Марианна Алферова
РЕШЕТКА

Говер начал собираться с вечера. Вынул из-под кровати кожаную сумку,
сложил в нее белье на смену, глиняную, запечатанную воском бутылочку с
бальзамом, пух дерева согди, очень целебный и пригодный для всяческих ран.
И потом, как драгоценность, завернутые в кусок промасленной кожи таблицы
мудрости, в которых Говер сейчас ничего не понимал, но должен был сразу
разобраться после...
Говер поднял голову. Руж стоял на пороге и смотрел на его сборы. Руж, уже
разделся для ночи и был в одной рубахе до колена и в деревянных башмаках на
босу ногу.
- Значит, решился, - проговорил Руж, не отрывая взгляда от сумки Говера и
в задумчивости почесывая переносицу.
- Да, завтра. А ты?
Руж энергично мотнул головой:
- Нет уж, я как-нибудь обойдусь.
Он хотел уйти, но Говер остановил, достал из шкафчика бутылку темно-
зеленого стекла и плетеную тарелку с острым перченым печеньем. Руж оживился
при виде угощенья, серые близко посаженные глаза его вспыхнули, на худой
шее дернулся кадык.
- На дорожку закуска, - хихикнул Руж.
Говер разлил содержимое бутылки по стаканам. Приятели уселись на низкую
жесткую кровать у раскрытого окна. Помолчали, разглядывая темную густую
жидкость в глиняных стаканах. Потом выпили залпом.
- Думаю, это не так страшно, - проговорил Говер, мотая головой и
запихивая в рот печенье. - В сущности - что надо? Потерпеть один день,
чтобы потом обладать всем.
- Как же, всем, - недоверчиво хмыкнул Руж. - И у Мыслящих пахать будешь,
как вол. Только там, говорят, не так тесно и грязно, как у нас.
Говер повернулся к окну. Несколько восковых огромных цветков согди
перевесились через узкий подоконник, с белых лепестков стекал клейкий сок и
образовал лужицы. Нестерпимо пряный запах наполнял комнату.
- Я так дальше не могу, - проговорил Говер, обрывая цветы и выбрасывая их
на улицу. - Не знаю, как там у Мыслящих, может, вправду погано. Но здесь
больше невмоготу.
- А чего тебе не хватает? - Руж ссыпал остатки печенья прямо в рот. -
Плохо, что ли? Кажется, как мы живем, другие и позавидовать могут. Жратва
есть, от устали не помираем.
- Не могу так, - повторил Говер. - Голова тяжелая, будто вся
переполнилась, кровь ночами в ушах стучит, - он вцепился руками в волосы. -
А мыслей нет. Будто ключ какой потерян... В конце концов всего один день.
- У многих за один раз ничего не выходит, - Рукж нагло ухмыльнулся и
почесал впалую грудь. - И во второй раз ходят, в третий, и в пятый, - он
поднялся и, громко стуча деревянными башмаками, двинулся к двери. Так что
подумай, братец.
Говер покачал головой. Нет, уж он решился. Перерешить было бы слишком
тяжело. Одетый, лег он на кровать. Сердце сильно билось, и все время
делалось жарко и душно при мысли о завтрашнем. Черт с ними, с мучениями.
Главное, он все поймет: таблицы мудрости, смысл Земли и Неба. Все, что
знают Мыслящие, будет знать он.

* * *
Говер поднялся еще до света. Пожевал вчерашнего черствого хлеба и запил
холодной водой. Взял сумку и тихо спустился вниз. В кухне, возле огромного
очага уже хлопотала толстуха Хиг. Огонь капризничал и не хотел гореть.
Пахло дымом и остывшей пищей.
Говер не стал откликать хозяйку, потуже затянул завязки на куртке и
шагнул на улицу. Меж домами плавал густой синий туман. Ставни были еще
закрыты. Повозки заспанных, закутанных в кожанные плащи торговцев, катились
от городских ворот. Говер шел им навстречу, против потока. Он шел из города
на Гору Мыслящих. Он - решился.
У ворот его остановили.
- Туда? - спросил один из стражников и ткнул пальцем вверх.
Говер кивнул.
- Покаж, чего несешь.
Говер замешкался, и стражник сам вырвал из его рук сумку. Проворно
перетряхнул содержимое и извлек глиняную бутылочку.
- Это что? - губы его радостно расплылись.
- Бальзам.
- Ну конечно, бальзам!
Стражник ловко сколупнул воск и хлебнул прямо из горла. На секунду лицо
его застыло в предчувствии радостного тепла, потом губы скривились, он
затряс в воздухе руками, замотал головой и принялся плеваться.
- Я же говорил!.. Бальзам...
- Да катись ты вместе со своим бальзамом! - и стражник с размаху швырнул
бутылку на мостовую.
Глиняные осколки и густые маслянистые капли брызнули в разные стороны.
Несколько секунд Говер стоял неподвижно, от обиды у него дрожали губы.
Потом подхватил он растрепанную сумку свою и почти бегом кинулся в ворота.
- Ничего, лишь бы стать Мыслящим, - приговаривал он, закипая от досады. -
А там я...
Что он сделает, когда станет Мыслящим, Говер представлял смутно. Но
желание было жгучим и томительным, как жажда.
Говер бежал по тропинке наверх, туда, где из седой хвои низких деревьев
поднимались красные стены огородов и желтые купола Храма Мыслящих.
* * *
Но впустили его не в храм, а в крошечную сторожку, где уже дожидались
двое. Один, седой уже мужчина с остренькой бородкой молился, крепко
прижимая руки к груди. Второй, еще совсем мальчишка, обритый наголо, в
меховой куртке на голое тело, сильно трусил, и постоянно отирал о куртку
вспотевшие ладони. Служитель ушел, и внутрь не пропускали.
- Я тут уже в пятый раз, - сообщил человек с бородкой. - Решил для себя,
что в последний.
Говеру сделалось не по себе - во рту пересохло, и в висках пребольно
застучало.
- А я надеялся, что сразу.
- Кому как повезет, - умудренно сообщил сосед. - Молодым, конечно, проще.
У них мозг еще свежий, его легче включить. А у нас, стариков, все сложнее.
Тут еще вопрос, кто у решетки попадется. Если припечет враз, то никакого
эффекта. Только пережжешься весь. Решетку-то ведь надо разогревать
постепенно, чтобы боль входила капелька за капелькой.
Парнишка косился на соседа уже с неподдельным ужасом и под конец вскочил,
готовый бежать. Но тут явился служитель, вручил каждому по жестяному
жетончику с номером и записал всех троих в толстую обтрепанную книгу. После
чего, смазав лоб всем троим какой-то темной, остро пахнущей краской,
выпустил во двор, ничего не объясняя.
- У тебя какой номер? - спросил человек с бородкой. - Седьмой? Это
крайний домик справа. Ну, а мне налево, - он хлопнул Говера по плечу и
бодро зашагал по тропинке.
А Говер стоял и не двигался. Может, не ходить? И вообще, почему он
приперся сюда? Ну, не может слышать мысли, не понимает древних вед, и
таблицы мудрости для него ничто,- так, пластинки серого металла,
испещренные значками. Ну, тоскует его душа по ночам и рвется куда-то. И
сердце стесняется, будто хочет выпрыгнуть. Ну и что? Хочется полета. До
слез хочется полета.
Говер очнулся перед низеньким, в один этаж домиком с односкатной крышей -
ноги сами принесли его сюда. Он отворил дверь и очутился в крошечном
предбаннике. Здесь пахло водой, мылом и палой листвою. Узкая дощатая дверь,
ведущая внутрь, приотворилась, выглянула лохматая голова.
- Раздевайся, - последовал краткий, никак не объясненный приказ, и
голова скрылась.
Говер подчинился. В предбаннике было холодно, а пол под босыми ногами
казался склизким. Говер огладил руками худые плечи, пытаясь унять дрожь. Он
вдруг понял, что тело его очень слабое и может не выдержать. С сомнением
потрогал пальцами бока, худые колени. Да, тело слабое. А дух? Внутри
противно заныло. Дух тоже наверное не на высоте.
- Ну, готовы?
Открыватель вышел. Невысокий, коренастый, весь кривоватый, будто с одной
стороны его стянули веревкой. Огромный грязный передник доходил ему до
щикотолок. В руках открыватель держал темный бурдюк с наконечником.
- А это еще зачем? - спросил Говер внезапно обсохшими губами.
- Клистир, вот что это, - зло объяснил открыватель. - А то обделаешься
там у меня на решетке. И помочиться не забудь.
Говер весь залился краской, как девчонка - покраснели даже шея и худые
плечи. Он готовился к мучениям и возвышенному. Готовился к иной жизни в
Храме Мыслящих. А здесь что-то мелкое, дрянное, унизительное.
- Не буду я, - пробормотал Говер, упираясь взглядом в липкий пол под
ногами.
- А не будешь, так катись, - легко согласился открыватель. - Я с тобой
возиться не намерен, - и двинулся обратно, к внутренней двери.
Говер растерялся. Что же делать? Уйти? А как же мозг? Так и останется
бесформенной кашей? Всю жизнь простоять перед глухой стеной, когда можно
было войти в Удивительные Ворота. Ведь можно было...
- Ладно! - выкрикнул он и махнул рукой, сдаваясь.
- То-то же. Недотрога. Думает, что мне в радость ему в задницу трубку
пихать, - бормотал открыватель.
После "процедуры" Говер наконец вошел в главную комнату. Помещеньице в
два окна, до тесноты заставленное. В центре располагалась огромная частая
решетка. На ней вполне могли улечься не один человек, а сразу трое. Главный
инструмент включения мозга. Примитивный и гениальный одновременно. От
решетки тянулись длинные толстые провода и терялись где-то в недрах
высокого железного шкапа с кривоватыми дверцами, одна из которых сильно
прокоптилась. Был еще стол и стул у окна, еще один шкапчик, маленький,
деревянный, с одною дверцею, по верху которого стояли в ряд бутылки с
желтой жидкостью, и возле которого в углу буднично прикорнули два или три
колпака, утыканные шипами. Колпаки слегка даже припылились, видно за
ненадобностью ими пользовались редко.
Открыватель слегка подтолкнул Говера к решетке. Тот поспешно вскарабкался
и лег, послушно раскинув руки. Открыватель, пыхтя, накинул на кисти рук и
щиколотки ременные петли. Затем отошел к шкапу и принялся крутить какие-то
ручки. Говер закрыл глаза.
"Надо сосредоточиться, - приказал он сам себе. - Чтобы все капли
страдания, все толчки боли не пропали даром, чтобы все ушло в мозг, и мозг
ожил. Чтобы..."
Боль была пронзительной и острой. Тело подбросило вверх и выгнуло дугой.
Говер услышал дикий и как будто далекий крик - и не сразу понял, что кричит
он.
- Медленнее, ты что!
Новый удар боли. Комната медленно повернулась вокруг оси, окно повисло
под углом, и стало расплываться.
- Мучитель, - прохрипел Говер.
- Заткнись, - отозвался открыватель. - Будешь верещать, еще хуже сделаю.
Он сел у окна, достал стакан и тарелку, прикрытую тряпицей. Принялся
есть.
- Мозг, включайся, мозг, включайся, - шептал Говер.
Боль не утихала, она волнами пронизывала тело, не давая роздыха. Боль
проникала в мозг, и мозг уже ни о чем не мог думать, только о боли.
Казалось, это длилось вечность.
* * *
Говер сидел в приемной Мыслящих, огромной зале с окнами до пола. Сам пол,
блестящий, как зеркало, отражал плафон потолка с причудливым орнаментом.
Говер был по-прежнему голым, только на плечи ему накинули какую-то
задубевшую от крови и грязи тряпку, да разрешили надеть башмаки на босу
ногу. Говер сидел на скамье, поджав под себя ноги, и старался поправить
тряпку так, чтобы она не касалась обожженной спины.
Наконец, Мыслящий явился. Сел за стол напротив. Разобрал бумаги, почитал,
улыбнулся, затем в задумчивости поглядел на Говера и протянул ему темную
пластинку, испещренную узором. "Таблица мудрости", - догадался Говер.
Он смотрел на пластинку и ничего не видел, кроме точек, кружочков,
каких-то протравленных в металле полосочек. Как и прежде. Как и до
включения.
"Ну что же ты! - обратился он с упреком к мозгу. - Я столько ради тебя
перенес! Эх!"
Но мозг не воспринимал упрека. В мозгу сейчас была только одна мысль -
как сесть так, чтобы холщевая накидка не касалась израненной спины.
- Это... напоминает мне... звезды, - запинаясь, пробормотал Говер и
извиняюще, просительно улыбнулся.
Мыслящий снисходительно кивнул в ответ и протянул вторую пластинку. Говер
уставился на нее, и опять ничего не увидел. Только точки, дырочки, колечки.
- Тоже звезды? - участливо подсказал Мыслящий.
Говер молча кивнул и вновь поправил накидку. Страшно хотелось пить, глаза
сами собой закрывались от слабости. Но главное - спина...
- Придется прийти еще раз, - донесся откуда-то издалека голос Мыслящего.
- Еще раз опять... это?
- Конечно. А чего бы ты хотел?
- Я? Ничего. Абсолютно.
* * *
Говер лежал на животе, а толстуха Хиг мазала ему спину мазью. Говер
подвывал по-собачьи, кусал губы, хватался руками за тюфяк и спинку низкой
деревянной кровати.
- Потерпи, миленький, ты только потерпи, - уговаривала его Хиг. - Ишь,
как тебя приложили. От души. Такую спину я видела лишь в год двойного
солнца у Таса Ли. Нет, у Таса, конечно же, спина была гораздо хуже. Его
прожгли буквально до костей, и раны загноились. Он долго умирал. Очень
мучился. А в бреду все говорил, что летает среди звезд, на кораблях, как по
морю. И все кричал: "Капитан, я знаю, где ошибка!" Жена Таса Ли ходила к
Мыслящим просить какое-нибудь лекарство, но ей ничего не дали. А у тебя,
миленький, все будет хорошо. У тебя совсем не такие уж глубокие раны.
Совсем даже неглубокие. А на Мыслящих ты плюнь. Ничего там у них хорошего,
одни склоки и дележ всякого добра, которое-то и не добро вовсе, а так,
старый хлам.
Хиг закончила мазанье и ушла. Говер лежал не двигаясь, уткнувшись мокрым
лицом в подушку. Несколько веток согди проросло сквозь стену, и огромные
восковые цветы распустились над кроватью. В комнате, забивая запах болезни
и сальной мази, стоял головокружительный аромат цветов.
"Если бы все было не напрасно," - в отчаянии прошептал Говер, и
расплакался, как ребенок.
- Я же говорил, не надо туда ходить, - проговорил Руж, появляясь на
пороге. - Я-то знаю.
Говер не ответил, отвернулся к стене. Конечно, Руж прав. Тысячу
раз прав. Но это не утешает.
- Я, кстати, новую работу нашел, сейчас в учениках. А через две
луны стану мастером, - Руж замолчал, ожидая расспросов.
Но Говер молчал, втискивая лицо в подушку и кусая губы, чтобы не
закричать. Руж еще немного потоптался на пороге и, видя, что разговора не
выходит, ушел.
* * *
Говер сидел на скамейке, привалившись боком к нагретой солнцем кирпичной
стене. Казалось, он дремал. Веки были прикрыты, тело расслаблено. На плечах
толстая шерстяная накидка. В руках металлическая пластина, испещренная
дырочками, кружочками, штрихами.
Но Говер не спал. Солнце било ему прямо в глаза, и под веками мелькали
красные и зеленые круги в непрерывном движении. Лицу было очень тепло.
Спина уже почти не болела. Только заживающие раны чесались невыносимо.
"Все можно терпеть", - пришла откуда-то мысль, будто сказанная другим.
"Не все," - возразил Говер, и даже мотнул головой из стороны в сторону.
"Ты все думаешь о таблицах мудрости? Хочешь знать, что это такое?" -
опять ниоткуда прозвучал вопрос.
"Да, хочу."
"Это остатки печатных плат с корабля, который разбился здесь много лет
назад. И теперь Мыслящие не могут вернуться..."
"И они ищут тех, кто поможет им", - продолжил Говер и открыл
глаза.
* * *
- Мне надо видеть Мыслящих, - нетерпеливо заявил Говер человеку в
пропускной сторожке.
Тот глянул непонимающе выпученными воловьими глазами, и вложил в
руку Говера серый жетон.
- Я прошел включение в прошлый раз!
Служитель не ответил, молча толкнул дверь во двор.
Говер направился сразу по тропинке наверх, туда, где среди темной зелени
блестел стеклами витражей Храм Мыслящих. Но не прошел и десяти шагов, как
двое стражников возникли на пути. В толстых кожаных куртках с
металлическими бляхами, с короткими пиками в руках, они казались
неповоротливыми.
- Назад! - один из стражников слегка кольнул Говера пикою в грудь. -
Здесь дороги нет. Иди туда, куда тебе назначено!
- Мне надо видеть Мыслящих!
- Иди, - повторил стражник и вновь кольнул Говера в грудь. Тот сделал
вид, что подчиняется. Затем резко повернулся, схватился за древко пики и
резко рванул ее на себя. Стражник потерял равновесие и упал,
перекувырнувшись через голову. Второй попытался ударить, но Говер отбил его
удар, и всадил острие противнику в ногу. Стражник скрючился и, заревев
по-звериному, повалился на песок.
Говер бросился бежать наверх. Больше никто ему не препятствовал.
Задыхаясь, влетел он в зал Храма и остановился. Мыслящий сидел за столом и
смотрел на Говера усталыми всепонимающими глазами.
- Я понял, что это за таблицы! Я знаю! - торопливо выкрикнул Говер,
боясь, что его прервут.
Мыслящий успокаивающе поднял руку.
- Очень хорошо. Просто прекрасно. Но включение тебе придется пройти
вновь.
- Мой мозг работает! - Говер даже топнул ногой в ярости - неужели
Мыслящий не верит ему.
- Плохо работает, - покачал головой Мыслящий. - Слишком большое
запоздание. Так что придется еще раз тебя прогреть, - и он вздохнул, то ли
сочувственно, то ли тоскливо.

* * *
Говер разделся и сел на скамейку в предбаннике, дожидаясь.
1 2