– А собственно, почему? Битых два часа человек сидит как истукан. Не ест, не пьет и не веселится. Это неестественно.– А может, он просто стеснительный?– Сейчас я выясню! – произнес задорный девичий голосок.Томина дернули за рукав, и он отозвался притворно-сонливым тоном:– Я вас слушаю.– Скажите, вы всегда такой… м-м… унылый?– Я очень мрачен от природы. Кроме того, без малого два дня я толок воду в ступе. Не пробовали? Жуткое занятие.– А куда вы едете?Девушка была смугленькая, с ямочками на щеках. Ладно, давай поболтаем.– В маленький далекий городок.– Там вы тоже будете толочь воду в ступе? – ямочки стали глубже.– Не исключено.– Мне вас искренне жаль… Хотите бутерброд с сыром?– Кажется, нет.– А с колбасой?– Спасибо, еще меньше.– Ко всему прочему вы еще и вегетарианец? – вмешался сидевший рядом парень с гитарой.Вместо ответа Томин тронул пальцем струну:– Слышишь звук? Подтянуть надо.– Может, споем? – улыбнулся тот насмешливо.Томин забрал гитару, тщательно настроил. И сыграл «Чижика-пыжика».– Ничего смешного. Подчас это сложнейший вопрос – где был Чижик-пыжик такого-то числа в такое-то время…Он коротко задумался: в субботу непременно заставят петь. Надо хоть вспомнить, как это делается.Он взял несколько аккордов и запел – ребятам не знакомое, потому что свое: про часы, которые шли, опережая время, и очень этим гордились; потом про то, как за Полярным кругом решили строить арбузолитейный цех… Тексты у Томина были юмористические, подтекст грустный и вольнодумный, мелодии запоминающиеся.(Пора тогда стояла на редкость гитарная. Все пели, многие сочиняли, кто во что горазд. У Томина получалось недурно, а по мнению друзей, лучше всех).
* * * На развилке шоссе чернел столбик с указателем: «Еловск – 12 км».Возле него затормозил и остановился грузовик, в кабине которого сидел заросший исхудалый Багров.– Все, браток, дальше не по пути, – сказал молодой шофер.– Подбрось меня, парень, – с надрывом попросил Багров. – Хоть полдороги. Спешу.Шофер хмыкнул.– Все спешат. Время – деньги. А у тебя, похоже, ни того, ни другого.Он дотянулся через пассажира до дверцы, открыл ее приглашающим жестом.Багров не двинулся.– Устал я. Тебе во сне не приснится, как я устал!– Какая-нибудь попутка прихватит, – беспечно обнадежил парень. – Подождешь – не пропадешь!Под тяжелым взглядом Багрова он осекся, насторожился. Густело молчание. Только щетки поскрипывали по стеклу. Парень инстинктивно подобрался, готовый к любой неожиданности.Двенадцать километров. По сравнению с преодоленным расстоянием – такая ничтожная малость. Но их надо пройти на обмороженных ногах. Да еще скрытно, хоронясь и от встречных и от попутных. Двенадцать километров. Двенадцать километров. Если бы этот сосунок мог понять…– Ну ладно. Пусть будет спасибо, – Багров заставил измученное тело пошевелиться, сполз на землю.Прикрывая лицо, поднял воротник полушубка, который был ему и короток и тесен; надвинул шапку на лоб.Грузовик испуганно умчался.Первые шаги – самые трудные, позже боль притупится. Двенадцать километров – не полторы тысячи. Это близко. Это рядом. А мокрый снег – даже хорошо. Проезжим несподручно приглядываться, кто там пехом тащится.…Томин находился в Еловске с утра.Казалось бы, логично, попав в Москву, забежать домой и на работу, и он уже вышел на площадь со своим чемоданчиком и опустевшей «пропитательной» сумкой, но вдруг вернулся позвонить из вокзального отделения милиции.На предположительном маршруте Багрова обнаружились наконец случаи недавних пропаж (шапка, полушубок, валенки, бидон молока). И если «автором» везде был Багров, то, судя по датам, двигался он на диво быстро.Томин пересек площадь и взял билет до Еловска. Тревога, звеневшая до того комариком, зажужжала шмелем…Первым прибежал в дежурку извещенный о прибытии инспектора МУРа участковый Иван Егорыч. Человек местный, что Томину и требовалось:– У меня к вам тысячи полторы вопросов, и все как раз местного значения. Город, естественно, знает про побег?– Понятное дело.– И что предполагают о причинах?– Да не очень и предполагают. Ждут, чего будет, – развел руками Иван Егорыч.– Но случай-то редкостный!– Так Багров и сам редкостный. Коснись кого другого, люди бы на все лады голову ломали. А раз Багров… чего только не вытворял…– Особенно под градусом, – добавил дежурный. – Некоторые просто считают, что наскучило трезвому сидеть – он ноги в руки и пошел.– И вы того же мнения, Иван Егорыч?– Ну нет, не такой дурак, чтобы за пол-литра в побег. Какая-нибудь идея приспичила. А вот какая – тут за него не угадаешь.– Надо обязательно угадать! Смотря по содержанию идеи, будем прикидывать, где Багрова искать.– Брат у него младший на Дальнем Востоке рыбачит… – после короткой паузы припомнил участковый.– Дядька есть в Киеве. По матери, – подал голос дежурный.– На Востоке брат, в Киеве дядька – это все не то. Похоже, Багрова надо ждать у вас, в Еловске.– У нас?! – привскочил даже участковый. – Все равно что в мышеловку!– Какой тогда расчет на волю рваться? Нет, товарищ майор, ошибка.– Смотря по содержанию идеи. Зацепка вот в чем: в ту же колонию попал один здешний. Именно после с встречи с ним у Багрова резко изменилось настроение, и вскоре – побег.Дежурный с участковым переглянулись обеспокоенно.– Мог земляк сообщить ему такую новость, которая Багрова перевернула? К примеру, отец при смерти, жена в больнице?– Да все, слава Богу, здоровы. А кто здешний, товарищ майор?– Некто Иван Калищенко.– У-у, Калищенко мог чего угодно натрепать!– Он-то трепанет, да Михаил навряд поверит! – загорячился дежурный. – Ванька от него до самой армии с битой рожей ходил – за поганый характер!– Но, между прочим, пили вместе не один раз за последнее время, – покачал головой Иван Егорыч.Они еще потолковали на эту тему, и Томин внимательно выслушал обмен мнений.– Решим так, – подытожил он, – Багров мог поверить Калищенко в двух случаях – или понимал, что тот сообщил правду, или известие было очень похоже на правду.Собеседники выжидательно молчали.– Подумайте: что-нибудь произошло, что вплотную затрагивает Багрова? Предположим, он был бы здесь – что-нибудь всколыхнуло бы его, заставило вмешаться?Дежурный с участковым подумали вместе, подумали порознь и отрицательно покачали головами.«Ничего не вытанцовывается! А Багров все ближе… Но, собственно, кто поручится, что его несет именно в Еловск? Ах, да, Паша ручался. Впрочем, были случаи, и он обманывался…»Пришел еще и еще кто-то, присоединился к обсуждению.– Давайте зайдем с другой стороны, – сказал Томин. – Нет ли серьезного нераскрытого преступления – старого, еще до ареста Багрова?Дежурный сощурился, стараясь уловить мысль Томина.– Это, значит, ход такой: Мишка чего-нибудь натворил и, пока не поймали, сел по мелочи?– А Калищенко ему шепнул, что теперь, мол, докопались до прежнего?Томин кивнул.– Хитро! Да только не про нас. Ничего хоть мало похожего. Верно, Егорыч?– Бог миловал. У нас «висячек» вовсе нет, – похвастался он к слову.– А коза, Егорыч?Все засмеялись.«Счастливые люди. Единственная «висячка», да и та из козьей жизни».Но слушать про козу было некогда. Шмель гудел неотступно, и благодушное настроение присутствовавших начало понемногу раздражать. Не усидев на стуле, Томин взялся расхаживать по просторной дежурке.«Придется вернуться к Пашиной версии. Только не сразу тыкать пальцем в жену».– Ставлю на повестку дня семейный вопрос, – объявил он. – Домочадцы, родственники в Еловске. Какие родственники? И какие события? Все подряд.Стали перебирать:– Варвара – золовка – двойню родила.– Катерина Багрова со своим Витькой поссорилась. Тихон сессию в техникуме сдал…– Старика Багрова ревматизм скрутил… А старуха у дочери гостит. А двоюродная сестра…«Мать честная, все-то они знают, а толку чуть! Тут до вечера не переслушаешь».– А что насчет отношений с женой? – спросил он, перекрывая галдеж.Наступило общее несколько натянутое молчание. Затем ответил какой-то грузный, лысоватый, сильно на возрасте:– Я вам скажу откровенно, ничего хорошего ни ей, ни ему. Он наш коренной, можно сказать, на печи вырос, она – ленинградская. Совсем две разные породы. Не пара она ему была, не пара и осталась.Дежурный запротестовал:– Верней – он ей не пара, вот эта да! Майя когда приехала, мы только рты раскрыли! Если бы у Михаила не те кулаки, его бы с зависти извели, когда он ее у директора отбил!– Потому что хват был, не вам чета! – вскинулся лысоватый. – Ведь такой парень под уклон пошел! Бывало, что на аккордеоне, что плясать… И ничего на свете не боялся, пятерых подряд мог на обе лопатки!В дежурку вопросительно заглянул высоченный молоденький парнишка.– Виктор Зуев из штаба дружины, – шепнул Томину участковый. – Катерины Багровой, можно назвать, жених. Может, пригодится?– Может, и пригодится.Участковый сделал парню знак войти. Томин обернулся к дежурному:– Вы директора помянули. Кого имели в виду?– Семен Григорьича, конечно, – удивился тот, настолько это казалось ему общеизвестным.– Фабулу в двух словах.– Да это уж дела давно минувших дней…– Э-э, не говори, старая любовь не ржавеет, – усмехнулся Иван Егорыч. – Загорский Семен Григорьевич был с Майей Петровной раньше еще знаком, до Еловска, – пояснил он Томину. – Приехал вскоре после нее, и все твердо считали, что вот-вот свадьба. Но Михаил пошел в атаку…Виктор нервно вылез вперед:– Простите, я не понимаю… Зачем этот странный разговор?.. Дескать, не ржавеет…– Ты, Витя, погоди, тут серьезный вопрос, – остановили его и велели сесть. Опять завелся общий гомон:– Зачем бы Семен Григорьевичу здесь оставаться?– И то верно…– Как Майя с Михаилом поженились, ему был прямой путь обратно в Ленинград.– Не верил Семен Григорьевич, что они уживутся, ждал, пока Майя Петровна не выдержит. Вот что я думаю, – припечатал участковый.Виктор положительно не был способен высказываться сидя. Снова вскочил:– Почему вы ему приписываете что-то такое?.. Он всю душу отдал школе, возился с каждым, как с собственным! Я Семен Григорьевича глубоко уважаю и люблю…– Вот чудак! – изумился дежурный. – В Еловске такого и человека нет, который бы Семен Григорьевича не уважал. Мы ведь о другом – мы о Багрове сейчас.– А что о нем? Пьяница и скандалист, каких мало!– Сплеча рубишь, молод еще! – оборвал лысоватый. – Ихняя вся порода такая. Дед до восьмидесяти лет за стол без рюмки не садился. Он до революции извозом промышлял – Савелий Багров, – так иной раз на большой дороге наскакивали по трое, а то и по четверо – голыми руками расшвыривал! Михаил Багров – лихих кровей! Вот откуда норов.– Неужели вы не согласны, что он антиобщественный? – не сдавался потенциальный зять.Лысоватый утратил свой пыл.– Теперь уж, конечно, антиобщественный… Какой-то в нем надлом случился. Стал человек себя терять.– Э, Павел Матвеич, – махнул рукой дежурный, – по-русски это называется просто: спился.– Просто? Про Михаила-то Багрова – просто? Когда он что спроста делал, скажи? Мы что – сплетничать собрались? Или заметку в стенгазету сочиняем? Если станем примитивно судить – промахнемся так, что после не расхлебаем!..Томин, вникая в их споры, мрачнел и мрачнел. Вспомнились слова Знаменского: «Роковые страсти-мордасти».– Прошу внимания!Не все услышали (о Томине слегка подзабыли), пришлось, повторить. Дождавшись тишины, он медленно и раздельно проговорил:– Предлагается следующая задача: Багрова кто-то смертельно обидел, оскорбил, опозорил. Какова будет реакция?– Да ведь нет этого ничего, товарищ майор! – испугался дежурный.– Допустим, есть. Что сделает Багров?Томин поочередно обводил взглядом присутствующих. Каждому явно становилось не по себе. Он обратился к лысоватому, как наименее предубежденному против Багрова:– Ну? Как на духу?Тот прокашлялся, сглотнул, произнес тихо:– Может и убить.– Ваше мнение? – к участковому.– Может, – вздохнул тот.Не было необходимости опрашивать остальных. Слово сказано.– Давайте все успокоимся и серьезно подумаем. Я боюсь, что Багров чрезвычайно опасен. Когда я заговорил о его жене с Калищенко, у того в глазах заиграло злорадство. И… словно знает он о ней что-то нехорошее.– Гаденыш! – шепнул дежурный.– Представим себе, что Калищенко расписал Багрову, как его жена утешается с Загорским. Мог придумать правдоподобно. Он, по-моему, достаточно хитер.– Калищенко? – воскликнул Виктор. – Это с почты? Да он же… Вот подлец! Он же к Майе Петровне подкатывался!.. Без мужа дескать, скучно, под локоток… А она ему… не знаю точно, кажется, по щекам… И тут – Семен Григорьич навстречу. Калищенку шуганул, а Майю Петровну до дому проводил…– Катерина рассказала? – осведомился участковый.– Ну да.– А чего повздорили-то?– Повздорили – помирятся, – нетерпеливо прервал Томин. – Главное для нас теперь – фактор времени. Конечно, Багров не на вертолете летит, но при его характере… пожалуй, завтра-послезавтра объявится. Оперативные соображения?– Посты ГАИ надо известить, чтобы транспорт проверяли, – предложил дежурный.– Принято. Дальше?– Общественность проинформируем, – решительно (и, разумеется стоя) сказал Виктор, мысленно созывая штаб дружины.– Нет, шума поменьше, спугнем. Молва у вас, наверное, быстрее телеграфа.Все согласились.– Еще и то скажу, – добавил участковый, – об Семене Григорьевиче надо подумать. Слух если прилипнет… Ославят их с Майей Петровной – потом не отмоешься.– Слух – не смертельно, – отмахнулся Томин. – А вот предупредить Загорского надо. Где он живет?– При школе и живет. – Дежурный набрал номер. – Семен Григорьевича попрошу… Куда?.. А вернется?.. Ясно. В Новинск он уехал по школьным делам. Дня на три.– С Новинском потом свяжемся. Следующее. Где Багров на первое время может затаиться? Хоть несколько часов ему нужно с дороги отдышаться, осмотреться.Все призадумались.– Иван Егорыч, записывайте, – подтолкнул Томин.– К отцу не сунется…– Не-ет старик его в амбар запрет, да еще вожжами, пожалуй. К друзьям по бутылке.– К Матвею может.– К Матвею – да. К Андрею Зубатому тоже. Записывай обоих.– Алабина запиши, Петра.– Сомнительно.– Зато городом не надо идти, с краю.– Ладно, для верности. И Лопатиных уж тогда.– А вдруг он прямо домой – и… что-нибудь Майе Петровне? – предположил Виктор.– Белым днем не осмелится, а к ночи присматривать будем.– Развод в восемь? – спросил Томин.– В восемь. Гусев – замнач по оперативной части – вернется в шесть.Томин глянул на часы. К семи надо быть в Москве. Принять душ, сменить рубашку – и к Паше: ведь сегодня знаменательная юбилейная суббота, на которую он обещал явиться хоть с того света.
* * * Багров одолел свои двенадцать километров.Облепленный снегом, зелено-бледный, почти неузнаваемый добрел до стоявшего на отшибе обнесенного плетнем дома. Осторожно заглянул в окно и постучал пальцем по стеклу. За дверью послышался голос: «Кто там?»– Дед Василий, отвори.Дверь приоткрылась, высунулась седая голова. Уставилась на пришельца с недоумением, пошевеливая бровями, стараясь сообразить, кто пожаловал.– Да я же это, я… – просипел Багров.– Мишка?! – ошеломленно вскрикнул дед. – Откудова тебя черт нанес?..– Ш-ш… один ты?– Кому у меня быть?Уединенно жил старик, держал пасеку. Ходили к нему только за медом, который он предпочитал выменивать на продукты, чтобы не таскаться самому в город: ноги донимали. А последние дни визитеров не случилось, и некому было доложить деду Василию о городских новостях.– Чего не пускаешь? – беспокойно заозирался Багров; тело его рвалось в тепло и укромность.– Снег стряси.Нежданный гость снял шапку, хлопнул о колено, криво надел и чуть как бы пошатнулся. Спиртным, однако, не пахло, дед Василий в свои без малого девяносто лет сохранил и безошибочное обоняние, и зоркость. Он взял веник, сам обмел Багрова от плеч до валенок.– Теперь заходь.И, запирая за ним, тоже внимательно осмотрел округу. Багров рухнул на табуретку у теплой печи, закрыл глаза. Дошел!– Дошел, видать, до ручки, – пробурчал дед Василий. – Сымай тулуп, Михайло.Тот кое-как расстегнулся, стащил полушубок, дед бросил его на лежанку сушиться. Шапку, дивясь дорогому меху, уважительно повесил на гвоздь. Потом оглядел небогатое свое стариковское хозяйство, достал растоптанные бахилы:– Обутку смени.– Не могу, потом. Картошкой пахнет… – запекшимися губами выговорил Багров.– Картошка с голодухи – вред один. Меду тебе надо, мед силу даст. Спасибо, чайник горячий, – он старательно задернул занавеску на окне, к которому приставлен был стол.Долго и жадно ел Багров хлеб с медом, запивал чаем. Оживал. Хозяин счел, что пора и поговорить.– Сколь же ты не досидел, Михайло?– По амнистии, дед.– Ты это… не загибай! Думаешь, я по старости сдурел вконец?– А не сдурел, так не спрашивай.– А ежели мне интересно?– Ишь ты, ему интересно! – язвительно скривился Багров.– Дерзить не смей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
* * * На развилке шоссе чернел столбик с указателем: «Еловск – 12 км».Возле него затормозил и остановился грузовик, в кабине которого сидел заросший исхудалый Багров.– Все, браток, дальше не по пути, – сказал молодой шофер.– Подбрось меня, парень, – с надрывом попросил Багров. – Хоть полдороги. Спешу.Шофер хмыкнул.– Все спешат. Время – деньги. А у тебя, похоже, ни того, ни другого.Он дотянулся через пассажира до дверцы, открыл ее приглашающим жестом.Багров не двинулся.– Устал я. Тебе во сне не приснится, как я устал!– Какая-нибудь попутка прихватит, – беспечно обнадежил парень. – Подождешь – не пропадешь!Под тяжелым взглядом Багрова он осекся, насторожился. Густело молчание. Только щетки поскрипывали по стеклу. Парень инстинктивно подобрался, готовый к любой неожиданности.Двенадцать километров. По сравнению с преодоленным расстоянием – такая ничтожная малость. Но их надо пройти на обмороженных ногах. Да еще скрытно, хоронясь и от встречных и от попутных. Двенадцать километров. Двенадцать километров. Если бы этот сосунок мог понять…– Ну ладно. Пусть будет спасибо, – Багров заставил измученное тело пошевелиться, сполз на землю.Прикрывая лицо, поднял воротник полушубка, который был ему и короток и тесен; надвинул шапку на лоб.Грузовик испуганно умчался.Первые шаги – самые трудные, позже боль притупится. Двенадцать километров – не полторы тысячи. Это близко. Это рядом. А мокрый снег – даже хорошо. Проезжим несподручно приглядываться, кто там пехом тащится.…Томин находился в Еловске с утра.Казалось бы, логично, попав в Москву, забежать домой и на работу, и он уже вышел на площадь со своим чемоданчиком и опустевшей «пропитательной» сумкой, но вдруг вернулся позвонить из вокзального отделения милиции.На предположительном маршруте Багрова обнаружились наконец случаи недавних пропаж (шапка, полушубок, валенки, бидон молока). И если «автором» везде был Багров, то, судя по датам, двигался он на диво быстро.Томин пересек площадь и взял билет до Еловска. Тревога, звеневшая до того комариком, зажужжала шмелем…Первым прибежал в дежурку извещенный о прибытии инспектора МУРа участковый Иван Егорыч. Человек местный, что Томину и требовалось:– У меня к вам тысячи полторы вопросов, и все как раз местного значения. Город, естественно, знает про побег?– Понятное дело.– И что предполагают о причинах?– Да не очень и предполагают. Ждут, чего будет, – развел руками Иван Егорыч.– Но случай-то редкостный!– Так Багров и сам редкостный. Коснись кого другого, люди бы на все лады голову ломали. А раз Багров… чего только не вытворял…– Особенно под градусом, – добавил дежурный. – Некоторые просто считают, что наскучило трезвому сидеть – он ноги в руки и пошел.– И вы того же мнения, Иван Егорыч?– Ну нет, не такой дурак, чтобы за пол-литра в побег. Какая-нибудь идея приспичила. А вот какая – тут за него не угадаешь.– Надо обязательно угадать! Смотря по содержанию идеи, будем прикидывать, где Багрова искать.– Брат у него младший на Дальнем Востоке рыбачит… – после короткой паузы припомнил участковый.– Дядька есть в Киеве. По матери, – подал голос дежурный.– На Востоке брат, в Киеве дядька – это все не то. Похоже, Багрова надо ждать у вас, в Еловске.– У нас?! – привскочил даже участковый. – Все равно что в мышеловку!– Какой тогда расчет на волю рваться? Нет, товарищ майор, ошибка.– Смотря по содержанию идеи. Зацепка вот в чем: в ту же колонию попал один здешний. Именно после с встречи с ним у Багрова резко изменилось настроение, и вскоре – побег.Дежурный с участковым переглянулись обеспокоенно.– Мог земляк сообщить ему такую новость, которая Багрова перевернула? К примеру, отец при смерти, жена в больнице?– Да все, слава Богу, здоровы. А кто здешний, товарищ майор?– Некто Иван Калищенко.– У-у, Калищенко мог чего угодно натрепать!– Он-то трепанет, да Михаил навряд поверит! – загорячился дежурный. – Ванька от него до самой армии с битой рожей ходил – за поганый характер!– Но, между прочим, пили вместе не один раз за последнее время, – покачал головой Иван Егорыч.Они еще потолковали на эту тему, и Томин внимательно выслушал обмен мнений.– Решим так, – подытожил он, – Багров мог поверить Калищенко в двух случаях – или понимал, что тот сообщил правду, или известие было очень похоже на правду.Собеседники выжидательно молчали.– Подумайте: что-нибудь произошло, что вплотную затрагивает Багрова? Предположим, он был бы здесь – что-нибудь всколыхнуло бы его, заставило вмешаться?Дежурный с участковым подумали вместе, подумали порознь и отрицательно покачали головами.«Ничего не вытанцовывается! А Багров все ближе… Но, собственно, кто поручится, что его несет именно в Еловск? Ах, да, Паша ручался. Впрочем, были случаи, и он обманывался…»Пришел еще и еще кто-то, присоединился к обсуждению.– Давайте зайдем с другой стороны, – сказал Томин. – Нет ли серьезного нераскрытого преступления – старого, еще до ареста Багрова?Дежурный сощурился, стараясь уловить мысль Томина.– Это, значит, ход такой: Мишка чего-нибудь натворил и, пока не поймали, сел по мелочи?– А Калищенко ему шепнул, что теперь, мол, докопались до прежнего?Томин кивнул.– Хитро! Да только не про нас. Ничего хоть мало похожего. Верно, Егорыч?– Бог миловал. У нас «висячек» вовсе нет, – похвастался он к слову.– А коза, Егорыч?Все засмеялись.«Счастливые люди. Единственная «висячка», да и та из козьей жизни».Но слушать про козу было некогда. Шмель гудел неотступно, и благодушное настроение присутствовавших начало понемногу раздражать. Не усидев на стуле, Томин взялся расхаживать по просторной дежурке.«Придется вернуться к Пашиной версии. Только не сразу тыкать пальцем в жену».– Ставлю на повестку дня семейный вопрос, – объявил он. – Домочадцы, родственники в Еловске. Какие родственники? И какие события? Все подряд.Стали перебирать:– Варвара – золовка – двойню родила.– Катерина Багрова со своим Витькой поссорилась. Тихон сессию в техникуме сдал…– Старика Багрова ревматизм скрутил… А старуха у дочери гостит. А двоюродная сестра…«Мать честная, все-то они знают, а толку чуть! Тут до вечера не переслушаешь».– А что насчет отношений с женой? – спросил он, перекрывая галдеж.Наступило общее несколько натянутое молчание. Затем ответил какой-то грузный, лысоватый, сильно на возрасте:– Я вам скажу откровенно, ничего хорошего ни ей, ни ему. Он наш коренной, можно сказать, на печи вырос, она – ленинградская. Совсем две разные породы. Не пара она ему была, не пара и осталась.Дежурный запротестовал:– Верней – он ей не пара, вот эта да! Майя когда приехала, мы только рты раскрыли! Если бы у Михаила не те кулаки, его бы с зависти извели, когда он ее у директора отбил!– Потому что хват был, не вам чета! – вскинулся лысоватый. – Ведь такой парень под уклон пошел! Бывало, что на аккордеоне, что плясать… И ничего на свете не боялся, пятерых подряд мог на обе лопатки!В дежурку вопросительно заглянул высоченный молоденький парнишка.– Виктор Зуев из штаба дружины, – шепнул Томину участковый. – Катерины Багровой, можно назвать, жених. Может, пригодится?– Может, и пригодится.Участковый сделал парню знак войти. Томин обернулся к дежурному:– Вы директора помянули. Кого имели в виду?– Семен Григорьича, конечно, – удивился тот, настолько это казалось ему общеизвестным.– Фабулу в двух словах.– Да это уж дела давно минувших дней…– Э-э, не говори, старая любовь не ржавеет, – усмехнулся Иван Егорыч. – Загорский Семен Григорьевич был с Майей Петровной раньше еще знаком, до Еловска, – пояснил он Томину. – Приехал вскоре после нее, и все твердо считали, что вот-вот свадьба. Но Михаил пошел в атаку…Виктор нервно вылез вперед:– Простите, я не понимаю… Зачем этот странный разговор?.. Дескать, не ржавеет…– Ты, Витя, погоди, тут серьезный вопрос, – остановили его и велели сесть. Опять завелся общий гомон:– Зачем бы Семен Григорьевичу здесь оставаться?– И то верно…– Как Майя с Михаилом поженились, ему был прямой путь обратно в Ленинград.– Не верил Семен Григорьевич, что они уживутся, ждал, пока Майя Петровна не выдержит. Вот что я думаю, – припечатал участковый.Виктор положительно не был способен высказываться сидя. Снова вскочил:– Почему вы ему приписываете что-то такое?.. Он всю душу отдал школе, возился с каждым, как с собственным! Я Семен Григорьевича глубоко уважаю и люблю…– Вот чудак! – изумился дежурный. – В Еловске такого и человека нет, который бы Семен Григорьевича не уважал. Мы ведь о другом – мы о Багрове сейчас.– А что о нем? Пьяница и скандалист, каких мало!– Сплеча рубишь, молод еще! – оборвал лысоватый. – Ихняя вся порода такая. Дед до восьмидесяти лет за стол без рюмки не садился. Он до революции извозом промышлял – Савелий Багров, – так иной раз на большой дороге наскакивали по трое, а то и по четверо – голыми руками расшвыривал! Михаил Багров – лихих кровей! Вот откуда норов.– Неужели вы не согласны, что он антиобщественный? – не сдавался потенциальный зять.Лысоватый утратил свой пыл.– Теперь уж, конечно, антиобщественный… Какой-то в нем надлом случился. Стал человек себя терять.– Э, Павел Матвеич, – махнул рукой дежурный, – по-русски это называется просто: спился.– Просто? Про Михаила-то Багрова – просто? Когда он что спроста делал, скажи? Мы что – сплетничать собрались? Или заметку в стенгазету сочиняем? Если станем примитивно судить – промахнемся так, что после не расхлебаем!..Томин, вникая в их споры, мрачнел и мрачнел. Вспомнились слова Знаменского: «Роковые страсти-мордасти».– Прошу внимания!Не все услышали (о Томине слегка подзабыли), пришлось, повторить. Дождавшись тишины, он медленно и раздельно проговорил:– Предлагается следующая задача: Багрова кто-то смертельно обидел, оскорбил, опозорил. Какова будет реакция?– Да ведь нет этого ничего, товарищ майор! – испугался дежурный.– Допустим, есть. Что сделает Багров?Томин поочередно обводил взглядом присутствующих. Каждому явно становилось не по себе. Он обратился к лысоватому, как наименее предубежденному против Багрова:– Ну? Как на духу?Тот прокашлялся, сглотнул, произнес тихо:– Может и убить.– Ваше мнение? – к участковому.– Может, – вздохнул тот.Не было необходимости опрашивать остальных. Слово сказано.– Давайте все успокоимся и серьезно подумаем. Я боюсь, что Багров чрезвычайно опасен. Когда я заговорил о его жене с Калищенко, у того в глазах заиграло злорадство. И… словно знает он о ней что-то нехорошее.– Гаденыш! – шепнул дежурный.– Представим себе, что Калищенко расписал Багрову, как его жена утешается с Загорским. Мог придумать правдоподобно. Он, по-моему, достаточно хитер.– Калищенко? – воскликнул Виктор. – Это с почты? Да он же… Вот подлец! Он же к Майе Петровне подкатывался!.. Без мужа дескать, скучно, под локоток… А она ему… не знаю точно, кажется, по щекам… И тут – Семен Григорьич навстречу. Калищенку шуганул, а Майю Петровну до дому проводил…– Катерина рассказала? – осведомился участковый.– Ну да.– А чего повздорили-то?– Повздорили – помирятся, – нетерпеливо прервал Томин. – Главное для нас теперь – фактор времени. Конечно, Багров не на вертолете летит, но при его характере… пожалуй, завтра-послезавтра объявится. Оперативные соображения?– Посты ГАИ надо известить, чтобы транспорт проверяли, – предложил дежурный.– Принято. Дальше?– Общественность проинформируем, – решительно (и, разумеется стоя) сказал Виктор, мысленно созывая штаб дружины.– Нет, шума поменьше, спугнем. Молва у вас, наверное, быстрее телеграфа.Все согласились.– Еще и то скажу, – добавил участковый, – об Семене Григорьевиче надо подумать. Слух если прилипнет… Ославят их с Майей Петровной – потом не отмоешься.– Слух – не смертельно, – отмахнулся Томин. – А вот предупредить Загорского надо. Где он живет?– При школе и живет. – Дежурный набрал номер. – Семен Григорьевича попрошу… Куда?.. А вернется?.. Ясно. В Новинск он уехал по школьным делам. Дня на три.– С Новинском потом свяжемся. Следующее. Где Багров на первое время может затаиться? Хоть несколько часов ему нужно с дороги отдышаться, осмотреться.Все призадумались.– Иван Егорыч, записывайте, – подтолкнул Томин.– К отцу не сунется…– Не-ет старик его в амбар запрет, да еще вожжами, пожалуй. К друзьям по бутылке.– К Матвею может.– К Матвею – да. К Андрею Зубатому тоже. Записывай обоих.– Алабина запиши, Петра.– Сомнительно.– Зато городом не надо идти, с краю.– Ладно, для верности. И Лопатиных уж тогда.– А вдруг он прямо домой – и… что-нибудь Майе Петровне? – предположил Виктор.– Белым днем не осмелится, а к ночи присматривать будем.– Развод в восемь? – спросил Томин.– В восемь. Гусев – замнач по оперативной части – вернется в шесть.Томин глянул на часы. К семи надо быть в Москве. Принять душ, сменить рубашку – и к Паше: ведь сегодня знаменательная юбилейная суббота, на которую он обещал явиться хоть с того света.
* * * Багров одолел свои двенадцать километров.Облепленный снегом, зелено-бледный, почти неузнаваемый добрел до стоявшего на отшибе обнесенного плетнем дома. Осторожно заглянул в окно и постучал пальцем по стеклу. За дверью послышался голос: «Кто там?»– Дед Василий, отвори.Дверь приоткрылась, высунулась седая голова. Уставилась на пришельца с недоумением, пошевеливая бровями, стараясь сообразить, кто пожаловал.– Да я же это, я… – просипел Багров.– Мишка?! – ошеломленно вскрикнул дед. – Откудова тебя черт нанес?..– Ш-ш… один ты?– Кому у меня быть?Уединенно жил старик, держал пасеку. Ходили к нему только за медом, который он предпочитал выменивать на продукты, чтобы не таскаться самому в город: ноги донимали. А последние дни визитеров не случилось, и некому было доложить деду Василию о городских новостях.– Чего не пускаешь? – беспокойно заозирался Багров; тело его рвалось в тепло и укромность.– Снег стряси.Нежданный гость снял шапку, хлопнул о колено, криво надел и чуть как бы пошатнулся. Спиртным, однако, не пахло, дед Василий в свои без малого девяносто лет сохранил и безошибочное обоняние, и зоркость. Он взял веник, сам обмел Багрова от плеч до валенок.– Теперь заходь.И, запирая за ним, тоже внимательно осмотрел округу. Багров рухнул на табуретку у теплой печи, закрыл глаза. Дошел!– Дошел, видать, до ручки, – пробурчал дед Василий. – Сымай тулуп, Михайло.Тот кое-как расстегнулся, стащил полушубок, дед бросил его на лежанку сушиться. Шапку, дивясь дорогому меху, уважительно повесил на гвоздь. Потом оглядел небогатое свое стариковское хозяйство, достал растоптанные бахилы:– Обутку смени.– Не могу, потом. Картошкой пахнет… – запекшимися губами выговорил Багров.– Картошка с голодухи – вред один. Меду тебе надо, мед силу даст. Спасибо, чайник горячий, – он старательно задернул занавеску на окне, к которому приставлен был стол.Долго и жадно ел Багров хлеб с медом, запивал чаем. Оживал. Хозяин счел, что пора и поговорить.– Сколь же ты не досидел, Михайло?– По амнистии, дед.– Ты это… не загибай! Думаешь, я по старости сдурел вконец?– А не сдурел, так не спрашивай.– А ежели мне интересно?– Ишь ты, ему интересно! – язвительно скривился Багров.– Дерзить не смей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11