Пока вы здесь, ваша жена собирает у себя в Роблесе банду таких же шпионов и изменников, как она сама, — главарей-южан и их толстобрюхих пьяных «рыцарей»! Да, можете улыбаться с важным видом, но я говорю вам, Кларенс Брант, что вы, со всем вашим остроумием и ученостью, как малое дитя, вы ничего не знаете о том, что творится вокруг вас. Но зато знают другие! Об этом заговоре знает правительство, и федеральные чиновники предупреждены. Сюда прислали генерала Самнера, и первое, что он сделал, — сменил командование форта Алькатрас и прогнал друга вашей жены, этого южанина, капитана Пинкни. Да, известно все, кроме одного: где и как собирается эта чудная компания. Об этом знаю только я, и я вам это сказала.— И я полагаю, — заметил Кларенс, продолжая улыбаться, — что эти ценные сведения вам доставил ваш муж и мой старый друг Джим Хукер?— Нет, — отрезала она, — мне сообщил это Санчо; один из ваших собственных пеонов, — он больше предан вам и старому ранчо, чем вы сами. Он видел, что там происходит, и пришел ко мне, чтобы вас предостеречь!— А почему не прямо ко мне? — спросил Кларенс с хорошо разыгранным недоверием.— Спросите у него! — бросила она со злостью. — Может быть, он не хотел настраивать хозяина против хозяйки. А может быть, думал, что мы с вами по-прежнему друзья. Может быть, — тут она запнулась, понизила голос и принужденно улыбнулась, — может быть, в былые времена он видел нас вместе…— Очень возможно, — спокойно сказал Кларенс. — Вот ради этих былых времен, Сюзи, — продолжал он, и необычайная мягкость тона совсем не соответствовала его бледности и пристальной жесткости взгляда, — я забуду все, что вы сейчас говорили обо мне и моих близких, говорили с упрямством и нетерпимостью, которые, я вижу, сохранились у вас… вместе с прежней красотой.Он взял шляпу со стола и с серьезным видом протянул ей РУКУ.На мгновение она испугалась его непроницаемо-бесстрастной манеры. Когда-то она знала эту черту — его несгибаемое упорство, — знала, что бороться с ней бесцельно. Но все-таки с женской настойчивостью она снова бросилась вперед, готовая расшибить себе лоб об эту стену.— Вы мне не верите! Хорошо, поезжайте и поглядите сами. Они сейчас в Роблесе. Если вы поспеете на утреннюю карету из Санта-Клары, вы их еще застанете. Хватит у вас смелости?— Что бы я ни сделал, — ответил он с улыбкой, — я всегда буду признателен вам за то, что вы дали мне случай снова увидеть вас такой, как прежде. Передайте мужу мои извинения. Спокойной ночи!— Кларенс!Но он уже закрыл за собой дверь. Выражение его лица не изменилось, когда он снова взглянул на поднос с остатками пищи у двери, на потертый, испачканный ковер и на официанта, который проковылял мимо. По-видимому, он столь же критически, как и до этой встречи, оценивал и тяжелый запах в прихожей и всю эту обветшалую, выцветшую показную роскошь. Если бы женщина, с которой он только что расстался, могла и сейчас наблюдать за ним, она решила бы, что он все-таки не верит ее рассказу. А он чувствовал, что все вокруг — свидетельство и его собственного падения, ибо верил каждому ее слову. За ее сумасбродством, завистью и злопамятством он увидел главное: он обманут, и обманут не женой, а самим собой. Все это он подозревал и прежде. Вот что на самом деле беспокоило его, вот что он пытался оттолкнуть от себя, лишь бы не рухнула вера — не в эту женщину, а в его идеал! Он вспомнил письма, которыми она обменивалась с капитаном Пинкни, и другие письма, которые она открыто посылала видным деятелям Юга. Вспомнил ее настойчивое стремление остаться в усадьбе, намеки и многозначительные взгляды друзей, которым он не придавал значения, как не придавал значения и словам этой женщины. Да, Сюзи не сказала ничего нового о его жене, зато поведала правду о нем самом! И разоблачение пришло от людей, которых он ставил ниже себя и своей жены. Для независимого, гордого человека, обязанного всем только самому себе, это был завершающий удар.Все тем же бесстрастным голосом он приказал кучеру ехать домой. Обратный путь показался ему бесконечным, хотя он ни разу не пошевелился. Но когда он подъехал к своему дому и взглянул на часы, то увидел, что отсутствовал всего полчаса. Всего полчаса! Войдя в дом, он рассеянно подошел к зеркалу в передней, точно ожидал найти в себе какую-то видимую внешнюю перемену. Затем, отослав слуг спать, пошел в свою комнату, переоделся, натянул высокие сапоги и накинул на плечи серапе; потом постоял минуту, вынул из ящика пару небольших пистолетов «Дерринджер», сунул их в карманы и осторожно спустился по лестнице. В первый раз он почувствовал, что не доверяет собственным слугам. Свет был погашен. Кларенс бесшумно отворил парадную дверь и вышел на улицу.Он быстро прошел несколько кварталов до извозчичьего двора, с владельцем которого был знаком. Сначала он спросил о лошади по кличке «Краснокожий», затем о ее хозяине. К счастью, и та и другой оказались на месте. Хозяин не стал задавать вопросов состоятельному клиенту. Лошадь — испанскую полукровку, сильную и норовистую, — быстро оседлали.Когда Кларенс вскочил в седло, хозяин в порыве общительности заметил:— Я видел вас сегодня в театре, сэр.— Вот как? — ответил Кларенс, спокойно разбирая поводья.— Ловко это вышло у артистки с флагом-то, — продолжал хозяин, осторожно пытаясь вызвать Кларенса на разговор. Затем, усомнившись, должно быть, в политических симпатиях клиента, добавил с принужденной улыбкой: — Я так думаю, все это партийная возня; по-настоящему ничего опасного нет.Кларенс рванул вперед, но эти слова продолжали звучать у него в ушах. Он разгадал причину нерешительности хозяина: вероятно, тот тоже слыхал, что Кларенс Брант по слабости характера сочувствует убеждениям своей жены, и потому не осмелился говорить откровенно. Понял он и трусливое предположение, что «ничего опасного нет». Ведь это же его собственная ложная теория. Он думал, что возбуждение, царившее в обществе, — это только временная вспышка разногласий между партиями, которая вскоре затихнет. Даже сейчас он чувствовал, что сомневается не столько в непоколебимости Союза, сколько в прочности своего домашнего очага. Не преданность патриота, а негодование взбешенного мужа подгоняли его вперед.Он знал, что если к пяти часам доберется до Вудвиля, то сможет переправиться с пристани через залив на пароме и попасть на карету в Фэр-Плейнс, откуда можно верхом доехать до ранчо. Из Сан-Франциско туда карета не ходит, поэтому у него было больше шансов застать заговорщиков на месте. Выехав из предместий города, он пришпорил Краснокожего и ринулся сквозь дождь и мрак по большой дороге. Путь был ему хорошо знаком. Сперва ему было приятно мчаться вперед, чувствуя, как дождь и ветер хлещут по его поникшей голове и по плечам, ощущать в себе грубую, звериную силу и способность сопротивления; стремительно проноситься через разлившиеся ручьи и мчаться дальше по окраинам топких, болотистых лугов, давая разрядку натянутым нервам. Наконец он сдержал непокорного Краснокожего и перевел его на крупный, размеренный шаг. Потом поднял голову, выпрямился в седле и задумался. Но напрасно! У него не было ясного плана, все будет зависеть от обстоятельств: мысль, что надо предупредить действия заговорщиков, сообщив властям или призвав их на помощь, мелькнула у него в сознании и тотчас исчезла. Осталось только инстинктивное желание — увидеть своими глазами ту правду, о которой твердил ему разум. Заря уже пробивалась сквозь гонимые ветром тяжелые тучи, когда он добрался до Вудвильской переправы, весь забрызганный дорожной грязью и лошадиной пеной, а конь его был в мыле от шеи до крупа. Он даже не отдавал себе отчета в том, как яростно стремится к цели, пока не почувствовал, как у него упало сердце, когда парома на переправе не оказалось.На миг ему изменило обычное присутствие духа — он только безучастным взглядом смотрел на свинцовые воды залива, ни о чем не думая, не видя никакого выхода. Но в следующее мгновение он увидел, что паром возвращается. Неужели потеряна последняя возможность? Он торопливо взглянул на часы и убедился, что доскакал быстрее, чем надеялся: время еще есть. Он нетерпеливо махнул перевозчику; паром — полубаркас с двумя гребцами — полз томительно медленно. Наконец гребцы спрыгнули на берег.— Могли бы приехать пораньше, вместе с другим пассажиром. Мы не собираемся мотаться для вас туда-сюда.Но Кларенс уже овладел собой.— Двадцать долларов за лишнюю пару весел, — сказал он спокойно, — и пятьдесят, если я поспею на карету.Перевозчик пристально взглянул на Кларенса.— Беги и кликни Джека и Сэма, — сказал он другому лодочнику, потом, не торопясь, оглядел забрызганную грязью одежду Кларенса и заметил:— Вчера вечером на переправу, видно, опоздала целая куча пассажиров. Вы уже второй, кому не терпится поскорее переправиться на ту сторону.В другое время такое совпадение могло бы привлечь внимание Кларенса. Но теперь он лишь кратко ответил:— Если мы не отчалим через десять минут, вы увидите, что я не буду вторым пассажиром, и наша сделка расторгнута.Но тут из хижины рядом с пристанью вышли двое и с сонным видом побрели к парому. Кларенс схватил еще одну пару весел, стоявших у стены хижины, и бросил их на корму.— Я сам не прочь поразмяться, — объяснил он.Перевозчик со смешанным чувством удивления и одобрения взглянул на утомленное лицо и решительные глаза Кларенса. Чуть помедлив с поднятыми веслами и не отрывая глаз от пассажира, он неторопливо произнес:— Не мое это дело, молодой человек, но я думаю, вы поняли, что я сказал: только сейчас я перевез туда другого.— Понял, — с нетерпением ответил Кларенс.— И все-таки хотите ехать?— Конечно! — холодно глядя на него, подтвердил Кларенс и взялся за весла.Перевозчик пожал плечами, налег на весла, и лодка устремилась вперед. Двое других гребли усердно и быстро, крепкие, как сталь, ясеневые лопасти взлетали над водой, и тяжелая лодка продвигалась рывками; скоро они миновали извилистое прибрежное течение и вышли на спокойную туманную гладь залива. Не говоря ни слова, Кларенс, углубившись в свои мысли, налегал на весла, перевозчик и его команда тоже гребли молча, тяжело дыша; несколько потревоженных уток с шелестом взлетели над водой и снова сели. Через полчаса они причалили. Еще немного, и было бы поздно. Кларенс напряженно всматривался, не появится ли из-за мыса почтовая карета; перевозчик столь же внимательно разглядывал пустынную улицу все еще спящего поселка.— Нигде его не видно, — сказал перевозчик, бросив не то удивленный, не то любопытный взгляд на своего одинокого пассажира.— Кого не видно? — небрежно спросил Кларенс, протягивая ему обещанную плату.— Того, другого, который спешил поспеть на карету. Должно быть, отправился сам, не дождавшись. Вам везет, молодой человек.— Я вас не понимаю, — нетерпеливо бросил Кларенс. — Какое мне дело до вашего пассажира?— Ну, это вам, я думаю, лучше знать. Он, вообще говоря, такая персона, что другие, особенно ежели спешат, не очень-то любят с ним встречаться и сами обыкновенно за ним не гонятся. Это он чаще всего едет за другими.— Что это значит? — строго спросил Кларенс. — О ком вы говорите?— О начальнике полиции Сан-Франциско! ГЛАВА II Кларенс невольно рассмеялся, да так искренне и от всей души, что перевозчик растерялся и под конец засмеялся сам, хотя чувствовалось, что он смущен.Произошла нелепая ошибка: его, оказывается, приняли за беглого преступника. Кларенс почувствовал облегчение и на время рассеялся, но когда паром ушел и он снова остался один, ему пришла мысль, что все это может иметь к нему косвенное отношение. Он с тягостным чувством вспомнил, как Сюзи угрожала засадить его жену в форт Алькатрас. Может быть, она уже сообщила городским властям и этому человеку?.. Но он тут же сообразил, что принять меры по такому предупреждению может только шериф Высшее административное должностное лицо штата.

, а не городской чиновник, и прогнал эту мысль.Все же, когда карета с зажженными фонарями, тускло горевшими в утреннем свете, показалась из-за поворота и тяжело подкатила к грубо сколоченной лачуге, служившей почтовым двором, он решил быть начеку. Какой-то заспанный субъект, стоя в дверях, принял немногие письма и посылки, но единственным новым пассажиром был, очевидно, Кларенс. Пропала надежда, что его таинственный предшественник появится откуда-нибудь из-за угла в последний момент. Войдя в карету, он быстро оглядел своих спутников и убедился, что незнакомца среди них нет. Ехали главным образом мелкие торговцы или фермеры, два-три старателя и какой-то американец испанского происхождения — человек более высокого круга. Зная, что люди этого класса предпочитают ездить верхом и редко пользуются почтовой каретой, Кларенс обратил на него внимание, и их взгляды несколько раз скрестились с выражением взаимного любопытства. Вскоре Кларенс заговорил с ним по-испански; путешественник ответил непринужденно и любезно, но на следующей остановке сам спросил о чем-то кондуктора с явным акцентом жителя Миссури. Любопытство Кларенса было удовлетворено: это был, очевидно, один из ранних американских поселенцев, которые так долго жили в Южной Калифорнии, что переняли и язык и одежду испанцев.Разговор в карете коснулся вечерних политических новостей — вернее, это было, по-видимому, ленивое продолжение недавнего горячего спора, один из участников которого, рыжебородый старатель, теперь ограничивался глухим ворчанием, выражавшим несогласие. Кларенс заметил, что миссуриец не только забавлялся, слушая спор, но, судя по лукавому блеску его глаз, сам и был коварным подстрекателем. Поэтому он не удивился, когда тот вежливо обратился к нему с вопросом:— А в ваших местах какие настроения, сэр?Но Кларенсу совсем не хотелось вступать в разговор, он коротко ответил, что едет из Сан-Франциско и пассажиры, должно быть, осведомлены обо всем не хуже его… Быстрый, испытующий взгляд, брошенный незнакомцем, заставил его пожалеть о своих словах, но в наступившей тишине рыжебородый пассажир, у которого, видимо, накипело на сердце, решил заговорить. Хлопнув себя огромными руками по коленям и нагнувшись далеко вперед, так что его огненная борода казалась головней, брошенной в самую гущу спора, он угрюмо сказал:— Вот что я вам скажу, джентльмены. Не в том дело, какие политические взгляды здесь или там, не в том, какие права у штатов и какие у федерального правительства, не в том, имеет ли правительство право послать подмогу своим солдатам, которых эти конфедераты осаждали в форте Самтер, а в том, что первый же выстрел по флагу сорвет цепи со всех проклятых черномазых к югу от линии Мэсон-Диксон. Слышите? И как бы вы себя ни называли: конфедераты или унионисты Сторонники государственного единства США, противники отделения Южных штатов.

, «медноголовые» Тайные сторонники южан в эпоху Гражданской войны.

или сторонники «мирных предложений» Сторонники мирного урегулирования конфликта между северянами и южанами в период перед Гражданской войной.

, вы должны это понять!Некоторые пассажиры уже готовы были очертя голову ввязаться в спор, один ухватился за ременную петлю и приподнялся, другой разразился хриплой бранью, как вдруг все стихло. Все взоры обратились к незаметной фигуре на заднем сиденье. Это была женщина с ребенком на коленях; она смотрела в окно с обычным для ее пола безразличием к политике. Кларенс достаточно хорошо знал грубоватую этику дороги, чтобы понять, как эта женщина, сама не сознавая своего могущества, не раз в течение дня смиряла страсти спорщиков. Теперь они снова опустились на свои места, и грохот колес заглушил их ворчание. Кларенс взглянул на миссурийца; тот со странным любопытством уставился на рыжебородого старателя.Дождь перестал, вечерние тени стали длиннее, когда наконец они добрались до Фэр-Плэйнс, где Кларенс рассчитывал достать верховую лошадь, чтобы доехать до ранчо. К своему удивлению, однако, он узнал, что все наемные лошади разобраны, но вспомнил, что тут под присмотром арендатора пасется часть его собственного табуна и что таким образом он может выбрать лошадь получше. Туда он и направился. Выйдя с извозчичьего двора, он узнал голос миссурийца, который о чем-то шептался с хозяином; при его приближении оба отошли в тень. Кларенса охватило смутное беспокойство; он знал хозяина, который, видимо, в свою очередь, был знаком с миссурийцем. Если они оба избегают его, за этим что-то скрывается. Может быть, до них дошли сведения о его репутации возможного униониста? Но этим не могло объясниться их поведение в таком поселке, как Фэр-Плейнс, где сочувствие явно было на стороне южан. Встревоженный сильнее, чем сам готов был себе признаться, он наконец после некоторых проволочек раздобыл лошадь и, оказавшись снова в седле, внимательно огляделся по сторонам, ища глазами своего бывшего попутчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17