– Он врет! – дрожа от злости, проговорил Чече Шах. – Он бесстыдно врет, инспектор-сахиб! Я вместе со своей женой сел одним из первых в этот автобус! Спросите у нее, инспектор-сахиб! – И он показал на свою жену.
– И все же вам придется сойти! – сказал полицейский улыбаясь.
– Но…
– Никаких «но»!
– Но ведь со мной моя жена!
– Я доеду одна, – поспешно сказала женщина. – А ты сойди, не затевай ссоры!
Чече Шах пристально поглядел на свою жену, а потом сказал неуверенно:
– Я редактор газеты «Hay Бхарат», я народный представитель. Я думаю, что…
– Послушайте, – сказал полицейский, – я устал. Я только что сменился с дежурства и уже собирался идти домой, когда кондуктор позвал меня сюда. Не мучьте меня, говорите скорей, кто зашел последним?
Пассажиры молчали.
Кондуктор взглянул в сторону Джанаркара, продавца манго, и сказал:
– Вот этот тоже зашел одним из последних!
– Я? Я? – закричал взволнованно Джанаркар. – Инспектор-сахиб, да я самый первый сел в этот автобус! Я вошел сюда, когда здесь ни одной живой души не было!
– Выходите! – приказал полицейский.
– Это Дарбар Асангх, – продолжал кондуктор, который знал, как зовут флейтиста.
Дарбар Асангх, не дожидаясь приказания, молча забрал свою чалму и флейту и вышел из машины.
Кондуктор посмотрел на меня. Я побледнел, но через силу улыбнулся. Однако кондуктор прошел мимо меня и высадил зеленщика Пастанаджи.
Когда же кондуктор проходил мимо прачки Кутти Лала, тот злобным шепотом сказал ему:
– Ну, попадись ты мне около Сат Бунгало, я тебе покажу!
– Инспектор-сахиб, – сказал кондуктор. – Он грозит мне!
– Что ты сказал, подлец? – закричал инспектор, хватая Кутти Лала за плечо, и, обращаясь к охранникам, добавил: – Отведите его в полицейский участок и вложите ему ума дубинками!
– Нет, нет, простите меня, сахиб, – взмолился Кутти Лал. – Я ваш покорный раб!
Кондуктор снова взглянул на меня. Я ответил ему улыбкой и пальцем поманил к себе. Когда он приблизился ко мне, я зашептал ему на ухо:
– Видите того человека, который сидит у окна? – И я показал на доктора Мата Прашада. – Он приехал с последним поездом!
Кондуктор подошел к Мата Прашаду и, потрепав его по плечу, сказал:
– Выходите!
– Но… Я? Да я самый первый сел в автобус! Спросите хоть его! – И доктор показал на меня. Но я сидел и смотрел в окно.
У кондуктора так и не хватило духа высадить молодоженов. Он несколько раз подходил к ним, останавливался, но всякий раз отходил. Они были так поглощены друг другом, глаза их сияли таким счастьем, что кондуктор просто не решался постучаться в дверь их сердец. Он решительно прошел мимо них и стал высаживать других пассажиров. Люди призывали в свидетели бога и аллаха, но кондуктор оставался глух к их мольбам. Сейчас он слышал только гимн моря.
– Теперь посчитайте! – сказал полицейский кондуктору.
Кондуктор пересчитал пассажиров. В автобусе осталось девятнадцать человек. Я был уверен, что теперь кондуктор меня не высадит – между мной и ним установился немой контакт. Взгляд кондуктора остановился на пожилой женщине из Синда, которая позднее всех вошла в автобус. Все пассажиры ее знали. Она была учительницей в вечерней школе. Это была бедная вдова, которая всегда одевалась в белое сари, много раз штопанное и перештопанное. При ней была сумка, в которой она носила картофель, помидоры, перец и другие овощи.
– И вы тоже сойдите! – обратился к ней кондуктор.
– Да как же я доберусь тогда до дому? – спросила женщина полицейского.
– Что ж я поделаю! – развел руками полицейский. – Таков приказ муниципалитета.
– Но, сынок, ведь у меня нет денег на такси! Разве я смогу пройти три мили пешком, да еще ночью? Умоляю тебя, сынок, позволь мне остаться! – И женщина, наклонившись в поклоне, дотронулась пальцами до сапог полицейского.
– Я человек подневольный! – забормотал полицейский, поспешно поднимая ее. – Я ничем не могу вам помочь! Кондуктор говорит, что не повезет больше восемнадцати человек. Вам придется сойти!
– Ради бога, позвольте мне остаться! – молила старая женщина. – Занятия в школе кончаются в десять часов. В одиннадцать я только добираюсь до остановки. А когда я приеду домой, мне нужно еще сготовить обед! Сжальтесь над несчастной вдовой, сахиб! – И женщина заплакала.
Полицейский оглядел пассажиров и, обращаясь ко всем, сказал:
– Если кто-нибудь из вас согласится сойти и уступит свое место женщине, я не стану возражать!
Однако никто не поднялся со своего места – ни хаджи Дауд, ни редактор, ни я, ни тот сетх, который только что вернулся из Швейцарии. Все сидели на своих местах и, повернув головы, смотрели в окно, делая вид, что слова полицейского к ним не относятся.
– Никто не хочет уступить вам своего места! – сказал полицейский, обращаясь к женщине. – Придется вам сойти!
Женщина, плача, собирала свои вещи. Еще раз посмотрев на всех пассажиров, которые так безжалостно обошлись с нею, она пошла к выходу.
Но в это время со своего места поднялся рабочий в синем замасленном комбинезоне и, остановив женщину, сказал:
– Садитесь на мое место, я сойду!
Окинув презрительным взглядом всех пассажиров, он хотел что-то сказать, но раздумал и, сильно хромая и опираясь на палку, пошел к выходу. Правая нога его была в бинтах.
И хотя он вышел из автобуса, но казалось, что он незримо присутствует среди нас. Он поступил так, что в людях заговорила совесть. Чечек Руганджан, сотрудник бомбейской студии звукозаписи, не выдержав, повернулся ко мне и сказал доверительным тоном:
– Брат, а ведь ты вошел последним!
– Что ты врешь! – огрызнулся я. – Я вошел одним из первых!
Чечек Руганджан опешил от моей грубости, но, поборов смущение, сказал:
– Вы правы, сахиб, я ошибся. Вы вошли первым!
– Вы всегда ошибаетесь! – проворчал я недовольно.
Руганджан умолк. Никто из пассажиров не проронил ни слова.
Автобус повернул за угол, и рабочий скрылся из виду. Все пассажиры, словно сговорившись, отвернулись от окон. Однако в сердце каждого из нас, словно удары молота, отдавался стук палки рабочего. Каждый из нас сидел на своем месте, пристыженный, словно побитая собака, поджавшая хвост.
И вдруг мне показалось, что наш автобус идет не вперед, а назад, и что этот рабочий намного опередил всех нас.

1 2