А разве вам что-нибудь известно?
— Говорили ли вы после того, как приехали, с Румянцевым? — поинтересовался капитан.
— Нет. Он поздно возвращается с работы. Но если это нужно, я могу к нему поехать в редакцию.
— Не знаете ли вы родственников или друзей Румянцева, которые имеют оружие?
— Нет, товарищ Мозарин.
— А теперь припомните, — спросил Градов, — когда вернулся домой Румянцев в ночь вашего отъезда в командировку?
— Я уехал из дому не позднее трех утра, но Румянцева еще не было.
— У меня к вам есть один важный вопрос, гражданин Комаров, — сказал капитан. — Не видели ли вы когда-нибудь вашу жену с полным человеком средних лет в коричневой шубе?
— В коричневой меховой шапке, в кожаных перчатках, — подхватил Петр Иванович. — Рост средний, плечи широкие, с брюшком, румянец во всю щеку.
— Точно! — воскликнул Мозарин. — Ваши показания мне срочно нужны. Но я должен сейчас уйти.
— Куда вы идете? — спросил Градов.
— По вашему заданию, товарищ полковник… — ответил капитан и обратился к Комарову. — Вы отсюда куда направляетесь?
— Поеду в троллейбусе к Арбатской площади и там — в метро.
— Нам по пути. Поедемте, потолкуем…
Они вышли вместе. Комаров рассказал, что в начале зимы он поехал как-то к жене на работу. Слез с автобуса, направился к заводу и увидел, что его жена разговаривает с человеком в коричневой шубе. Как только этот человек заметил Комарова, он пожал руку Ольги и ушел. В тот раз Петр Иванович не обратил на него внимания.
— И вы не спросили у вашей жены, кто он? — спросил Мозарин.
— Нет, полагал, что сослуживец, — ответил тренер. — Я не думал, что когда-либо снова увижу его. А пришлось…
Капитан и Комаров подошли к Петровским воротам. У троллейбусной остановки стояло много народу. И Мозарин предложил пойти бульварами до Арбатских ворот. Петр Иванович охотно согласился.
Он продолжал свой рассказ. Второго декабря он вернулся из Москвы вечерним поездом. Со станции, чтобы сократить путь, он пошел не вдоль шоссе, а по тропинке, протоптанной пешеходами в лесочке, и тут заметил мужчину, стоявшего к нему спиной. Он с кем-то спорил, размахивал руками. Разговор носил столь резкий характер, что тренер невольно обратил внимание на эту пару, избравшую себе для встречи такое глухое место.
Вскоре Комаров приблизился к спорящим и разглядел их: это были его жена и человек в коричневой шубе. Петр Иванович окликнул ее. Неизвестный бросился вперед и скрылся за деревьями, а Ольга подошла к мужу.
Она объяснила, что этот человек встречался с ней в Казани, когда она училась в десятом классе школы, даже предложил ей стать его женой. Недавно он приехал в Москву, узнал, где она служит, вызвал ее из бюро и возобновил свое предложение. Она ответила, что уже второй год замужем. Тогда неизвестно каким образом (по крайней мере, так говорила Ольга) он узнал ее домашний адрес, приехал в Покровское-Стрешнево, явился на квартиру и заявил, что получил неприятное известие о ее отце. Ольга как раз собиралась отнести тетке фланель на халат, которую накануне купила, и попросила старого знакомого проводить ее. Они мирно дошли до лесочка. И тут он снова начал говорить ей о своих чувствах.
— Этот человек не угрожал вашей жене? — спросил Мозарин.
— Не знаю. Во всяком случае, я потребовал, чтобы она больше не встречалась с ним.
— Вы об этом никому не говорили?
— Нет! С какой стати я буду набрасывать тень на доброе имя моей жены!
— После второго декабря вы этого человека не видели?
— Нет. Но думаю, он своих намерений не оставил.
Беседуя, капитан и тренер дошли до Арбатской площади. Перед тем как расстаться с Комаровым, Мозарин спросил его:
— Значит, у вас теперь возникли подозрения против этого человека?
— Да!
— А против Румянцева?
— Нет! — ответил Петр Иванович. — Румянцев никогда не поднимет руку на Олю.
Как только Комаров исчез за дверьми станции метро, капитан вскочил в троллейбус, доехал до Петровских ворот. Через десять минут он вошел в кабинет Градова, держа в руках исписанный цифрами листок бумаги.
— Ну как? — спросил полковник.
— Все наши выкладки подтвердились, — ответил Мозарин и прочитал, сколько метров за сколько минут проходит Комаров при ходьбе обычной и ускоренной.
— Этот тренер в среднем шагает даже быстрее, чем мы предполагали.
Дело в том, что во время следствия капитан естественно заинтересовался каждой минутой Комарова в вечер четвертого декабря, — с момента выхода с женой на улицу до возвращения домой.
Эта, как говорят криминалисты, проверка обстоятельств установила: около семи часов вечера Комаров на глазах у многих жильцов попрощался со своей женой и пошел в противоположную сторону. В половине девятого он был в РОНО, где собрались гимнасты, составил список и в девять повел их в клуб имени Калинина. Здесь после торжественного заседания он руководил гимнастическими выступлениями.
После этого он отправился с членом спортивной секции клуба на лыжную базу — проверить инвентарь и сдать ему под расписку. Потом, так как во время его отъезда должна была состояться лыжная вылазка, он, надев лыжи, ходил к опушке леса проверять трассу. В пятом часу утра соседка Анна Ильинична открыла ему дверь. В общем, Комаров в течение девяти с лишним часов находился на виду у людей. Это было, казалось, неоспоримое алиби. Именно оно и возбудило подозрение.
Проверяя каждый отрезок времени, Мозарин обнаружил неожиданные противоречия. От дома, где жили Комаровы, до РОНО — двадцать минут ходьбы. Тренер потратил на это более полутора часов. Где находился Комаров в это время? Некоторые из опрошенных членов президиума торжественного заседания показали, что Петр Иванович пробыл в клубе до конца вечера. Однако гардеробщица заявила, что Комаров в перерыве выходил из клуба. Она запомнила это потому, что он надел шлем, куртку, а портфель оставил у нее. Гардеробщица не могла точно сказать, сколько времени отсутствовал тренер. Но куда он ходил и зачем? Член спортивной секции утверждал, что Комаров часов до трех дня проверял и сдавал ему инвентарь лыжной базы. Потом тренер поехал проверять трассу и, конечно, мог свернуть куда угодно. Полковник, чтобы не вызвать подозрения у Комарова, с умыслом задал ему вопрос о часе возвращения Румянцева и получил побочный ответ, что сам Комаров вернулся в три часа ночи. А соседка утверждала: он пришел в пятом часу утра. Значит, тренер зачем-то «укрыл» часа полтора, что-то пытается скрыть.
Вот почему Градов и Мозарин, развернув карту Покровского-Стрешнева, изучали район, где во время предполагаемого убийства находился муж Ольги и куда, точно учитывая расстояния и время его отлучек, он мог завести свою жену. Как всегда, шестое чувство — интуиция старого оперативного работника — подсказывала полковнику дальнейший путь следствия.
— А нельзя ли все-таки временно задержать Комарова? — спросил Мозарин Градова.
— Ни один прокурор не разрешит этого сделать, пока нет достаточно веских оснований для задержания. А вдруг ошибка? Неприятностей не оберешься. Вы же сами это прекрасно знаете.
— Знаю, товарищ полковник. Но мне кажется, что если Комаров почует, что его заподозрили, он скроется.
— Ах, вот вы о чем! Я позабочусь, чтобы он не смог этого сделать. Завтра с утра займитесь проверкой биографии и спортивной деятельности Комарова. Побеседуйте с людьми, которые его основательно знают.
Придя в свою комнату, Мозарин увидел на столе под стеклом заключение эксперта о платке Румянцева. Самое тщательное исследование пятен на платке показало, что на нем нет ни капельки крови. Одна версия предполагаемого преступления как будто отпала. Теперь возникла другая, и, шагая домой, Мозарин обдумывал, с чего начать изучение жизни Комарова…
Дома офицер застал гостью — Надя Корнева чаевничала с его матерью. На столе стоял старинный мельхиоровый чайник, которым пользовались только в особо торжественных случаях.
— Устали, Михаил Дмитриевич? — спросила Корнева, пристально посмотрев на молодого человека.
— Да нет, — рассеянно ответил он, — сегодня было не так уж много работы…
Надя попросила разрешения открыть шкафчик, где стояли книги, собранные покойным отцом Мозарина. Она вынимала с полки тома в старинных переплетах, от времени чуть-чуть пропахшие пылью, листала пухлые, пожелтевшие, покрытые бледно-коричневыми пятнами страницы, иногда читала про себя, иногда вслух;
— «Бытие сердца моего, или Стихотворения князя Ивана Михайловича Долгорукова»! — громко прочитала она, держа перед собой томик. — «Забавные песни и всякие мелкие отрывки». Напечатано в Московской университетской типографии в тысяча восемьсот восемнадцатом году! Вот это книжечка! Второй век живет!
Михаилу было приятно, что девушка интересуется книгами отца, пробегает давно забытые страницы, находя в них своеобразную прелесть.
— А как отец любил тебя называть? — напомнила Елизавета Петровна.
— Манипулярием, — ответил Мозарин.
. — Как? — спросила Корнева.
Михаил шагнул к полке, всмотрелся в корешки книг и вытащил томик «Нового словотолкователя», изданного Академией наук в 1804 году. Он отыскал нужное слово, дал книгу Наде.
— «Манипулярий, — прочитала она, — титло, которое имел в римской милиции офицер, командовавший манипулою». А что такое манипула? — спросила Надя и сейчас же воскликнула: — Ага, есть: «манипула — рота пехоты». Честное слово, это любопытно. Манипулярий! — Тут взгляд девушки упал на часы. — Время-то, время! Как хотите, товарищ манипулярий, я должна идти.
Мозарин пошел ее провожать.
Сухой снег зыбкими белыми спиралями кружился у ног, взвивался вверх и рассыпался. Он хлестнул девушку в лицо, она стремительно повернулась и невольно прижалась к плечу Михаила. Шли молча.
На троллейбусной остановке Надя вдруг спросила:
— Читали мою экспертизу?
Михаил кивнул и про себя усмехнулся. «Какая образцовая девица! Как в плохой пьесе — к месту и не к месту говорит о производственных показателях», — подумал он.
— Расстроились, увидев мое заключение? — продолжала Надя.
— Не очень. Теперь я работаю над другой версией.
— Ну рада за вас, — проговорила она, пожимая ему руку. — Спокойной ночи!
Она легко подбежала к бесшумно подъехавшему троллейбусу, встала на ступеньку, обернулась. Перед Мозариным возникло румяное девичье лицо с седыми от инея волосами, ресницами, бровями.
Михаил медленно возвращался домой. «Почему Надя так внезапно приехала?», — подумал он. Только когда подходил к дому, его словно осенило: «Черт возьми! Она, наверное, подумала, что ее заключение о платке Румянцева убьет меня наповал. И приехала, чтобы подбодрить!..»
Утром Мозарин решил зайти перед службой в спортивное общество, где числился Комаров, и позвонил секретарше Градова, чтобы предупредить об этом. Но она сообщила, что его дожидаются люди, приехавшие из Покровского-Стрешнева. Капитан немедленно отправился на Петровку, 38.
В Управлении его ждали пожилой монтер с учеником и милиционер, сопровождавший их. Монтер положил на стул большой, завернутый в бумагу сверток. Скручивая папиросу пожелтевшими от табака пальцами, он стал рассказывать. Его ученик, вихрастый паренек в ватной стеганой спецовке и подшитых валенках, робея, глазел по сторонам.
В семь часов утра они вышли из Покровского-Стрешнева на шоссе проверять провода. Вьюга кончилась, но мороз не спадал, и паренек, несмотря на то что был тепло одет, начал зябнуть. Монтер, чтобы согреть ученика, шутливо толкнул его плечом. Паренек отлетел в сторону и вдруг, запутавшись в чем-то ногами, растянулся на снегу. Когда он встал, монтер увидел в сугробе беличью шубку, к воротнику которой были приколоты кожаные цветочки. Он поднял ее, стал разглядывать и заметил засохшие пятна крови. Свернув шубу, он решил сейчас же идти в милицию, чтобы сдать находку. По обочине шоссе, то отставая, то опережая монтера, бежал ученик и, балуясь, взрывал валенками пушистый снег. Монтер даже прикрикнул на него. Шагов через сто ученик заметил припорошенную снегом какую-то вещь. Он нагнулся и извлек на свет коричневую юбку с двумя накладными кармашками…
— Да вы сами посмотрите. — Монтер положил сверток на стол перед Мозариным.
Капитан развернул сверток.
— Так вы говорите, вышли в семь утра?
— В семь, — подтвердил монтер.
— В восьмом, — промолвил паренек.
— Вот какой точный! — подхватил монтер.
— Еще один вопрос: когда вы шли по шоссе, вы никого не видели?
— Время раннее, мороз. Кто ж пойдет по шоссе? Молочницы? Те норовят пройти на станцию леском.
— А от того места, где вы нашли вещи, до станции далеко? — спросил капитан, вспомнив старика Коробочкина.
— Километра два с лишком будет.
— Дядя Матвей, — вдруг проговорил паренек и покраснел, — мы ж одного человека встретили.
— Так это, когда мы еще к шоссе подходили, в лесочке. С портфелем шел.
— А какой он из себя?
— Шуба хорошая, коричневого сукна. Шапка меховая…
— Полный, краснощекий?
— Да!
— Ростом чуть пониже меня?
— Правильно! А вы его знаете?
— Не совсем! — воскликнул взволнованный офицер. — Но будь я неладен, если я его не узнаю как следует! — и стукнул пресс-папье по столу.
7
Полковник Градов тщательно осмотрел найденные монтерами вещи.
— Чем объяснить, что на большой дороге внезапно появились едва замаскированные вещи Комаровой? Они брошены на обочину шоссе — там, где обычно ходят лыжники… — проговорил он и вопросительно взглянул на Мозарина.
Капитан предположил, что преступник почему-то решил ускорить следствие и заодно сбить его на ложный след. Возможно, что преступление совершено не в Покровском-Стрешневе, а где-то в другом месте. Преступник умышленно подбросил вещи в Покровское, чтобы заставить Уголовный розыск топтаться на одном месте.
Полковник задумался, с сомнением покачал головой.
— Нет… Скорее всего, он решил навести нас на какое-то другое лицо, сфабриковать против кого-то улики. Да, решиться на такой шаг может человек, твердо уверенный в своей безнаказанности.
Капитан выдвинул еще одну версию: не сделал ли это человек, знающий, кто подлинный преступник, и задумавший навести нас на него, но самому остаться в тени?
Градов поднялся, прошелся по кабинету.
— Фантазия, капитан, — сказал он, — иногда нужна в нашем деле, но до известного предела. Ведь это ваше голое умозаключение! Нет ни одной зацепки в его пользу.
Мозарин обратил внимание полковника на батистовый платок с голубой меткой «О. К.» в кармашке коричневой юбки. Этот платок — чистый, разглаженный — не мог сохраниться столько дней под снегом в таком виде. Не положили ли его в кармашек только теперь? Чтобы по инициалам сразу установили фамилию обладательницы вещей.
Градов усмехнулся.
— Да… Убийца весьма невысокого мнения о способностях оперативных работников. Тычет носом в инициалы, как слепых щенят. Значит, он рассчитывает легко перехитрить Уголовный розыск. Что ж, этим мы и воспользуемся…
Согласовав свое решение с Турбаевым, полковник позвонил в питомник служебного собаководства и попросил прислать лейтенанта Воронова с его собакой Громом.
До перевода в питомник Воронов два года работал оперативным сотрудником в отделе Градова. Этот человек с упорным характером, волжанин, был на хорошем счету в Уголовном розыске. Однажды Градов взял его с собой в деревню, где, как подозревали, грабители спрятали у сообщника похищенные вещи.
Выйдя на шоссе из автомобиля, офицеры пошли по глинистой непроезжей дороге в сельский Совет. Из проулка на них набросилась стая свирепых собак и преградила путь. Градов уже схватил было валявшийся на земле кол, но лейтенант Воронов пощелкал языком, посвистел, спокойно подошел к бурому псу, вожаку стаи, и погладил его по голове. Через минуту почти вся стая разбежалась. Несколько собак, ласково ворча, последовали за Вороновым.
Покончив со служебными делами, Градов, к своему удивлению, увидел, что лейтенант, купив в сельпо буханку ржаного хлеба, сидит на пороге избы, отрезает от буханки толстые ломти и угощает собак.
— Не лезь, куцый, — приговаривал он, — свое слопал, дай другим! Эй, Белка, что хватаешь не свой кусок? Пойди сюда, кутенок. Да поди сюда! На, держи, никому не отдавай!..
Через несколько дней Градов отправился в питомник служебного собаководства и как бы невзначай взял с собой Воронова. Когда лейтенант увидел в светлых, просторных клетках могучих волкоподобных овчарок, он в восхищении остановился, несмотря на то что они свирепо кидались на него, сотрясая сетки и отчаянно лая. Когда же ему показали щенков, которых в питомнике выращивают и обучают, он присел на корточки, чтобы разглядеть их получше.
— Мне бы щенка… — мечтательно сказал он в машине Градову. — Я бы из него сделал такую служебную собаку, такого золотого пса!..
— Для этого, Алексей Григорьевич, надо серьезно учиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Говорили ли вы после того, как приехали, с Румянцевым? — поинтересовался капитан.
— Нет. Он поздно возвращается с работы. Но если это нужно, я могу к нему поехать в редакцию.
— Не знаете ли вы родственников или друзей Румянцева, которые имеют оружие?
— Нет, товарищ Мозарин.
— А теперь припомните, — спросил Градов, — когда вернулся домой Румянцев в ночь вашего отъезда в командировку?
— Я уехал из дому не позднее трех утра, но Румянцева еще не было.
— У меня к вам есть один важный вопрос, гражданин Комаров, — сказал капитан. — Не видели ли вы когда-нибудь вашу жену с полным человеком средних лет в коричневой шубе?
— В коричневой меховой шапке, в кожаных перчатках, — подхватил Петр Иванович. — Рост средний, плечи широкие, с брюшком, румянец во всю щеку.
— Точно! — воскликнул Мозарин. — Ваши показания мне срочно нужны. Но я должен сейчас уйти.
— Куда вы идете? — спросил Градов.
— По вашему заданию, товарищ полковник… — ответил капитан и обратился к Комарову. — Вы отсюда куда направляетесь?
— Поеду в троллейбусе к Арбатской площади и там — в метро.
— Нам по пути. Поедемте, потолкуем…
Они вышли вместе. Комаров рассказал, что в начале зимы он поехал как-то к жене на работу. Слез с автобуса, направился к заводу и увидел, что его жена разговаривает с человеком в коричневой шубе. Как только этот человек заметил Комарова, он пожал руку Ольги и ушел. В тот раз Петр Иванович не обратил на него внимания.
— И вы не спросили у вашей жены, кто он? — спросил Мозарин.
— Нет, полагал, что сослуживец, — ответил тренер. — Я не думал, что когда-либо снова увижу его. А пришлось…
Капитан и Комаров подошли к Петровским воротам. У троллейбусной остановки стояло много народу. И Мозарин предложил пойти бульварами до Арбатских ворот. Петр Иванович охотно согласился.
Он продолжал свой рассказ. Второго декабря он вернулся из Москвы вечерним поездом. Со станции, чтобы сократить путь, он пошел не вдоль шоссе, а по тропинке, протоптанной пешеходами в лесочке, и тут заметил мужчину, стоявшего к нему спиной. Он с кем-то спорил, размахивал руками. Разговор носил столь резкий характер, что тренер невольно обратил внимание на эту пару, избравшую себе для встречи такое глухое место.
Вскоре Комаров приблизился к спорящим и разглядел их: это были его жена и человек в коричневой шубе. Петр Иванович окликнул ее. Неизвестный бросился вперед и скрылся за деревьями, а Ольга подошла к мужу.
Она объяснила, что этот человек встречался с ней в Казани, когда она училась в десятом классе школы, даже предложил ей стать его женой. Недавно он приехал в Москву, узнал, где она служит, вызвал ее из бюро и возобновил свое предложение. Она ответила, что уже второй год замужем. Тогда неизвестно каким образом (по крайней мере, так говорила Ольга) он узнал ее домашний адрес, приехал в Покровское-Стрешнево, явился на квартиру и заявил, что получил неприятное известие о ее отце. Ольга как раз собиралась отнести тетке фланель на халат, которую накануне купила, и попросила старого знакомого проводить ее. Они мирно дошли до лесочка. И тут он снова начал говорить ей о своих чувствах.
— Этот человек не угрожал вашей жене? — спросил Мозарин.
— Не знаю. Во всяком случае, я потребовал, чтобы она больше не встречалась с ним.
— Вы об этом никому не говорили?
— Нет! С какой стати я буду набрасывать тень на доброе имя моей жены!
— После второго декабря вы этого человека не видели?
— Нет. Но думаю, он своих намерений не оставил.
Беседуя, капитан и тренер дошли до Арбатской площади. Перед тем как расстаться с Комаровым, Мозарин спросил его:
— Значит, у вас теперь возникли подозрения против этого человека?
— Да!
— А против Румянцева?
— Нет! — ответил Петр Иванович. — Румянцев никогда не поднимет руку на Олю.
Как только Комаров исчез за дверьми станции метро, капитан вскочил в троллейбус, доехал до Петровских ворот. Через десять минут он вошел в кабинет Градова, держа в руках исписанный цифрами листок бумаги.
— Ну как? — спросил полковник.
— Все наши выкладки подтвердились, — ответил Мозарин и прочитал, сколько метров за сколько минут проходит Комаров при ходьбе обычной и ускоренной.
— Этот тренер в среднем шагает даже быстрее, чем мы предполагали.
Дело в том, что во время следствия капитан естественно заинтересовался каждой минутой Комарова в вечер четвертого декабря, — с момента выхода с женой на улицу до возвращения домой.
Эта, как говорят криминалисты, проверка обстоятельств установила: около семи часов вечера Комаров на глазах у многих жильцов попрощался со своей женой и пошел в противоположную сторону. В половине девятого он был в РОНО, где собрались гимнасты, составил список и в девять повел их в клуб имени Калинина. Здесь после торжественного заседания он руководил гимнастическими выступлениями.
После этого он отправился с членом спортивной секции клуба на лыжную базу — проверить инвентарь и сдать ему под расписку. Потом, так как во время его отъезда должна была состояться лыжная вылазка, он, надев лыжи, ходил к опушке леса проверять трассу. В пятом часу утра соседка Анна Ильинична открыла ему дверь. В общем, Комаров в течение девяти с лишним часов находился на виду у людей. Это было, казалось, неоспоримое алиби. Именно оно и возбудило подозрение.
Проверяя каждый отрезок времени, Мозарин обнаружил неожиданные противоречия. От дома, где жили Комаровы, до РОНО — двадцать минут ходьбы. Тренер потратил на это более полутора часов. Где находился Комаров в это время? Некоторые из опрошенных членов президиума торжественного заседания показали, что Петр Иванович пробыл в клубе до конца вечера. Однако гардеробщица заявила, что Комаров в перерыве выходил из клуба. Она запомнила это потому, что он надел шлем, куртку, а портфель оставил у нее. Гардеробщица не могла точно сказать, сколько времени отсутствовал тренер. Но куда он ходил и зачем? Член спортивной секции утверждал, что Комаров часов до трех дня проверял и сдавал ему инвентарь лыжной базы. Потом тренер поехал проверять трассу и, конечно, мог свернуть куда угодно. Полковник, чтобы не вызвать подозрения у Комарова, с умыслом задал ему вопрос о часе возвращения Румянцева и получил побочный ответ, что сам Комаров вернулся в три часа ночи. А соседка утверждала: он пришел в пятом часу утра. Значит, тренер зачем-то «укрыл» часа полтора, что-то пытается скрыть.
Вот почему Градов и Мозарин, развернув карту Покровского-Стрешнева, изучали район, где во время предполагаемого убийства находился муж Ольги и куда, точно учитывая расстояния и время его отлучек, он мог завести свою жену. Как всегда, шестое чувство — интуиция старого оперативного работника — подсказывала полковнику дальнейший путь следствия.
— А нельзя ли все-таки временно задержать Комарова? — спросил Мозарин Градова.
— Ни один прокурор не разрешит этого сделать, пока нет достаточно веских оснований для задержания. А вдруг ошибка? Неприятностей не оберешься. Вы же сами это прекрасно знаете.
— Знаю, товарищ полковник. Но мне кажется, что если Комаров почует, что его заподозрили, он скроется.
— Ах, вот вы о чем! Я позабочусь, чтобы он не смог этого сделать. Завтра с утра займитесь проверкой биографии и спортивной деятельности Комарова. Побеседуйте с людьми, которые его основательно знают.
Придя в свою комнату, Мозарин увидел на столе под стеклом заключение эксперта о платке Румянцева. Самое тщательное исследование пятен на платке показало, что на нем нет ни капельки крови. Одна версия предполагаемого преступления как будто отпала. Теперь возникла другая, и, шагая домой, Мозарин обдумывал, с чего начать изучение жизни Комарова…
Дома офицер застал гостью — Надя Корнева чаевничала с его матерью. На столе стоял старинный мельхиоровый чайник, которым пользовались только в особо торжественных случаях.
— Устали, Михаил Дмитриевич? — спросила Корнева, пристально посмотрев на молодого человека.
— Да нет, — рассеянно ответил он, — сегодня было не так уж много работы…
Надя попросила разрешения открыть шкафчик, где стояли книги, собранные покойным отцом Мозарина. Она вынимала с полки тома в старинных переплетах, от времени чуть-чуть пропахшие пылью, листала пухлые, пожелтевшие, покрытые бледно-коричневыми пятнами страницы, иногда читала про себя, иногда вслух;
— «Бытие сердца моего, или Стихотворения князя Ивана Михайловича Долгорукова»! — громко прочитала она, держа перед собой томик. — «Забавные песни и всякие мелкие отрывки». Напечатано в Московской университетской типографии в тысяча восемьсот восемнадцатом году! Вот это книжечка! Второй век живет!
Михаилу было приятно, что девушка интересуется книгами отца, пробегает давно забытые страницы, находя в них своеобразную прелесть.
— А как отец любил тебя называть? — напомнила Елизавета Петровна.
— Манипулярием, — ответил Мозарин.
. — Как? — спросила Корнева.
Михаил шагнул к полке, всмотрелся в корешки книг и вытащил томик «Нового словотолкователя», изданного Академией наук в 1804 году. Он отыскал нужное слово, дал книгу Наде.
— «Манипулярий, — прочитала она, — титло, которое имел в римской милиции офицер, командовавший манипулою». А что такое манипула? — спросила Надя и сейчас же воскликнула: — Ага, есть: «манипула — рота пехоты». Честное слово, это любопытно. Манипулярий! — Тут взгляд девушки упал на часы. — Время-то, время! Как хотите, товарищ манипулярий, я должна идти.
Мозарин пошел ее провожать.
Сухой снег зыбкими белыми спиралями кружился у ног, взвивался вверх и рассыпался. Он хлестнул девушку в лицо, она стремительно повернулась и невольно прижалась к плечу Михаила. Шли молча.
На троллейбусной остановке Надя вдруг спросила:
— Читали мою экспертизу?
Михаил кивнул и про себя усмехнулся. «Какая образцовая девица! Как в плохой пьесе — к месту и не к месту говорит о производственных показателях», — подумал он.
— Расстроились, увидев мое заключение? — продолжала Надя.
— Не очень. Теперь я работаю над другой версией.
— Ну рада за вас, — проговорила она, пожимая ему руку. — Спокойной ночи!
Она легко подбежала к бесшумно подъехавшему троллейбусу, встала на ступеньку, обернулась. Перед Мозариным возникло румяное девичье лицо с седыми от инея волосами, ресницами, бровями.
Михаил медленно возвращался домой. «Почему Надя так внезапно приехала?», — подумал он. Только когда подходил к дому, его словно осенило: «Черт возьми! Она, наверное, подумала, что ее заключение о платке Румянцева убьет меня наповал. И приехала, чтобы подбодрить!..»
Утром Мозарин решил зайти перед службой в спортивное общество, где числился Комаров, и позвонил секретарше Градова, чтобы предупредить об этом. Но она сообщила, что его дожидаются люди, приехавшие из Покровского-Стрешнева. Капитан немедленно отправился на Петровку, 38.
В Управлении его ждали пожилой монтер с учеником и милиционер, сопровождавший их. Монтер положил на стул большой, завернутый в бумагу сверток. Скручивая папиросу пожелтевшими от табака пальцами, он стал рассказывать. Его ученик, вихрастый паренек в ватной стеганой спецовке и подшитых валенках, робея, глазел по сторонам.
В семь часов утра они вышли из Покровского-Стрешнева на шоссе проверять провода. Вьюга кончилась, но мороз не спадал, и паренек, несмотря на то что был тепло одет, начал зябнуть. Монтер, чтобы согреть ученика, шутливо толкнул его плечом. Паренек отлетел в сторону и вдруг, запутавшись в чем-то ногами, растянулся на снегу. Когда он встал, монтер увидел в сугробе беличью шубку, к воротнику которой были приколоты кожаные цветочки. Он поднял ее, стал разглядывать и заметил засохшие пятна крови. Свернув шубу, он решил сейчас же идти в милицию, чтобы сдать находку. По обочине шоссе, то отставая, то опережая монтера, бежал ученик и, балуясь, взрывал валенками пушистый снег. Монтер даже прикрикнул на него. Шагов через сто ученик заметил припорошенную снегом какую-то вещь. Он нагнулся и извлек на свет коричневую юбку с двумя накладными кармашками…
— Да вы сами посмотрите. — Монтер положил сверток на стол перед Мозариным.
Капитан развернул сверток.
— Так вы говорите, вышли в семь утра?
— В семь, — подтвердил монтер.
— В восьмом, — промолвил паренек.
— Вот какой точный! — подхватил монтер.
— Еще один вопрос: когда вы шли по шоссе, вы никого не видели?
— Время раннее, мороз. Кто ж пойдет по шоссе? Молочницы? Те норовят пройти на станцию леском.
— А от того места, где вы нашли вещи, до станции далеко? — спросил капитан, вспомнив старика Коробочкина.
— Километра два с лишком будет.
— Дядя Матвей, — вдруг проговорил паренек и покраснел, — мы ж одного человека встретили.
— Так это, когда мы еще к шоссе подходили, в лесочке. С портфелем шел.
— А какой он из себя?
— Шуба хорошая, коричневого сукна. Шапка меховая…
— Полный, краснощекий?
— Да!
— Ростом чуть пониже меня?
— Правильно! А вы его знаете?
— Не совсем! — воскликнул взволнованный офицер. — Но будь я неладен, если я его не узнаю как следует! — и стукнул пресс-папье по столу.
7
Полковник Градов тщательно осмотрел найденные монтерами вещи.
— Чем объяснить, что на большой дороге внезапно появились едва замаскированные вещи Комаровой? Они брошены на обочину шоссе — там, где обычно ходят лыжники… — проговорил он и вопросительно взглянул на Мозарина.
Капитан предположил, что преступник почему-то решил ускорить следствие и заодно сбить его на ложный след. Возможно, что преступление совершено не в Покровском-Стрешневе, а где-то в другом месте. Преступник умышленно подбросил вещи в Покровское, чтобы заставить Уголовный розыск топтаться на одном месте.
Полковник задумался, с сомнением покачал головой.
— Нет… Скорее всего, он решил навести нас на какое-то другое лицо, сфабриковать против кого-то улики. Да, решиться на такой шаг может человек, твердо уверенный в своей безнаказанности.
Капитан выдвинул еще одну версию: не сделал ли это человек, знающий, кто подлинный преступник, и задумавший навести нас на него, но самому остаться в тени?
Градов поднялся, прошелся по кабинету.
— Фантазия, капитан, — сказал он, — иногда нужна в нашем деле, но до известного предела. Ведь это ваше голое умозаключение! Нет ни одной зацепки в его пользу.
Мозарин обратил внимание полковника на батистовый платок с голубой меткой «О. К.» в кармашке коричневой юбки. Этот платок — чистый, разглаженный — не мог сохраниться столько дней под снегом в таком виде. Не положили ли его в кармашек только теперь? Чтобы по инициалам сразу установили фамилию обладательницы вещей.
Градов усмехнулся.
— Да… Убийца весьма невысокого мнения о способностях оперативных работников. Тычет носом в инициалы, как слепых щенят. Значит, он рассчитывает легко перехитрить Уголовный розыск. Что ж, этим мы и воспользуемся…
Согласовав свое решение с Турбаевым, полковник позвонил в питомник служебного собаководства и попросил прислать лейтенанта Воронова с его собакой Громом.
До перевода в питомник Воронов два года работал оперативным сотрудником в отделе Градова. Этот человек с упорным характером, волжанин, был на хорошем счету в Уголовном розыске. Однажды Градов взял его с собой в деревню, где, как подозревали, грабители спрятали у сообщника похищенные вещи.
Выйдя на шоссе из автомобиля, офицеры пошли по глинистой непроезжей дороге в сельский Совет. Из проулка на них набросилась стая свирепых собак и преградила путь. Градов уже схватил было валявшийся на земле кол, но лейтенант Воронов пощелкал языком, посвистел, спокойно подошел к бурому псу, вожаку стаи, и погладил его по голове. Через минуту почти вся стая разбежалась. Несколько собак, ласково ворча, последовали за Вороновым.
Покончив со служебными делами, Градов, к своему удивлению, увидел, что лейтенант, купив в сельпо буханку ржаного хлеба, сидит на пороге избы, отрезает от буханки толстые ломти и угощает собак.
— Не лезь, куцый, — приговаривал он, — свое слопал, дай другим! Эй, Белка, что хватаешь не свой кусок? Пойди сюда, кутенок. Да поди сюда! На, держи, никому не отдавай!..
Через несколько дней Градов отправился в питомник служебного собаководства и как бы невзначай взял с собой Воронова. Когда лейтенант увидел в светлых, просторных клетках могучих волкоподобных овчарок, он в восхищении остановился, несмотря на то что они свирепо кидались на него, сотрясая сетки и отчаянно лая. Когда же ему показали щенков, которых в питомнике выращивают и обучают, он присел на корточки, чтобы разглядеть их получше.
— Мне бы щенка… — мечтательно сказал он в машине Градову. — Я бы из него сделал такую служебную собаку, такого золотого пса!..
— Для этого, Алексей Григорьевич, надо серьезно учиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13