели назад, он и впрямь был похож на труп, оживший и восставший из склепа. Словом, на типичного вампира в классическом описании.
– В газетах писали, будто ты разбил в лепешку свою новую машину. Надеюсь, ты не очень расстроен этим, – щебетала ведущая.
– Да нет, машина жить будет. Вообще слухи о моей смерти сильно преувеличены, – пошутил певец. – Конечно, кому-то это выгодно – раздувать обо мне нелепицы и вообще хоронить меня. В шоу-бизнесе без этого и дня не проходит. Кто-то кому-то постоянно переходит дорожку, иногда сам того не подозревая. И вот результаты. А ведь есть еще и фанаты. Это я о тех больных людях, одержимых какой-нибудь манией. Некоторые, может быть, мечтают прославиться, сделав какую-нибудь гадость знаменитости. Есть и такие, которые просто завидуют тем, кто многого добился. Но самый крайний случай, это когда такой вот одержимый мечтает тебя убить. Может быть, ему кажется, что, сделав это, он спасет мир. Сейчас много говорят про так называемое засилье поп-культуры. И вот результат.
– Что ты хочешь этим сказать? – ведущая распахнула глаза пошире. – На тебя было совершено покушение?! Почему мы об этом ничего не знаем?!
– Ну, заявлять об этом во всеуслышанье было бы… как бы это сказать… В общем, я не хвалюсь собственной значительностью и не делаю из этого мелкого происшествия слона. К тому же женщина, которая пыталась протаранить мою машину, сама погибла. Представляешь, кроме нее в машине был еще маленький мальчик. Наверняка психически ненормальная. Настолько не думать о собственном ребенке! Он, конечно, тоже погиб.
Граев уронил подбородок на голую грудь. Голова была слишком тяжелой, чтобы держать ее. В этот момент он ненавидел Пригорова так, как никого и никогда раньше. До этого ненавидеть мертвеца за смерть жены он не мог. Мертвые не отвечают за свои дела. Разве что на том свете. А тот свет слишком далеко от этого. Теперь же, когда Пригоров таинственным образом ожил и начал изрыгать мерзости в адрес убитой им Марины, Граев наполнился до краев раскаленной злостью. В тупом оцепенении изучал собственные кулаки и пытался ответить на вопрос, почему же его сын конечно, тоже погиб.
Нет, Василь был жив. Если это можно назвать жизнью. Но почему этот звездный слизняк так уверен, что все попавшие в ту аварию – статисты, обреченные на гибель сценарием, а главный персонаж – он, герой, которому помогает спастись само провидение? И почему это невразумительное провидение в самом деле выдернуло его с того света? Почему не Маринку? Отчего чудес на свете не бывает? Были же когда-то, а?
В том же дурном одеревенении Граев поднялся с дивана, поискал в разбросанном на полу шмотье телефон и набрал номер, указанный на экране. Дозвонился только с восьмого раза – Пригоров отвечал на вопросы поклонников, взволнованных покушением на жизнь кумира.
– Здравствуйте, говорите, вы в эфире, – обратилась к нему ведущая.
– Пригоров, ты слышишь меня? – дыша в трубку, сипло спросил Граев.
– Кто это? – вздрогнул «вампир». – Мы знакомы?
– Ты уже боишься, – удовлетворенно констатировал Граев. – Это хорошо. Это очень хорошо. Не знаю, кто подсказал тебе этот вонючий пиаровский трюк. А может, ты сам додумался, как состряпать себе лишнюю рекламу. Знаю только, что это было очень глупо с твоей стороны.
Теперь Граев был совершенно спокоен, видя, как вытаращился вверх, на его голос, поющий идол миллионов, как сквозь бесполезный грим еще четче проступают заостренные черты фольклорной нелюди, шкодливого упыря, как девица-ведущая делает в сторону яростные знаки. Он знал, что девица не права и его не отключат. Режиссер наверняка решит повысить этим звонком рейтинг передачи.
– С этого дня я буду преследовать тебя, – мрачно обещал Граев. – Бойся меня, Пригоров. Я – твой страх. Ты будешь трястись по ночам в постели, будешь все время оглядываться по сторонам, как загнанная крыса, пока наконец я тебя не настигну. И тогда ты сдохнешь, Пригоров. Но перед смертью ты вспомнишь тех, кого ты убил. Уж я постараюсь, чтобы ты вспомнил. Жди меня. Я обязательно приду.
Он нажал «отбой», телефон выпал из руки.
Исполнять обещанное он и не думал. Но важным казалось сообщить врагу об ослепительно-белой, как солнце пустыни, ненависти, о том, что ничего забыть нельзя. Чтобы враг знал о своей вине и ждал расплаты. Потому что это правильно.
Сколько прошло времени, пока он сидел, уставясь в пол, было непонятно. Граев поднял голову и увидел на экране телевизора скачущего по сцене Пригорова. Это была запись с какого-то концерта, и Граев подумал, что тогда Маринка была еще жива.
Он прислушался. Слова песни оказались глупыми до отвращения. «На часах было двенадцать, ты ушла не попрощавшись, унесла с собой мою любовь, сердце разорвав на части вновь». Бесполая и безголосая стандартная кукла-звезда пыталась петь о любви. У нее плохо получалось, потому что для познания любви она располагала всего лишь набором половых признаков, первичных и вторичных. Все равно что пытаться освоить теорию относительности, уповая на хорошую работу желудка и толстой кишки.
Граев поднялся, прошелся по комнате, будто гончая, потерявшая след. Не видя, наткнулся на табуретку. Она упала, и Граев поднял ее за ножку. И вдруг горячее рыданье, подступив к горлу, начало душить его. Он повернулся к телевизору и с силой ударил певуна табуреткой по голове. Эстрадная звезда пролилась искристым стеклянным водопадом Граеву под ноги. Стало немного легче. Уже можно было дышать.
Нет, все было совсем не так, как в глупой песне. И часы не двенадцать показывали, а намного меньше – ранний вечер, солнце только-только заглянуло в окно. И не она, не Маринка ушла, а он – унеся не любовь, а свою ярую злобу. Было не до прощанья. Первый раз за всю их жизнь он ударил жену. Грубо, мощно, не сдерживая силу кулака, как хозяин бьет раба. Она только охнула, отлетев к стене. Сползла на пол, отвернулась, зарыла голову в ладони. Граев, занятый самоукрощением, не сразу понял, что означают ее трясущиеся плечи и вздрагивающая спина. Когда наконец догадался, то не смог поверить в то, что сделал. Это разозлило еще больше. В комнату, весь в слезах, крича, влетел Василь и бросился к матери. Хлопнув дверью, Граев ушел из дому.
Не нужно было заглядывать в календарь, чтобы узнать о полнолунии. Приближение круглой луны Граев чувствовал нутром загодя, за несколько дней. Когда это началось, он не помнил. Но, наверное, давно. Долгое время он не мог понять, что с ним. Беспричинно накатывали тоска, злость, все вокруг мучительно раздражало. Он вдруг обнаруживал себя в непонятных местах, совершенно не помня, как оказался там. Чаще всего это были незнакомые кабаки, где он напивался вдрызг, отплясывал с девицами и совершал всяческие непотребства, вроде битья посуды. Потом приходилось платить по солидным – для его кошелька – счетам. Иногда это был тренажерный зал и самоистязание до потери пульса. Как-то раз он вдруг с удивлением осознал, что сидит в машине на пустынной дороге посреди освещенного утренней зарей леса. Бензобак был пуст, а на указателе расстояния до первопрестольной стояло «248».
Он думал, что сходит с ума. Медленно, но верно. Пока однажды не встретился со своим врагом лицом к лицу. Призрачно сияющая круглая луна висела в пустоте над городом.
С этого дня Граев начал бояться луны. Она вызывала отчетливый и явно безумный страх, потому что имела над ним власть и заставляла, забывая себя, совершать дикие, абсолютно дурацкие поступки. Это злило и раздражало, и от того поступки становились еще более дикими и дурацкими. Как в тот день две недели назад.
Это была жесткая ссора, но он уже не помнил из-за чего. Наверняка какая-то бессмыслица. Он наорал на Маринку, она накричала на него. Он отвернулся и внезапно отчетливо услышал ехидное: «Ну что, опять критические дни?».
Он даже задрожал от накатившего бешенства. Резко развернулся и, глядя в упор, тихо, угрожающе переспросил:
– Что ты сказала?
– Что я сказала? – Марина ничего не поняла.
– Не нужно было этого говорить, – не своим голосом сказал Граев, сделал шаг и ударил.
Домой он вернулся только следующим днем. Ни жены, ни сына не было. Не оставила даже записки. Но он знал, что, скорее всего, они ушли жить на дачу. Нужно было ехать за ними – мириться. Граев любил свою жену. Любил сына.
Мириться оказалось не с кем.
Он снова схватил телефон, потыкал дрожащим пальцем в кнопки.
– Это Граев.
– Слушаю вас, Антон Сергеевич, – вежливо ответил старший лейтенант Свиридов, расследовавший ДТП.
– Пригоров жив, – прохрипел Граев. – Я видел. Я говорил с ним.
– Да, я уже в курсе. Произошла нелепая ошибка. Врачи сами не понимают, как это могло случиться. Осколок перерезал артерию…
– Мне это известно, – нетерпеливо перебил Граев. – Но он жив. Значит, вы знали?
– …но, очевидно, врач «Скорой помощи» ошибся, констатировав смерть, – сухо закончил Свиридов.
– Бред какой-то! – взорвался Граев. – Его же отправили в морг. Если он не подох сразу, должен был по дороге истечь кровью.
– Значит, он воскрес, – бесстрастно заявил следователь.
– Вы в это верите? – смешавшись, выдавил Граев.
– Конечно, нет. Я верю фактам. Они говорят сами за себя. Пригоров жив.
– Тогда почему вы не арестуете его?
– Антон Сергеевич, дело закрыто за отсутствием виновных.
– Как так? – не понял Граев. – Из-за этого… – он не смог подобрать подходящего определения, – погибла моя жена. Вы же сами…
– Это была лишь предварительная гипотеза. Сейчас у меня другие сведения. Вынужден сообщить, что ваша жена сама во всем виновата. Она пыталась сделать разворот в неположенном месте. Скорее всего, выехала на встречную полосу, но внезапно увидела машину Пригорова и попыталась вернуться на свою полосу. У нее почти получилось, но удара избежать не удалось. Из-за столкновения машина Пригорова потеряла управление, и ее занесло сильно влево, на встречную полосу, где она и влетела в фургон.
– Какая-то галиматья, – пробормотал Граев. – А свидетели?
– Водитель фургона отказался от своих показаний, сделанных в состоянии шока. Сейчас он утверждает, что момент аварии помнит смутно и не может ничего говорить наверняка.
– Но Пригоров был пьян, как свинья! От него же разило за версту.
– Вы там были, Антон Сергеевич? – поинтересовался Свиридов.
– Не был, – огрызнулся Граев. – Зато там были вы. Загляните в свой протокол осмотра места происшествия, если забыли. Могу еще напомнить наш с вами разговор сразу после аварии.
– Так вот, по этому поводу могу сообщить: Пригорова вообще не было за рулем, он сидел на заднем сиденье, поскольку действительно выпил в тот день. Машину же вела Кравцова Светлана Александровна…
– Это та, у которой перелом ключицы? – мрачно уточнил Граев.
– Нет, перелом у второй женщины, Кравцова отделалась только ушибами и сильным испугом.
– Вы хотите сказать, Пригоров убедил эту шлюшку взять всю вину на себя? Что эта девка не была тоже пьяна? Что на встречную полосу их ветром вынесло?
– Я понимаю ваше огорчение, Антон Сергеевич, но еще раз говорю вам: никакой вины ни Кравцовой, ни Пригорова в случившемся нет…
– Сколько вам заплатили за то, чтобы ее не было? – жестко спросил Граев.
– А это уже оскорбление при исполнении, Антон Сергеевич. – Свиридов начал раздражаться. – Занимайтесь лучше своими делами и не пытайтесь давить на следственные органы. У вас сын в тяжелом состоянии, так идите к нему. А мы как-нибудь и без вас разберемся.
– Моего сына может спасти только вмешательство Господа Бога, – бессильно выговорил Граев.
– Так идите в церковь, – подытожил Свиридов. Граев понял, что его послали – хотя и предельно вежливо, и даже по адресу. – До свиданья.
На могиле жены Граев был всего два раза. Второй раз – после безнадежного разговора с лейтенантом Свиридовым, купленным за гроши или, что вероятнее, выполняющим купленную волю начальства.
Памятника еще не было, и фотография на граните не укоряла его живым взглядом единственной, на всю жизнь любимой женщины. Но и без фотографии он чувствовал ее присутствие. Нет, конечно, он не думал, что она витает над ним бесплотной душою. И конечно, не думал, что эта гипотетическая душа может простить его за ту боль.
Однако она присутствовала именно в этом ощущении тяжкой вины перед ней. Словно они стали неразделимым целым – его ушедшая далеко-далеко жена и это чувство бескрайней вины, тяжесть самого настоящего греха, мука, вызванная мыслью, что ты оказался ниже и ее, и собственной любви. Здесь Граев впервые понял, что если любишь – обязан быть достойным своей любви. И из этого же следовало, что любовь и чувство вины – постоянные спутники. Тогда правы верующие в Христа, и не правы те, кто отказывается от вины.
Граев долго сидел у могильного холмика на куске бревна. Пил по глотку горькую, смотрел в гаснущее небо, пьяно жаловался на свою тоскливую долю темным ночным облакам, казавшимся тенями тех, кто живет там, наверху.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2
Волчий гон
Три разбитые машины полностью перекрыли полосу загородного шоссе. Зеленая покореженная «Нива» лежала на боку далеко впереди, капот уткнулся в штангу дорожного знака. Долговязый большегрузный фургон вздрагивал, исторгая из чрева душные чмокающие выхлопы. Завалившаяся набок прицепная задница прочно приковала его к асфальтовому покрытию. Изжеванный ударом передок красного «Опеля» плотно вмялся в бок фургона позади высокой кабины. До безмолвных небес возносился мерзкий надрывный вой «Нивы», насмерть избитой асфальтом.
Медленно, как в кино, отворилась передняя дверца иномарки, и с сиденья водителя вывалился на дорогу человек. Он зажимал рукой шею и издавал хриплые булькающие звуки. Вслед за ним с заднего сиденья выбралась ошарашенная, но явно невредимая женщина. Молодая, облаченная в яркие лоскутки, до смерти перепуганная. Пошатываясь, она склонилась над лежащим. Взвизгнула, прижала ладони к лицу и мягко повалилась без сознания рядом. Тот, от кого целиком зависела на данный момент ее карьера, был уже мертв или почти мертв. Казалось, он вжимает себе в горло кусок стекла размером с пол-ладони…
Если бы Граев проснулся в тот день на полчаса позже, возможно, он никогда бы не узнал правды о себе. И он сам, и маленький Василь остались бы тогда навсегда мечеными клеймом какого-то древнего божка. Или не божка, кто его там разберет, в такой-то вековой пропыленной дали. И дети Василя, внуки и правнуки Граева, тоже носили бы на себе эту метку, свидетельствуя перед Невидимыми о преступлении, которого они все не совершали. Впрочем, какие там внуки. Наверное, и самого Василя Граеву не отдали бы, не отослали из-за черты, откуда вообще мало кто возвращается.
Но проснулся он как раз в тот момент, когда работавший всю ночь и еще полдня телевизор начал показывать странное. Как будто некое, непронумерованное, чувство подтолкнуло его в бок – Граев очнулся и мутным оком уставился на экран.
Это лицо было знакомо ему не так, как знали его – до самого последнего штриха, наносимого стилистами, – энергичные и сентиментальные юнцы обоего пола из поколения некст, имеющие такой необъятный пантеон кумиров, какому обзавидовался бы древний язычник. Звезду Пригорова зажгли много позже тех лет, когда Граев был молодым, веселым и танцующим, и много раньше того времени, когда Василь начал бы канючить деньги на музыкальные диски. Но две недели назад все стало по-другому. Это лицо сделалось кошмаром Граева.
Он нашарил рукой бутылку под диваном и влил остававшиеся на дне капли в рот. Потом сел и попытался вникнуть в смысл беседы, которую вели в телевизоре мертвец двухнедельной давности и какая-то вздорная девица в бантиках.
– …вы можете звонить в студию по телефону на ваших экранах и задавать свои вопросы Артему Пригорову. А пока что, Артем, расскажи об этой ужасной истории, которая с тобой произошла. Ходили какие-то дикие слухи – что тебе то ли отрезало голову, то ли что ты умер в реанимации.
– Ну, это сильно сказано. Голова у меня, как видишь, на месте. Можешь даже потрогать, убедиться, что это не приставная тыква, – вымученно посмеиваясь, предложил Пригоров.
Девица-ведущая соскочила со своего высокого стульчика и любовно потрепала звезду по длинным вихрам.
– Настоящая! – восторженно подтвердила она, обратясь к зрителям.
– А если серьезно, – продолжил Пригоров, – то в больнице поваляться мне все же пришлось. Буквально вчера оттуда еле выбрался. Можно сказать, сбежал. Просто замучили меня врачи своими обследованиями.
Граев до рези в глазах всматривался в бледное лицо тридцатилетней эстрадной звезды. Выглядел Пригоров неважно. Проще сказать, не выглядел совсем, как ни старались наверняка гримеры. Похороненный газетчиками и официальной милицейской сводкой две недели назад, он и впрямь был похож на труп, оживший и восставший из склепа. Словом, на типичного вампира в классическом описании.
– В газетах писали, будто ты разбил в лепешку свою новую машину. Надеюсь, ты не очень расстроен этим, – щебетала ведущая.
– Да нет, машина жить будет. Вообще слухи о моей смерти сильно преувеличены, – пошутил певец. – Конечно, кому-то это выгодно – раздувать обо мне нелепицы и вообще хоронить меня. В шоу-бизнесе без этого и дня не проходит. Кто-то кому-то постоянно переходит дорожку, иногда сам того не подозревая. И вот результаты. А ведь есть еще и фанаты. Это я о тех больных людях, одержимых какой-нибудь манией. Некоторые, может быть, мечтают прославиться, сделав какую-нибудь гадость знаменитости. Есть и такие, которые просто завидуют тем, кто многого добился. Но самый крайний случай, это когда такой вот одержимый мечтает тебя убить. Может быть, ему кажется, что, сделав это, он спасет мир. Сейчас много говорят про так называемое засилье поп-культуры. И вот результат.
– Что ты хочешь этим сказать? – ведущая распахнула глаза пошире. – На тебя было совершено покушение?! Почему мы об этом ничего не знаем?!
– Ну, заявлять об этом во всеуслышанье было бы… как бы это сказать… В общем, я не хвалюсь собственной значительностью и не делаю из этого мелкого происшествия слона. К тому же женщина, которая пыталась протаранить мою машину, сама погибла. Представляешь, кроме нее в машине был еще маленький мальчик. Наверняка психически ненормальная. Настолько не думать о собственном ребенке! Он, конечно, тоже погиб.
Граев уронил подбородок на голую грудь. Голова была слишком тяжелой, чтобы держать ее. В этот момент он ненавидел Пригорова так, как никого и никогда раньше. До этого ненавидеть мертвеца за смерть жены он не мог. Мертвые не отвечают за свои дела. Разве что на том свете. А тот свет слишком далеко от этого. Теперь же, когда Пригоров таинственным образом ожил и начал изрыгать мерзости в адрес убитой им Марины, Граев наполнился до краев раскаленной злостью. В тупом оцепенении изучал собственные кулаки и пытался ответить на вопрос, почему же его сын конечно, тоже погиб.
Нет, Василь был жив. Если это можно назвать жизнью. Но почему этот звездный слизняк так уверен, что все попавшие в ту аварию – статисты, обреченные на гибель сценарием, а главный персонаж – он, герой, которому помогает спастись само провидение? И почему это невразумительное провидение в самом деле выдернуло его с того света? Почему не Маринку? Отчего чудес на свете не бывает? Были же когда-то, а?
В том же дурном одеревенении Граев поднялся с дивана, поискал в разбросанном на полу шмотье телефон и набрал номер, указанный на экране. Дозвонился только с восьмого раза – Пригоров отвечал на вопросы поклонников, взволнованных покушением на жизнь кумира.
– Здравствуйте, говорите, вы в эфире, – обратилась к нему ведущая.
– Пригоров, ты слышишь меня? – дыша в трубку, сипло спросил Граев.
– Кто это? – вздрогнул «вампир». – Мы знакомы?
– Ты уже боишься, – удовлетворенно констатировал Граев. – Это хорошо. Это очень хорошо. Не знаю, кто подсказал тебе этот вонючий пиаровский трюк. А может, ты сам додумался, как состряпать себе лишнюю рекламу. Знаю только, что это было очень глупо с твоей стороны.
Теперь Граев был совершенно спокоен, видя, как вытаращился вверх, на его голос, поющий идол миллионов, как сквозь бесполезный грим еще четче проступают заостренные черты фольклорной нелюди, шкодливого упыря, как девица-ведущая делает в сторону яростные знаки. Он знал, что девица не права и его не отключат. Режиссер наверняка решит повысить этим звонком рейтинг передачи.
– С этого дня я буду преследовать тебя, – мрачно обещал Граев. – Бойся меня, Пригоров. Я – твой страх. Ты будешь трястись по ночам в постели, будешь все время оглядываться по сторонам, как загнанная крыса, пока наконец я тебя не настигну. И тогда ты сдохнешь, Пригоров. Но перед смертью ты вспомнишь тех, кого ты убил. Уж я постараюсь, чтобы ты вспомнил. Жди меня. Я обязательно приду.
Он нажал «отбой», телефон выпал из руки.
Исполнять обещанное он и не думал. Но важным казалось сообщить врагу об ослепительно-белой, как солнце пустыни, ненависти, о том, что ничего забыть нельзя. Чтобы враг знал о своей вине и ждал расплаты. Потому что это правильно.
Сколько прошло времени, пока он сидел, уставясь в пол, было непонятно. Граев поднял голову и увидел на экране телевизора скачущего по сцене Пригорова. Это была запись с какого-то концерта, и Граев подумал, что тогда Маринка была еще жива.
Он прислушался. Слова песни оказались глупыми до отвращения. «На часах было двенадцать, ты ушла не попрощавшись, унесла с собой мою любовь, сердце разорвав на части вновь». Бесполая и безголосая стандартная кукла-звезда пыталась петь о любви. У нее плохо получалось, потому что для познания любви она располагала всего лишь набором половых признаков, первичных и вторичных. Все равно что пытаться освоить теорию относительности, уповая на хорошую работу желудка и толстой кишки.
Граев поднялся, прошелся по комнате, будто гончая, потерявшая след. Не видя, наткнулся на табуретку. Она упала, и Граев поднял ее за ножку. И вдруг горячее рыданье, подступив к горлу, начало душить его. Он повернулся к телевизору и с силой ударил певуна табуреткой по голове. Эстрадная звезда пролилась искристым стеклянным водопадом Граеву под ноги. Стало немного легче. Уже можно было дышать.
Нет, все было совсем не так, как в глупой песне. И часы не двенадцать показывали, а намного меньше – ранний вечер, солнце только-только заглянуло в окно. И не она, не Маринка ушла, а он – унеся не любовь, а свою ярую злобу. Было не до прощанья. Первый раз за всю их жизнь он ударил жену. Грубо, мощно, не сдерживая силу кулака, как хозяин бьет раба. Она только охнула, отлетев к стене. Сползла на пол, отвернулась, зарыла голову в ладони. Граев, занятый самоукрощением, не сразу понял, что означают ее трясущиеся плечи и вздрагивающая спина. Когда наконец догадался, то не смог поверить в то, что сделал. Это разозлило еще больше. В комнату, весь в слезах, крича, влетел Василь и бросился к матери. Хлопнув дверью, Граев ушел из дому.
Не нужно было заглядывать в календарь, чтобы узнать о полнолунии. Приближение круглой луны Граев чувствовал нутром загодя, за несколько дней. Когда это началось, он не помнил. Но, наверное, давно. Долгое время он не мог понять, что с ним. Беспричинно накатывали тоска, злость, все вокруг мучительно раздражало. Он вдруг обнаруживал себя в непонятных местах, совершенно не помня, как оказался там. Чаще всего это были незнакомые кабаки, где он напивался вдрызг, отплясывал с девицами и совершал всяческие непотребства, вроде битья посуды. Потом приходилось платить по солидным – для его кошелька – счетам. Иногда это был тренажерный зал и самоистязание до потери пульса. Как-то раз он вдруг с удивлением осознал, что сидит в машине на пустынной дороге посреди освещенного утренней зарей леса. Бензобак был пуст, а на указателе расстояния до первопрестольной стояло «248».
Он думал, что сходит с ума. Медленно, но верно. Пока однажды не встретился со своим врагом лицом к лицу. Призрачно сияющая круглая луна висела в пустоте над городом.
С этого дня Граев начал бояться луны. Она вызывала отчетливый и явно безумный страх, потому что имела над ним власть и заставляла, забывая себя, совершать дикие, абсолютно дурацкие поступки. Это злило и раздражало, и от того поступки становились еще более дикими и дурацкими. Как в тот день две недели назад.
Это была жесткая ссора, но он уже не помнил из-за чего. Наверняка какая-то бессмыслица. Он наорал на Маринку, она накричала на него. Он отвернулся и внезапно отчетливо услышал ехидное: «Ну что, опять критические дни?».
Он даже задрожал от накатившего бешенства. Резко развернулся и, глядя в упор, тихо, угрожающе переспросил:
– Что ты сказала?
– Что я сказала? – Марина ничего не поняла.
– Не нужно было этого говорить, – не своим голосом сказал Граев, сделал шаг и ударил.
Домой он вернулся только следующим днем. Ни жены, ни сына не было. Не оставила даже записки. Но он знал, что, скорее всего, они ушли жить на дачу. Нужно было ехать за ними – мириться. Граев любил свою жену. Любил сына.
Мириться оказалось не с кем.
Он снова схватил телефон, потыкал дрожащим пальцем в кнопки.
– Это Граев.
– Слушаю вас, Антон Сергеевич, – вежливо ответил старший лейтенант Свиридов, расследовавший ДТП.
– Пригоров жив, – прохрипел Граев. – Я видел. Я говорил с ним.
– Да, я уже в курсе. Произошла нелепая ошибка. Врачи сами не понимают, как это могло случиться. Осколок перерезал артерию…
– Мне это известно, – нетерпеливо перебил Граев. – Но он жив. Значит, вы знали?
– …но, очевидно, врач «Скорой помощи» ошибся, констатировав смерть, – сухо закончил Свиридов.
– Бред какой-то! – взорвался Граев. – Его же отправили в морг. Если он не подох сразу, должен был по дороге истечь кровью.
– Значит, он воскрес, – бесстрастно заявил следователь.
– Вы в это верите? – смешавшись, выдавил Граев.
– Конечно, нет. Я верю фактам. Они говорят сами за себя. Пригоров жив.
– Тогда почему вы не арестуете его?
– Антон Сергеевич, дело закрыто за отсутствием виновных.
– Как так? – не понял Граев. – Из-за этого… – он не смог подобрать подходящего определения, – погибла моя жена. Вы же сами…
– Это была лишь предварительная гипотеза. Сейчас у меня другие сведения. Вынужден сообщить, что ваша жена сама во всем виновата. Она пыталась сделать разворот в неположенном месте. Скорее всего, выехала на встречную полосу, но внезапно увидела машину Пригорова и попыталась вернуться на свою полосу. У нее почти получилось, но удара избежать не удалось. Из-за столкновения машина Пригорова потеряла управление, и ее занесло сильно влево, на встречную полосу, где она и влетела в фургон.
– Какая-то галиматья, – пробормотал Граев. – А свидетели?
– Водитель фургона отказался от своих показаний, сделанных в состоянии шока. Сейчас он утверждает, что момент аварии помнит смутно и не может ничего говорить наверняка.
– Но Пригоров был пьян, как свинья! От него же разило за версту.
– Вы там были, Антон Сергеевич? – поинтересовался Свиридов.
– Не был, – огрызнулся Граев. – Зато там были вы. Загляните в свой протокол осмотра места происшествия, если забыли. Могу еще напомнить наш с вами разговор сразу после аварии.
– Так вот, по этому поводу могу сообщить: Пригорова вообще не было за рулем, он сидел на заднем сиденье, поскольку действительно выпил в тот день. Машину же вела Кравцова Светлана Александровна…
– Это та, у которой перелом ключицы? – мрачно уточнил Граев.
– Нет, перелом у второй женщины, Кравцова отделалась только ушибами и сильным испугом.
– Вы хотите сказать, Пригоров убедил эту шлюшку взять всю вину на себя? Что эта девка не была тоже пьяна? Что на встречную полосу их ветром вынесло?
– Я понимаю ваше огорчение, Антон Сергеевич, но еще раз говорю вам: никакой вины ни Кравцовой, ни Пригорова в случившемся нет…
– Сколько вам заплатили за то, чтобы ее не было? – жестко спросил Граев.
– А это уже оскорбление при исполнении, Антон Сергеевич. – Свиридов начал раздражаться. – Занимайтесь лучше своими делами и не пытайтесь давить на следственные органы. У вас сын в тяжелом состоянии, так идите к нему. А мы как-нибудь и без вас разберемся.
– Моего сына может спасти только вмешательство Господа Бога, – бессильно выговорил Граев.
– Так идите в церковь, – подытожил Свиридов. Граев понял, что его послали – хотя и предельно вежливо, и даже по адресу. – До свиданья.
На могиле жены Граев был всего два раза. Второй раз – после безнадежного разговора с лейтенантом Свиридовым, купленным за гроши или, что вероятнее, выполняющим купленную волю начальства.
Памятника еще не было, и фотография на граните не укоряла его живым взглядом единственной, на всю жизнь любимой женщины. Но и без фотографии он чувствовал ее присутствие. Нет, конечно, он не думал, что она витает над ним бесплотной душою. И конечно, не думал, что эта гипотетическая душа может простить его за ту боль.
Однако она присутствовала именно в этом ощущении тяжкой вины перед ней. Словно они стали неразделимым целым – его ушедшая далеко-далеко жена и это чувство бескрайней вины, тяжесть самого настоящего греха, мука, вызванная мыслью, что ты оказался ниже и ее, и собственной любви. Здесь Граев впервые понял, что если любишь – обязан быть достойным своей любви. И из этого же следовало, что любовь и чувство вины – постоянные спутники. Тогда правы верующие в Христа, и не правы те, кто отказывается от вины.
Граев долго сидел у могильного холмика на куске бревна. Пил по глотку горькую, смотрел в гаснущее небо, пьяно жаловался на свою тоскливую долю темным ночным облакам, казавшимся тенями тех, кто живет там, наверху.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2