Примерно через 15 минут я вошел в кабинет генерала Лопатика, который находился в хорошем, я даже сказал бы веселом настроении, хотя встретил меня упреками примерно такого содержания: «Что ж ты, полковник, пистолетами раскидываешься. Из них потом людей убивают, а нам, „операм“, расхлебывать. Благо, что в МВД оперативная работа находится на высоком уровне, благодаря чему и удалось установить преступников. От меня требуется лишь письменное подтверждение выдачи пистолета и присутствия Павличенко при расстреле осужденных». Я, устроившись у приставного стола, начал писать рапорт, но затем, понимая, что документ требует указания точных дат и других конкретных ссылок, попросил разрешения дописать рапорт у себя в учреждении, где я имел возможность воспользоваться архивными и справочными документами. Лопатик разрешил, сказав только, чтобы я поторопился, так как он готовит документы для доклада президенту. Я вернулся к себе, достал из сейфа необходимые документы и стал писать рапорт. В этот период рядом со мной находились еще двое моих коллег, которых я посвятил в некоторые детали мероприятий, проводимых по разоблачению банды Павличенко и которые частично также приняли участие в составлении моего рапорта. Это очень порядочные и честные люди, и я сожалею, что пока не могу произнести их фамилии вслух без опасения причинить им вред. Примерно через час я представил рапорт Лопатику, который, наскоро пробежав по нему взглядом, вновь разразился тирадой о том, что только благодаря его проницательности и оперативному таланту удалось пресечь деятельность преступной группы Павличенко, а также исправить ошибки «некоторых полковников», которые снабжали преступников бесшумным оружием. Проглотив «пилюлю», я вернулся к себе.
На следующий день после ареста Павличенко я узнал от «источника», близкого к руководству Генеральной прокуратуры, что на видеокассетах, изъятых у него, запечатлены свидетельства издевательств и казни людей, среди которых были лица, считавшиеся исчезнувшими или пропавшими без вести.
Придет время и эта страшная видеотека сыграет свою роль в определении приговора негодяям. Напрасно они надеются, что попрятали все следы. Смею уверить, что все документы и предметы, необходимые для доказательства вины высокопоставленных отморозков, сохранены и ждут своего часа.
Что касается поведения Лопатика, то могу сказать следующее: польщенный «доверием» Наумова, который привлек его «исторической» операции по обезвреживанию группы высокопоставленных преступников, и рассчитывавший на пост первого заместителя министра, он еще не знал, к какому печальному концу приведет его и других это «расследование». И, как это часто бывает у карьеристов и подонков, пытался «застолбить» еще пустые участки следствия и зафиксировать своё личное участие в разоблачении бывших и настоящих отцов-командиров. Итогом этой бурной «оперативно-розыскной деятельности» и явился его знаменитый рапорт на имя министра Наумова о преступной группе Шеймана, Сивакова, Павличенко. Надо сказать, что Лопатик все-таки не очень доверял оперативной информации и решил проявить оперативно-литературный талант только после подтверждения оперативных данных признательными показаниями Павличенко. Иначе он сделал бы это гораздо раньше. К сожалению, работа над этим «историческом» документом, именуемым рапортом, истощила нравственные силы, питавшие благородный порыв бравого генерала. Его «беспримерный» в истории МВД личный «героизм» после вмешательства президента почему-то очень быстро иссяк, и все его дальнейшие поступки уже мало соответствовали образу последовательного, высокоидейного, непримиримого борца с криминалом, что, впрочем, характерно и для других высокопоставленных милицейских чинов.
Но вернемся к событиям, произошедшим в последующие дни после ареста Павличенко. На следующий день, 24 ноября, утром вновь раздался звонок Наумова. Он сказал, что мне необходимо дать показания следователю прокуратуры. Для этого мне надо к 10 часам придти в МВД. В указанное время я прибыл в министерство, и дежурный милиционер проводил меня в комнату для допросов, расположенную на первом этаже здания. Там меня уже ждал следователь Казаков. Допрос начался, как обычно, с соблюдения всех формальностей и продолжался более двух часов. В ходе допроса следователь выяснял подробности деятельности специальной группы, которую я возглавлял, а также различные детали процедуры исполнения смертных приговоров. По окончании допроса мы со следователем прошли ко мне в СИЗО, где он в присутствии понятых изъял «расстрельный» пистолет и книгу учета выдачи оружия, в которой имелись отметки о двукратной выдаче этого пистолета по распоряжению министра. Вновь позвонил Наумов и спросил, видел ли я по телевизору «новости». Я ответил, что только что прибыл с допроса и «новостей». Естественно, не смотрел. Он сказал, что надо обязательно посмотреть, мол, там много интересного. Я включил телевизор, и узнал об отставке секретаря Совета безопасности Шеймана. Мотивы отставки не указывались, но я испытал неописуемое чувство удовлетворения. Теперь, разумеется, думал я, на очереди были арест Сивакова и других членов банды, а дальше — рутинная следственная работа. В состоянии эйфории прошли ещё сутки. Во всех структурах правоохранительных органов тема отставки Шеймана и ареста Павличенко была самой популярной. Все понимали, что снятие опостылевшего всем «без лести преданного» тупицы с поста секретаря Совета безопасности — это и смена курса, во всяком случае, во внутренней политике государства. Вмешательство Совета безопасности во все сферы правовой, хозяйственной, таможенной, торговой деятельности государства породило невиданную коррупцию. Взятки в Совет безопасности и Администрацию президента текли рекой. Брали со всех. Начиная со старушек, торговавших семечками, и заканчивая матерыми бизнесменами. Если президент желает узнать о деятельности своего холуя №1 поподробнее, то я могу оказать ему такую услугу и даже пока что не публично, так как открытая информация может повредить её источникам. Но даже если и не желает, то это все равно будет известно, но только несколько позже и видимо в более широких масштабах.
Чтобы не возникало сомнений, что я располагаю информацией, компрометирующей высших должностных лиц государства, поясню. Являясь начальником СИЗО-№1, я был и начальником оперативного аппарата этого подразделения. Десять оперативных работников денно и нощно работали по обеспечению органов МВД, КГБ и прокуратуры информацией о преступной деятельности не только лиц, заключенных под стражу, но и тех, кто попадал в поле зрения оперативников на свободе. Все потоки оперативной информации сходились в одном месте — у руководителя СИЗО. И именно начальник или его заместитель по оперативной работе определял их дальнейшую судьбу, решал кому и в каком объеме сообщать сведения, представляющие «оперативный интерес». Так что жизнь научила «фильтровать» информацию и определять своевременность её применения. Скажите, ну кто поверил бы в 2000 году, на пике всевластия Шеймана, какому-то арестанту, «проболтавшемуся» в камере, что ему известны случаи получения взяток в несколько десятков, а то и сотен тысяч долларов некими господами, возглавлявшими лицензионные направления в Администрации президента и в Совете безопасности. Я пока не привожу примеры, в которых содержатся конкретные должности и фамилии. Но вот что говорил по этому поводу предприниматель и бизнесмен Александр Цудиков, ставший когда-то жертвой бессовестной государственной политики, и лично господина Шеймана. Привожу его слова дословно: «Так получилось, что жизнь меня столкнула лицом к лицу с людьми, которые в последствии стали достаточно известными: Гончар, Красовский, Леонов, Старовойтов, Титенков, Кебич, Кудинов, Климов и другие. Люди эти совершенно разные, порой не знакомые друг с другом лично. Встречался я с ними в разных ситуациях и по разным поводам, хотя в основном меня в то время интересовала только моя коммерческая деятельность, поэтому все крутилось вокруг этого. Я был далек от политики, хотя общение с людьми, посвятившими себя этой сфере, разрушило мои иллюзии о государстве, о власти. Не знаю, как это происходит в других странах, но ситуацию в Белоруссии 94-97 годов, на мой взгляд, можно определить, как борьба за финансовые потоки, то есть борьба за деньги и все, что с этим связано. Никакими политическими целями, никакими заботами о народе там и не пахло. К власти пришла группа людей, при чем неожиданно даже для себя выигравших эту борьбу, наглых, беспринципных, жадных, но главное — без „тормозов“. Нет, нам и до них приходилось выплачивать госчиновникам „доли“ и разные разовые выплаты за различные услуги в размерах 100 тысяч долларов и более, например, за получение лицензий. Но с приходом к власти Лукашенко все изменилось. Не знаю, чье это изобретение, но, скорее всего, позаимствовали из опыта криминальной среды. Там это называется „общак“, а чиновники организовали специальные внебюджетные фонды (реально это были просто расчетные счета фирм, подконтрольных, в моем случае, Титенкову), и стали, кроме наполнения своих собственных карманов, активно направлять финансовые потоки в эти так называемые спецфонды. В частности, Иван Иванович Титенков за содействие в нашем нелегком алкогольном бизнесе предложил до 30% от прибыли перечислять на особые счета. Кто этими счетами распоряжался, на что тратились эти деньги пока не известно широкой общественности. Но особенно активизировались чиновники накануне различных выборов и референдумов. Нас просили предлагать помощь своим знакомым коммерсантам взамен за покровительство и доступ к различным льготам „всего“ за 10% или „кто сколько может“. На мой взгляд, главными поставщиками средств в „общак“ или во внебюджетные фонды, как это принято официально называть, были структуры, подконтрольные Титенкову. Конечно же, чиновники, контролирующие эти структуры, тоже жирели. Но была еще одна группа людей, доведенная прежним руководством страны, в частности, правительством Кебича, до нищенского существования, — это органы внутренних дел и другие силовые структуры. Какие только услуги они не предлагали коммерсантам в надежде заработать хоть какие-то деньги: охрана объектов, сопровождение криминальных грузов и так далее. При чем за гроши. Они смотрели на зажравшихся чиновников, и, естественно, их все происходящее не устраивало. Зарождался новый „клан“, причем дерзкий, решительный и главное — имеющий большие полномочия и возможности. Линия борьбы между кланами прошла между Виктором и Иваном (так белорусы назвали руководителей высшего ранга страны Шеймана и Титенкова). Мне и моим партнерам по бизнесу не повезло, мы оказались на этой самой линии, при чем и те, и другие просили по 30% от прибыли в обмен за покровительство и практически бесконтрольную деятельность в нашей сфере, т.е. в сфере переработки зерна в спирт и в дальнейшем производстве из него водки. Интересно, что линия разделения сфер влияния прошла не только между различными структурами, но и внутри некоторых из них. В частности, в налоговые службы были внедрены (прикомандированы) работники милиции, причем в ранге заместителей начальников налоговых инспекций, которые возглавили соответствующие отделы налоговой милиции. Это уже была не линия, а настоящий фронт. Война шла на всех уровнях, в ход шло все: заявления друг на друга в разные структуры, неподчинение, взаимные угрозы. Естественно, доставалось и коммерсантам с одной и с другой стороны. Вот характерный пример того времени: для того, чтобы нас „нагнуть“, налоговая полиция по Минской области в лице Голоколенко начала незаконные (в последствии это было доказано в суде) аресты имущества, принадлежащего нашей компании. Мы, естественно, попросили защиты у людей, которые привыкли от нас получать квартиры, машины, мебельные гарнитуры и деньги, то есть налоговых инспекторов. И вот собирается заседание налогового комитета по Минской области, и его начальник указывает своему заму Голоколенко на недопустимость незаконных арестов и требует немедленно вернуть имущество. Тот команду не выполняет и обвиняет руководство налогового комитета в коррупции. В ответ начальник обвиняет Голоколенко, предъявляя ему то, что он передал часть конфискованной алкогольной продукции своей любовнице — руководителю одного из минских магазинов, а также в том, что деньги от реализации этой продукции не поступили в бюджет. Эпизоды из этого противостояния „просочились“ даже в некоторые газеты, в частности, описаны в газете „Народная воля“. Спор на этом уровне решить не удалось, и мы вынуждены были обратиться к Лукашенко и Титенкову. Титенков вызвал председателя налогового комитета республики и предупредил, что если не отстанут от наших компаний, то его уберут как не справившегося со своими обязанностями. Но начальник комитета уже ничего не мог сделать, потому что у него на то время тоже был заместитель, прикомандированный из другого клана, быстро набиравшего силу. Шла война.
В то время мы занимались, как я уже говорил, поставкой в республику зерна с последующей его переработкой в спирт. Титенков позвонил своему брату в Кличев и поручил пристроить нас на заводы Могилевской области. В каждой из областей правила переработки были свои, вернее они были общими для республики, но с собственными дополнениями в каждой области, которые порождали дополнительную коррупцию. Так как перерабатывающих мощностей не хватало, то шла борьба за каждый завод. Захват территорий шел разными путями: кто-то подкупал, кто-то угрожал расправой, кто-то пользовался своим высоким положением, кто-то делал это при помощи проверок на предмет правильности начисления налогов. Так, на Бобруйский гидролизный завод с проверкой приехал ранее упоминаемый мною Голоколенко. Произошел передел собственности, руководство завода, работающее на другие структуры, было арестовано, на завод были заведены другие коммерческие фирмы, работающие под крышей Совета безопасности и налоговой милиции. Весь этот беспредел был известен министру сельского хозяйства Леонову и начальнику Госконтроля по Могилевской области Миколуцкому, которые каждый на своем месте пытались навести порядок. Но одного убили, а второго обвинили в организации этого убийства. Я могу только предполагать, но чиновникам и их коммерсантам эти люди уже помешать не могли, нас и так не было на заводах. Помешать они могли только организованным преступным группировкам, одетым в мундиры с погонами. Только они могли столь профессионально убрать с дороги одного, а свалить вину на другого. На похоронах Миколуцкого Лукашенко на весь мир заявил, что скоро все ужаснутся, узнав, как на их любимого президента готовилось покушение, и что республиканская мафия свила свое гнездо в Бобруйске, а жил этот спрут за счет реализации спирта с Бобруйского гидролизного завода. Однако это, как всегда, оказалось только словами, а на заводе теперь работают фирмы, приносящие доход победившему клану. Последнее серьезное столкновение между кланами состоялось в ноябре 2000 года, когда попытались отстранить от власти Шеймана. Но он всех обыграл и стал Генпрокурором. Это и было окончательной победой его клана, победой, приведшей страну, на мой взгляд, к геноциду белорусской нации. А как еще назвать время, когда цвет нации пропадает, а кто не пропал, тот гниет в тюрьмах или уезжает из страны поднимать экономику соседних государств.
Когда-то жизнь меня свела с известным политическим обозревателем Цветовым, прожившим в Японии около 15 лет. Он говорил о том, что страна с ее людьми — это как большой сосновый бор, где растут высокие сосны, из которых можно делать корабельные мачты. Но если постоянно хорошие деревья вырубать, то постепенно лес преображается в гнилое болото с кривыми, убогими деревьями и возродить здоровый лес если когда-нибудь и удастся, то на это уйдет не один десяток лет. Как это мне напоминает сегодняшнюю Белоруссию, мою родину».
Это рассказ белорусского предпринимателя Александра Цудикова. С остальными примерами пока воздержимся. Всему своё время. Однажды все подобные сведения придутся, как говорится, в строку, если, конечно, действующий президент не перехватит инициативу и во время очередной кадровой «прополки» не пересажает своих «друзей» сам.
Надеюсь, я доступно объяснил источники своей осведомленности. И пусть никого не смущает давность получения информации. Её характер и масштабы таковы, что она по своей актуальности переживёт ёще не одно поколение и будет востребована при любой власти.
Но вернемся к событиям ноября 2000 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
На следующий день после ареста Павличенко я узнал от «источника», близкого к руководству Генеральной прокуратуры, что на видеокассетах, изъятых у него, запечатлены свидетельства издевательств и казни людей, среди которых были лица, считавшиеся исчезнувшими или пропавшими без вести.
Придет время и эта страшная видеотека сыграет свою роль в определении приговора негодяям. Напрасно они надеются, что попрятали все следы. Смею уверить, что все документы и предметы, необходимые для доказательства вины высокопоставленных отморозков, сохранены и ждут своего часа.
Что касается поведения Лопатика, то могу сказать следующее: польщенный «доверием» Наумова, который привлек его «исторической» операции по обезвреживанию группы высокопоставленных преступников, и рассчитывавший на пост первого заместителя министра, он еще не знал, к какому печальному концу приведет его и других это «расследование». И, как это часто бывает у карьеристов и подонков, пытался «застолбить» еще пустые участки следствия и зафиксировать своё личное участие в разоблачении бывших и настоящих отцов-командиров. Итогом этой бурной «оперативно-розыскной деятельности» и явился его знаменитый рапорт на имя министра Наумова о преступной группе Шеймана, Сивакова, Павличенко. Надо сказать, что Лопатик все-таки не очень доверял оперативной информации и решил проявить оперативно-литературный талант только после подтверждения оперативных данных признательными показаниями Павличенко. Иначе он сделал бы это гораздо раньше. К сожалению, работа над этим «историческом» документом, именуемым рапортом, истощила нравственные силы, питавшие благородный порыв бравого генерала. Его «беспримерный» в истории МВД личный «героизм» после вмешательства президента почему-то очень быстро иссяк, и все его дальнейшие поступки уже мало соответствовали образу последовательного, высокоидейного, непримиримого борца с криминалом, что, впрочем, характерно и для других высокопоставленных милицейских чинов.
Но вернемся к событиям, произошедшим в последующие дни после ареста Павличенко. На следующий день, 24 ноября, утром вновь раздался звонок Наумова. Он сказал, что мне необходимо дать показания следователю прокуратуры. Для этого мне надо к 10 часам придти в МВД. В указанное время я прибыл в министерство, и дежурный милиционер проводил меня в комнату для допросов, расположенную на первом этаже здания. Там меня уже ждал следователь Казаков. Допрос начался, как обычно, с соблюдения всех формальностей и продолжался более двух часов. В ходе допроса следователь выяснял подробности деятельности специальной группы, которую я возглавлял, а также различные детали процедуры исполнения смертных приговоров. По окончании допроса мы со следователем прошли ко мне в СИЗО, где он в присутствии понятых изъял «расстрельный» пистолет и книгу учета выдачи оружия, в которой имелись отметки о двукратной выдаче этого пистолета по распоряжению министра. Вновь позвонил Наумов и спросил, видел ли я по телевизору «новости». Я ответил, что только что прибыл с допроса и «новостей». Естественно, не смотрел. Он сказал, что надо обязательно посмотреть, мол, там много интересного. Я включил телевизор, и узнал об отставке секретаря Совета безопасности Шеймана. Мотивы отставки не указывались, но я испытал неописуемое чувство удовлетворения. Теперь, разумеется, думал я, на очереди были арест Сивакова и других членов банды, а дальше — рутинная следственная работа. В состоянии эйфории прошли ещё сутки. Во всех структурах правоохранительных органов тема отставки Шеймана и ареста Павличенко была самой популярной. Все понимали, что снятие опостылевшего всем «без лести преданного» тупицы с поста секретаря Совета безопасности — это и смена курса, во всяком случае, во внутренней политике государства. Вмешательство Совета безопасности во все сферы правовой, хозяйственной, таможенной, торговой деятельности государства породило невиданную коррупцию. Взятки в Совет безопасности и Администрацию президента текли рекой. Брали со всех. Начиная со старушек, торговавших семечками, и заканчивая матерыми бизнесменами. Если президент желает узнать о деятельности своего холуя №1 поподробнее, то я могу оказать ему такую услугу и даже пока что не публично, так как открытая информация может повредить её источникам. Но даже если и не желает, то это все равно будет известно, но только несколько позже и видимо в более широких масштабах.
Чтобы не возникало сомнений, что я располагаю информацией, компрометирующей высших должностных лиц государства, поясню. Являясь начальником СИЗО-№1, я был и начальником оперативного аппарата этого подразделения. Десять оперативных работников денно и нощно работали по обеспечению органов МВД, КГБ и прокуратуры информацией о преступной деятельности не только лиц, заключенных под стражу, но и тех, кто попадал в поле зрения оперативников на свободе. Все потоки оперативной информации сходились в одном месте — у руководителя СИЗО. И именно начальник или его заместитель по оперативной работе определял их дальнейшую судьбу, решал кому и в каком объеме сообщать сведения, представляющие «оперативный интерес». Так что жизнь научила «фильтровать» информацию и определять своевременность её применения. Скажите, ну кто поверил бы в 2000 году, на пике всевластия Шеймана, какому-то арестанту, «проболтавшемуся» в камере, что ему известны случаи получения взяток в несколько десятков, а то и сотен тысяч долларов некими господами, возглавлявшими лицензионные направления в Администрации президента и в Совете безопасности. Я пока не привожу примеры, в которых содержатся конкретные должности и фамилии. Но вот что говорил по этому поводу предприниматель и бизнесмен Александр Цудиков, ставший когда-то жертвой бессовестной государственной политики, и лично господина Шеймана. Привожу его слова дословно: «Так получилось, что жизнь меня столкнула лицом к лицу с людьми, которые в последствии стали достаточно известными: Гончар, Красовский, Леонов, Старовойтов, Титенков, Кебич, Кудинов, Климов и другие. Люди эти совершенно разные, порой не знакомые друг с другом лично. Встречался я с ними в разных ситуациях и по разным поводам, хотя в основном меня в то время интересовала только моя коммерческая деятельность, поэтому все крутилось вокруг этого. Я был далек от политики, хотя общение с людьми, посвятившими себя этой сфере, разрушило мои иллюзии о государстве, о власти. Не знаю, как это происходит в других странах, но ситуацию в Белоруссии 94-97 годов, на мой взгляд, можно определить, как борьба за финансовые потоки, то есть борьба за деньги и все, что с этим связано. Никакими политическими целями, никакими заботами о народе там и не пахло. К власти пришла группа людей, при чем неожиданно даже для себя выигравших эту борьбу, наглых, беспринципных, жадных, но главное — без „тормозов“. Нет, нам и до них приходилось выплачивать госчиновникам „доли“ и разные разовые выплаты за различные услуги в размерах 100 тысяч долларов и более, например, за получение лицензий. Но с приходом к власти Лукашенко все изменилось. Не знаю, чье это изобретение, но, скорее всего, позаимствовали из опыта криминальной среды. Там это называется „общак“, а чиновники организовали специальные внебюджетные фонды (реально это были просто расчетные счета фирм, подконтрольных, в моем случае, Титенкову), и стали, кроме наполнения своих собственных карманов, активно направлять финансовые потоки в эти так называемые спецфонды. В частности, Иван Иванович Титенков за содействие в нашем нелегком алкогольном бизнесе предложил до 30% от прибыли перечислять на особые счета. Кто этими счетами распоряжался, на что тратились эти деньги пока не известно широкой общественности. Но особенно активизировались чиновники накануне различных выборов и референдумов. Нас просили предлагать помощь своим знакомым коммерсантам взамен за покровительство и доступ к различным льготам „всего“ за 10% или „кто сколько может“. На мой взгляд, главными поставщиками средств в „общак“ или во внебюджетные фонды, как это принято официально называть, были структуры, подконтрольные Титенкову. Конечно же, чиновники, контролирующие эти структуры, тоже жирели. Но была еще одна группа людей, доведенная прежним руководством страны, в частности, правительством Кебича, до нищенского существования, — это органы внутренних дел и другие силовые структуры. Какие только услуги они не предлагали коммерсантам в надежде заработать хоть какие-то деньги: охрана объектов, сопровождение криминальных грузов и так далее. При чем за гроши. Они смотрели на зажравшихся чиновников, и, естественно, их все происходящее не устраивало. Зарождался новый „клан“, причем дерзкий, решительный и главное — имеющий большие полномочия и возможности. Линия борьбы между кланами прошла между Виктором и Иваном (так белорусы назвали руководителей высшего ранга страны Шеймана и Титенкова). Мне и моим партнерам по бизнесу не повезло, мы оказались на этой самой линии, при чем и те, и другие просили по 30% от прибыли в обмен за покровительство и практически бесконтрольную деятельность в нашей сфере, т.е. в сфере переработки зерна в спирт и в дальнейшем производстве из него водки. Интересно, что линия разделения сфер влияния прошла не только между различными структурами, но и внутри некоторых из них. В частности, в налоговые службы были внедрены (прикомандированы) работники милиции, причем в ранге заместителей начальников налоговых инспекций, которые возглавили соответствующие отделы налоговой милиции. Это уже была не линия, а настоящий фронт. Война шла на всех уровнях, в ход шло все: заявления друг на друга в разные структуры, неподчинение, взаимные угрозы. Естественно, доставалось и коммерсантам с одной и с другой стороны. Вот характерный пример того времени: для того, чтобы нас „нагнуть“, налоговая полиция по Минской области в лице Голоколенко начала незаконные (в последствии это было доказано в суде) аресты имущества, принадлежащего нашей компании. Мы, естественно, попросили защиты у людей, которые привыкли от нас получать квартиры, машины, мебельные гарнитуры и деньги, то есть налоговых инспекторов. И вот собирается заседание налогового комитета по Минской области, и его начальник указывает своему заму Голоколенко на недопустимость незаконных арестов и требует немедленно вернуть имущество. Тот команду не выполняет и обвиняет руководство налогового комитета в коррупции. В ответ начальник обвиняет Голоколенко, предъявляя ему то, что он передал часть конфискованной алкогольной продукции своей любовнице — руководителю одного из минских магазинов, а также в том, что деньги от реализации этой продукции не поступили в бюджет. Эпизоды из этого противостояния „просочились“ даже в некоторые газеты, в частности, описаны в газете „Народная воля“. Спор на этом уровне решить не удалось, и мы вынуждены были обратиться к Лукашенко и Титенкову. Титенков вызвал председателя налогового комитета республики и предупредил, что если не отстанут от наших компаний, то его уберут как не справившегося со своими обязанностями. Но начальник комитета уже ничего не мог сделать, потому что у него на то время тоже был заместитель, прикомандированный из другого клана, быстро набиравшего силу. Шла война.
В то время мы занимались, как я уже говорил, поставкой в республику зерна с последующей его переработкой в спирт. Титенков позвонил своему брату в Кличев и поручил пристроить нас на заводы Могилевской области. В каждой из областей правила переработки были свои, вернее они были общими для республики, но с собственными дополнениями в каждой области, которые порождали дополнительную коррупцию. Так как перерабатывающих мощностей не хватало, то шла борьба за каждый завод. Захват территорий шел разными путями: кто-то подкупал, кто-то угрожал расправой, кто-то пользовался своим высоким положением, кто-то делал это при помощи проверок на предмет правильности начисления налогов. Так, на Бобруйский гидролизный завод с проверкой приехал ранее упоминаемый мною Голоколенко. Произошел передел собственности, руководство завода, работающее на другие структуры, было арестовано, на завод были заведены другие коммерческие фирмы, работающие под крышей Совета безопасности и налоговой милиции. Весь этот беспредел был известен министру сельского хозяйства Леонову и начальнику Госконтроля по Могилевской области Миколуцкому, которые каждый на своем месте пытались навести порядок. Но одного убили, а второго обвинили в организации этого убийства. Я могу только предполагать, но чиновникам и их коммерсантам эти люди уже помешать не могли, нас и так не было на заводах. Помешать они могли только организованным преступным группировкам, одетым в мундиры с погонами. Только они могли столь профессионально убрать с дороги одного, а свалить вину на другого. На похоронах Миколуцкого Лукашенко на весь мир заявил, что скоро все ужаснутся, узнав, как на их любимого президента готовилось покушение, и что республиканская мафия свила свое гнездо в Бобруйске, а жил этот спрут за счет реализации спирта с Бобруйского гидролизного завода. Однако это, как всегда, оказалось только словами, а на заводе теперь работают фирмы, приносящие доход победившему клану. Последнее серьезное столкновение между кланами состоялось в ноябре 2000 года, когда попытались отстранить от власти Шеймана. Но он всех обыграл и стал Генпрокурором. Это и было окончательной победой его клана, победой, приведшей страну, на мой взгляд, к геноциду белорусской нации. А как еще назвать время, когда цвет нации пропадает, а кто не пропал, тот гниет в тюрьмах или уезжает из страны поднимать экономику соседних государств.
Когда-то жизнь меня свела с известным политическим обозревателем Цветовым, прожившим в Японии около 15 лет. Он говорил о том, что страна с ее людьми — это как большой сосновый бор, где растут высокие сосны, из которых можно делать корабельные мачты. Но если постоянно хорошие деревья вырубать, то постепенно лес преображается в гнилое болото с кривыми, убогими деревьями и возродить здоровый лес если когда-нибудь и удастся, то на это уйдет не один десяток лет. Как это мне напоминает сегодняшнюю Белоруссию, мою родину».
Это рассказ белорусского предпринимателя Александра Цудикова. С остальными примерами пока воздержимся. Всему своё время. Однажды все подобные сведения придутся, как говорится, в строку, если, конечно, действующий президент не перехватит инициативу и во время очередной кадровой «прополки» не пересажает своих «друзей» сам.
Надеюсь, я доступно объяснил источники своей осведомленности. И пусть никого не смущает давность получения информации. Её характер и масштабы таковы, что она по своей актуальности переживёт ёще не одно поколение и будет востребована при любой власти.
Но вернемся к событиям ноября 2000 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11