Если бы я захотел, я мог бы с помощью этих способностей вновь покорить мир в течение одной жизни, но это мне было больше не нужно. Теперь я хотел найти ответ на вопрос – а что же там, за пределами некогда покоренной мной Вселенной?
– И вы нашли? – спросил Икнор, потому что я снова замолчал.
– По пути к нему я нашел ответы на многие другие вопросы. Я победил смерть, мне больше не нужно было умирать и рождаться вновь, и я перестал зависеть от Машины. Я мог в мгновение ока перенести себя в любой другой уголок Вселенной. Я мог стать гигантской звездой – или ничтожной молекулой. Не было больше ничего, что оказалось бы недоступно мне. Кроме одного – я не мог вырваться за границы Вселенной. Я искал барьер, ограждающий ее снаружи – но его не было. Я рвался вперед – и в конце концов возвращался назад. Я использовал все свои возможности, все доступные мне силы, я вытягивал энергию из окружающего пространства, целые галактики умирали и уходили в небытие для того, чтобы я смог найти ответ – но ответа не было. Я становился Вселенной, а Вселенная становилась мной – и этим ограничивалось бытие. Наконец я отчаялся в своих поисках; такого отчаяния я не испытывал никогда, потому что до сих пор не было ничего, что оказалось бы не доступно мне. Пускай в течение очень долгого времени – но я достигал любой поставленной цели. Но вот впервые я не мог ничего сделать, я был всемогущ – и оказался бессилен. И однажды…
Тут я остановился. А нужно ли Икнору это, подумал я? Ведь для него все только-только начинается! Зачем ему сейчас знать то, что будет в конце? Не проще ли ему наслаждаться жизнью, не думая о будущем?
– Что было однажды?
"Нет, рассказывай до конца, ты ведь решил, когда начал, что он должен это знать, зачем же останавливаешься на полдороги?"
– Я подумал: если Машина по-прежнему способна меня воспроизвести, даже после того как я сравнялся со Вселенной – значит, она БОЛЬШЕ меня. Выходит, ответ нужно искать в ней, а не где-то на окраинах Вселенной. И тогда я обратился к Машине; я понял, как именно нужно это сделать, и я спросил. Я не был уверен в правильности своей догадки, в том, что я получу ответ, впервые за долгое время я был в чем-то не уверен – но она ответила. Свет померк перед глазами, я был всем – и в один миг стал ничем. Потом я услышал голос, и он показался мне знакомым:
"Ты искал меня?"
"Да, я искал тебя, кто бы ты ни был! Ты на той стороне барьера?"
"Да."
"Тогда я пройду к тебе."
"Ты не сможешь."
"Раз я могу говорить с тобой – значит, смогу и пройти."
"Нет. Не сможешь."
Я попытался собрать силы и рвануться вперед. Но пути вперед не было, как и назад тоже. Я не видел никакого барьера, я беспомощно барахтался во мраке.
"Видишь? У тебя ничего не получится," – злорадствовал голос.
"Тогда помоги мне!"
"Я не стану этого делать. Твое место по эту сторону."
"Тогда я убью тебя! Я соберу все силы, какие смогу, и убью!"
"Этого ты тоже не сможешь."
"Ты так уверен?"
"Смотри сам!"
И тут мои глаза открылись, и я увидел барьер. Он был прозрачен, и казалось, что ничего не стоит его преодолеть. Но я смотрел дальше – на того, кто стоял по ту сторону барьера.
– И кто это был? – спросил Икнор.
– Это был я.
Икнор глядел на меня, и в этот миг я подумал, что он прекрасно все понимает, что он, может быть, с самого начала все понимал, и поэтому теперь смотрит так жалостливо… пускай лучше прибережет эту жалость для самого себя, ему еще так много всего предстоит!
– И что было потом?
– Потом я потянулся за силами, какие только были мне доступны – а доступно мне было все, что только есть в пределах нашей Вселенной – и рванулся вперед, к барьеру. Но силы мне не понадобились, потому что я и так прошел сквозь него. Прошел, даже не почувствовав тончайшую ткань, разделяющую две стороны. После этого я оглянулся назад – и увидел себя, точно так же стоящего по ту сторону, где раньше был я. И еще я увидел, что эта сторона ничем от нее не отличается.
"Тогда я убью себя!" – сказал я.
"Мне жаль тебя разочаровывать, но ты и этого не сможешь. Разве ты забыл про Машину?"
"Про Машину? Что ж… нет, я не стану говорить, что я уничтожу Машину. Я знаю, что ее невозможно отключить или повредить. Но я уничтожу себя – в Машине."
"Но если ты уже понял все остальное – то неужели ты не понял и этого? А впрочем, я не стану тебя отговаривать. Ты можешь попытаться. Время покажет, кто был прав."
– …Вы попытались? – спросил Икнор, глядя мне в глаза, и возвращая меня к действительности. Я даже не заметил, что пауза настолько затянулась.
В его взгляде больше не было той странной жалости – зато гораздо больше там было интереса, неподдельного любопытства, с каким крестьяне выслушивают байки о неведомых дальних краях от проезжающего через их село путника. А может, мне тогда просто показалось? Что он, в сущности, мог понять? Он, конечно же, воспринял мою историю как миф, красивую сказку, но ему не пришло бы сейчас в голову поставить себя на место ее героя. Что ж, так даже лучше. Зачем ему разочаровываться с самого начала?
– Да, я попытался, – и тут я сменил тему: – Икнор, я должен тебе еще много чего показать, тебе нужно научиться управлять Машиной. Хотя в этом месте время течет иначе, нам все равно не стоит тратить его понапрасну.
Мы подошли к пульту, и я начал объяснять адъютанту назначение кнопок, стараясь не привязываться к их нынешнему виду, чтобы он смог узнать эти кнопки, как бы они не изменились в следующий раз. Впрочем, это не составит труда для Икнора, Машина всегда будет представать перед ним такой, какой он сам захочет ее представить.
– Энгер, мы ведь проиграем эту войну? Вы с самого начала это знали?
Мне было странно слышать от своего адъютанта подобный вопрос, но я все же ответил:
– Проигрыш в этой войне еще не означает полное поражение. Со временем Зоувскуния вновь поднимется и покажет всему миру, на что способна. У вас появятся новые талантливые полководцы. Может быть, и ты станешь одним из них?
Икнор улыбнулся, но в этой улыбке я не прочитал желания быть талантливым полководцем.
– Вам ведь тоже однажды кто-то подарил Машину? – неожиданно спросил он.
– Я уже почти не помню, как это было. Эта история стала для меня сродни легенде, достоверность которой некому подтвердить. Наверное, мой предшественник не рассказывал мне всего того, что рассказал тебе я. А может, я просто забыл, – я почувствовал, что разговор сворачивает на скользкую тему и быстро спросил: – Так ты понял, что делает эта кнопка? Учти, когда она тебе понадобится, спрашивать будет уже не у кого!
* * *
На второй день мне стало намного лучше. Я даже несколько раз вставал с постели, хотя ходить было пока еще трудновато. Врач сказал, что организм у меня крепкий, и такая рана, конечно же, не может представлять для меня серьезной опасности. У меня не было причин ему не верить.
История посещения Машины и обретения бессмертия виделась мне где-то в далеком тумане, так что сначала я даже думал, что это был очень странный сон, какие мне иногда снятся. Я думал так до тех пор, пока моих сил не оказалось достаточно, чтобы порыться в походной сумке и найти предмет, который, судя по внешнему виду, мог быть только одной вещью – ключом.
Сражение мы проиграли полностью, и теперь уже даже самые большие оптимисты вряд ли верили, что ход войны еще можно переломить. Конечно, Зоувскуния настолько привыкла к победам, что перенести поражение будет тяжело, но надо уметь приспосабливаться ко всему.
Во время боя я как мог старался держаться поближе к главнокомандующему Эйгрену. Так было до тех пор, пока он не решил послать меня с приказом на правый фланг. Вряд ли этот приказ мог сильно повлиять на исход битвы, но так или иначе я не рискнул нарушить воинскую дисциплину. Тем более, что я знал – если даже это не случится сегодня, он все равно найдет место и время, когда никто уже не сможет ему помешать… Придя в себя после контузии, я первым делом поинтересовался самочувствием командующего. Ответ оказался таким, какой я больше всего ожидал и меньше всего хотел услышать.
В палате было нестерпимо жарко и душно; она была переполнена ранеными самой разной степени тяжести и званий, но выбирать не приходилось – перед лицом смерти все равны. Я надеялся, что через два дня смогу покинуть это неприятное место, а еще через недельку – вернуться в строй. Воин, кем бы он кроме того ни был, обязан воевать. Пусть он даже знает, что война безнадежна – это уже проблемы политиков, и они не должны отвлекать его от главной задачи.
Кто-то шумно распахнул дверь и проследовал прямо к моей койке. Он оказался генералом, и мне почудилось что-то смутно знакомое в его лице, но я не мог вспомнить, кто он и где я его видел.
– Как самочувствие, полковник Камбран? – спросил он громогласно, присев рядом со мной.
– Спасибо, хорошо, скоро будет совсем отлично, генерал… простите, не помню ваше имя.
– Генерал Хайрт. Ха, откуда вам помнить, наши пути в этой войне раньше не пересекались.
– Может быть… Мне показалось, что я вас уже когда-то видел.
– Наверное, вы видели кого-то похожего на меня, – генерал рассмеялся во весь голос.
– Наверное. А почему вы назвали меня полковником?
– Потому что таков был последний приказ главнокомандующего Эйгрена, ха! К тому же, вы будете теперь служить под моим началом. Я вас поздравляю, черт побери! – он дружелюбно оскалился.
– Спасибо. Постараюсь оправдать доверие командующего.
– Вот еще что, Камбран. Эйгрен просил меня кое-что вам передать.
Хайрт вытащил из-за пазухи сверток и протянул мне.
– Сразу посмотрите? Или, может быть, мне уйти?
Я подумал, что это может оказаться нечто, связанное с Машиной. Тем не менее сказал:
– Нет, генерал, оставайтесь.
Мы оба рассмеялись, когда до нас дошло, что я, полковник, сейчас указываю генералу, что ему делать. Потом я развернул сверток.
Это оказалась цепь.
Замкнутая цепочка из какого-то легкого металла, слишком большая, чтобы надеть ее на руку как браслет, и слишком маленькая, чтобы повесить на шею. Абсолютно бесполезная вещь… почему Эйгрен прислал ее мне?
– Вы знаете, что это может означать? – генерал, должно быть, заметил удивление на моем лице.
– Понятия не имею, – я покрутил цепочку в руках и отложил в сторону. – Он передавал мне что-нибудь на словах?
– Только пожелал вам удачи. "Пускай он окажется более удачливым, чем я." Вот как он сказал.
– Что ж, я ему благодарен. За все.
Мы помолчали из вежливости перед покойником.
– Завтра все войско снимается с лагеря, так что постарайтесь к тому времени твердо стоять на ногах. Здесь и без вас хватает тяжело раненых… Эх, как жаль, что мы проиграли сражение! А ведь могли, могли же! Если бы он дал мне пушки… Эх-х…
– Десять пушек не изменили бы исход сражения, – сказал я, сам толком не понимая, почему упомянул именно десять, а не пять или дюжину.
– Это он вам так говорил, да? И почему он меня никогда не слушал! Ха, надо было ему умереть, чтобы назвать меня достойным продолжателем дела наших предков… – за этим последовал загадочный рык. – Так что постараемся, чтобы наше продолжение вышло достойным самих Индаймера и Хейвена!
– Что ж, – сказал я, – у нас есть для этого целая вечность.
Теперь удивление отразилось на лице генерала:
– Странный вы какой-то, полковник Камбран.
– Не более странный, чем покойный главнокомандующий, – я усмехнулся.
– Это верно, более странного человека трудно найти, ха! Ну, поправляйтесь! И добро пожаловать ко мне в часть.
Генерал ушел, и я остался наедине со своими мыслями. Что же хотел сказать Энгер Эйгрен, подарив мне на прощание эту цепочку? Замкнутую цепь, не имеющую ни начала, ни конца?
Но стоит ли мучительно напрягать ум, пытаясь разгадать загадки бытия, человеку, имеющему в запасе гораздо больше, чем несколько десятков лет? Жизнь прекрасна, какой бы она ни была, пусть даже я лежу раненый на койке в госпитале, а армия, в которой я служу, безнадежно проигрывает и отступает. Передо мной открываются неограниченные перспективы, и мне не надо торопиться, беспокоясь о том, что я могу куда-то не успеть. А значит, я могу наслаждаться каждым мгновением каждой подаренной мне жизни.
Потому что впереди у меня – вечность!
13-14.09.99
1 2
– И вы нашли? – спросил Икнор, потому что я снова замолчал.
– По пути к нему я нашел ответы на многие другие вопросы. Я победил смерть, мне больше не нужно было умирать и рождаться вновь, и я перестал зависеть от Машины. Я мог в мгновение ока перенести себя в любой другой уголок Вселенной. Я мог стать гигантской звездой – или ничтожной молекулой. Не было больше ничего, что оказалось бы недоступно мне. Кроме одного – я не мог вырваться за границы Вселенной. Я искал барьер, ограждающий ее снаружи – но его не было. Я рвался вперед – и в конце концов возвращался назад. Я использовал все свои возможности, все доступные мне силы, я вытягивал энергию из окружающего пространства, целые галактики умирали и уходили в небытие для того, чтобы я смог найти ответ – но ответа не было. Я становился Вселенной, а Вселенная становилась мной – и этим ограничивалось бытие. Наконец я отчаялся в своих поисках; такого отчаяния я не испытывал никогда, потому что до сих пор не было ничего, что оказалось бы не доступно мне. Пускай в течение очень долгого времени – но я достигал любой поставленной цели. Но вот впервые я не мог ничего сделать, я был всемогущ – и оказался бессилен. И однажды…
Тут я остановился. А нужно ли Икнору это, подумал я? Ведь для него все только-только начинается! Зачем ему сейчас знать то, что будет в конце? Не проще ли ему наслаждаться жизнью, не думая о будущем?
– Что было однажды?
"Нет, рассказывай до конца, ты ведь решил, когда начал, что он должен это знать, зачем же останавливаешься на полдороги?"
– Я подумал: если Машина по-прежнему способна меня воспроизвести, даже после того как я сравнялся со Вселенной – значит, она БОЛЬШЕ меня. Выходит, ответ нужно искать в ней, а не где-то на окраинах Вселенной. И тогда я обратился к Машине; я понял, как именно нужно это сделать, и я спросил. Я не был уверен в правильности своей догадки, в том, что я получу ответ, впервые за долгое время я был в чем-то не уверен – но она ответила. Свет померк перед глазами, я был всем – и в один миг стал ничем. Потом я услышал голос, и он показался мне знакомым:
"Ты искал меня?"
"Да, я искал тебя, кто бы ты ни был! Ты на той стороне барьера?"
"Да."
"Тогда я пройду к тебе."
"Ты не сможешь."
"Раз я могу говорить с тобой – значит, смогу и пройти."
"Нет. Не сможешь."
Я попытался собрать силы и рвануться вперед. Но пути вперед не было, как и назад тоже. Я не видел никакого барьера, я беспомощно барахтался во мраке.
"Видишь? У тебя ничего не получится," – злорадствовал голос.
"Тогда помоги мне!"
"Я не стану этого делать. Твое место по эту сторону."
"Тогда я убью тебя! Я соберу все силы, какие смогу, и убью!"
"Этого ты тоже не сможешь."
"Ты так уверен?"
"Смотри сам!"
И тут мои глаза открылись, и я увидел барьер. Он был прозрачен, и казалось, что ничего не стоит его преодолеть. Но я смотрел дальше – на того, кто стоял по ту сторону барьера.
– И кто это был? – спросил Икнор.
– Это был я.
Икнор глядел на меня, и в этот миг я подумал, что он прекрасно все понимает, что он, может быть, с самого начала все понимал, и поэтому теперь смотрит так жалостливо… пускай лучше прибережет эту жалость для самого себя, ему еще так много всего предстоит!
– И что было потом?
– Потом я потянулся за силами, какие только были мне доступны – а доступно мне было все, что только есть в пределах нашей Вселенной – и рванулся вперед, к барьеру. Но силы мне не понадобились, потому что я и так прошел сквозь него. Прошел, даже не почувствовав тончайшую ткань, разделяющую две стороны. После этого я оглянулся назад – и увидел себя, точно так же стоящего по ту сторону, где раньше был я. И еще я увидел, что эта сторона ничем от нее не отличается.
"Тогда я убью себя!" – сказал я.
"Мне жаль тебя разочаровывать, но ты и этого не сможешь. Разве ты забыл про Машину?"
"Про Машину? Что ж… нет, я не стану говорить, что я уничтожу Машину. Я знаю, что ее невозможно отключить или повредить. Но я уничтожу себя – в Машине."
"Но если ты уже понял все остальное – то неужели ты не понял и этого? А впрочем, я не стану тебя отговаривать. Ты можешь попытаться. Время покажет, кто был прав."
– …Вы попытались? – спросил Икнор, глядя мне в глаза, и возвращая меня к действительности. Я даже не заметил, что пауза настолько затянулась.
В его взгляде больше не было той странной жалости – зато гораздо больше там было интереса, неподдельного любопытства, с каким крестьяне выслушивают байки о неведомых дальних краях от проезжающего через их село путника. А может, мне тогда просто показалось? Что он, в сущности, мог понять? Он, конечно же, воспринял мою историю как миф, красивую сказку, но ему не пришло бы сейчас в голову поставить себя на место ее героя. Что ж, так даже лучше. Зачем ему разочаровываться с самого начала?
– Да, я попытался, – и тут я сменил тему: – Икнор, я должен тебе еще много чего показать, тебе нужно научиться управлять Машиной. Хотя в этом месте время течет иначе, нам все равно не стоит тратить его понапрасну.
Мы подошли к пульту, и я начал объяснять адъютанту назначение кнопок, стараясь не привязываться к их нынешнему виду, чтобы он смог узнать эти кнопки, как бы они не изменились в следующий раз. Впрочем, это не составит труда для Икнора, Машина всегда будет представать перед ним такой, какой он сам захочет ее представить.
– Энгер, мы ведь проиграем эту войну? Вы с самого начала это знали?
Мне было странно слышать от своего адъютанта подобный вопрос, но я все же ответил:
– Проигрыш в этой войне еще не означает полное поражение. Со временем Зоувскуния вновь поднимется и покажет всему миру, на что способна. У вас появятся новые талантливые полководцы. Может быть, и ты станешь одним из них?
Икнор улыбнулся, но в этой улыбке я не прочитал желания быть талантливым полководцем.
– Вам ведь тоже однажды кто-то подарил Машину? – неожиданно спросил он.
– Я уже почти не помню, как это было. Эта история стала для меня сродни легенде, достоверность которой некому подтвердить. Наверное, мой предшественник не рассказывал мне всего того, что рассказал тебе я. А может, я просто забыл, – я почувствовал, что разговор сворачивает на скользкую тему и быстро спросил: – Так ты понял, что делает эта кнопка? Учти, когда она тебе понадобится, спрашивать будет уже не у кого!
* * *
На второй день мне стало намного лучше. Я даже несколько раз вставал с постели, хотя ходить было пока еще трудновато. Врач сказал, что организм у меня крепкий, и такая рана, конечно же, не может представлять для меня серьезной опасности. У меня не было причин ему не верить.
История посещения Машины и обретения бессмертия виделась мне где-то в далеком тумане, так что сначала я даже думал, что это был очень странный сон, какие мне иногда снятся. Я думал так до тех пор, пока моих сил не оказалось достаточно, чтобы порыться в походной сумке и найти предмет, который, судя по внешнему виду, мог быть только одной вещью – ключом.
Сражение мы проиграли полностью, и теперь уже даже самые большие оптимисты вряд ли верили, что ход войны еще можно переломить. Конечно, Зоувскуния настолько привыкла к победам, что перенести поражение будет тяжело, но надо уметь приспосабливаться ко всему.
Во время боя я как мог старался держаться поближе к главнокомандующему Эйгрену. Так было до тех пор, пока он не решил послать меня с приказом на правый фланг. Вряд ли этот приказ мог сильно повлиять на исход битвы, но так или иначе я не рискнул нарушить воинскую дисциплину. Тем более, что я знал – если даже это не случится сегодня, он все равно найдет место и время, когда никто уже не сможет ему помешать… Придя в себя после контузии, я первым делом поинтересовался самочувствием командующего. Ответ оказался таким, какой я больше всего ожидал и меньше всего хотел услышать.
В палате было нестерпимо жарко и душно; она была переполнена ранеными самой разной степени тяжести и званий, но выбирать не приходилось – перед лицом смерти все равны. Я надеялся, что через два дня смогу покинуть это неприятное место, а еще через недельку – вернуться в строй. Воин, кем бы он кроме того ни был, обязан воевать. Пусть он даже знает, что война безнадежна – это уже проблемы политиков, и они не должны отвлекать его от главной задачи.
Кто-то шумно распахнул дверь и проследовал прямо к моей койке. Он оказался генералом, и мне почудилось что-то смутно знакомое в его лице, но я не мог вспомнить, кто он и где я его видел.
– Как самочувствие, полковник Камбран? – спросил он громогласно, присев рядом со мной.
– Спасибо, хорошо, скоро будет совсем отлично, генерал… простите, не помню ваше имя.
– Генерал Хайрт. Ха, откуда вам помнить, наши пути в этой войне раньше не пересекались.
– Может быть… Мне показалось, что я вас уже когда-то видел.
– Наверное, вы видели кого-то похожего на меня, – генерал рассмеялся во весь голос.
– Наверное. А почему вы назвали меня полковником?
– Потому что таков был последний приказ главнокомандующего Эйгрена, ха! К тому же, вы будете теперь служить под моим началом. Я вас поздравляю, черт побери! – он дружелюбно оскалился.
– Спасибо. Постараюсь оправдать доверие командующего.
– Вот еще что, Камбран. Эйгрен просил меня кое-что вам передать.
Хайрт вытащил из-за пазухи сверток и протянул мне.
– Сразу посмотрите? Или, может быть, мне уйти?
Я подумал, что это может оказаться нечто, связанное с Машиной. Тем не менее сказал:
– Нет, генерал, оставайтесь.
Мы оба рассмеялись, когда до нас дошло, что я, полковник, сейчас указываю генералу, что ему делать. Потом я развернул сверток.
Это оказалась цепь.
Замкнутая цепочка из какого-то легкого металла, слишком большая, чтобы надеть ее на руку как браслет, и слишком маленькая, чтобы повесить на шею. Абсолютно бесполезная вещь… почему Эйгрен прислал ее мне?
– Вы знаете, что это может означать? – генерал, должно быть, заметил удивление на моем лице.
– Понятия не имею, – я покрутил цепочку в руках и отложил в сторону. – Он передавал мне что-нибудь на словах?
– Только пожелал вам удачи. "Пускай он окажется более удачливым, чем я." Вот как он сказал.
– Что ж, я ему благодарен. За все.
Мы помолчали из вежливости перед покойником.
– Завтра все войско снимается с лагеря, так что постарайтесь к тому времени твердо стоять на ногах. Здесь и без вас хватает тяжело раненых… Эх, как жаль, что мы проиграли сражение! А ведь могли, могли же! Если бы он дал мне пушки… Эх-х…
– Десять пушек не изменили бы исход сражения, – сказал я, сам толком не понимая, почему упомянул именно десять, а не пять или дюжину.
– Это он вам так говорил, да? И почему он меня никогда не слушал! Ха, надо было ему умереть, чтобы назвать меня достойным продолжателем дела наших предков… – за этим последовал загадочный рык. – Так что постараемся, чтобы наше продолжение вышло достойным самих Индаймера и Хейвена!
– Что ж, – сказал я, – у нас есть для этого целая вечность.
Теперь удивление отразилось на лице генерала:
– Странный вы какой-то, полковник Камбран.
– Не более странный, чем покойный главнокомандующий, – я усмехнулся.
– Это верно, более странного человека трудно найти, ха! Ну, поправляйтесь! И добро пожаловать ко мне в часть.
Генерал ушел, и я остался наедине со своими мыслями. Что же хотел сказать Энгер Эйгрен, подарив мне на прощание эту цепочку? Замкнутую цепь, не имеющую ни начала, ни конца?
Но стоит ли мучительно напрягать ум, пытаясь разгадать загадки бытия, человеку, имеющему в запасе гораздо больше, чем несколько десятков лет? Жизнь прекрасна, какой бы она ни была, пусть даже я лежу раненый на койке в госпитале, а армия, в которой я служу, безнадежно проигрывает и отступает. Передо мной открываются неограниченные перспективы, и мне не надо торопиться, беспокоясь о том, что я могу куда-то не успеть. А значит, я могу наслаждаться каждым мгновением каждой подаренной мне жизни.
Потому что впереди у меня – вечность!
13-14.09.99
1 2