будут считать, что все эти игры — не их дело. Но сегодня ситуация может стать значительно драматичнее.Сегодняшняя архаическая власть в России эту дыру в принципе не закрывает. И как только пойдет какое-то финансирование и любые силы, заинтересованные в том, чтобы сбросить нынешнюю власть, поймут эту схему — она сработает на все сто процентов. Ведь нет народа (и он не формируется), который бы сказал, что мы хотим быть Россией. Больше того: всех тех, кто сейчас говорит такого рода вещи, во многом справедливо считают националистами и шовинистами. А значит, демотехническая задача только усложняется: надо создавать, формировать не просто народ, который заинтересован в сохранении России и тех порядков, которые регулируют нашу жизнь, но и является современным, модным и осмысленным.Но может ли существующая российская власть взяться за решение этой задачи? Очевидно, что нет.Мы должны вырастить, создать, вылепить российский антизападный народ, российский антиисламистский народ, выступающий за светский характер российского общества. И только тогда, когда в трудный момент он сможет противостоять иным общественным силам, мы поймем, что власть в России — современная и прочная»372.Последний абзац отвергает пессимизм предыдущих. Раз мы должны — «вырастить, создать, вылепить» — то и следует это делать. Нет гарантии успеха, но нет и оснований для фатализма. Мы находимся в состоянии неустойчивого равновесия, и победит тот, кто вовремя и точно приложит пусть небольшие, но целеустремленные силы.Мы считаем, что сообщество, имеющее черты российского державного народа , может возникнуть за достаточно короткий срок. Оно уже почти созрело и ждет лишь «затравки», чтобы пошла его кристаллизация. Все ждали, что такой затравкой станет после 2000 г. команда В.В.Путина, но, к сожалению, не получилось. Будем действовать сами.Чтобы действовать, надо ответить на ряд вопросов. Каковы могут быть организационные формы, в которых это сообщество будет представлено на политической арене? В каких отношениях оно должно быть с властью, чтобы выполнить свою хотя бы первую миссию — принять в себя энергию “оранжевой революции” и перенаправить ее не на разрушение, а на укрепление России?Эту организационную форму с большой натяжкой можно назвать привычным словом “партия”. Партии (от слова “часть”) есть порождение буржуазных революций, когда сословное общество с его стабильной структурой распределения прав и обязанностей уступало место классовому гражданскому обществу . Партии представляли интересы разных социальных групп в обществе “войны всех против всех”. Эта роль партий отражена в теориях классовой борьбы как части формационного подхода к пониманию общества.Этот процесс шел и в России периода раннего капитализма (начало ХХ века) — возник спектр “классовых” партий — кадеты и октябристы, эсеры и социал-демократы. С активным участием Запада (через политическое масонство) готовилась и “оранжевая” революция февраля 1917 г. с опорой на социальное недовольство практически всех классов и сословий.Но в противовес этим партиям возникли и совсем иные политические организации — “партии нового типа”, целью которых было действие, предотвращающее разделение народа на классы. С точки зрения либералов и всего “оранжевого” масонства, это были партии контрреволюционные . Одна из этих “партий”, Союз русского народа, была консервативной (и даже реакционной). Она была полностью лояльна к монархической власти и пыталась выполнить безнадежную программу — остановить революцию. Другая “партия”, большевики, интуитивно (и вопреки ее официальной доктрине марксизма) “оседлала” архаический крестьянский коммунизм подавляющего большинства населения России и, вобрав в себя энергию “оранжевой” революции, перенаправила эту энергию на восстановление российской государственности, реставрацию империи и даже, в новых формах, самодержавия. “Классовые” партии в союзе с Западом попытались преодолеть этот проект в Гражданской войне, но безуспешно.М.Агурский пишет в важной для нас книге : «Если до революции главным врагом большевиков была русская буржуазия, русская политическая система, русское самодержавие, то после революции, а в особенности во время гражданской войны, главным врагом большевиков стали не быстро разгромленные силы реакции в России, а мировой капитализм. По существу же речь шла о том, что России противостоял весь Запад. Это не было неожиданностью, и дело было даже не в самой России, а в потенциях марксизма, который бессознательно локализовал мировое зло, капитализм, географически, ибо капитализм был достоянием лишь нескольких высокоразвитых стран.По существу, капитализм оказывался аутентичным выражением именно западной цивилизации, а борьба с капитализмом стала отрицанием самого Запада. Еще больше эта потенция увеличилась в ленинизме с его учением об империализме. Борьба против агрессивного капитализма, желающего подчинить себе другие страны, превращалась невольно в национальную борьбу. Как только Россия осталась в результате революции одна наедине с враждебным капиталистическим миром, социальная борьба не могла не вырасти в борьбу национальную, ибо социальный конфликт был немедленно локализирован. Россия противостояла западной цивилизации»373.По своему отношению к России как цивилизации черносотенцы и большевики были партии родственные, имевшие целью разрешение противоречия не классового, а цивилизационного типа (только в этом случае разрешались и социальные противоречия). Кадеты даже называли большевиков красной сотней . Именно поэтому наша западническая либеральная часть интеллигенции питает совершенно иррациональную ненависть именно к этим двум культурно-политическим течениям — черносотенцам и большевикам. Она благосклонно относится к кровавым террористам эсеров, к разрушительному пафосу анархистов, к тоталитарному революционизму Троцкого или марксистскому социализму меньшевиков. Но цивилизационный вектор черносотенцев и большевиков, их отрицание западного либерализма делают их исчадиями ада — и создаются черные мифы, которые лелеет подсознание российского «демократа» (да и западного тоже).Черносотенцы и большевики разными способами пытались преодолеть одну и ту же угрозу — втягивание России в зону периферийного западного капитализма с утратой ее цивилизационной идентичности (отсюда следовали и прямые социальные угрозы для главного сословия России — крестьянства). М.Агурский писал: «Имеются свидетельства, что вскоре после революции и даже за некоторое время до нее массовый элемент правых партий перешел в основном к большевикам. Московский священник С. Фрязинов писал в конце 1917 года, что под флагом большевизма „объединились люди двух крайних лагерей. С одной стороны, мы знаем, — говорит Фрязинов, — что вся рабочая молодежь и матросы Балтийского флота, всегда примыкавшие к крайним левым течениям, составляют основное ядро большевиков, но с другой, ни для кого не секрет, к ним примыкают и все те громилы, которые раньше представляли из себя грозную и вместе с тем грязную армию т.н. черносотенцев“.Уже перед Февралем 1917 г. черносотенцы практически исчезли в столицах, влившись в революцию. Вот одно письмо, перлюстрированное полицией 12 января 1917 г.: «Сегодня вот что было: группа фабричных рабочих — мужчин и женщин — пошли на Театральную и Красную площади… говорят, что скоро будет большой бунт. Рабочие говорят, что если поднимут восстание, то студенты тоже поднимутся, радуются, что теперь нет черносотенцев, что все идут за народ. Прошли те времена, когда мужики студентов с Каменного моста в Москву-реку бросали за то, что те были против правительства; теперь правительство последние деньки доживает».Сами правые осознали этот сдвиг еще раньше. Председатель правой фракции Госдумы А.С.Вязигин писал князю Д.П.Голицыну 30 ноября 1915 г.: «Трудно сказать, кто более революционно настроен, правые ли низы или левые интеллигентные круги. Характерно, что недовольство объединяет и тех, и других»374.Если бы образованный слой России с середины ХIХ века не был так проникнут евроцентризмом (в версии либерализма и марксизма), что позволило бы раньше созреть партиям “цивилизационной” (а не классовой) борьбы, то Россия избежала бы Гражданской войны (а может быть, и свержения монархии, о чем размышляли и консерватор Леонтьев, и “стихийный сталинист” Солоневич). Если бы большевики не были вынуждены принять жесткую марксистскую фразеологию, к ним примкнуло бы множество людей из «привилегированных» сословий, которые цивилизационно были не просто близки к советскому проекту, но жаждали его. От активного участия в советском строительстве на первом, самом трудном этапе не были бы отстранены едва ли не большая часть купечества, буржуазии, духовенства и старой русской интеллигенции.Тогда такой возможности история нам не дала. Только марксизм мог в тот момент соединить мировоззренческую матрицу русского общинного коммунизма с рациональностью Просвещения. И только этот новый «образ истинности», соединивший идею справедливости с идеей развития, позволил России вырваться из исторической ловушки периферийного капитализма и совершить рывок, на инерции которого мы протянули еще целых полвека после Второй мировой войны.Партия большевиков строилась в соответствии не с формационным, а с цивилизационным подходом — и уже на первых этапах стала «орденом меченосцев», а не торговцем на политическом рынке программ и голосов. Природа большевиков видна и в том, что в ходе дальнейшего развития советского общества КПСС вообще перестала быть партией в строгом смысле слова, а стала чем-то вроде постоянно действующего собора , т.к. включала в себя представителей всех “сословий” и профессий, всех национальностей и всех местностей. “Классовая” оппозиция была из нее вычищена, даже с удивительной избыточной жестокостью. Эта партия отражала структуру общества и тип власти, сложившиеся в российской цивилизации в ХХ веке.Опыт последних 15 лет показал, что в РФ не произошло разделения общества на враждующие классы — “новые русские” выделились в особый малый народ, квази-этнос. Социокультурные архетипы большинства населения России оказались очень устойчивыми, и гражданского общества западного типа не возникает — не сложилось той многопартийной системы, о которой говорили демократы в начале 90-х годов. Предполагалось, что система таких партий «нарежет» общество по социальным интересам, на классы. Этого не произошло, и реально в качестве партий мы имеем два осколка КПСС — “Единую Россию” (“КПСС от райкома и выше”) и КПРФ (“КПСС от райкома и ниже”). Остальные партии, возникшие при временном сдвиге интеллигенции к социал-демократии и либерализму, сникли.Построение власти на многопартийной основе было с недоверием воспринято в массовом сознании. В 1995 г. ВЦИОМ опубликовал большой обзор результатов социологических опросов “Мониторинг перемен: основные тенденции”. Вывод таков: “И старая, и новая идеологическая мода побуждает добрую половину респондентов склоняться к признанию несовместимости отечественного образа общественной жизни с “западной демократией”. Сравнение двух замеров, разделенных полутора годами, — да еще какими [замеры делались в июне 1993 г. и в октябре 1994 г.]! — показывает, что перед нами не просто показатель настроения, а установка, что-то вроде канона общественного сознания россиян. Это не усредненная, а поистине универсальная установка, разделяемая — в неодинаковых, впрочем, пропорциях относительным и абсолютным большинством практически во всех наблюдаемых категориях респондентов”. В 1994 г. 33% опрошенных посчитали, что “многопартийные выборы” принесли больше вреда , и 29% — что больше пользы . С тех пор отношение изменилось несущественно.За последние годы происходит преодоление мировоззренческого раскола общества и даже идейно-политического разделения, группы населения опять стягиваются в народ . Радикальная группа «новых русских» превратилась в маргинальную. Руководитель аналитического отдела ВЦИОМ Л. Бызов сообщает: «Лишь 26,2% опрошенных считают фактор идейных и партийных различий в обществе „весьма значимым“, а 33,5% — вообще „малозначимым“… Продолжалась за минувший год и деградация традиционного идейно-политического деления общества по принципу „левые“ — „правые“ — „патриоты“. В середине 90-х гг. более 65% россиян готовы были отнести себя к одной из этих групп. Сегодня только чуть менее 37% опрошенных идентифицируют себя с одним из этих направлений… Гораздо больше тех, кто ищет что-то среднее между всеми этими направлениями (24,9%) или вообще не видит себя в рамках предложенного деления (32,0%)».Маргинальной стала и право-либеральная субкультура, ее вес в обществе многократно преувеличивается СМИ в результате ее положения во власти и в среде крупного капитала. На деле затягивается, зарастает и раскол на «правых» и «левых». Волошин верно писал в стихотворении «Русская революция»: Но жизнь и русская судьба Смешали клички, стерли грани ……………………………… Мы все же грезим русский сон Под чуждыми нам именами. Л. Бызов пишет: «Среди „левых“ лозунгов… с большим преимуществом (46,8%) доминирует „правая“ интерпретация „левой“ идеи — это сильное государство, заботящееся о всех своих согражданах. Запрос на социальную справедливость в этом случае обращен не к обществу, а к сильному государству, к власти. И поэтому, если исходить из наиболее распространенной европейской традиции, это направление не может быть названо однозначно „левым“. Собственно же „левая“ идеология, характеризующаяся такими лозунгами, как социальная справедливость, равные права и возможности, самоуправление, имеет значительно меньше сторонников (16,3%)»375.В целом, можно с уверенностью сказать, что создание в РФ (и шире — в РФ, на Украине и в Белоруссии) новой большой “квази-партии”, построенной исходя из представлений цивилизационного (а не формационного) подхода, возможно и необходимо. Именно эта партия и создаст организационную основу, на которой соберется и обретет самосознание российский державный народ . Культурные и интеллектуальные силы, привлеченные этой партией, и станут « будителем » этого народа.Мы говорим прежде всего о республиках со славянским, в большинстве, населением потому, что в первую очередь перед РФ, Украиной и Белоруссией в полной мере и с очевидностью встала угроза расчленения и утраты своей государственности и культурной идентичности. Победа “оранжевой” революции в РФ будет означать моментальное изъятие у нее ядерного оружия и остатков научного потенциала, после чего демонтаж православных славянских стран будет проведен форсированным темпом.Эта угроза более или менее отчетливо осознается большинством населения, однако это осознание не может быть преобразовано в политическую волю в рамках нынешней системы партий. По многим признакам видно, что уже полностью созрела социальная база для организации, которая сформулировала бы эту угрозу и возможности ее преодоления в ясных понятиях и в политической программе. При появлении “зародышей кристаллизации” такой партии и издания первых программных документов процесс ее наполнения пошел бы очень быстро.Создание такой массовой организации резко изменило бы весь ход событий в РФ и СНГ. Сразу была бы снята опасность распространения “оранжевых” революций и погружения РФ в новый период хаоса и массовых страданий. Власть, получившая реальную поддержку и в то же время подвергнутая гражданскому давлению, смогла бы (и была бы вынуждена) постепенно восстановить суверенитет РФ и отцепиться с крючка США. Именно постепенное восстановление государственности и хозяйства, на которое еще дает кредит времени население, позволило бы предотвратить назревающее разрушительное социальное противостояние, не имеющее шансов перерасти в конструктивную революцию.Если власть в данный момент не пойдет на компромисс с этими чаяниями народа и “затопчет” (или подомнет под себя) ростки этой новой организации, то она встанет перед дилеммой, обе части которой загонят страну в разные, но фатальные тупики. Или власть сразу капитулирует и “сдаст” государство какому-то “российскому Ющенко” (в него может переодеться и сам В.В.Путин) — тогда процесс демонтажа РФ пройдет без заминки. Или на какой-то момент власть сумеет отсрочить “оранжевую” революцию — с тем, чтобы через пару лет она разразилась в гораздо более разрушительной форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68