Малахии (3:6).
Мы видели и еще увидим, что натуральное – чудесно; с не меньшим правом следует сказать, что и чудо – не противоестественно, оно входит в жизнь вселенной совершенно так же, как и действия разумных существ: человеков, ангелов и демонов.
4. Что такое законы природы?
В предыдущей главе мы держались общепринятого взгляда на законы природы как на выведенные из опыта правила, которыми определяется жизнь природы.
Теперь должны мы разъяснить, что такой взгляд на законы природы не может быть признан правильным и научным.
Еще Гете сказал: «Где недостает в понятии, там на выручку идет слово».
Слово «закон» взято для явлений природы и сферы человеческих отношений из области политики, где оно означает обнародованную волю законодателя. Но поскольку слово «закон» применяется к области природы людьми, не признающими разумной Первопричины и Промыслителя мира, оно, это слово «закон», обличает людей науки в грубом антропоморфизме, т.е. перенесении человеческих отношений в область физических явлений. Это признает один из вождей позитивизма Льюис и рекомендует выбросить из науки слово «закон», которое есть «только более утонченная форма сверхъестественной силы». Когда дикарь говорит, что бурей управляет демон, а ученый приписывает, бурю закону, – эти объяснения тождественны.
Закон природы ничего не объясняет, ничего не говорит ему, кроме того, что «так обыкновенно бывает». Например, яблоко падает с дерева. Это явление не останавливает нашего внимания потому, что обычно. Но если вы начинаете допытываться, что заставляет яблоко упасть, наука отвечает; «тяжесть, или закон тяготения», то есть она только повторит и расширит то утверждение, которое было в вопросе. Вы спрашивали объяснения единичного явления, а наука вам ответила, что это явление не единичное, а общее. От объяснения она так-таки уклонилась. Закон оказывается вовсе не законом. Ответ под ярлыком закона даже и не определил явления, не составил предположения в объяснение его, а только указал на его повторяемость, сказал: так всегда бывает . Непроницаемая тайна прикрывает от нас причину тех явлений, к которым мы привыкли. Тяготение, то есть влечение друг ко другу бездушных материальных частиц, разделенных огромными пространствами, ничем не связанных, не сделается понятнее, если ученый с непререкаемой уверенностью школьного учителя скажет нам: «Это закон». То же нужно сказать и о других явлениях, например, о химическом сродстве. Почему кислород и водород – газы – при соединении в известных дозах образуют новое тело, на них непохожее, – воду? Почему кислород обладает какой-то преобразующей и уничтожающей многие соединения силою? Мы видим, как разбухают почки деревьев, появляются листья, растут плоды, но сила, производящая это, остается тайной не только для простеца, но и для ученейшего ботаника. Еще более таинственна жизнь животного и человека. Как они чувствуют внешний для них мир, как отражают в себе световые и звуковые явления, как движутся, думают, научаются передавать однородным себе существам свои чувства и переживания? Наука со своими мнимыми законами не открывает и краешка этих тайн.
Самая всеобщность так называемых законов природы стоит под вопросом. Например, закон сохранения энергии доказуем только в явлениях неорганического мира; распространение его на органическую жизнь еще далеко не обосновано. «Никто не установил механического эквивалента жизненных функций, как установлен механический эквивалент тепла. Никто не вправе утверждать, что человеческий организм отдает во внешнюю среду ровно столько физической и химической энергии, сколько он получает извне»
Законы природы – только графы или рубрики, по которым распределяются явления природы. Но много в природе явлений единичных, не укладывающихся в заготовленные для них рубрики. Если эти скромные рубрики означить гордым словом господства над природой, то подчинение явлений им ослабевает по мере подвижения от мертвой природы к разумным существам. Стокс, президент общества британских естествоиспытателей, пишет: «Допуская, насколько возможно, даже без достаточной доказанности, приложимость к живым существам законов, которые, как признано, управляют (?) мертвой материей, мы чувствуем себя в то же время вынужденными допустить существование таинственного нечто, превосходящего эти законы, чего-то sui generis, что мы считаем не уравновешивающим или нарушающим обыкновенные физические законы, а действующим с ними и чрез них к достижению предназначенной цели. Что такое это нечто, которое мы называем жизнью, есть глубокая тайна. Когда от явлений жизни мы переходим к явлениям души, то вступаем в еще более таинственную область» .
Это «нечто» живо чувствовали поэты. Тютчев уверяет: «Не то, что мните вы, природа – не слепок, не бездушный лик; в ней есть душа, в ней есть свобода…» Гете говорил: «Мы бредем в тайнах и чудесах». Но еще лучше изобразил эту таинственность природы наш родной поэт-философ В. С. Соловьев:
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами –
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Милый друг, иль ты не чуешь,
Что одно на целом свете –
Только то, что сердце сердцу
Говорит в немом привете?
Каждое возникновение, каждая перемена, каждое рождение есть чудо, на что указывал еще бл. Августин.
Где граница между закономерным и сверхъестественным? Если бы мир представлял однообразие, то ответ был бы прост: что выходит из пределов этого однообразия, то сверхъестественно. Но и юные школьники знают, что в мире – четыре царства, и каждое царство имеет свой плюс. В сравнении с мертвой природой явления органического мира чудесны; в сравнении с царством растительным явления животного царства чудесны, а явления мира человеческого, явления свободы сугубо чудесны.
Во Второзаконии (29:29) читаем: «Сокрытое принадлежит Господу, Богу нашему, а открытое нам и сынам нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего». «Из этого сокрытого наше многохвалимое знание не успело вырвать ни одной тайны из рук Всемогущего Бога, несмотря на все настойчивые старания. Как началась эволюция, как органическое возникло из неорганического, как явилось живое из мертвого, как организованное вышло из неорганизованного, как интеллектуальное возникло из физического – на все эти вопросы наше самое передовое знание дает нам сведений не больше, чем мы почерпаем из первой Книги Бытия» .
«Карпентер заявил с авторитетом, которым он заслуженно пользовался, что мы не только не знаем, но вряд ли когда будем знать, как каждая отдельная клеточка в нашем теле выполняет предназначенную ей функцию. Каким образом совершенно материальные вибрации составляющих мозг молекул могут производить совершенно нематериальные мысли и чувствования, совокупность которых мы называем сознанием, – это стоит так же выше нашего современного анализа, как дифференциальное исчисление стоит выше понимания дикаря. Никто из живущих не в состояния объяснить нам, каким образом черные значки, напечатанные на листе белой бумаги, внезапно становятся идеями в уме читающего» .
Но и в области материальной природы красота ее вызывает на размышление. Эту красоту чувствуют люди различных стран и времен. Красивое создание человеческого гения в частях своих не прекрасно. Но творение природы: кристалл, цветок, стебель травы и в частях, и под микроскопом представляют дивное изящество .
Ежедневное рождение, по мнению бл. Августина, не менее чудесно, чем воскрешение немногих. Умножение семян не менее чудесно, чем умножение хлебов. Ужели все богатство и красоту природы, ум, поэзию, философию, религию, Пушкина, Филарета, Сократа, Канта мы припишем слепому и случайному сцеплению атомов? Если нам скажут, что здесь не случай, а необходимость, то разница будет только в словах. Еще Ньютон заметил, что из необходимости не произойдет разнообразия, необходимость прямолинейна, тождественна себе. Разнообразие – результат ума и воли. Необходимость обусловливает застой, а не развитие (эволюцию).
Но и самая эта необходимость не доказана. Физик может утверждать только, что существующий порядок действителен, а не то, что он необходим. Если бы мы нашли, что законы природы всеобщи, то и тогда мы не имели бы оснований признать их необходимыми. Между всеобщим и необходимым великое различие.
Самая идея закона предполагает, что есть нечто внезаконное, приводимое в движение законом, ему противящееся, от него отклоняющееся. Опыт это подтверждает. В жизни природы наблюдаются отклонения от рубрик законов. Мы не говорим уже о воздействии на природу человеческой воли. Наиболее обоснован закон всемирного тяготения. Но даже в нашей планетной системе примечаются уклонения от этого закона. Например, движения некоторых звезд (61-й звезды в созвездии Лебедя) обладают такими скоростями, что для объяснения этих скоростей недостаточно тяготения всех известных небесных тел. Вода замерзает при -1° R, но в закупоренной трубочке может не замерзнуть и при -10° R; кипит она при +80° R, но в разреженном воздухе кипит и при +15° R От холода она не сжимается, как другие тела, но расширяется.
Законы мышления и аксиомы чистой математики более непреложны, чем так называемые законы природы. Поэтому выражение, что закон царствует в природе, – недопустимо. Например, «материальные частицы тяготеют прямо пропорционально их массам и обратно пропорционально квадратам расстояний». Это один из точных законов, обобщение большого ряда наблюдений, но что царственного в этом законе?
Ученый помещает свой ум вне факта и наблюдает факт. Но природа и ум – вещи разного порядка. Поэтому, переводя природу на законы, ею будто управляющие, ученый, по выражению Бутру «упраздняет природу при помощи символов».
Закон только распределяет явления природы, а не изъясняет их; поэтому совершенно бесполезно требовать от законов природы ответа на вопрос о происхождении мира. Не богословы только, а люди опытной науки и философы-позитивисты склоняются к признанию сверхъестественного происхождения мира. Глава позитивистов Огюст Конт признает, что «закон природы не может дать ответа касательно собственного происхождения; условия случая бессильны что-либо сделать; следовательно, вселенная получила начало путем сверхъестественным» .
Английский философ Д. С. Милль пишет: «Если вселенная имела начало, то это начало, даже под условием случая, было сверхъестественное; законы природы не могут объяснить нам его происхождение» . Проф. Хайль заявляет, что «невозможно никакою рациональною гипотезой объяснить происхождение жизни на земном шаре, не обращаясь к помощи и вмешательству некоей всемогущей Силы» .
Поэтому мы не имеем сколько-нибудь удовлетворительной и свободной от произвольных гипотез теории земли . Но это, конечно, не мешает хвалителям безверия говорить о победе над верой. Гюйо в книге «Безверие будущего» пишет: «Геология одним ударом опрокинула традиции большинства религий. Физика убила чудеса. И то же сделала метеорология, столь юная и столь многообещающая».
Бывают же такие ученые, которые заняты больше опрокидыванием и убиванием, чем беспристрастным исследованием. Из-за них не будем бранить науку и отворачиваться от нее.
5. Границы естествознания
Когда говорят, что чудеса не закономерны, т.е. не вмещаются в рубрики законов природы, мы с этим можем согласиться. Но когда из этого делают вывод, что чудо невозможно, как явление беспричинное, то этот вывод совершенно неоснователен. «Причинность и закономерность представляют два понятия, друг другу совершенно чуждые и сопутствующие друг другу лишь на низших ступенях действительности. Поэтому представляя чудо как событие совершенно иррегулярное, мы можем и должны его мыслить как событие, подчиненное закону причинности, как действие, имеющее своего творца или виновника. В чуде не только не следует видеть нарушение закона причинности, но даже и нарушение законов природы. Предположим, я обладаю чудотворною способностью одним своим желанием, без помощи мускулов заставлять предметы подниматься на воздух. Значит ли это, что я нарушаю закон тяготения? Нисколько. Закон был бы нарушен, если бы предметы перестали тяготеть к земле. Но те предметы, которые поднимаются, повинуясь моей воле, продолжают по-прежнему тяготеть к земле пропорционально их массам. Мое действие будет состоять не в том, что я уничтожаю это тяготение, но лишь в создании новой силы, противоположной силе тяготения и ее преодолевающей» .
Причинность – вне области естественных наук. Наблюдать ее невозможно. Понять еще более невозможно. Причинность – это область логики и философии. Мы наблюдаем только последовательность или сосуществование явлений и делаем поспешное заключение (обобщение), что из двух явлений одно есть причина другого. Например, чрез некоторое время после молнии мы слышим гром и заключаем, что молния причина грома. Не высока и логическая ценность такого заключения: и молния, и гром могут быть вызваны третьей причиной, нами не наблюдаемой. Такая последовательность явлений, в которой мы усматриваем зависимость одного явления от другого и непостижимую для ума связь их, наблюдается только между явлениями мертвой природы. Но в мире органическом, животном и человеческом, особенно в области сознания, причинность ускользает от наблюдения. Не только в душевной жизни человека, но даже в его физическом состоянии (в здоровье) наблюдается многое, заставляющее предполагать для жизни человека какую-то особую причинность. Так и чудеса не должны мы считать явлениями беспричинными, но явлениями особой причинности, недоступной человеческому наблюдению. Самая поразительность чудес объясняется тем, что мертвая природа осуществляет какие-то высшие цели и предназначения, что неразумное становится служебным орудием духа и разума.
Но не сходятся ли в этом отношении явления чудесные с явлениями естественными и признаваемыми закономерными? Господствующее ныне учение о развитии (эволюции) побуждает нас ответить на этот вопрос утвердительно. Учение об эволюции показывает следы разума и целей в проявлениях слепых сил природы. Правоверное богословие всегда учило, что мир осуществляет божественные волю и цели. Это учение называется учением о целях, телеологией. И вот наука в учении об эволюции возвратилась к телеологии. Это признает Гексли и даже Дарвин – видный представитель эволюционного учения. Когда Грей написал, что Дарвин «возвратил естественным наукам телеологию», Дарвин отозвался на это, что ему «особенно приятно то, что вы говорите о телеологии» .
Учение об эволюции всего менее согласуется с представлением механического строя вселенной. Развитие предполагает поступательное движение по данному плану. От кого же зависит этот план? И в частностях, и в целом природа являет такие следы мудрости, пред которыми в тупик становится наблюдатель. Возьмем, например, глаз рыбы, муравья или человека. Он удивительно приспособлен для своей цели. Оптик может указать в устройстве глаза некоторые недостатки, но при всем том согласится, что глаз всякого живого существа удовлетворяет своему назначению. Как он образовался? Естествовед не скажет, что глаз создан в теперешнем окончательном виде. Но он скажет, что глаз прошел длинный-длинный путь осложнения и усовершенствования. Он назначит для этого процесса развития десятки, сотни тысячелетий. Но время ничего не упростит, ничего не сделает понятнее. Наоборот, развитие, растянутое на многие тысячелетия, становится более поразительным, чем моментальное образование. Ведь в природе действует, встречается, перекрещивается множество сил, или так называемых законов. В природе примечается не одно созидание, но и разрушение, борьба. Каждая сила действует, так сказать, в своем интересе, не заботясь о других, а в результате получается не беспорядок, но удивительная гармония, и частная, и общая. Ограничимся землей. Иное распределение воды и суши на ней было бы гибелью для большинства растений и животных. Изменение составных частей воздуха сделало бы невозможным дыхание. Фарадей говорит: если бы земля имела плотность Юпитера или Сатурна, то, вследствие силы притяжения, движение живущих было бы затруднено: заяц ползал бы, как черепаха, орел летал бы не лучше курицы, плоды падали бы, не поспевая. Да была ли бы еще возможна физиологически органическая жизнь на земле ?
Как и чем достигается это благоприятное сочетание многих условий? Случаем? Но брызните красками на полотно, картина не получится. Тысяча неспевшихся музыкантов не образуют стройного хора.
Здесь граница для естествознания, та граница, за которой естествознание переходит в область богословия или катихизиса.
1 2 3 4 5 6 7