Против собственной воли и даже желания он стремится к рождению. И мы или содействуем этой потенциальной гармонии будущего — образом мысли, чувствами, поступками, или, напротив, разрушаем ее. Впрочем, по плану Замысла все должно быть хорошо.
— И когда вы пишете свои книги, вы думаете об этом? Вы думаете, что они служат этой цели?
— Я думаю о том, что я должен сделать. И если у меня есть мой дар, и я знаю то, о чем пишу, — я пишу. Нет революционного способа установления гармонии в мире. Нет магического заклинания, способного пробудить людей. Нет Бога, который придет и расставит все по своим местам, воздаст каждому по заслугам. Ничего этого нет.
Но есть мы. А у каждого из нас есть свой дар. И дар этот может быть открыт только во взаимном общении наших индивидуальностей. Поэтому мы просто вынуждены содействовать друг другу. Я, со своей стороны, делаю это. Я помогаю тем, кто ищет, тем, кто нуждается в помощи. Я помогаю неравнодушным.
И я знаю, что я сделаю это сто крат лучше, если вы не знаете меня в лицо. Примите этот парадокс. Я могу быть рядом с вами, но только при одном условии — если меня нет.

У меня были самые разные предположения…
Сто причин, по которым Анхель де Куатьэ >не хочет являть себя публике. Но я никогда не спрашивал себя: а что будет, если он все-таки сделает это? Что будет с нами?! Сможем ли мы тогда читать его книги, как свои книги? Чувствовать, что они — часть нас самих, что они написаны о нас и для нас? Будем ли мы ощущать его присутствие в своей жизни, если он станет «публичным человеком»? Сохранится ли тогда в нашей жизни эта душевная, интимная связь с автором, понимающим и поддерживающим нас человеком? Останется ли он нашим Собеседником, каким был, пока мы его не знали?
Мы стремимся узнать автора, а автор тем временем думает о нас. Анхель де Куатьэ действительно рядом. Он с нами. Единственное, что нам остается — увидеть, понять и принять это. И как только мы совершим над собой такое усилие, человек, говорящий с нами от сердца к сердцу, понимающий нас, наши чувства и нашу боль, помогающий нам и думающий о нас, сразу появится в нашей жизни.
Он объединяет души, но без каких-либо условностей. Он убивает одиночество и открывает Жизнь.

— Я понял и вторую вашу причину, по которой вы избегаете публичности. Но неужели есть еще и третья? Мне с трудом в это верится…
— Есть и третья. Вас не смущают разного рода проповедники, которые рассказывают о Просветлении, о Высшей Истине, о Счастье? Меня смущают. Ведь по-настоящему счастливый человек, наверное, уже не должен ничего говорить. Он и так счастлив. А что просветленный может сказать непросветленному? Только одно: «Просветляйся!» Наконец, что такое Высшая Истина, если Ее передают из уст в уста как обычный анекдот?
— Ну да. Все это достаточно сомнительно…
— Более чем. Здесь полно парадоксов. Но что такое парадокс? Парадокс — это результат извечного конфликта нашего рассудка с духом. Истина, Счастье, Просветление — область духа. А всякие рассуждения неизбежно рассудочны. Истина невыразима в словах. Счастье — это радость, не имеющая объяснений. Наконец, Просветление — это внутреннее преображение. Как о них расскажешь? Невозможно. Любой, кто попытается, будет выглядеть или надутым индюком-всезнайкой, или сумасшедшим.
— Но как же быть?! Не говорить вовсе?
— Если то, о чем мы хотим, но не можем говорить, относится к области духа… Что ж, нам остается просто быть в духе.
— Вы замолчали. Это что, третья причина?..
— Может быть, я и заблуждаюсь. Но мне кажется, что как только Анхель де Куатьэ станет для своих читателей человеком из плоти и крови, я перестану писать. Поиски возможны только потому, что множество людей болеют за них душой, пребывают в духе. Пусть даже они думают, что это выдумка. Какое это имеет значение?.. Если читатель видит то, что стоит за книгой, проникается ее сущностью, ее истиной, он будет сопереживать, а его душа будет трудиться. И в этом все дело. Помните, что в Агван говорил Даниле?..
— «Тысячи людей во всех частях света молятся сейчас о твоем выборе»? Вы эти слова имеете в виду?
— Да. И пока я — миф, я чувствую огромное количество людей. Я чувствую связь с ними. С теми, кто ведет духовный поиск, с теми, кто думает о Свете, с теми, для кого Жизнь — это не просто данность, а подлинное Чудо. И без этой связи, без этого духовного контакта, я уверен, не было бы ни открытий, ни Скрижалей, ни Печатей, ничего. И как только я обрету плоть и кровь, эта связь прервется. Все закончится.
Андрей написал в своей книге: «Дети искали душу, дети разрезали по частям лягушку. Кишки нашли, а жизнь ускользнула». И потом он добавляет: «А ты пойми, не членя…» Я уверен, он говорит это себе. Это его испытание. Его мозг так устроен — он членит, анализирует и затем упорядочивает, систематизирует. А у меня все наоборот. Я не гонюсь за достоверностью, объективностью. Я просто чувствую.
Знаете, если бы Андрею сказали: «Существует семь Скрижалей, скрывающих Истину», он бы пожал плечами и спросил: «А почему семь? Не шесть? Или не восемь?» Он так устроен: ему важна не столько мысль, сколько порядок мысли. Он видит в порядке мысли нечто значительное. А я — нет. Мне порядок не важен. Я в этом ничего не понимаю. Я живу ощущением, чувством. И для меня, если Скрижалей семь — значит семь.
— Вы думаете, это чувство, это ощущение пропадет, если мы откроем ваше лицо?
— Я не думаю так. Прямо — так. Я думаю, что что-то неуловимое, что-то тайное ускользнет . Исчезнет, понимаете? А я не хочу, чтобы это произошло. Я не хочу играть ни в какие социальные игры. Я не хочу быть кем-то. Я не хочу обсуждать то, о чем написано в книгах. В них — все, что мне известно. Не больше и не меньше. Кто услышал, тот услышал. Кто не услышал… Что ж, услышит в другой раз.
Я хочу, чтобы мне позволили сохранить интимность моей жизни, мою внутреннюю настроенность, способность воспринимать то, что можно воспринять лишь в очень определенном состоянии. То, что происходит со мной, то, что я чувствую, что вижу, о чем рассказываю — это интимное, личное. И только поэтому мои книги живые, только поэтому они могут тронуть сердце. В них хрупкое свидетельство моей Жизни.
— Но происходит ли то, о чем вы пишете?
— Представьте себе Вселенную — огромную, бескрайнюю, мертвую Вселенную. А теперь представьте себе человека, стоящего на краю этой Вселенной. Маленького, слабого, уязвимого, но живого. И теперь спросите себя, что он там делает? Отвечайте быстро. Не задумывайтесь! Вы скажете: «Он ищет свое место. Он ищет себя в этой Вселенной». И это правда, потому что этот человек — вы сами. И вы знаете, что вы делаете в Вечности, вы ищете в Ней себя.
А теперь представьте, что таких людей не один, не два и даже не три, а сотни, тысячи, миллионы и миллиарды… И каждый из них стоит перед необъятной, холодной Вселенной. Один на один. И каждый ищет в Ней свое место, ищет себя. И теперь поймите, что это не образ, не фантазия, не картинка в рамке. Это — реальность . Так и есть. Каждый из нас стоит перед Вечностью. И все мы вместе стоим перед Нею.
Задумайтесь — какая гигантская энергия бессильно скитается, мечется по пространству Бытия! Это странствие нашего Духа. Общего. Потому что в Духе мы все едины. Но люди слепы, они не понимают, что это общее движение, общий поиск, общее странствие. Каждый проходит этот путь в одиночку. Каждый стоит перед бескрайней Вселенной и ищет себя в ней. Но ведь это наш об1ций путь! И то, о чем пишу я, это не истории конкретных людей, чьей-то жизни, любви или смерти. Это хроники того общего для всех нас духовного движения, которое мы проходим все вместе. Это хроники Духа. И поэтому происходящее — больше меня. И поэтому я не контролирую содержание книг. И поэтому я просто свидетель , которому, мне кажется, могут отказать в доступе в любой момент.
Вы спрашиваете меня, происходит ли то, о чем я пишу, на самом деле. Да, происходит. Именно поэтому мы сидим сейчас здесь, с вами, и разговариваем. Именно поэтому нас беспокоят темы, о которых мы сейчас говорим. Именно поэтому нет ничего случайного в том, что нужные книги приходят к нам в нужное время. А любовь приносит страдания, а страдания — счастье. Все не случайно.
Наша беседа тоже не случайна. Это маленькая, но настоящая, реальная частица того огромного духовного движения, которое происходит сейчас во Вселенной. И в каждой отдельной душе, в каждом сердце. И в этом — еще один из великих парадоксов… Каждый из нас в каждый миг творит Вселенную, являясь Создателем. И каждый из нас — лишь маленькая, никчемная песчинка в руке Создателя.
— А кто-то еще пытался описывать это? Говорить об этом?
— Конечно! И всякий думающий человек, и основатель любой из религий, и философы, и художники. Конечно. Но когда человек пытается расположить это знание в прокрустовом ложе — в ложе религиозной доктрины, философской системы, художественного произведения — он теряет свободу. Он испытывает сопротивление «действительности». Знание искажается. Возникают сторонние влияния, и огонь гаснет. Вот почему я просто фиксирую информацию. То, что приходит ко мне как отражение наших общих духовных странствий и поисков. Я просто пересказываю увиденное. Я пересказываю чувства от увиденного и говорю языком чувств. Сюжет — только средство.
— И поэтому вы не хотите, чтобы вас считали писателем?
— И поэтому я не писатель.
— А кто вы?
— Я? Я — тот, кто написал эти книги. Этого довольно.
***
Мой собеседник говорит образно. Но вовсе не загадками. Он не пытается юлить или оперировать двусмысленностями. Ему даже нет нужды прятаться за словами. Он говорит о вещах, которые и так невыразимы в словах.
Он пишет книги. Он пишет о том, о чем знает. И это очевидно, это так. Но сможет ли он писать, будет ли он знать, о чем писать, если мы вторгнемся в его жизнь? Нарушим его настроенность и сосредоточение?
Я разговаривал с Анхелем де Куатьэ, и мне пришло на ум одно странное сравнение. Может быть и не слишком удачное, но другого мне все равно не придумать. У любого измерительного прибора есть, как говорят в таких случаях, определенная «чувствительность». И, наверное, глупо измерять длину российской границы электронным микроскопом. Но нет другого способа узнать размеры вируса или другого микроорганизма.
Так вот, у Анхеля де Куатьэ поразительная «чувствительность». По тому, как он ведет себя, я понимаю, что он действительно чувствует меня, предугадывает мои мысли, знает мои чувства. Да, вероятно, ето не самое удачное сравнение, но все же — он необыкновенно «чувствительный прибор». Не сломается ли он, оказавшись в центре внимания прессы, атакуемый читателями, поклонниками или недоброжелателями? Я не готов это гарантировать. И я уж точно — я не готов так рисковать…

Книги
Анхелю де Куатьэ удалось почти невозможное — он пишет мудрые книги, обращенные к сердцу. В них есть все — потрясающая интрига, легкий, изящный, чуть аскетичный язык. Они читаются на одном дыхании. Но главным остаются знания, переданные силой чувства — от души к душе. Книги Анхеля де Куатьэ трогают — заставляют переживать, плакать. Они — настоящие. Они — живые. И при всем при этом, перед нами уникальный литературный феномен. Объединенные общим сюжетом, книги абсолютно непохожи одна на другую. Настоящий калейдоскоп жанров! Ты берешь в руки новую книгу и никогда не знаешь, о чем она — и какая она. Каждый раз тебя ждет открытие.
Анхель де Куатьэ не устает удивлять. И остается только гадать — как ему это удается?!

— Вас сравнивают с Ричардом Бахом и Карлосом Кастанедой, с Пауло Коэльо и с Максом Фраем. Что вы думаете на этот счет?
— У всех пишущих людей есть что-то общее.
— Вы так странно улыбнулись. Вам не понравился мой вопрос?
— Нет. Вовсе нет. Тут дело в другом… Человеку свойственно проводить параллели между разными явлениями. Если вы сравниваете известное с чем-то новым и неизвестным, то это новое кажется вам более понятным. Но ведь это только иллюзия понимания, хотя, конечно, теперь это новое не так пугает. С «понятным» всегда приятнее иметь дело. Приятнее, потому что не страшно.
Когда вы покупаете бутерброд в «Макдоналдсе», вы заранее знаете, что это будет за бутерброд. И если вам предложат на выбор бутерброд из «Макдоналдса» и бутерброд неизвестно откуда, вы, скорее всего, выберете первый, даже если не особенно его любите. Люди стремятся к определенности и понятности. Правда, это делает их жизнь все менее и менее уникальной.
Поэтому я и не люблю, когда проводят параллели между явлениями. Это убивает новое в прокрустовом ложе привычных стереотипов. Смущает подсознательная мель, с которой это делается — чтобы не тревожиться, чтобы ни о чем не думать, не озадачиваться новым, а просто плыть по течению. Мы гонимся за понятностью, это объяснимо. Но в результате мы теряем что-то очень важное — мы обезличиваем новое и тем самым обедняем себя.
— Хорошо, я вас понял. Но… Может быть, нарушим правило? Вы рассмеялись… Сделаете исключение?..
— Могу попробовать. Начать с Баха и Кастанеды?
— Да, пожалуйста.
— И Ричард Бах, и Карлос Кастанеда избрали для себя мифологический путь общения с читателями. Они не люди, они — легенды. Они придумали биографии и для себя, и для героев своих книг. Они не появлялись на публике, не встречались с читателями, не вступали ни с кем ни в какие дискуссии. Об этих авторах достоверно известно только то, что они написали свои книги. Их биографии — легенда. И мне думается, это вполне объяснимо.
Понимаете, есть разница между профессиональным философом и автором, пишущим на философские темы — то есть об устройстве мира, о духе, о судьбе, о ценностях. Профессиональный философ настаивает на истинности своих суждений, а Бах и Кастанеда просто предложили нам посмотреть на этот мир под другим углом зрения. Их собственным. В противовес философам они последовательные субъективисты.
— И вы тоже последовательный субъективист?
— Мне кажется, это единственно правильный путь. Люди могут до хрипоты спорить о том, как устроен мир. Но ведь заранее известно, что они никогда не придут к одной, единой для них точке зрения. Зачем же тогда спорить? Спор разрушителен, в нем много отрицательной энергии. Он не имеет смысла. С другой стороны, каждый человек имеет право говорить о своем видении мира. И если он делает это захватывающе, мы будем его слушать. Естественно! Впрочем, кто-то, вероятно, решит оспорить его рассказ. Как вы думаете?..
— Думаю, да.
— И теперь представьте себе замечательных Ричарда Баха, Карлоса Кастанеду, которые с пеной у рта доказывают кому-то, что они написали правду… Вам не смешно?!
— Смешно.
— Поэтому они и избрали мифологический путь. Они спрятались за легенду, но это, как ни парадоксально, позволило им быть собой. Они пишут о себе, они так думают, и это их правда. Тут просто не о чем спорить.
— Но получается, что вы пошли по тому же пути. С той же целью?
— У кого «получается»?.. Нет. Я думаю, и Бах, и Кастанеда заранее знали, что они хотели сказать этому миру. У них была своя «точка зрения», которую они и предлагали читателю. Желавшие могли принять, а не желавшие — отказаться. У меня же нет какой-то особенной, личной «точки зрения». Мне, по большому счету, нечего сказать этому миру. Я, как фотопленка, лить фиксирую то, что происходит — on line.
Если вы внимательно читали Баха и Кастанеду, то знаете — они, шаг за шагом, описывают свой личный духовный поиск. Когда и моя душа, подобно чайке Баха, искала свое место во Вселенной, я тоже был уверен, что у меня есть что сказать этому миру. Я хотел, чтобы меня услышали и поняли. Мне казалось, это перевернет жизни многих людей. Обычное искушение духовного поиска. Начни я тогда писать, я бы написал свои КНИГИ. Но сейчас мой личный духовный поиск закончен. Это не значит, что я куда-то «пришел», нет, не в том смысле. Думать так о духовном поиске — значит наивно заблуждаться. Я не «пришел», я сделал круг и увидел эти странствия со стороны, как бы сверху. И поверьте мне, когда смотришь оттуда, когда видишь не одну, а биллионы подобных спиралей — это совсем другое.
— Я правильно понимаю, что вы, в отличие от Баха и Кастанеды, не строите легенду, а рассказываете о действительном, но просто особенным образом. И если у Баха и Кастанеды, словно говоря — «сказка», то ваши книги — «былина».
— Да. Я лишь наблюдаю за тем, что происходит. А рассказываю так, чтобы было понятно.
— А что вы можете сказать о Коэльо и Фрае?
— Макс Фрай меня не заинтересовал (не заинтересовала), поэтому здесь я ничего не могу сказать. По поводу Коэльо… Я думаю — хорошо, если человек имеет возможность выбирать себе веру. Когда он решает это сам, сознательно. Часто Бога нам выбирают родители, правительство… Это странно. Кто тебе более понятен — Христос, Аллах, Будда, Иегова, Шива? Это можно решить только в сознательном возрасте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9