- Посмотрите, как они меня отделали, - говорила Хетти, демонстрируя посетителям синяки на груди.
После второй операции у нее помутился рассудок. На ее кровати пришлось поднять сетку: в помрачении Хетти бродила по палатам. А когда ее запирали, поносила сестер:
- Не для того у нас, суки вы позорные, демократия, чтобы людей без суда в тюрьму сажать.
Ругаться она научилась у Уикса.
- Он был сквернослов, - рассказывала она. - И я сама не заметила, как набралась от него.
Еще несколько недель в мыслях у нее был сумбур. Когда она спала, жизнь из ее лица уходила: щеки вздувались, большой рот, с ухмылкой от уха до уха, собирался в оборочку. При виде ее у Хелен вырвался вздох.
- Не связаться ли нам с ее семьей? - спросила Хелен врача.
У него была загрубевшая белесая кожа. Копна темно-рыжих, очень сухих волос. Он порой считал нужным объяснить пациентам: "Во время войны я перенес тропическую болезнь".
Врач спросил:
- А есть и семья?
- Старики братья. Дети дальних родственников, - сказала Хелен.
Она пыталась сообразить, кого призовут, когда она сама сляжет - в ее возрасте этого следует ожидать. Рольф позаботится, чтобы за ней был уход. Наймет сиделок. Хетти это не по карману. Ей и так уже пришлось потратиться не по средствам. Одна трасткомпания в Филадельфии выплачивала ей в месяц восемьдесят долларов. Имелись у нее и крохотные сбережения в банке.
- Смахивает на то, что оплата ее долгов ляжет на нас, - сказал Рольф. - Если только не приедет ее братец из Мексики. Не исключено, что нам придется вызвать кого-то из этого старичья.
* * *
В конце концов к родственникам обращаться не пришлось - Хетти пошла на поправку. И со временем стала узнавать посетителей, хотя голова еще не прояснилась. Из того, что случилось, она мало что помнила.
- Сколько литров крови мне перелили? - с этим вопросом она приставала ко всем. - Я вроде бы помню пять, шесть, восемь переливаний. При дневном свете, при электрическом. - Она пыталась выдавить улыбку, но приятное выражение не давалось - она не владела лицом. - Как я заплачу за кровь? вопрошала она. - Литр стоит двадцать пять долларов. Те деньги, что у меня имелись - а их и было немного, - чуть не все вышли.
Кровь стала темой всех ее разговоров, главной ее заботой. Кто бы ни навещал ее, она заводила свое:
- ...пришлось всю-всю кровь заменить. В меня вливали кровь ведрами. Ведрами. Надо надеяться, что кровь была не порченая.
И хотя силы к ней не вернулись, она скалилась и смеялась по-прежнему. Вот только смех чаще перемежался свистом: болезнь сказалась на бронхах.
- Ни курить, ни надираться ей нельзя, - сказал Хелен врач.
- Уж не думаете ли вы, доктор, - спросила Хелен, - что она переменится?
- И тем не менее мой долг предупредить вас.
- Хетти вряд ли сочтет соблазнительной перспективу трезвой жизни, сказала Хелен.
Муж ее засмеялся. Когда Рольф заходился смехом, один глаз у него слепнул. Сплюснутая ирландская моська наливалась кровью; спинка острого носишка белела.
- Тут мы с Хетти два сапога пара, - сказал он. - Она пить не перестанет, пока не сопьется вчистую. И если бы воду на озере Сиго претворили в виски, Хетти легла бы костьми, но разобрала бы свой старый дом на доски, чтобы построить плот. И поплыла бы, закачалась на алкогольных волнах. А раз так, что толку призывать ее к трезвости?
Хетти тоже признавала их сходство. Когда Рольф пришел ее проведать, она сказала:
- Джерри, по-настоящему я могу обсудить мои неприятности только с тобой. Как мне раздобыть деньги? У меня есть хотчкисовская страховка. Я каждый месяц вносила по восемь долларов.
- Она тебе мало что даст, Хет. Ты не член Синего креста*.
* Синий крест - неприбыльная страховая организация, возмещающая расходы на операции и т.п. членам, постоянно уплачивающим взносы. (Здесь и долее примеч. переводчиков.)
- Я перестала платить взносы лет десять назад. А что, если попробовать продать что-нибудь из моих ценностей?
- Какие еще у тебя ценности? - спросил Рольф. От смеха глаз у него почти закрылся.
- Да ты что, - взвилась Хетти. - У меня их хоть отбавляй. Во-первых, прекрасный персидский ковер, который мне оставила Индия, - ему цены нет.
- Он весь в дырах, Хет, его все эти годы прожигали угли из камина.
- Ковер в отличном, просто отличном состоянии. - Хетти сердито передернула плечами. - Такой прекрасный ковер всегда ценность. А дубовому столу из испанского монастыря три сотни лет.
- За него можно выручить долларов двадцать, и то если повезет. А чтобы увезти его, придется выложить не меньше пятидесяти. Дом - вот что тебе надо продать.
- Дом? - сказала она. Да, такая мысль посещала ее. - За него я могла бы выручить двадцать тысяч.
- Ему красная цена - восемь.
- Пятнадцать... - От обиды голос ее зазвучал с прежней силой. - Индия за два года вложила в него восемьдесят тысяч. И не забывай, что в мире мало есть мест красивее озера Сиго...
- Ну и что с того? От него до Сан-Франциско восемьсот километров с гаком, а до Солт-Лейк-Сити - триста. Кому взбредет в голову поселиться здесь, кроме таких ненормальных, как ты с Индией? Да я?
- Есть нечто, что не измеряется деньгами. Красота.
- Что ты несешь, Хет? Ты в красоте понимаешь как свинья в апельсинах. Точно так же, как и я. Я живу здесь, потому что меня это устраивает, ты потому что Индия оставила тебе дом. И вдобавок как нельзя кстати. Иначе у тебя не было бы ни кола ни двора.
Его рассуждения Хетти оскорбили, более того, напугали. Она примолкла, слова Джерри Рольфа заставили ее задуматься: ведь они были друг к другу привязаны. Джерри не откажешь в здравом смысле, к тому же он высказал то, о чем она и сама думала. Все, что он говорил и о завещании Индии, и о доме, было чистой правдой. Но, убеждала она себя, не такой уж Джерри и всеведущий. Архитектор из Сан-Франциско запросит как минимум десять тысяч за то, чтобы только подумать о проекте такого дома. До того, как возьмет в руки рейсфедер.
- Джерри, - сказала старуха. - Что мне делать, как возместить кровь банку крови?
- Надеешься получить литр-другой от меня, Хет? - Веко на одном его глазу пошло вниз.
- Твоя кровь не годится. У тебя два года назад была опухоль. Дарли вот кто должен отдать как минимум литр.
- Старикашка-то? - Рольф фыркнул. - Ты что, прикончить его задумала?
- Скажешь тоже! - Хетти рассердилась, оторвала от подушки оплывшее лицо. От высокой температуры и пота кудерьки надо лбом посеклись, а на затылке так спутались и свалялись, что их пришлось сбрить. - Дарли чуть не убил меня. Я совсем плохая стала, и виноват в этом Дарли. Хоть сколько-то крови у него есть. Он ведь ни одной дамочки, хоть молодая, хоть старая, не пропустит.
- Брось, ты ведь тоже была в подпитии, - сказал Рольф.
- Да я вожу машину в подпитии уже лет сорок, на меня чих напал - вот в чем причина. Ох, Джерри, у меня совсем нет сил. - И Хетти - одна кожа да кости - подалась к Рольфу. На губах ее, однако, играла счастливая до дурости ухмылка. Она была не способна горевать долго; у нее на лице было написано - она выживет во что бы то ни стало.
* * *
Через день она ходила к физиотерапевту. Молоденькая женщина разрабатывала ей руку; процедуры радовали и успокаивали Хетти - она охотно переложила бы свое излечение целиком на врача. Однако кое-какие упражнения ей велели делать самостоятельно, и упражнения оказались довольно трудными. Для нее соорудили блок, и Хетти должна была, придерживая веревку за оба конца, пропускать ее туда-сюда через скрипучее колесико. Она грузно наклонялась всем телом вперед, захлебываясь кашлем от табачного дыма. Но самое важное упражнение она избегала делать. Требовалось приложить ладонь к стене на уровне бедер и, медленно передвигая кончики пальцев, поднять руку на высоту плеча. Выполнять упражнение было больно, и она отлынивала, сколько врач ни предостерегал ее:
- Хетти, вы же не хотите, чтобы у вас образовались спайки?
В глазах Хетти проблеснуло отчаяние. Чуть погодя она предложила:
- Доктор Страуд, купите у меня дом, ну пожалуйста.
- Я не женат. К чему мне дом?
- У меня для вас есть на примете девушка - дочь моего родственника. Прелесть что за девушка, а уж умная какая! Без пяти минут доктор философии.
- Да вам самой наверняка предложения делают, и нередко, - сказал доктор.
- Чокнутые золотоискатели. Вот кто мне проходу не дает. Но штука в том, что, если я оплачу все счета, положение мое будет хуже некуда. Если б только я могла возместить кровь банку, у меня б камень с души свалился.
- Хетти, если вы не будете выполнять все указания физиотерапевта, вторая операция неминуема. Вы представляете себе, что такое спайки?
Еще как представляет. И тем не менее думала: доколе мне еще о себе заботиться? Она рассердилась, когда доктор упомянул о второй операции. Пришла было в отчаяние, но не показала виду. С ним, этим молодым человеком, чья белесая кожа так рано загрубела, а темно-рыжие волосы были безжизненные, как у мертвеца, она напускала на себя ребячливость. Кротким голоском она ответила:
- Да, доктор.
Но в глубине души ярилась.
При всем при том она днем и ночью твердила: Я побывала в долине смертной тени*. Но осталась жива. Исчахшая, одряхлевшая, она с трудом следила за ходом мысли, в голове у нее мутилось. И тем не менее она все еще здесь; здесь ее тело, и довольно крупное тело - вон сколько места оно занимает. И хотя были в ее жизни и волнения, и трудности и руку, случалось, пронзала такая боль, что Хетти думала - вот он конец; и пусть волосы у нее были ломкие от старости, как корни лука, и под гребнем разлетались в разные стороны, пусть так, но вопреки всему ее тешили беседы с посетителями; широкая ухмылка освещала ее лицо, душу отогревало любое доброе слово.
* Псалтирь, 22,4.
И еще она думала: мне помогут. Зачем волноваться? В последнюю минуту всегда что-нибудь подворачивалось, само собой, без каких-либо усилий с моей стороны. Меня любит Мэриан. Хелен и Джерри. Малявка. Они не дадут мне пропасть. И я их люблю. Окажись они на моем месте, я бы их выручила.
А над горизонтом, в тех запредельных высях, куда Хетти время от времени наведывалась в одиночестве, порой возникал облик Индии, ее бесплотный дух. Индия гневалась, разносила Хетти. Но худого ей не делала. По-настоящему - нет. Можно сказать, по-настоящему худого Хетти не делал никто. Но Индия сердилась на нее.
- Какого черта ты запустила сад, Хетти? - сказала она. - Сирень совсем зачахла.
- Что я могу поделать? Шланг сгнил. Протекает. И до сирени его не дотянуть.
- Вырой канаву, - сказал призрак Индии. - Попроси старикашку Сэма вырыть канаву. Сирень спаси во что бы то ни стало.
Разве я все еще слуга твоя! - говорила сама с собой Хетти. Нет, подумала она, предоставь мертвым погребать своих мертвецов*.
* Евангелие от Матфея, 8,22. 25
Но и теперь не стала перечить Индии - она и раньше, когда они еще жили вместе, не перечила ей. Предполагалось, что Хетти будет удерживать Индию от пьянства, но вскоре они повадились сразу после завтрака прикладываться к бутылке на пару. Забыв одеться, в комбинациях, пошатываясь, слонялись по дому, натыкались друг на друга - в отчаянии от того, что опять поддались своей слабости. Перед вечером они обычно располагались в гостиной, ждали захода солнца. Оно горело-горело и выгорало - лежало совсем маленькое на изрезанных трещинами горных хребтах. Когда солнце заходило, дневной свет прекращал неистовствовать, отроги гор становились совсем синими, зубчатыми, как угольные отвалы. Теряли сходство с лицами. Восток обретал простодушие, озеро утрачивало свою суровость и надменность. Наконец Индия говорила: "Хетти, пришла пора зажечь свет". И Хетти дергала за шнурки выключатели одной лампы за другой, чтобы загрузить генератор. Она включала шаткие, под восемнадцатый век, лампы с розетками, топырящимися над их тонюсенькими ножками, как стрекозиные крылья. Движок в сарае начинал трястись, чихал, запускался, стучал, и лампы загорались первым слабым, неровным светом.
"Хетти!" - кричала Индия. Выпив, она преисполнялась раскаянием, но и раскаяние ее было Хетти в тягость, и чем сильнее Индия гневалась, тем более английским становился ее выговор: "Хетти, какого черта, куда ты запропастилась?" После смерти Индии Хетти нашла стихи, в которых благожелательно, даже прочувствованно упоминалась Хетти. Да, хорошая эта штука - литература. Образование. Воспитание. Впрочем, интерес Хетти к миру идей был более чем ограниченным, Индия же, та, напротив, где только не побывала. Привыкла к блестящему обществу. Ей хотелось, чтобы Хетти рассуждала с ней о религиях Востока, Бергсоне и Прусте, но куда там - у Хетти голова не варила, и в результате Индия винила в своем пьянстве Хетти.
- Мне не о чем с тобой разговаривать, - не упускала она случая попрекнуть Хетти. - Ты ничего не смыслишь ни в религии, ни в культуре. А я торчу здесь, потому что для другой жизни не гожусь. Жить в Нью-Йорке я больше не могу. Женщине моего возраста слишком опасно появляться на улице вечером пьяной.
А Хетти, разговаривая со своими здешними друзьями об Индии, не упускала случая присовокупить: "Она настоящая дама" (подразумевая, что это их с Индией роднит). "Она творческая личность" (вот что их сблизило). "И при всем при том беспомощная? Не то слово. О чем речь, она даже в грацию не могла влезть самостоятельно".
"Хетти! Поди сюда. Хетти! Известно ли тебе, что такое нерадение?"
Раздевшись, Индия усаживалась на кровать, не выпуская сигареты из трясущейся морщинистой руки в кольцах, прожигала в одеялах дыры. Гордость Хетти тоже от нее пострадала - была вся в рубцах мелких обид. Индия помыкала ей как прислугой.
Потом Индия со слезами умоляла простить ее.
"Хетти, ну пожалуйста, не осуждай меня в сердце своем. Забудь обиды, голубушка, знаю, я скверная. Но от моего зла мне еще хуже, чем тебе".
Хетти в таких случаях напускала на себя надменность.
Вскидывала голову с носом-крючком, заплывшими глазами и говорила: "Я христианка и зла никогда не держу". И повторяла это столько раз, что в конце концов прощала Индию.
Впрочем, нельзя забывать, что у Хетти не было ни мужа, ни ребенка, ни профессии, ни сбережений. И что бы с ней сталось, не умри Индня и не оставь ей голубой дом, одному Богу известно.
Джерри Рольф поделился с Мэриан своими опасениями:
- Хетти не способна о себе заботиться. Если бы в сорок четвертом, в ту метель, я не оказался поблизости, они бы с Индией обе умерли с голоду. Хетти всегда была шалопутная и ленивая, а теперь ей корову со двора выгнать и то не под силу. Совсем ослабла. Ей бы сейчас уехать на Восток, к своему братцу, будь он неладен. Хетти, если б не Индия, не миновать государственной фермы*. Эх, что бы Индии догадаться в придачу к дому, будь он неладен, оставить Хетти и маленько денег. И чем она только думала?
* Государственная ферма - ферма, где живут и работают бедняки.
* * *
По возвращении на озеро Хетти поселилась у Рольфов.
- Ну что, старая калоша, - сказал Джерри, - а ты стала чуток поживее.
И впрямь, судя по всему - сигарета в углу рта, глаза сияют, свежезавитые волосы дыбом стоят надо лбом, - Хетти и на этот раз все превозмогла. Пусть и мертвенно-бледная, она широко ухмылялась, кудахтала и не выпускала из рук свой любимый коктейль - виски с горькой настойкой, вишенкой и ломтиком апельсина. Но Рольфы установили ей норму: два коктейля в день и ни капли больше. Хетти, как заметила Хелен, еще сильнее сгорбилась, колени у нее разъезжались; щиколотки, напротив, стукались друг о друга.
- Хелен, Джерри, милые вы мои, я вам так благодарна, я так рада, что вернулась на озеро. Я снова могу заняться своим домом, могу наслаждаться весной. А такой роскошной весны, как нынче, еще не было.
В отсутствие Хетти шли проливные дожди. Сквозь рассыпчатую пыль пробились калохортусы - они цвели лишь после дождливых зим; особенно много их было вокруг ямы с известковой глиной, всходили они даже на раскаленных солнцем гранитных глыбах. Начала расцветать и лавровишня, и на кустах роз во дворе у Хетти наливались бутоны. Желтые, изобильные, они источали запах мокрого чайного листа.
- Пока не настала жара и не выползли гремучие змеи, - сказала она Хелен, - хорошо бы съездить на ранчо Марки набрать кресс-салата.
Хетти наметила множество дел, но в этот год жара настала рано, телевизора, который помог бы скоротать время, у нее не было, и она чуть не весь день спала. Она уже могла одеться без посторонней помощи, но и только. Сэм Джервис соорудил для нее блок на террасе, и она раз в кои веки вспоминала, что надо бы поупражнять руку. По утрам, если у нее хватало сил, она брела домой, смотрела что и как, напускала важность, командовала Сэмом Джервисом и Вандой Сарпинкой. В свои девяносто лет Ванда, индианка из племени шошонов, еще отлично шила и прибирала.
Хетти осмотрела машину - она стояла под тополем. Проверила двигатель. Да, старый драндулет еще послужит. Гордая, счастливая, она прислушалась к стуку клапанов. Проржавевшая старая выхлопная труба сотрясалась, из нее шел дым.
1 2 3 4 5