OCR Roland, SpellCheck A_Ch
«Прогулка под луной»: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига; Москва; 2005
Аннотация
Молоденькая учительница Маша, сама слишком хорошо знавшая, каково это — расти сиротой, решила удочерить талантливую девочку Алю.
Могла ли Маша предположить, что этот искренний самоотверженный поступок станет началом странной, полной опасных приключений и невероятных событий, почти детективной истории? Могла ли представить, что отец Али, человек, которого она считала безжалостным и жестоким негодяем, окажется для нее не просто верным и единственным другом, но и нежным, страстным возлюбленным, способным залечить в ее душе раны, нанесенные некогда мужским предательством?..
Алина Знаменская
Прогулка под луной
Глава 1
Еще в аэропорту ее кольнуло предчувствие. Какое-то смутное ощущение неприятности. С чего бы это? Разве что погода встретила не весенняя?
Ну, скажем так: не по-московски весенняя. Серый мелкий дождь, словно дразнясь, копировал лондонский, и у Маши возникло совершенно дурацкое ощущение обиды на погоду. Сегодня должно быть солнце, оно обязано кувыркаться в лужах и сочно шлепаться в чистые стекла здания аэровокзала. В аэропорту ее должен встречать Борис — высокий брюнет в длинном светлом плаще. Обязательно с букетом белых хризантем. Сияющий, как новая витрина. Импозантный до бесчувствия. Парень, на которого оборачиваются даже манекены в женских отделах супермаркетов. И убежденные старые девы. И… в общем, понятно. Так что погода ни при чем. Просто ее не встретил Борис. Это — во-первых.
Нет, все-таки Борис — во-вторых.
Когда Маша почувствовала на лице эту противную изморось (зонт она, конечно же, оставила в сумке, в багажном отделении), то поняла, что сегодня случится и «во-вторых», и «в-третьих».
Это известная примета: природа всегда дает намек на ближайшее будущее, просто не все замечают.
К черту намеки. Она — невеста! Через два месяца ее свадьба с Борисом! Не с каким-нибудь чудиком, а с Борисом Антоновым, финансовым директором фирмы «Альтаир», с парнем, о котором мечтают все девушки, когда-либо видевшие его хоть краем глаза.
Машина тетка из Самары утверждает, что Маша вытянула счастливый билет. Что за тяжелую и лишенную женского счастья материну долю Провидение вознаградило дочь. Ее Машу. Подарило принца.
— Такие, как твой Борис, производятся штучно. За таких надо держаться. Вцепиться мертвой хваткой и не дышать, — объявила единственная Машина близкая родственница.
— Ну это уж слишком, теть Свет. Мертвой хваткой… Маше было смешно. Нет, она, Мария Сивцова, ни в кого мертвой хваткой не вцеплялась.
И Бориса не ловила никакими женскими штучками. Все было честно. Он сам выбрал ее из такой огромной когорты современниц. Чем уж она его прельстила?
Он упорно искал ее общества, дарил цветы и конфеты. Приезжал за ней на работу в своем шикарном «вольво» и на виду у изнывающих от зависти коллег переносил через лужи к автомобилю. Все было красиво. Именно так, как может мечтать девушка лет двадцати пяти, без особых притязаний, не имеющая богатых родителей (а точнее, не имеющая родителей вообще) и до сих пор живущая в коммуналке.
…Они познакомились на презентации магазина учебных пособий. Маша попала туда случайно. Ее с учениками попросили прорекламировать некоторый товар. Ребята задавали ей вопросы, она отвечала. Так как школа — с углубленным изучением английского, то все происходило на английском. Они двигались от стенда к стенду и возле каждого проводили мини-урок. Даже в микроскоп смотрели. Это была идея Машиных друзей, открывающих третий магазин. Идея понравилась — девушка не прочь была подзаработать.
Там, как водится, присутствовало множество представителей различных фирм, стандартно деловых молодых людей с одинаковыми манерами и одинаково одетых. Примерно как в наших рекламных роликах с сюжетами о частных банках.
По крайней мере она никого из присутствующих не запомнила. Даже и не слишком приглядывалась. Маша четко знала: это не ее круг. Это — чужое. И ей туда как бы и не очень хотелось. Это как в дорогом бутике без долларов в кармане — понимаешь, что красиво, но не для тебя.
Посему она Бориса и не приметила и была слегка ошарашена, когда пару дней спустя к крыльцу школы подрулила крутая машина и молодой человек в дорогом твидовом костюме окликнул ее по имени-отчеству. Как принято в школе.
На его вопрос — вспомнила ли она его, честно призналась: нет, абсолютно.
Борис снисходительно посмеялся.
Предложил подвезти. Маша обрадовалась — от школы до дома добираться как раз два урока.
Он приехал еще. И еще.
Маша только плечами пожимала, когда коллеги сообщали: «Мария Андреевна, ваш крутой поклонник подъехал…»
Не верила она в его интерес, хоть убей.
Когда он вдруг невзначай осыпал ее обалденными дорогими подарками, она оценила сей факт однозначно. Откровенно разозлилась. Выпалила, глядя ему в переносицу:
— Если тебе хочется переспать со мной… из спортивного интереса, то ты не по адресу. Я не сторонница коротких отношений. Будь они хоть сногсшибательно подготовлены.
— Я это понял, — улыбнулся Борис.
— Ну и убери весь этот музей.
И Маша с негодованием отодвинула от себя флакон французских духов и платок-батик, схваченный изящной золотой заколкой в форме бабочки.
Она прекрасно знала, сколько стоят такие платки. Помнила также, что иногда подобные подарки дарили девочкам из их институтского общежития, которые от вечной нехватки денег приторговывали своим телом.
— У меня такое ощущение… — задумчиво произнес Борис, — что наши странные отношения не будут короткими, Машенька.
Потом Борис как бы случайно познакомил ее с начальником агентства переводчиков, куда ее немедленно и пригласили работать. Маша тогда уже понимала, что какая-то упрямая сила втягивает ее в воронку другой жизни. Дает ей новые возможности. Открывает неведомые доселе горизонты.
Понимала и не сопротивлялась. В конце концов есть понятие — подарок судьбы.
Возможно, один такой подарок завалялся и у Машиной судьбы, почему бы нет?
Позже фирме Бориса понадобился переводчик для длительной поездки в Англию, и Борис порекомендовал Машу..
Все завертелось как в волшебном сне — знакомство с новыми людьми, города, знакомые по картинкам в институтских учебниках: Лондон, Йорк, Кембридж.
Она впервые была за границей и порядком обалдела от увиденного. Не переставала задавать себе вопрос: «Неужели все это со мной?»
Борис казался добрым волшебником, который шутя изменил ее жизнь, и она с удовольствием, хотя и с присущей ей осторожностью, ступила на эту карусель…
Борис добивался ее долго.
Нинель, секретарша из фирмы Бориса, насмешливо наблюдала за его потугами и однажды, как бы между прочим, сказала Маше:
— Не суетись. Не женится. Такие, как он, не спешат вешать хомут на шею. Так что бери от жизни что дают. Не строй планов. Глядеть жалко, как ты, бедняжка, стараешься…
Маша, конечно, нашлась что ответить Нинель, но слова секретарши не шли из головы.
Нетрудно догадаться, что имела в виду Нинель. Вся фирма видела, как Борис ухаживает. Наверняка все догадывались, что отношения финдиректора с невысокой, не длинноногой, не супермодной переводчицей все еще никак не перейдут за черту. Всем же интересно. Это была тема для разговоров. Считали, что Маша посадила Антонова на крючок. Что, доведя его до белого каления, она наконец окольцует его.
Нинель при появлении Маши всегда делала мудрое лицо. Мол, между нами, девочками, ты, киска, неоригинальна. Насквозь, мол, вижу твою игру. Не переигрывай, курочка…
Маша, как могла, избегала Нинель. Ну не будешь всем и каждому душу распахивать? Ну в самом деле, не прыгать же к мужику в постель только потому, что этого требует общественность?
Маша была убеждена, что для этого должно возникнуть собственное желание. А если его нет, то нужно подождать, не так ли? Впрочем, устоять перед натиском Бориса Антонова было трудно.
Он умел убеждать. Он говорил:
— Золотце, для того чтобы выработать гармонию отношений, нужна практика. А вдруг мы несовместимы? Это будет трагедия!
Маше нечего было возразить на эти разумные доводы. За два месяца последующей близости с Борисом она не успела понять — выработали они гармонию или нет… вероятно, гармония была в доработке. А вот предложение он ей все-таки сделал! Пренебрег своей драгоценной свободой, несмотря на прогнозы Нинель.
Кстати, какое лицо было у той, когда они объявили о помолвке и секретарша лицезрела кольцо с бриллиантом на Машиной руке! Какое лицо! Голливуд плачет по таким лицам!
Оно без слов вопило примерно следующее: «За что?! Этой простушке с косичкой?! Этой мелкой финтифлюшке! Этой фригидной сушеной обезьяне! Счастье привалило?! Или уже вовсе мужики ослепли? Или глаза у них, прости Господи, теперь не на том месте? Ну что в ней, в этой сучке, такого особенного? Кроме знаний трех языков — ничего! Грудь — на второй размер не наскребешь, задница с кулачок. Короче — ни кожи ни рожи».
Нинель с досады взяла отгул и два дня не являлась на работу. Валялась в номере и глушила водку с командированными эфиопами.
А Маша наконец дала волю своей фантазии. Ведь теперь она могла смело строить планы, мечтать о семье, которой у нее не было уже много лет, наслаждаться заботой жениха. Пробовать на вкус приятную роль невесты нового русского. Теперь, конечно, она не возмущалась его подарками. У нее появилось множество приятных мелочей: духи, самая лучшая косметика, украшения. Он дарил ей даже нижнее белье. Теперь было можно.
Боже, да нет же, нет! У Маши мысли не было выйти замуж по расчету. Другое воспитание. Просто так получилось.
Она влюбилась. Да и как Бориса — не любить? У него практически нет недостатков. А вот у нее как раз полно!
— За что ты меня полюбил? — допытывалась она в минуты нежности, вороша пальцами его густую шевелюру.
— За твою косищу, — не задумываясь отвечал он.
Маша смеялась. Дело в том, что она, Мария Андреевна Сивцова, москвичка конца двадцатого века, имела совершенно несовременную длинную каштановую косу. До… Ну, в общем — ниже талии.
Иметь такую косу — подвиг. Те, кто не сталкивался, — . не поймут. Но если с помощью косы можно прельстить такого, как Борис, то игра стоит свеч.
Так или иначе, он выбрал Машу и там, на берегу Туманного Альбиона, сделал ей предложение.
В Москву она вернулась невестой. Поскольку жених прибыл сюда парой недель раньше, естественно было ожидать, что он будет встречать невесту в трепетном нетерпении, а природа станет всячески соответствовать.
Чего не случилось.
Маша получила в багажном отделении две тяжелые сумки и с грехом пополам перетащила их к стоянке такси. Днища у сумок намокли. Плащ, конечно же, испачкался, волосы, выбившиеся из прически, повисли и прилипли к влажной щеке.
Девушка моментально попала под настроение дождя, царапающего стекло такси, и, когда подъехали к родному двору с внушительной старинной аркой, Маша уже почти ревела.
Это может показаться странным, но что поделать? В чем-то главном Маша Сивцова так и осталась маленькой девочкой. Но старалась, чтобы никто этого не заметил.
Машин дом — типичный пережиток прошлого. Двери со множеством звонков, бесконечные коридоры, общие кухни с полчищами тараканов.
Борис называет это клоповником.
Говоря его словами, скоро Маша переберется из своего клоповника в его палаты на Тверской. Начнет совершенно новую жизнь.
Не нужно будет, зайдя по делу на кухню, подолгу беседовать с Софьей Наумовной — «о трудностях жизни» или о «о странностях любви». В зависимости от того, чьи проблемы обсуждаются.
«О трудностях жизни» — это когда речь идет о Софье Наумовне, ее дочери и часто болеющих внуках. Ну а «о странностях любви» соответственно тема Машина, обсуждаемая с равным интересом.
Эти беседы отнимают уйму времени, но они неизбежны, как утренний чай.
Борис считает, что если бы Софья Наумовна говорила по-английски, итальянски или, на худой конец, по-немецки, это было бы даже полезно. Практика. А так — бездарная трата времени.
Машина соседка по манерам могла бы потянуть на потомственную аристократку, но языками, увы, не владела.
Еще момент: переехав на Тверскую, кроме бесед с Софьей Наумовной, Маша лишится еще и вечернего прослушивания пьяных дебошей в комнате напротив. Что тоже является не последней приметой исчезающих коммуналок. Несмотря на предстоящие лишения, Маша была неприлично счастлива, думая о грядущих переменах.
Хотя и подкатила к арке своего родного двора со слезами, готовыми пролиться. Кряхтя, втащила две внушительные сумки к себе на третий этаж. Лифт не работал. Шофер оказался не джентльменом и укатил, едва девушка успела расплатиться.
Она нарочно не спешила открывать своим ключом. Позвонила три раза — Софье Наумовне. В подъезде ее охватил сентиментальный порыв. Желание, чтобы дверь открыл кто-нибудь.
Заохал, заахал, запричитал. Чтобы ей удивились и обрадовались. Кроме соседей, ахать в этот день было некому.
Позвонив, она живо представила, как интеллигентное лицо Софьи Наумовны, обрамленное седым «каре», вытянется удивленно, старушка всплеснет сухонькими руками, и все тело затрепещет в непритворном радостном ожидании. «Машенька, деточка, это вы! А я уж не чаяла вас дождаться!»
Маша звонила, но ей не спешили открывать.
Позвонила четыре раза — в комнату Наташи Дедюш. Дело в том, что, кроме Софьи Наумовны, Маше мог обрадоваться еще один человек — Алька. В Машиной сумке, которая порядком оттянула руки, лежали новенькие английские фломастеры, несколько блокнотов с видами Лондона на обложке, красивая точилка и смешной мягкий тигренок. Подарки предназначались соседке — восьмилетней дочери Наташи Дедюш, Альке.
На четыре звонка, конечно же, никто не отозвался. Тогда-то и вползло в Машин день это пресловутое «в-третьих».
Она открыла дверь своим ключом и, разочарованная, злющая на всех, втащила сумки в свою комнату.
Вес еще не веря в свое одиночество, окликнула:
— Эй, Профессор!
Молчание. Она заглянула в ванную, где на стене обычно висели Алькины рисунки. Их там не было. Инстинктивно Маша выглянула в окно кухни. Глупо. Во дворе ее быть не могло — дождь. Маша осознала, что сейчас ей до чертиков необходим кто-то рядом. Лучше всего ее маленькая соседка. Вот кто умеет поднять настроение.
«Привет, Профессор! Растешь?» — «С трудом». — «А меня Борис не встретил в аэропорту. Как думаешь, мне обидеться?» — «Не стоит. Бизнес прежде всего. А девушки — потом». — «Ты думаешь? Ну что ж, на первый раз прощаю».
Так бы они перекинулись парой фраз. Потом Маша достала бы подарки. Алька умеет радоваться мелочам, как никто другой. Ее глаза заблестят, в них сверкнет неподдельный восторг, и весь день от нее будет как от печки пыхать детским натуральным счастьем. Садись и грейся.
Маша набрала номер телефона Бориса.
— Оставьте ваше сообщение на автоответчике. Маша положила трубку и задумалась. До вечера еще далеко, надо чем-то заняться. Заглушить нарастающее беспокойство. Приготовить себе что-нибудь пожевать. Посидеть в ванне.
Распланировав время, Маша несколько воспряла духом.
Почему-то вспомнила, как однажды Борис сказал: ты станешь настоящим переводчиком, когда научишься думать по-английски. Иногда Маша добросовестно пыталась думать по-английски.
К примеру, про свой «ленч». Забавно. Как ни старается — ей не думается о маленькой чашечке кофе или яичнице с беконом.
Сегодня у Маши перед глазами вставала высокая синяя чашка со свежезаваренным чаем да большой кусок столичного батона с «Докторской» колбасой. Об этом удобнее думать по-русски. Пришлось сбегать вниз, в магазин, за хлебом и колбасой, а заодно купить еще кое-что на первое время.
Софья Наумовна вернулась в тот момент, когда Маша, кое-как умытая холодной водой, сидела на кухне и давилась абсолютно безвкусной резиновой интерпретацией «Докторской» колбасы.
За три месяца за границей она успела отвыкнуть от того, что дома может не быть горячей воды и что продукты, вкус которых ты точно знаешь с детства, последнее время возымели дурную привычку меняться. Причем не в лучшую сторону.
После разлуки с Родиной Маша восприняла этот факт как предательство. Пусть меняется мода, пусть сменится строй, правительство, но — извините! — вкус «Докторской» колбасы, можайского молока и бабаевских барбарисок обязан остаться неизменным.
Девочка, вечно бунтующая в Марии Сивцовой, сидела, насупленно сведя брови.
В эту минуту ключ повернулся, скрипнула дверь и по коридору зашаркали туфли Софьи Наумовны.
Встреча прошла по вышеизложенному сценарию с небольшой поправкой: старушка прослезилась.
Маша уткнулась носом в большой крахмальный воротник соседки, пахнущий ландышем и валерьянкой.
— А я замуж выхожу, Софья Наумовна. Вот.
И Маша выставила ладошку с кольцом — подарком Бориса.
1 2 3 4 5