А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Голубов Сергей Николаевич

Снимем, товарищи, шапки!


 

Здесь выложена электронная книга Снимем, товарищи, шапки! автора по имени Голубов Сергей Николаевич. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Голубов Сергей Николаевич - Снимем, товарищи, шапки!.

Размер архива с книгой Снимем, товарищи, шапки! равняется 169.71 KB

Снимем, товарищи, шапки! - Голубов Сергей Николаевич => скачать бесплатную электронную книгу



OCR Busya
«С. Голубов «Снимем товарищи шапки»»: Государственное издательство детской литературы Министерства просвещения РСФСР; Москва; 1961
Аннотация
В центре Омска стоит памятник. На мраморе памятника высечены слова: «Генерал Дмитрий Михайлович Карбышев, уроженец города Омска, в годы Великой Отечественной войны проявил исключительное мужество и стойкость в борьбе с врагами нашей Родины. Находясь в фашистских тюрьмах и лагерях смерти, он сохранил честь и достоинство советского гражданина, ученого, коммуниста. Верный присяге, патриот предпочел смерть предательству.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины».
О бессмертном подвиге Дмитрия Михайловича Карбышева рассказывает эта книга.
Сергей Николаевич Голубов
Снимем, товарищи, шапки!
К читателям этой книги
В числе написанных мною романов есть один очень большой. Он вышел в свет первым изданием в 1953 году и называется «Когда крепости не сдаются». Главный герой этого романа – действительно существовавший человек. Это генерал-лейтенант советских инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев.
Карбышев был офицером русской армии еще до войны 1904–1905 гг. Он участвовал и в первой мировой войне 1914–1917 гг., а потом, уже в качестве командира Красной Армии, был деятельным участником войны гражданской. Когда перед нашей Родиной встала задача мирного строительства, Карбышев начал вести большую научно-педагогическую работу, состоя профессором нескольких военных академий. В течение многих лет он читал лекции и писал книги, посвящая их военно-инженерной теме. И Великая Отечественная война впоследствии тоже не прошла мимо Карбышева – погубила его и возвеличила.
Дмитрий Михайлович Карбышев – герой моего романа о несдающихся крепостях. Но как для меня, так и для вас, мои читатели, он должен быть не просто героем романа, а еще и чем-то вроде стеклышка в волшебном фонаре, сквозь которое можно видеть множество громадных событий. Великая Отечественная война застала генерала Карбышева на западной границе нашего государства.
О том, что случилось с ним дальше – как он очутился в плену у фашистов, как продолжал бороться с фашизмом в гитлеровских концлагерях и как покрыл себя неувядаемой славой, – обо всем вы прочитаете в этой книге.
Она представляет собой последние главы романа «Когда крепости не сдаются», кое в чем значительно переделанные. То главное, что есть в романе – его зерно и основа, – заключено в этих главах. Что же это за зерно?
Карбышев говорил: «Обороняются не стены, а люди. Стены только помогают людям обороняться. И поэтому советскую крепость можно уничтожить, а взять нельзя».
В романе дважды подтверждается правильность этой мысли. Две крепости не сдаются в романе: сам Карбышев и Брест. Славой геройской обороны Бреста как бы освещается мрак первых дней и недель войны.
Светлыми образами Тельмана и германских коммунистов, загнанных гитлеровцами в тюрьмы и концлагеря, рассеивается тьма той морозной ночи, когда Карбышев совершил свой последний подвиг. Внешняя линия действий, происходящих в романе, – борьба за мир посредством войны. Внутренняя линия – борьба с войной за дело мира. Все это становится вполне очевидным в последних главах романа.
Потому-то и родилась у меня мысль превратить эту часть его в отдельную повесть, с тем, чтобы смысловое зерно большого произведения стало доступно и читателям маленькой повести.
«Время преходяще, искусство долговечно», – сказал когда-то великий немецкий поэт Гёте.
Прошу вас, друзья мои, прочитав эту повесть, подумайте над тем, что сделал для своей родины Д. М. Карбышев и не заслужил ли он, кроме памятника на месте своей гибели в далекой Австрии, еще и другого памятника – в сердцах человеческих. И не в том ли заключается одна из существенных задач искусства, чтобы с помощью прошлого, сохраненного им от забвения, глубже и шире овладевать новым?
История дает направление искусству и как бы входит через него в нашу жизнь. Ни понять нашу жизнь, ни разъяснить ее вне связи с прошлым невозможно, ибо она, с одной стороны, исходная точка движения в будущее, а с другой – естественное, неизбежное следствие прошлого.
Оторвав современность от ее исторических корней, можно сколько угодно писать о сегодняшнем дне и все-таки не добраться до подлинной сути того, что в нем происходит, – не обнажить его сердца, не раскрыть его души. И наоборот – можно писать о том, что было вчера, а сегодня в своем физическом виде уже не существует, но все еще входит, как живой сок земли, в молодое, цветущее, бурно растущее тело нашего будущего. Да и что такое вообще настоящее, как не ступенька в великом переходе от прошлого к будущему!
Глава первая
Наркевич руководил научно-исследовательским отделом в одной из московских проектировочных организаций полувоенного типа. Карбышев был частым гостем НИО.
Добравшись до кабинета Наркевича, он бросал на подоконник свой громадный, туго набитый, похожий на кожаную подушку портфель и говорил:
– А все-таки скверный тут у вас воздух! Что-то условное, невкусное, непитательное, как сахарин…
– Ну уж это вы чересчур! – недовольно морщась, возражал Наркевич.
Теперешний Наркевич совсем не походил на прежнего, каким знал его Карбышев двадцать лет назад. Лицо из бледного стало сероватым; черные, как дым, волосы – сивыми; надтреснутый голос превратился в плотный баритон и по-детски узенькие плечи развернулись в длинное коромысло.
Но как был он смолоду упорен, настойчив и в суждениях своих суховат, таким и остался. И по-прежнему не хватало простора для творческой мысли в его умной, смелой и честной голове. Отношения Наркевича с Карбышевым складывались так, что разногласий между ними не было и не могло быть; только вел вперед Карбышев, а Наркевич лишь следовал с остановками; Карбышев открывал, а Наркевич догонял и придерживал.
Между тем время не шло, а бежало, и механика скорости, с которой оно совершало свой бег, казалась непостижимой. Дряхлое, безобразное исчезало, как сон, со старых улиц Москвы. Новое буйно поднималось на них в железобетоне и стекле гигантских сооружений, в сверкающем мраморе облицовок, в небывалой ширине тщательно выпрямленных трасс. И Карбышев и Наркевич – оба видели это. Вот они глядят из НИО в окно, как бы ожидая подсказки от того, что происходит снаружи. Но там нет ничего интересного. День хоть и майский, а серенький; в воздухе парит; пахнет близким дождем. По контрасту с этой обыкновенностью Наркевич вспоминает последние концерты Барсовой и Козловского. Наркевич знает толк в музыке, и ему приятно вспомнить, как пела вместе с Барсовой и Козловским жизнь и как в ее чистом голосе звенело счастье. На концерт Поля Робсона Наркевич не попал, но, когда Мариан Андерсон выступала в Большом зале Консерватории, он сидел и слушал, застыв в немом очаровании. И сейчас он слушает, как за окном шумит Москва, но все еще слышит негритянскую песенку Андерсон…
Парит… Пахнет дождем… Все? Нет. Шумит Москва. Это шум самой стремительной жизни на всем земном шаре. За Москвой идет страна, недавно завершившая гигантский тур великого пятилетнего труда. Вдруг что-то поднимает Карбышева со стула и ставит на ноги.
– Люблю новенькое. А вы чем можете похвастать?
Карбышев быстро заходил, почти забегал по маленькому кабинету, с жадным нетерпением потирая руки. Сегодня он пришел за последними расчетами по движению танка.
– Чем можете похвастать, Глеб?
– Расчеты сделаны. Да, танк не пройдет ни через болота, ни через срубленный, но невыкорчеванный лес, ни через отлогости крутизной больше сорока градусов, ни через отвесные эскарпы высотой больше, чем сам танк…
Наркевич закурил папиросу, отошел от окна и, повернувшись спиной к звонкой майской улице, собрался доказательно представить расчет, когда Карбышев остановился прямо перед ним.
– Слушайте, Глеб! – взволнованно сказал он. – Почему мы так медленно работаем?
– Я не думаю…
– А я думаю. Только об этом и думаю. Вот уже скоро полгода, как Гитлер уселся на загорбок немецкого народа. И рейхстаг сгорел. И Япония вышла из Лиги наций. А мы… Читали вы в газетах последнюю речь Гитлера?
– Да…
– Что же это такое, Глеб? Что такое фашизм?
Наркевич отлично знал, что такое фашизм. И удивился элементарности вопроса. Он положил свою только что закуренную папиросу на стол мундштуком к ребру, куркой – кнаружи.
– Фашизм? – риторически и несколько докторально повторил он. – Это – самое сильное орудие мировой реакции… самый хищнический и разбойничий отряд империализма. Именно потому империалисты Запада всячески помогают росту фашизма. В его стремлении к мировому господству они видят вернейшее средство удушения революции…
До сих пор Карбышев приходил в НИО к Наркевичу всегда лишь за новеньким. И сегодня тоже должно было быть так. А получилось иначе. Получилось так, как будто между фашизмом в Германии и расчетами движения танка по труднопроходимой местности существует самая прямая и самая глубокая связь. И Карбышев открыл эту связь сегодня, а Наркевич, как и обычно, пустился за ним следом – объяснять и растолковывать…
* * *
Одни умирали, другие болели; все без исключения старели, седели, лысели; но доктор Османьянц оставался прежним. Как и два десятка лет назад, он был в меру лыс, в меру сед, поворотлив в мыслях, остер на язык и светился «склеротическими» улыбками. Декабрьское солнце еще не скатилось с чистого неба, и золотые лучи его весело разбегались, скользя по серебряной земле, когда Нерсес Михайлович пришел на Смоленский бульвар с немецким журналом «Вермахт» в кармане. Сунул журнал Карбышеву: «Полюбопытствуйте!» – и сейчас же приступил к Лидии Васильевне с расспросами и сентенциями по поводу здоровья.
– Старик Кант говорил своему слуге Лампе, что готов умереть от чего угодно, но только не от медицины, – как вам это нравится, моя дорогая?
Карбышев быстро перелистал журнал и сразу наткнулся на рецензионную статью о своей вышедшей в прошлом году книге: «Разрушения и заграждения». Автор статьи всесторонне оценивал книгу, но особое внимание уделял вопросу об устройстве полосы предполья. Идея устройства такой полосы впервые ставилась и разрабатывалась Карбышевым в его книге с необходимой полнотой. Несколько французских и немецких журнальных статей, на которые книга ссылалась, лишь подбирались к этому вопросу. Резенция в «Вермахте» отдавала должное как самой идее, так и самостоятельному характеру ее широкой разработки советским военным инженером.
– Хотел обрадовать, – говорил доктор, – а с вас как с гуся вода.
– Федот, да не тот, – усмехнулся Карбышев.
– Похвалили не там, где хотелось бы? Мало чести? Нельзя так, Дмитрий Михайлович, нельзя! Мир заражается от нас новым здоровьем. А вы зачем пишете ваши книги?
– Пишу из потребности быть полезным. И еще из другой потребности – разгрузить мысль.
– Как это – разгрузить?
– Очень просто. Нельзя же без конца таскать с собой по свету битком набитый чемодан. Когда-нибудь, где-нибудь надо выложить из него содержимое: «Вот, смотрите…»
– Прекрасно. Но…
– Нерсес Михайлович, – позвала из столовой Лидия Васильевна, – идите пить чай…
– Моментально…
Османьянц и Карбышев вышли к столу, продолжая разговаривать, но почему-то уже не о статье в журнале «Вермахт», а о закладке нового здания Академии Фрунзе на Девичьем поле.
– Эх, Михаил Васильевич! – грустно произнес доктор заветное имя, и тишина повисла над столом.
* * *
Реджи смертельно надоел всем в доме. Слов нет, он был очень красивый и породистый пес. Но было совершенно ясно: Реджи глуп. Доберман расхаживал по комнатам широкой походкой, быстрый и нервный, непослушный и шальной. У него были прозрачные коричневые глаза; стриженые уши стояли торчком. Он отлично видел и слышал, но вел себя так, будто не видел и не слышал ровно ничего. Когда ему хотелось играть, он становился окончательно безмозглым: кусался, грыз и рвал в клочки все, что попадало на зубы. Днем спал, а ночью выл от бессонницы. Если же не выл, то непременно занимался какой-нибудь разрушительной работой. Реджи был неудачный член семьи – тот самый красавец, о котором сказано: в семье не без урода.
Однажды утром Карбышев побрился, умылся, выпил чашку кофе и пошел в кабинет натягивать сапоги. Он нагнулся и, не глядя, опустил руку к тому месту у дивана, где полагалось находиться в это время дня свеженачищенным, ярко блестевшим сапогам. Однако из привычного движения на этот раз ничего не получилось. Он повторил жест – опять ничего. Карбышев с удивлением заглянул под диван. Сапоги стояли на месте, но голенищ у них не было. Вместо голенищ на полу валялись рваные огрызки нагуталиненной кожи. Со стула свесилась кожаная куртка. Полы у куртки тоже не было – ее огрызки живописно дополняли картину разрушения. Сомневаться не приходилось: это была ночная работа идиота Реджи.
– Черльт возьми! – крикнул Карбышев. – Каков негодяй!
Лидия Васильевна всплеснула руками:
– Я слышала, как он чавкал всю ночь! сегодня же разбойника вон!
– Нет, не вон, – раздался звонкий голос Ляли, – не вон! Реджи – глупый… Он не виноват… Я не позволю – вон!
Она стояла на пороге кабинета, розовая от гнева. Темные глаза по-отцовски горели, и тень от длинных ресниц прыгала на смуглых щеках.
– Не позволю!..
– Как ты смеешь кричать?
Прием, которым Карбышев наказывал детей, был один: молчание. Он переставал говорить с виноватым. В зависимости от проступка молчание продолжалось день или два. На этот раз оно длилось месяц. Все попытки и старания Лидии Васильевны разгустить, «рассиропить» атмосферу тяжести и неблагополучия, наполнявшую дом, ни к чему не вели. Отец был хмур, сух и как бы не видел Елены. И она сторонилась, уходила в себя, демонстративно обращалась только к матери. Ее брови сердито сходились у переносья. Нос морщился, как перед слезами, а красные узкие губы дрожали в усмешке. «Ну и характеры! – думала Лидия Васильевна. – Оба хороши!» И с грустной тревогой в глазах посматривала то на одного, то на другого.
* * *
В комсомол Елену Карбышеву принимали на открытом собрании школьной организации. Народу собралось столько, что у Елены в глазах зарябило. Члены комитета сидели, а она стояла, как свеча.
– Устав знаешь?
– Расскажи-ка свою биографию!
– Почему вступаешь в комсомол?
– Кто советовал вступить?
– Отец, – отвечала Елена на последний вопрос и, вспомнив при этом свою нелепую ссору с отцом, зажмурила от стыда глаза.
«Если бы они знали!» – с тоской подумала она…
Из комитета дело перешло в бюро райкома комсомола, и здесь было так страшно, что, когда Елена отвечала на вопросы, у нее, как у пьяной, заплетался язык. Много раз представляла она себе торжественную минуту получения билета. Она не знала, как именно это бывает, и фантазия ее не рисовала никаких картин. Но, что получение билета должно происходить очень торжественно, так, чтобы запомнилось на всю жизнь, в этом она не сомневалась. И потому была несколько удивлена, когда все произошло самым обыкновенным образом. «Получите и распишитесь!» Правда, и это запомнилось. Только не так, как бы того хотелось. Зато вот что было прекрасно: с комсомольским билетом в кармане стало легче учиться – не потому, что способностей прибавилось или учебы убавилось, а по какой-то странной, необъяснимой причине. Стала Елена комсомолкой в мае, перед экзаменами. И экзамены сдавались на славу один за другим…
Дмитрий Михайлович спрашивал жену:
– Мать, как Аленка? Сдает?
– Сдает, – со вздохом отвечала Лидия Васильевна, – только что я за передаточная станция?
– Хорошо сдает?
– На пятерки…
Накануне одного из особенно трудных для Елены дней Лидия Васильевна по неотложному хозяйственному делу уехала на дачу. Утром, часов в восемь, Дмитрий Михайлович ушел из дому не позавтракав. Вечером, после экзамена, Елена вернулась первая, с торжеством в душе и сияющим от счастья личиком. Следом за ней появился усталый и сумрачный отец. Ляля взяла у него из рук портфель, тяжелый, как мешок с кирпичом, и отнесла в кабинет. Затем остановилась на пороге ванной комнаты, где плескался отец.
– Папа, ты что-нибудь ел сегодня?
Он вздрогнул и оглянулся с таким странным и неловким видом, точно в первый раз видел тоненькую фигурку дочери.
– Нет, ничего не ел, цыпленок… Как твой экзамен?
– Пять… Иди к столу, папа. Я сейчас разогрею котлеты…
Они ужинали вместе и разговаривали, как будто ссоры и не было. Но ссора все-таки была, долгая и упорная. И кончиться на этот раз простым застольным разговором она никак не могла.
– Вот я и в комсомоле, папа. Ты рад?
– Очень. Я ведь еще и не поздравил тебя. Поди ко мне, Аленка…
Она подошла и стала между колен, как становилась всегда раньше, когда была маленькой. Он поцеловал ее и погладил по лицу сухой и быстрой рукой совершенно так же, как делал это давно-давно.

Снимем, товарищи, шапки! - Голубов Сергей Николаевич => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Снимем, товарищи, шапки! автора Голубов Сергей Николаевич дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Снимем, товарищи, шапки! у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Снимем, товарищи, шапки! своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Голубов Сергей Николаевич - Снимем, товарищи, шапки!.
Если после завершения чтения книги Снимем, товарищи, шапки! вы захотите почитать и другие книги Голубов Сергей Николаевич, тогда зайдите на страницу писателя Голубов Сергей Николаевич - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Снимем, товарищи, шапки!, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Голубов Сергей Николаевич, написавшего книгу Снимем, товарищи, шапки!, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Снимем, товарищи, шапки!; Голубов Сергей Николаевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн