— Он ведь тебя правда ещё не клюнул, — подтвердила Чипи.
А Чап подвел итог:
— Один — ноль в пользу Тяпа.
— Но собирается… — затянула Ябеда.
— И правильно сделает, — рассмеялась Чипи. — Ты этого заслужила.
— Я девочек не обижаю! — Тяп принял важный вид и отошёл в сторону.
— Два — ноль в пользу Тяпа, — громко произнес Чап.
— Ах, Ябеда, — укоризненно сказала Слирри, — ты опять дразнишь Тяпа! Почему бы тебе не переключиться на других?
— А мне других не хочется. Во-первых, потому, что Тяп у нас такой умный и так живо на всё реагирует! А во-вторых, он сам сказал, что не обижает девчонок. А Чипи и Чапа только зацепи — они сейчас полезут в драку, — рассмеялась Ябеда.
— Обязательно, — подтвердил Чап. — Всегда буду рад тебя клюнуть.
— И Чипи клюнет, правда? — спросила Ябеда.
— Нет, я ущипну, — поправила Чипи. — Но зато очень больно.
— Вот видишь, Слирри! Выхода не остается. Поневоле приходится за всех отдуваться Тяпу. — И Ябеда, прикрыв глаза, нараспев затянула: — Бе-едный Тяп! Бе-е-едненький! — Но тут же громко вскрикнула: «Ой!», потому что Тяп, подкравшись сзади, клюнул её в затылок.
Чипи и Чап громко расхохотались, а Тяп объяснил:
— Сейчас Ябеда будет притворяться, что я её клюнул. Стыдно, Ябеда! Ты ведь только что сама сказала Слирри, что я девчонок не обижаю. Это слышали все. Поэтому, если ты будешь жаловаться, то тебе никто не поверит.
— Никто, — подтвердила Чипи.
— Истинная правда — никто, и три — ноль в пользу Тяпа, — торжественно заключил Чап.
— Конечно, набросились все на беззащитную девочку! — пожаловалась Ябеда.
— Объявляю перемирие, — твердо сказала Слирри. — Просили маму показать вам остров, а сами дурачитесь. Стыдно! Посмотрите лучше вокруг!
Этот островок был больше и выше первого. И то ли оттого, что здесь меньше было растительности, то ли потому, что нагромождения голых каменных глыб делали его похожим на бастион, весь остров выглядел неуютным и заброшенным.
— А мы поднимемся выше? — спросила Ябеда.
— Не стоит, дети. Там нет ничего заслуживающего внимания. Только камни, камни, одни камни. Даже вороники мало. Зато чайки этот островок любят больше первого. Ведь они не строят гнёзд и откладывают яйца в ямки, ложбинки, а иногда — прямо на камни. Впрочем, на этих лудах иногда встречаются гнёзда чистиков и куликов-сорок. Весной здесь стоит несмолкаемый гвалт от крика чаек и куликов. В это время на Горбатые луды не рискует залетать даже могучий орлан. Чайки клюют его в воздухе, преследуя, долго гонят его от луд.
— Как же они не боятся орлана? — удивилась Чипи.
— Орлан очень велик и поэтому неповоротлив в воздухе. Ему трудно увертываться от чаек, которые летают превосходно. Вот ему и достается. Конечно, если орлану удается схватить любую птицу, у неё нет надежды на спасение. Но в воздухе он бессилен против маленьких увертливых птиц. К сожалению, мы, гаги, довольно неповоротливы и поэтому часто попадаем в когти орлана. Давайте спустимся вниз, дети. Скоро начнётся отлив, и вы познакомитесь с литоралью Горбатых луд.
Гагачье семейство благополучно спустилось в воду и снова поплыло к проливу. Между тем вода заметно пошла на убыль, и, когда они, миновав пролив, проплыли вдоль подветренной стороны острова к мысу, из моря на месте бурого пятна показались корги.
Каменистая мель, заросшая фукусом, оказалась сказочно богата разнообразной едой. Здесь было всё, и в несметном количестве.
— Вот это да! — воскликнула Ябеда. — Здесь так всего много, что может хватить даже Тяпу.
— Может быть, у тебя здесь будет меньше времени и ты не будешь приставать к другим со своими нелепыми остротами, — парировал Тяп.
— А когда же мы будем играть? Нельзя же всё время есть! — сказала Чипи. — А то мы растолстеем и никогда не научимся летать. Правда, Слирри?
— А вы ещё смеете говорить, что выросли и уже не маленькие! — воскликнула Слирри.
— Конечно, мы большие, — гордо подтвердил Тяп. — А разве не так, Слирри?
— А по-моему, вы просто маленькие, противные и ужасные драчуны!
— Почему же ужасные? — спросила Ябеда.
— А я знаю, почему Слирри так говорит о нас! — громко крикнул Тяп.
— Почему? — с интересом спросила Слирри.
— Потому что ты нас любишь! — выпалил Тяп.
Слирри рассмеялась:
— Именно поэтому, Тяп! Ты попал в самую точку.
Глава девятая.
Гибель Тяпа и Ябеды
Две недели провёл выводок на Горбатых лудах, и были эти две недели прекрасны. Целыми днями шныряли гагачата между островами, изучали вдоль и поперек их окрестности, а к вечеру, на ночлег, забирались в каменные ниши. Надёжно укрытые от дождя и ветра, дремали гаги, прислушиваясь к шуму прибоя.
Гагачата заметно окрепли и даже перелетали с места на место. Правда, совсем понемногу. Но с каждым днём это расстояние увеличивалось. А вот мама-гага и Слирри, наоборот, избегали летать. Как-то утром Чап, обнаруживший плавающие в воде большие утиные перья, поинтересовался, откуда они взялись.
— Из моих крыльев, Чап, — спокойно ответила Слирри, и деликатный Чап не стал задавать больше вопросов.
Стало ясно, что наступил самый ответственный период линьки — мама и Слирри меняли маховые перья. Гаги стали бескрылыми и беспомощными. Они нервничали, хотя и пытались это скрыть. В эти дни гагачата старались не доставлять хлопот взрослым. Зато когда они были уверены, что их не видят, Ябеда немедленно начинала задирать Тяпа, Чипи норовила кого-нибудь ущипнуть, и даже всегда серьёзный Чап дважды столкнул Тяпа с берега в воду.
Ничто не предвещало беду, которая в один день разрушила благополучие и счастье гагачьей семьи.
В тот день стояла тихая, солнечная погода. Гаги кормились на каменистой мели. И вдруг мама насторожилась и обратилась в слух. Где-то далеко, далеко и непрерывно пела оса. Но старой гаге хорошо, слишком хорошо был знаком этот звук. Это был мотор, и он нёс человека. На горизонте появилась чёрная точка, которая быстро росла.
— Скорее! Скорее! За мной! — крикнула мама и быстро поплыла к островам, чтобы уйти от глаз человека, спрятаться за камни: она надеялась, что человек не заметит их и проплывёт мимо.
Гагачата не вполне сознавали нависшую над ними опасность, но встревоженный вид матери внушил им страх. Даже Слирри, обычно невозмутимая и решительная в минуты опасности, казалась очень испуганной и непрерывно подгоняла утят:
— Скорее! Скорее! Скорее! Если вам дорога жизнь!
Когда гаги приблизились к первому островку, чёрная точка превратилась в лодку, и было видно, что в ней сидят два человека. Гаги скрылись за островом и не могли уже видеть, как лодка вдруг изменила курс и повернула прямо к проливу Горбатых луд. Не подозревая об этом, старая гага вела свою семью в пролив с другой стороны. Возможно, люди просто не хотели идти через мели северной оконечности луд и знали, что проход между островками глубок и безопасен; а возможно, они видели, как гаги спешили укрыться за островом, и свернули в пролив, чтобы отрезать им путь, — кто знает! Но так или иначе, лодка и гагачья семья, разделённые островком, стремительно сближались.
Первой в пролив ворвалась лодка и понеслась, прижимаясь к правому берегу. Гаги слышали рёв мотора — он выл оглушительно и стучал, как исполинское сердце. Казалось, Горбатые луды ожили и превратились в раненого зверя, вздрагивающего от рёва, рожденного внутри его каменного тела. Растерянные, охваченные страхом утки, собрав все силы, бросились к спасительному проходу — и в тот же миг оттуда выскочило чудовище.
…Сверкнула молния, страшный удар грома заглушил шум чёрного сердца, и свинцовый дождь хлестнул по утиной семье. В то же мгновение гаги нырнули, и только Тяп, вздрогнув всем телом, ткнулся головой в воду и остался на месте. Лодка описала полукруг и подошла к покачивающемуся на волнах Тяпу. Человеческая рука ловко подхватила его на полном ходу и швырнула на дно лодки.
Первой довольно близко от лодки вынырнула Ябеда. Острая боль в ноге росла, становилась нестерпимой, мешала нырять. Ябеда видела, как, резко развернувшись, лодка бросилась к ней. Снова блеснул огонь, раздался удар, и что-то обожгло бок и спину. Собрав все силы, движимая отчаянием и ужасом, Ябеда снова нырнула. То там, то тут на воде появлялись головы других гаг. Набрав воздуху, они снова ныряли, удаляясь от лодки под водой. Но человек не интересовался остальными утками — он видел, что ранил вторую утку, и он хотел её добить. Человек сделал что-то с мотором, отчего тот завыл ниже и глуше, а лодка стала медленно описывать круги около места, где нырнула Ябеда. Издали было видно, что в лодке во весь рост поднялся человек и, держа наизготове «молнию», внимательно смотрит на воду. Ябеда вынырнула неожиданно совсем рядом с лодкой, за спиной стоящего человека. Второй, сидящий на корме, что-то крикнул, и стоявший спиной обернулся. Он вскинул ружье, но Ябеда, теряя сознание, всё же успела нырнуть. Красный туман заливал ей глаза и подбирался толчками к голове. Ябеда делала отчаянные усилия, пытаясь от чего-то уплыть, но тьма приближалась быстрее и, догнав, окутала сознание и погрузила в небытие. Тогда Ябеда перестала двигаться и неподвижным телом всплыла на поверхность. Человек снова вскинул ружье, но, присмотревшись, опустил. Лодка подошла к тому, что было недавно задиристой, шаловливой Ябедой, и та же рука, страшная и равнодушная, вытащила мёртвую гагу из воды. После этого лодка сделала круг, мотор взревел, запел натужно и высоко, и лодка рванулась и понеслась дальше, быстро удаляясь от острова. Чёрное сердце стучало и катилось дальше, а горбатый умирающий зверь с разорванной грудью и потерянным сердцем, скорчившись, снова застыл в камне. Прошло совсем немного времени, скрылась с горизонта лодка, и снова наступила тишина. Даже море, вечно враждующее с каменным зверем, теперь, лаская, лизало его бока и шептало об успокоении. Ярко светило солнце, небо было высоким и синим, дул с моря лёгкий тёплый ветерок, и от этого казалось, что надо подождать совсем немного — и всё окажется неправдой, просто дурным сном, и что вовсе не было лодки и этого страшного дня.
Но был день и была смерть.
Никому не постичь глубин отчаяния матери, потерявшей своих детей. И никогда не примирить с рассудком нелепость случайной беды.
Снова собралась вместе утиная семья. Они вернулись друг к другу, беспомощные и истерзанные, вернулись за теплом и нежностью. Чап и Чипи вернулись в свою семью взрослыми, и не хватало им только крыльев, чтобы могли они взлететь. В этот день кончилось их детство. Слирри, осунувшаяся и постаревшая, упорно смотрела в сторону. Неестественно застывшей вернулась старая гага, и глаза её, обычно добрые и внимательные, казались теперь хрусталиками, через которые с очень далекого расстояния смотрит на мир, стараясь от него отдалиться, хрупкое и недоумевающее существо. Молча собрались они и долго бесцельно плавали, кружась на месте. Казалось, каждый из них, погружённый в свои мысли, силится что-то понять и вот-вот уплывёт облако, скрывающее это что-то. Но проходит время, и облако по-прежнему застилает сознание и по-прежнему ничего не удается понять. Наконец, стряхнув оцепенение, мама-гага тихо сказала:
— Скоро начнётся прилив, и нам пора подумать о еде.
Слова старой утки вернули их в прежний мир, в котором ещё час назад жили Тяп и Ябеда, озорные, смешливые и вечно подтрунивающие друг над другом. Оставшиеся возвращались в прежний мир, но что-то уже надломилось, непоправимо сломалось в нём, и он стал совсем иным — в нём появилась боль и угроза.
— Мама, а человек может вернуться?
— Да, Чипи, может. Человек обычно возвращается на место, где он убил.
— А он скоро вернётся?
— Не знаю, Чипи. Этого никто не знает. И, наверное, даже он сам.
— Тогда мы должны уйти отсюда, мама, — сказал Чап. — И скорее.
— Да, Чап. Мы уйдём отсюда. Мы обязательно уйдём. Но я не знаю места, где мы не могли бы встретить человека.
— Тогда зачем же нам уходить? — спросила Чипи.
— Семь лет Горбатые луды были для меня счастливыми островами, — тихо сказала старая гага, — а теперь я боюсь оставаться здесь.
— Уйдём, сестра, — вдруг горячо заговорила Слирри, — покинем скорее эти страшные острова, и, если в мире есть справедливость, мы сумеем забыть их.
— А если её нет, Слирри? — задумчиво спросила старая гага и, помолчав, добавила: — Но мы уйдём отсюда. Сегодня же!
Глава десятая.
«Я потерялся»
В тот же день гаги покинули Горбатые луды. Плыли они вдоль материка на север, держась подальше от берега. Плыли от луды к луде, кормились на каменных мелях и ночевали в море. Целую неделю путешествовали они таким образом, пока наконец не обогнули гигантский каменный мыс Кузакоцкого полуострова и не оказались в водах заповедника. Здесь встретили они многочисленные стайки гаг, которые жили в заливе в ожидании осеннего перелёта. Наконец у Слирри и мамы-гаги снова отросли перья на крыльях, а Чап и Чипи уже могли летать на небольшие расстояния. Здесь решено было задержаться до того времени, когда Чап и Чипи окончательно поднимутся на крыло.
Маленькая семья редко присоединялась к стайкам других гаг. Чаще всего четверо отдельно кормились на длинном окончании Кузакоцкого мыса. Когда временами задувал ветер и море начинало клокотать на косе, они спешили укрыться в заливе или прятались под гигантскую каменную стену, поднявшуюся из воды. Отвесная двадцатиметровая скала неприступной твердыней защищала их со стороны берега, а залив, зажатый полумесяцем полуострова с одной стороны и архипелагом Кемлудских островов — с другой, был весь перед глазами. Полюбилось ли гагам это место или чувствовали они себя здесь в безопасности, только часто можно было встретить их у скалы. Иногда к ним присоединялись и другие гаги, но маленькая семья держалась замкнуто и отчуждённо, и возникающие знакомства были мимолетны и не имели продолжения. Только однажды к ним пристал молодой гагачонок, отбившийся от семьи. Но это особый случай, и о нём стоит рассказать подробнее.
Озираясь по сторонам и жалобно попискивая, плыл вдоль берега гагачонок. Мама-гага немедленно выплыла к нему навстречу и привела к своим. Гагачонок был страшно растерян и без конца повторял: «Я потерялся». Он прибавлял эти слова к месту и не к месту — отвечая на вопросы и задавая их, — поэтому выходило иногда очень смешно. Звали его Тринк, но, познакомившись с ним, все стали называть его «Я потерялся». И недаром. Когда впервые мама спросила, как его имя, он ответил:
— Тринк. Но я потерялся.
— Плохо, конечно, Тринк, что ты потерялся. Но делать нечего, — ты останешься у нас, пока мы не найдём твою семью.
— Хорошо, — согласился Тринк. — Но я хочу есть, ведь я потерялся.
— Покажи-ка ему, Чап, где много еды, — сказала Слирри.
И не успел Чап открыть рот, как Тринк пискнул:
— Хорошо, пусть покажет. Но надеюсь, что это недалеко. А то я потеряюсь ещё дальше.
— Вон ты какой! — Мама с интересом посмотрела на Тринка.
Но Тринк, не дав ей докончить, перебил:
— Да, я такой, потому что, наверное, я потерялся.
Тут Чап, Чипи и Слирри рассмеялись, кажется, впервые после того страшного дня, а мама с откровенной симпатией взглянула на Тринка:
— Экий ты, право, торопыга! Ну, иди ешь, а там увидим, что нам с тобой делать.
— Только не потеряйся ещё раз по дороге, — посоветовала Чипи.
— Хорошо, — послушно ответил Тринк, — я постараюсь. Но один раз я всё-таки здорово потерялся.
И когда Чап с Тринком удалились, мама вздохнула:
— Жаль, что он такой маленький и мы не можем оставить его у себя.
— Почему, мама? — спросила Чипи.
— Потому, Чипи, что скоро вы будете хорошо летать и мы улетим. Взять его с собой мы не можем, а оставаться здесь нам тоже не имеет смысла. Придётся завтра начать поиски его семьи.
— А что же будет с «Я потерялся», если он не успеет научиться летать?
— Успеет. Правда, это будет не скоро. Отлёт гаг только начался и будет продолжаться до полного замерзания залива. За это время Тринк подрастёт и научится летать.
Целых два дня разыскивали семью Тринка мама и Слирри, поочередно летая по заливу. И только на третий день за каменным мысом Слирри нашла молодую маму с двумя гагачатами возраста Тринка. На вопрос, не пропал ли у неё гагачонок, по имени Тринк, молодая гага бросилась к Слирри и крикнула фразу, которую можно услышать в подобных случаях от любой матери мира:
— Умоляю, скажите только — он жив?!
— Конечно, — спокойно ответила Слирри, — и прекрасно себя чувствует. И требует, чтобы все искали вас днём и ночью, потому что он потерялся.
Молодая мать, счастливая, что нашёлся её Тринк, призналась Слирри, что считала его уже погибшим и горько оплакивала. Ещё через минуту Слирри узнала нехитрую историю этой семьи. Молодая мать в этом году свою первую в жизни кладку сделала на материке и жестоко поплатилась. Лиса нашла гнездо и, разбив, выпила все пять яиц кладки. Тогда, вспомнив советы старых гаг, она сделала повторную кладку, уже на острове, и отложила всего три яйца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9