Это было в конце 1932 года; двенадцать солокхумбских парней и девушек решили оставить родной кров. Целый месяц мы готовились: устраивали тайные собрания, собирали продовольствие и необходимые вещи. Моя доля ограничилась одеялом, которое я захватил из дому. Денег у меня не было, да и у остальных тоже. Собственно, именно поэтому большинство из нас решило уйти: мы хотели заработать денег и посмотреть на мир.В числе моих спутников находился Дава Тхондуп, впоследствии прославившийся в экспедициях. Он был старше меня, и, хотя никогда не видал Дарджилинга, не мало знал про него и часто говорил о новой экспедиции, которая должна была скоро выйти оттуда на Эверест. Мы мечтали устроиться носильщиками в эту экспедицию, и мною владело такое нетерпение, что я готов был бежать всю дорогу. Однако через дикие области Восточного Непала не очень-то побежишь. Едва заметная тропинка то карабкается вверх по крутым гребням, то пробирается сквозь густые леса в долинах, то пересекает бурные реки. Большую часть этого долгого пути мы держались вместе, но недалеко от индийской границы перессорились, и остальные ушли без меня, унеся с собой все продовольствие. Однако мне посчастливилось: в местечке Симана я встретил состоятельного человека по имени Ринга Лама, который взял меня к себе в дом. В то время я знал только свой родной язык, а по-непальски не понимал, но мне и тут повезло, потому что Ринга Лама говорил немного на шерпском языке. Его семья отнеслась ко мне очень хорошо, меня кормили, дали новую непальскую одежду. В свою очередь, я выполнял разную работу по дому и собирал хворост в джунглях. Все же я чувствовал себя одиноко и тоскливо среди чужих людей и часто, бродя один в джунглях, садился под деревом и рыдал. Я начинал познавать, что мечта и действительность не одно и то же…Пробыв некоторое время в Симана, я рассказал Ринга Ламе, как мне хочется попасть в Дарджилинг. К моей радости, он ответил: «Хорошо, я сам отправляюсь туда по делам и возьму тебя с собой». Впервые я увидел автомобиль, а когда мы приехали в Дарджилинг, там оказалось ещё много такого, чего мне не приходилось видеть раньше. Дарджилинг уступал по размерам Катманду, но был гораздо больше похож на современный город; там имелась даже железная дорога. По улицам ходило много чилина-нга; в основном англичан. До сих пор я ещё ни разу не видел европейцев.Сначала я остановился не в самом Дарджилинге, а в деревне Алубари, что значит «место, где растёт картофель». Привёз меня туда Ринга Лама; я поселился у его двоюродного брата Поури. У Поури было пятнадцать коров, на мою долю выпал уход за ними и другие хозяйственные работы. Здесь я начал учиться непальскому языку, который очень употребителен в Дарджилинге, и ещё местному языку — ялмо. Лучшим моим учителем оказался один человек по имени Манбахадур Таманг — мы косили вместе траву на корм коровам, — и я был очень благодарен ему. Мы и сейчас с ним добрые друзья; недавно он работал каменщиком на строительстве моего нового дома. Мы часто вспоминаем те дни, особенно как однажды собирали хворост на запретном участке и нас застал сторож: он привязал нас к дереву и отхлестал плетью.Время от времени Поури посылал меня в Дарджилинг продавать молоко; каждый раз я чувствовал себя на седьмом небе. Город расположен на северном склоне крутого холма, а километрах в восьмидесяти от него, за глубокими долинами Сиккима, начинаются отроги восточной части Главного Гималайского хребта с Канченджунгой в самой середине. Часто смотрел я на вздымающуюся к небесам белую вершину и испытывал радостное чувство: её вид напоминал мне, что и в этом, новом для меня, чужом краю я не слишком далёк от любимых гор. Впрочем, Дарджилинг и сам по себе был настоящим чудом для деревенского парня. У подножья большого холма раскинулась старая часть города. Здесь все напоминало Катманду: базары, храмы и тесные, кишащие людьми улочки. Зато повыше, в новой части, все было иначе, все было необычно. Здесь находились дома англичан и богатых индийцев, роскошные магазины и чайные дома, кинотеатр. Тут же стояло правительственное здание, а также дворец магараджи и отель, похожий на дворец. Глядя на все эти чудеса, я порой совершенно забывал о своих бидонах.Однако вскоре мои мысли целиком поглотило ещё более волнующее событие: началась подготовка новой экспедиции на Эверест. Ранней весной 1933 года из Англии прибыли альпинисты. Весь город был взбудоражен приготовлениями. Руководитель экспедиции Хью Раттледж устроил свой штаб на веранде Плэнтерс Клаб, и чуть ли не все дарджилингские шерпы отправились к нему устраиваться на работу. Тут уж мне окончательно стало не до молока, я мог думать только о том, как попасть в экспедицию, как убедить их взять меня.Сначала я боялся идти сам в Плэнтерс Клаб и попросил своего друга Даву Тхондупа замолвить за меня словечко. Его уже приняли, однако мне он отказался помочь, сказал, что я слишком молод. «Но я уже взрослый и не слабее других», — возразил я. Тем не менее Дава Тхондуп и другие шерпы продолжали твердить: «Нет, нет, ты слишком молод». Они решительно отказывались сделать что-либо для меня, и я был зол, как никогда ещё в моей жизни.Тогда я попробовал устроиться сам, но все получилось навыворот. Когда я впервые попал в Дарджилинг, у меня были длинные косички, как у всех мужчин в Соло Кхумбу. Горожане смеялись надо мной, обзывали девчонкой, и я постригся коротко. К тому же я носил непальскую одежду, которую мне дал Ринга Лама. Все это годилось для Дарджилинга, но для экспедиции оказалось неподходящим, потому что англичане решили, что я непалец, а они набирали только шерпов. К тому же я не мог показать никаких бумаг или удостоверений о том, что работал с экспедициями. Наверное, так случается со многими молодыми людьми, когда они впервые устраиваются на работу. Вас спрашивают: «Вам приходилось делать эту работу раньше?» Вы отвечаете: «Нет». Вам говорят: «Нам нужны только опытные люди». Вы уходите, чувствуя, что никогда в жизни не поступите на работу только потому, что не работали раньше.Как бы то ни было, в 1933 году я получил отказ. Экспедиция выступила из Дарджилинга, а я остался…Ещё много месяцев я продолжал смотреть за коровами Поури и продавать молоко. Среди моих покупателей была молодая женщина из племени шерпа, Анг Ламу. Она родилась в Дарджилинге и работала там в качестве айя, домашней работницы. Я никогда не обращался к ней на родном языке, а только на непальском, и она даже не знала, что я шерпа. Встречаясь, мы каждый раз препирались.— Раз я все время покупаю у тебя, ты должен наливать мне с походом, — говорила она.— Не могу, — отвечал я.— Ты страшно жадный, — продолжала она.— А ты надоела мне своей торговлей.В этом нет ничего примечательного, и я, вероятно, давно успел бы позабыть об этом, если бы Анг Ламу не была теперь моей женой.Прожив в Дарджилинге около года, я узнал от людей из Соло Кхумбу, что родители считают меня мёртвым. Я решил вернуться повидать их, но Поури не хотел отпускать меня. Он сказал, что я должен найти себе замену, если хочу уйти. Тогда я отправился в город, нашёл желающего и привёл с собой, после чего быстро двинулся в путь, не давая Поури времени придумать новое возражение.Придя домой, я убедился, что земляки сказали правду: родители и в самом деле готовились совершить по мне обряд как по мёртвому. При виде меня они расплакались, потом ужасно обрадовались; на этот раз дело обошлось без колотушек. За время моего отсутствия в Соло Кхумбу произошло землетрясение; часть нашего дома обвалилась, и я первым делом помог починить его. А потом стал делать ту же работу, что прежде: пасти яков. На следующее лето я впервые отправился в Тибет, за солью, которой у нас в Соло Кхумбу всегда нехватка. Через большой перевал Нангпа Ла («Ла» означает по-тибетски «перевал») я пришёл в посёлок Тингри Гангар около Ронгбука, по ту сторону Эвереста. Я воспользовался случаем посмотреть знаменитый монастырь Ронгбук. Он намного больше Тьянгбоче и насчитывает свыше пятисот монахов и монахинь. Как раз здесь неподалёку разбивали базовый лагерь все английские экспедиции на Эверест, да только в этом, 1934 году, восхождений не было. А не то соль не скоро попала бы в Соло Кхумбу!Прошло несколько месяцев, и отец снова попросил меня отправиться в Тибет с тем же поручением. Но к этому времени я уже твёрдо знал, что никогда не буду счастлив, живя в Соло Кхумбу. Поэтому вместо Тибета я снова двинулся в Дарджилинг. Хотя мой отец так никогда и не собрался туда, я видел его дважды на протяжении следующих пяти лет: он ходил через Нангпа Ла в 1935 и 1938 годах, чтобы повстречаться с участниками экспедиций на Эверест. Мать же я не видел до 1952 года, когда участвовал в швейцарской экспедиции, пытавшейся взять Эверест с юга.Попав снова в Дарджилинг, я не стал возвращаться в Алубари, к коровам и картофельному полю, а устроился в самом городе. Шерпы селились в основном в двух районах — в Тоонг Соонг Бусти и Бхутиа Бусти («бусти» означает «деревня»). Я остановился в Тоонг Соонге, где и прожил большую часть последующих лет. Мне посчастливилось стать жильцом у Ангтаркая. Уже тогда он был опытным альпинистом, а в настоящее время Анттаркай — один из самых прославленных шерпов. Скоро ко мне перестали относиться как к чужаку. Поблизости жил мой старый друг Дава Тхондуп (ныне тоже один из ветеранов), и, куда ни повернись, везде были другие шерпы, прославившиеся на Эвересте и в иных местах.Осенью 1934 года все говорили о состоявшейся летом немецкой экспедиции на Нанга Парбат, в далеком Кашмире. Разговор был невесёлый, потому что там случилось ужасное несчастье. С этой экспедицией пошло много шерпов, причём большинство впервые оказались так далеко от дома, и вот шестеро из них погибли вместе с четырьмя немцами во время страшной бури на горе. Не в одном доме в Тоонг Соонг Бусти царило горе, но вместе с тем мы гордились стойкостью и выдержкой наших людей. Дава Тхондуп и Анг Тсеринг, которые тоже участвовали, но остались живы, рассказали мне о подвиге их друга Гьяли, известного больше под именем Гайлая. В самый разгар бури Гайлай находился высоко на горе с руководителем экспедиции Вилли Мёрклом. Шерпа чувствовал себя хорошо и смог бы, наверное, добраться до нижнего лагеря. Однако по мере того как они спускались, Мёркл все больше ослабевал и в конце концов оказался не в состоянии двигаться дальше. Тогда Гайлай предпочёл остаться и умереть, чем бросить его одного.Хотя я ещё ни разу не участвовал в восхождении, этот рассказ заставил меня гордиться тем, что я шерпа.В это время года, конечно, никакие экспедиции не выходили в горы, и мне пришлось вооружиться тёрпением. Как и в Соло Кхумбу, в Дарджилинге произошло землетрясение; я работал одно время на восстановлении часовни при школе св. Павла. Мне платили двенадцать анна в день — на первый взгляд очень незначительная сумма, но тогда это считалось неплохой платой; в такое время года мало кто из шерпов мог рассчитывать на лучшее. За исключением горстки купцов и торговцев, мы все были очень бедны. Жили в деревянных сараях с жестяными крышами; обычно в одной комнате ютилась целая семья. Ели мы рис и картофель. Зарабатывали очень мало, даже в разгар сезона; и если тем не менее ухитрялись сводить концы с концами, то только потому, что довольствовались малым.В начале 1935 года я женился. Мою первую жену звали Дава Пхути, а «пхути» означает «счастливая жена, приносящая детей», что очень скоро оправдалось. Дава Пхути родилась, как и я, в Соло Кхумбу, я встречал её там, но ближе узнал уже в Дарджилинге. Мы нашли себе в Тоонг Соонг Бусти отдельную каморку и были очень счастливы, однако пробыли вместе совсем недолго, потому что теперь, наконец, после долгой поры надежд и ожиданий, началась моя жизнь в горах. 4 ДВАЖДЫ НА ЭВЕРЕСТ
Говорят, что надо начинать с малого, а затем уже переходить к большому, но не так получилось у меня. Моя первая экспедиция, в 1935 году, была на Эверест. В том году англичане в пятый раз вышли на штурм горы.Первый отряд ходил в 1921 году; он не ставил себе целью взять вершину, а только совершил разведку. Тогда-то и нашли путь через Тибет к северному склону Эвереста. Нам, шерпам, казалось странным, что делают такой крюк, чтобы выйти к Чомолунгме. Объяснялось же это тем, что англичане имели разрешение на въезд только в Тибет, тогда как в Непал вплоть до недавнего времени доступ людям с Запада был совершенно закрыт.Из района монастыря Ронгбук, севернее Эвереста, экспедиция 1921 года совершила много вылазок на ледники к перевалам в поисках проходов к вершине.В конце концов решили, что наиболее удобный путь проходит по правой ветви Ронгбукского ледника, затем по крутой снежно-ледяной стене к перевалу на высоте более 6600 метров, который назвали Северным седлом. Знаменитый альпинист Джордж Лей-Меллори добрался вместе с несколькими товарищами до этого седла, и хотя сами они не были подготовлены для дальнейшего продвижения, но решили, что нашли подходящий путь к вершине. Позднее они попытались все же найти и другие подходы и поднялись к перевалу Лхо Ла, откуда открывается вид на юго-западный склон Эвереста и почти до Соло Кхумбу. Однако Меллори решил, что эта сторона вряд ли подходит для восхождения; к тому же она лежит в Непале, куда они не имели доступа. Только тридцать лет спустя была сделана первая попытка взять вершину с юго-запада.В 1922 году состоялась первая настоящая экспедиция. В ней участвовало много англичан и шерпов. Они разбили лагерь на леднике, на Северном седле и на крутом гребне выше седла. Отсюда наиболее сильные восходители достигли высоты 8138 метров. Это значит, что им оставалось всего около семисот метров до вершины и что они поднялись выше, чем кто-либо до них. Но тут по крутым склонам ниже Северного седла пронеслась лавина, и целый океан снега захлестнул шедших попарно носильщиков. Тогда-то и погибло семеро шерпов. Это была самая крупная катастрофа за всю историю Эвереста.И все-таки в 1924 году англичане и шерпы пришли снова. Состоялась та самая знаменитая экспедиция, во время которой Меллори и Эндрью Ирвин пропали без вести, пытаясь взять вершину. На этот раз выше Северного седла был уже не один, а два лагеря. Снаряжение для второго из них, на высоте 8170 метров, доставили трое шерпов — Лакпа Чеди, Норбу Йишай и Семчумби. Оттуда полковник Нортон и Т. Соммервелл совершили ещё до исчезновения Меллори и Ирвина смелую попытку взять вершину, причём Нортон побывал на высоте около 8600 метров. Это достижение оставалось мировым рекордом, пока мы с Раймоном Ламбером не поднялись ещё выше с другой стороны горы во время первой швейцарской экспедиции 1952 года.Четвёртая попытка взять Эверест состоялась лишь в 1933 году, как раз когда я безуспешно старался попасть в экспедицию. Результаты были примерно те же, что в 1924 году, с той разницей, что никто не погиб и уже несколько альпинистов — Харрис и Уэджер, а также Фрэнк Смайс (его напарник Эрик Шиптон остановился несколько ниже) — достигли почти той же точки, что Нортон. И на этот раз снаряжение для наиболее высокого, VI лагеря доставили шерпы. Здесь отличились Ангтаркай, Пасанг, Ринцинг, Олло, Дава, Черинг и Кипа. Англичане называли их «тиграми». Только с 1938 года это стало официальным почётным званием, и тем носильщикам, которые забирались выше всех, вручали медали Тигра. Однако неофициально звание «тигра» бытовало уже с двадцатых годов, и наши люди носили его с гордостью.Но вот пришёл 1935 год и с ним мой первый шанс.С самого начала года шло много разговоров о предстоящей новой экспедиции, но, как всегда, начались трудности с разрешением на въезд в Тибет, и прошло много времени, прежде чем Эрик Шиптон, руководитель экспедиции, прибыл в Дарджилинг. Решено было не ходить на штурм вершины, а ограничиться, как в 1921 году, разведкой. Дело в том, что муссон, который начинает дуть с юга в июне месяце, застиг бы восходителей на Эвересте, а это означало почти верную смерть: южный ветер приносит с собой бури и лавины. Вместе с тем разведка не явилась бы пустой тратой времени; англичане надеялись найти лучший путь для экспедиции следующего года, нежели обычный, через Северное седло.Я чуть было не остался опять, как в 1933 году. Сирдаром — начальником носильщиков — был в этой экспедиции Карма Паул, делец из Дарджилинга. Он не знал меня, а я по-прежнему не мог показать никаких справок. Мистер Шиптон и тогдашний секретарь Гималайского клуба мистер У. Кидд опрашивали желающих шерпов, однако брали только тех, кто либо ходил в горы раньше, либо был рекомендован Карма Паулом. Я ужасно расстроился. Но потом англичане объявили, что им нужны ещё два носильщика. Желающих оказалось более двадцати, и я встал в шеренгу, надев новую куртку цвета хаки и короткие штаны. Мне казалось, что я выгляжу опытным восходителем. Мистер Шиптон и мистер Кидд проверяли кандидатов одного за другим;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29