уголовный розыск научил его быстроте и решительности.Кабинет начальника управления был ярко освещен. Когда Сергей вошел, комиссар поднялся ему навстречу.– Ну, с приездом, – сказал он, пожимая Сергею руку. – Как добыча? Заодно давайте и ваши предварительные соображения по делу. – И с ударением добавил: – Товарищ полковник.Сергей чуть смущенно усмехнулся.Он все еще никак не мог свыкнуться со своим новым званием. Черт возьми, полковник! Хотя в сорок три года это не так уж и странно. Но Сергей не чувствовал и этих лет. И Витька еще совсем клоп. И Лена тоже ничуть не состарилась, правда, она здорово следит за собой, режимчик у нее будь здоров какой. Актриса всё-таки. Но и он сам – ни одного седого волоса, ни брюшка, ни одышки, и хочется бегать, заниматься самбо, ходить на лыжах и играть в волейбол. Вот ведь что! И все это: закалку, энергию, бодрость – дала ему армия, как и многое другое, конечно. Да, да, все заложено было в те годы, все он принес оттуда. Как удивительно ясно помнил Сергей то время! Худой, угловатый мальчишка, вчерашний школьник, стал солдатом в самое трудное, самое опасное для Родины время. Громы великих и малых сражений, тяготы дальних походов, разведывательные рейды по тылам врага и строгая служба потом, в Германии, – все помнил Сергей. Он помнил даже перестук вагонных колес, когда возвращался, домой в Москву, помнил, кажется, и бешеное биение собственного сердца в ожидании счастливых встреч, которые до того ему лишь снились и в которые он порой уже не верил. А ведь с тех пор прошло почти двадцать лет, и каких лет! И вот – «товарищ полковник». И новое дело, которое уже захватило его целиком, важное, трудное дело, это и сейчас ясно, хотя оно только начинает разворачиваться и таит в себе многое, чего нельзя даже предвидеть– Разрешите начать с предварительных соображений? – сказал Сергей.– Как хотите, – согласился комиссар. – Садитесь, закуривайте и по возможности отдыхайте. День у вас выдался нелегкий.Сергей опустился на стул возле письменного стола и не спеша закурил, собираясь с мыслями.– Прежде всего, как разворачивались события, – начал он. – Семенову привезли вчера из Ташкента чемодан с наркотиком. Случайно этот чемодан перед самым выходом из вагона был обменен. Это мы сегодня точно установили. Значит, чемодан этот сейчас в Борске у какого-то человека, и, как он им распорядился, мы не знаем. Человек же, привезший этот чемодан, задержан. Но он ничего не дает, его использовали «втемную». Его напарник, по имени Иван, скрылся, ранив нашего сотрудника. Он и сейчас скрывается в Борске.– Опасный преступник. И конечно, многое знает. Приметы?– Известны. Причем, возможно, у него там есть еще связь помимо Семенова. В вагоне он потерял бумажку с адресом. И перед Борском искал ее и очень нервничал. Это мы тоже узнали там, в поезде.– Нашли вагон, где он ехал?– Да, и вагон, и купе, и попутчиков.– Молодцы. А записать он мог адрес Семенова на случай, если тот не встретит их.– Но он уже бывал у него, – задумчиво возразил Сергей. – Впрочем, все возможно. Тут надо разобраться.– Вот именно, – с ударением произнес комиссар.– Теперь дальше, – продолжал Сергей. – Ниточка эта тянется из Ташкента. Там, кстати, Семенов одно время жил. И там гнездо этих спекулянтов.– Очень опасная группа.– Да, конечно. Но это не все. За день до приезда в Борек людей из Ташкента там происходит убийство таксиста. Вернее, за несколько часов до их отъезда.– Знаю. Наши товарищи там уже работают.– Но в кармане убитого тоже обнаружен наркотик. Вы помните? Я хотел бы как версию увязать эти два дела.– Основания?Сергей улыбнулся:– Нет оснований, товарищ; комиссар. Но…– Интуиция?– Если хотите, да.– Не последнее дело. Что еще дал поезд?– Бутылки. Светлов отвез их на экспертизу.Комиссар взглянул на часы:– Там кончают работу. Надо попросить задержаться.– Светлов попросит.– Хорошо. Что дал разговор с пассажирами, проводниками?– Множество деталей. Даже приметы человека, случайно унесшего тот чемодан.– Весьма интересно. А теперь, – комиссар пристально и выжидающе посмотрел на Сергея, – что думаете делать дальше? Вы были в Борске. Там сейчас сложная ситуация. Как, впрочем, и в Ташкенте. Группу эту надо обезвредить во что бы то ни стало.– Так точно. А думаю делать… Надо мне лететь, товарищ комиссар.– Правильно. Сначала в Борек, потом в Ташкент. Тогда я буду спокоен, Сергей Павлович, честно вам скажу.– Понимаю, товарищ комиссар. Тогда и я буду спокоен.– Что ж решено. И помните. У вас самые широкие полномочия. Такими еще никто не располагал при раскрытии конкретных дел.– Понятно. Когда прикажете вылетать?– Решайте сами.– Сегодня. Самолет через час пятьдесят. В десятьвечера я буду в Борске.Врач городской поликлиники в Борске Ольга Николаевна Бессонова поздно вечером заканчивала обход своего участка. Больных было много, шла эпидемия гриппа. И вот наконец последний вызов.Ольга Николаевна устало поднялась по полутемной, грязноватой лестнице с погнутыми перилами на четвец, – тый этаж большого дома по улице Луначарского и остановилась возле двери одной из квартир. Тусклая лампочка на площадке еле освещала длинный список жильцов. Ольга Николаевна, близоруко щурясь, водила пальцем по списку, пока не наткнулась на строчку: «Глумовым – 4 зв.», и принялась нажимать на кнопку звонка.Дверь долго не открывали. Пришлось звонить снова.Открыл кто-то из соседей.– Ах, это вы, доктор! Проходите. Вон их дверь. А это их, вешалка.Ольга Николаевна сняла пальто и, прихватив старенький портфель, постучала в указанную ей дверь. Из комнаты раздался хриплый голос:– Чего стучать-то? Не заперто.Ольга Николаевна вошла;В комнате было не прибрано, на столе – грязные тарелки, куски хлеба, пустая, небрежно вспоротая, консервная банка. На стульях валялись какие-то вещи.У стены на широкой постели под ватным одеялом лежала женщина, толстая, непричесанная, жирные ее руки, как два окорока, покоились поверх одеяла.Ольга Николаевна освободила ближайший стул, придвинула его к постели, достала стетоскоп и сказала:– На что вы жалуетесь, Мария Федоровна?– На все я, милая, жалуюсь, – басовито прогудела женщина. – На все как есть.– Ну, давайте я вас осмотрю, выслушаю.Она откинула тяжелое, дурно пахнувшее одеяло. Больная вздрогнула. Начался осмотр!– Почему вы такая нервная? – удивилась Ольга Николаевна. – До вас дотронуться нельзя.– Как же мне не быть нервной, – громко пробасила больная, – если мой муж изменяет мне на каждом шагу. За каждой юбкой, стервец, за каждой юбкой… Как он в коридор, я за ним. И с кем-нибудь уже стоит. Ну я терпела, терпела, потом собрала ему чемодан, говорю: «Катись». А он говорит: «Площадь общая». «Ах, – говорю, – общая?» И стала его выживать.– Как же это вы его выживали? – улыбнулась Ольга Николаевна, давно привыкшая к самым неожиданным исповедям своих пациентов.– А бить стала. Я ж здоровая. А он вон какой щуплый. Набью морду, стыдно и. на работу идти. И кричать стыдно, что жена бьет. Вот так и выжила.– Где ж он теперь?– Да тут! Я ж вторую неделю больная лежу. Надо и магазин сбегать, на рынок, сварить, постирать. Вот пока и держу.– Где ж он сейчас?– Не говорите, доктор. Как на грех, мать у него в Ташкенте померла. Так я его на два дня туда отпустила. Ежели к сроку не вертается, ну, не знаю, что сделаю.Продолжая осмотр, Ольга Николаевна спросила:– Когда же у него срок-то кончается?– Вот сегодня и кончается. Опять небось юбку нашел. – Она тяжело заворочалась под одеялом. – Ох, придется бить. А прогоню уже опосля, когда выздоровлю.– Нельзя так, Мария Федоровна. Надо добром договориться.– Ах, доктор. – Жирная рука больной вяло приподнялась над одеялом. – С этим козлом никак нельзя. Я уж и била, и говорила, и реагировала. А вот, сами видите, опять где-то козлует.Но тут в передней раздались четыре нерешительных, коротких звонка. Ольга Николаевна к этому времени уже закончила осмотр и теперь выписывала рецепты.Больная, услышав звонки, встрепенулась.– Идет, – с угрозой прогудела она. – Идет, окаянный. Ключ-то я ему пока не даю.Кто-то из соседей открыл дверь, и через минуту в комнату робко вошел щуплый невысокий человечек в мятом костюме, с чемоданом в руке. Вид у него был растерянный и встревоженный.– Явился, значит? – сразу наливаясь злостью, прогудела из-под одеяла больная. – Не запылился?– Приехал, Машенька, приехал, как велела, – ответил человечек, осторожно ставя чемодан на стул.Тут он заметил врача и галантно поклонился:– Мое почтенье. Глумов Василий Евдокимович, супруг, так сказать, – и, потирая озябшие руки, с наигранной бодростью спросил: – Ну-с, как наша больная?– Не радуйся, не радуйся, выздоровлю, – пробасила в ответ та. – Тогда ты у меня порадуешься.– Ну что ты, Машенька, – сконфузился Глумов. – Что ты, ей-богу, говоришь.– Знаю, чего говорю.Ольга Николаевна поспешила дописать рецепты, дала последние наставления больной и простилась. «Какая смешная и противная пара», – брезгливо подумала она.Глумов все так же галантно, с поклонами проводил ее до дверей, в передней подал, пальто и на прощание сказал:– Будет время, заглядывайте к нам в парикмахерскую, на углу Гоголя и Первомайской. Посажу к лучшему мастеру. Будете несказанно довольны. Золотые руки. Цены нет.В комнату он возвратился снова робкий и притихший.– Что, еще за одну юбку уцепился? – подозрительно пробасила из постели супруга. – Вот погоди, встану…– Ну что ты, Машенька, что ты, – суетливо и озабоченно ответил Глумов. – Тут такое дело, Машенька; произошло, уму непостижимо.– Какое еще дело?– Совершенно невозможное! Чужой чемодан из поезда унес. Абсолютно чужой!– Ладно врать-то. Твой это чемодан. Ослеп, что ли?– В том-то и дело, Машенька! Похоже, но не мой. Это я только по дороге понял. По тяжести, так сказать. А со мной в купе один паренек ехал и одна… Впрочем, не в этом дело.– Опять?.. – грозно прорычала из постели супруга, тяжело приподнявшись на локте. – Не мог пропустить, ирод?– Ах, Машенька, – плачущим голосом сказал Глумов. – Ты в главное вникни. Чужой чемодан, понимаешь? И в нем… Я по дороге заглянул. Странный такой, порошок. Серый. Понять не могу, что это может быть. Ты вот погляди. – Он торопливо открыл чемодан и вынул туго набитый, завязанный шнурком целлофановый мешочек, а за ним другой, третий и выложил их на стол. Потом взял один и поднес супруге. – Вот видишь? – И удивленно, повторил: – Уму непостижимо, что это может быть.Та с любопытством осмотрела мешочек, помяла, понюхала его и, положив возле себя на одеяло, спросила:– А еще чего там?– Тряпки какие-то, совершенные тряпки, – махнул рукой Глумов и нерешительно добавил: – Может, в милицию отнести?– Я те дам в милицию! – грозно ответила Мария Федоровна, откидываясь на подушки. – А ежели это ценность какая? Они там сразу ее к рукам приберут.– Ну какая же это, Машенька, ценность? – разводя руками, усмехнулся Глумов. – Небось удобрение какое-нибудь или там лекарство. Что же мы с ним делать будем? – И опасливо добавил: – А его, наверное, уже ищут. Парень тот, конечно, заявил. Это, Машенька, уголовно наказумое дело. Присвоение, так сказать.– Ладно тебе пугать-то. Ищут его…– Но что же делать?– Перво-наперво узнать надо, что за вещь. Может, и в самом деле лекарство. Я вон, в аптеке уборщицей работала, наслышалась. Лекарство лекарству рознь. Другим цены нет, лекарствам-то.Глумов, однако, был в явном замешательстве. Душонка его раздиралась противоречиями. С одном стороны, нехорошо, конечно, присваивать чужое, непорядочно. С другой – это чужое могло и в самом деле стоить немало. И тогда Машка уж наверняка пропишет его обратно. И можно будет не раз потихоньку кутнуть с Зиночкой, новой их мастерицей. Но, с третьей стороны, можно и ответить, ведь парень-то, конечно, заявил. Последнее было так страшно, что и подумать невозможно. Что такое, например, ОБХСС Глумов знал по собственному опыту, когда у него в парикмахерской однажды обнаружилась недостача дорогого одеколона, хны и салфеток. Господи, что он тогда пережил! Чудо его спасло, просто чудо. В то же время надо быть круглым идиотом, чтобы своими руками отдать, может быть, целое богатство. Но тогда что же делать?– Значит, так, – решительно объявила Мария Федоровна, снова приподнявшись на локте.Плоское, обрюзгшее лицо ее с бородавками под ухом и возле носа было суровым.– Значит, так, – повторила она. – Первым делом надо разузнать, что за порошок такой. Понял? Отсыпь в коробочку. Ну! – И указала пальцем на мешочек, лежащий возле нее.Глумов с готовностью подскочил к кровати, взял мешочек и, отойдя к столу, с трудом, ломая ногти, развязал его. В нос ударил какой-то странный, неприятный запах. Глумов поморщился. Потом достал из буфета спичечный коробок, высыпал спички в ящик и осторожно наполнил коробок странным порошком. При этом в носу у него засвербило, глаза наполнились слезами, и он громко чихнул.– Ну, ты! – прикрикнула с постели Мария Федоровна. – Не просыпь, гляди.– Что ты, Машенька, как можно.Он снова завязал мешочек, положил его вместе с остальными обратно в чемодан, захлопнул крышку и с усилием потащил его к шкафу.– Давай его сюда, олух, – приказала Мария Федоровна, ткнув пальцем под кровать.Глумов послушно изменил направление, подтащил чемодан к кровати, затем встал на колени и принялся задвигать его подальше, к самой стене, выставив при этом свой худосочный, обтянутый поношенными брюками зад.Когда Глумов, отдуваясь, наконец поднялся на ноги и стал отряхивать колени, Мария Федоровна отдала новый приказ:– Завтра утречком забежишь в мою аптеку. Ну где работала. Помнишь небось?– Конечно, Машенька, а как же?– То-то. Спросишь Нинель Даниловну. Только гляди у меня. Убью, если что. Я теперь нервная стала.– Ну что ты, Машенька, как можно? – слабо возмутился Глумов, опускаясь на стул.– Так и можно. Скажешь, что от меня. Покажи ей коробок, пусть определит. Если что – знакомый, мол, дал. И все. Про чемодан ни слова, понял? И домой. А потом я решу, чего дальше.– Понял, Машенька, понял. Все сделаю, как велишь.«Дура ты темная, – с презрением подумал он. – Разве так коммерческие дела делают? Уж я-то знаю, как надо». Тем не менее в аптеку Глумов решил зайти: «Нинель – это интересно. Нинель…»Утром вертлявая его фигурка уже появилась у аптечного прилавка за высокой стеклянной витриной. Работавшая там девушка в белом халатике, выслушав его просьбу, приоткрыла дверь за своей спиной и крикнула:– Нинель Даниловна, к вам пришли!Через минуту к Глумову вышла, точнее даже выплыла, высокая, статная женщина в белом халате, с густо подведенными глазами на румяном лице и высоко взбитыми ярко-рыжими волосами, на которых чудом держалась беленькая крахмальная шапочка.Глумов застыл от восхищения. Как большинство маленьких мужчин, он любил именно таких женщин, крупных и. представительных. Но, боже мой, тут была еще и ослепительная красота вдобавок. «Ах, если бы…» – мелькнула у него в голове.– Можно вас на одну минуточку? – проникновенно сказал он и, понизив голос, добавил: – Хотелось бы поговорить с вами тет-а-тет.– Пожалуйста, – с ленивым достоинством произнесла Нинель Даниловна.Они отошли к стеклянной витрине.– Прежде всего разрешите представиться. Глумов Василий Евдокимович. – Он поклонился, слегка шаркнув ножкой.– Очень приятно, – насмешливо ответила Нинель Даниловна, сверху вниз поглядывая на неожиданного посетителя. – Что скажете?– Вы должны знать мою… – Глумов слегка замялся, – бывшую супругу Марию Федоровну.– Ах, да, да, – слегка оживилась Нинель Даниловна, двумя руками поправляя шапочку на волосах.Видимо, это имя вызвало у нее какие-то приятные воспоминания.– Так вот, – продолжал Глумов, не спуская глаз со своей собеседницы, – мы… то есть я… хотели бы у вас, так сказать, проконсультироваться. – Он торопливо до стал из кармана заветный коробок и протянул его Нинель Даниловне. – Что бы это могло быть, как вы полагаете?Та цепким движением выхватила у него коробок, открыла его и вдруг, раскрасневшись, почти с испугом взглянула на Глумова:– Откуда это у вас?!– Э-э… весьма случайно, – смешался Глумов. – Но что же это такое, разрешите узнать? Ибо это нам… вернее, нас… как бы выразиться?.. Весьма, знаете…Пока он выкарабкивался из этой словесной каши, Нинель Даниловна уже овладела собой и обворожительно улыбнулась.– Ах, милый… Василий Евдокимович. – Она с трудом вспомнила его имя. – Это лекарство, дорогой мой, простое лекарство.– Простое?..Лицо Глумова вытянулось.– Ну, как вам сказать? Не совсем, конечно, простое. Это…Нинель Даниловна произнесла какое-то длинное латинское название.– Видите ли… – запинаясь, проговорил Глумов, – у нас этого лекарства… некоторый избыток. И мы… и я бы хотел… так сказать…– Ах, боже мой, – перебила его Нинель Даниловна. – Я с удовольствием помогу вам от него избавиться. Дело в том, что из него приготовляют… – Она произнесла по-латыни еще более длинное название.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33