Но что мне делать с ребенком?— Это у него в генах заложено, — сказал Даосов. — А сами понимаете, генетическая предрасположенность, когда на нее накладываются порочные склонности подсаженной души, проявляется особенно активно.— Вы мне мозги не туманьте, — сказала Анна Леонидовна презрительно. — Откуда у ребенка генетическая предрасположенность такая? Папа — мэр, мама — уважаемый торговый работник!— В том-то и дело, — мягко сказал Даосов. — Вы ведь раньше окончание каждой ревизии, каждой серьезной проверки отмечали? И муж все круги торгового ада прошел…— Ну, склонность к спиртному этим еще можно объяснить, — согласилась Анна Леонидовна. — Но почему он баб в кабаках за задницу щипает?— Так ведь и это понятно, — вздохнул Даосов. — Вы, Анна, любовника себе завели, муж, наверное, тоже небезгрешен, а уж какими ваши отцы и матери, бабки и деды были, только гадать приходится. Понимаете?— Понимаю? — после недолгого размышления переспросила Анна Леонидовна и призналась: — Папашка мой и в самом деле ходок великий был, помню, мать его чуть не каждый день за шашни с чужими бабами била. Но если все так, как вы говорите, то что же делать? Неужели и выхода никакого нет? Я как подумаю, что наш Мишенька неисправимым бабником и алкашом станет, мне дурно делается. Он ведь так даже маньяком может стать, я правильно понимаю, Боря?— Маниакальные наклонности возможны, — согласился Борис Романович, радуясь в душе, что жена мэра смягчилась, вот уже и Борей называть стала, о прежних оскорблениях забыла.— Так что же нам делать? — Анна Леонидовна смотрела на него с трепетной надеждой. — Он ведь еще ребенок!— Знаете, — сказал реинкарнатор, — а если нам с вами пойти от обратного? Ну не станет ваш ребенок гениальным поэтом или художником, ведь есть и иные области, где ребенок может проявить себя и пользоваться в силу этого большим общественным уважением. Творческая жизнь ему генетически противопоказана. А вот если мы ему подсадим волевую натуру, крепкую, чтобы юной душе помощь в преодолении вредных привычек оказала, то мы обязательно положительных результатов добьемся. Согласны?— Ах, я не знаю, — несколько театрально откинулась в кресле Анна Леонидовна, провокационно демонстрируя Дао-сову молочно-белое круглое колено. — Лишь бы хуже не было!— Душа, конечно, нужна волевая, с крепкими нервами и железной самодисциплиной, — рассуждал меж тем реинкарнатор, старательно отводя взгляд в сторону. — Есть у меня такая, генерал-майора Авдохина душа, бывшего коменданта Царицынского гарнизона. Волевой был мужчина, у него все по струнке ходили, сам круглый год в проруби купался. Он поможет юной душе себя найти. Конечно, это будет не обмен, а только подселенка, но это вам даже дешевле обойдется.Последний аргумент смягчил сердце женщины.— Давайте, — сказала Анна Леонидовна. — Надеюсь, вы взяли ее с собой?Конечно, Борис Романович немного лукавил. Откуда у него было взяться душе генерал-майора? Такие души сами знаете куда попадают. Тут уж ничего не поделаешь, служба у наших генералов такая. Жалеть их, конечно, можно, а вот изменить карму их никак нельзя. Но душа нужного плана у Даосова была, и была она душой прапорщика Жеребцова из Красных казарм. Прапорщик Жеребцов был личностью легендарной. Став старшиной во взводе отстающих, прапорщик Жеребцов за полгода вывел его в передовые, добившись стопроцентной успеваемости солдат в боевой и служебной подготовке. Разумеется, подобные успехи всех заинтересовали, и изучать положительный опыт Жеребцова приехал какой-то не то полковник, не то генерал из политотдела военного округа. Приехав, он расположился в кабинете начальника штаба мотострелкового полка, где служил Жеребцов, и принялся расспрашивать прапорщика о применяемой им учебно-педагогической методе. Прапорщик Жеребцов мутно оглядел проверяющего и негромко посоветовал: «Застегнись!» Проверяющий не понял и продолжал расспросы. Офицеры полка, присутствующие при беседе, побледнели. «Застегнись!» — еще тверже сказал прапорщик Жеребцов, а не то генерал, не то полковник прапорщика опять не понял. Тут уже побледнел и начальник штаба полка. Придвинувшись, он шепотом посоветовал проверяющему: «Иван Захарович, застегните пуговку на груди. Наш Жеребцов в третий раз не повторяет!»Погиб прапорщик Жеребцов при исполнении служебных обязанностей. В части начали перестраивать боксы для военной техники, и солдаты обрушили кирпичную стену одного из боксов — по случайности — именно туда, где стоял Жеребцов, Увидев падающую на него стену, прапорщик Жеребцов приказал: «Стоять!», не сомневаясь, что приказ его будет неукоснительно выполнен. Разубедить его в том никто уже не успел.Борис Романович Даосов резонно полагал, что душа прапорщика может помочь в становлении юного Брюсова, генералом же он его обозвал только потому, что чин прапорщика мог показаться жене мэра слишком низким для любимого ребенка.Надо ли говорить, что подселение души прапорщика Жеребцова, уже соскучившейся по бытию, прошло без сучка и задоринки? Глава 20 День был безоблачным, и ничто не предвещало неприятностей. Даже обычно капризничающая машина, и та завелась с полуоборота. Лама уже стоял во дворе со своим большим портфелем и молитвенной мельницей.Борис Романович помог ему погрузить вещи.— Поехали! — сел он в машину. По дороге Лама был улыбчив и разговорчив. Еще вечером Даосов рассказал ему о неудаче с душами Светлова и Маковецкого. Лама выслушал историю про прапорщика Жеребцова и засмеялся:— Это ты неплохо придумал, Борис Романович! Очень неплохо! — Но объяснять ничего не стал, так и просидел до самого аэропорта, задумчиво покачивая головой.Уже в аэропорту лама привстал на цыпочки, поманил Даосова к себе и, когда тот наклонился, заговорщицки прошептал, жарко дыша ему в ухо:— А Ивана Николаевича ты уважь, Боренька. Обязательно уважь. Нужный он пока нашему делу человек…Посадив ламу на самолет, Даосов сел в машину и поехал домой. По пути он заглянул к знакомому шашлычнику перекусить. Только проводив ламу, Борис Романович понял, как он голоден. Да и обдумать все произошедшее следовало, последние события прямо-таки захлестывали его обычно спокойную и размеренную жизнь.Задумчиво двигаясь на машине в сторону города. Даосов не замечал, что в пределах видимости от него движется неприметная «копейка» бежевого цвета. В «жигуленке» сидели четверо молодых мужчин, одетых неброско и разнообразно, как и положено одеваться тем, кто в царское время назывался шпиком или филером, а в наше время гордо именуется сотрудником службы скрытого наблюдения.— Слышь, Лех, — спросил один из них. — А этот пшиз-дик, он нашему клиенту кто? Начальник?— Сложно сказать, Диман, — сказал старший. — Вот, скажем, патриарх и рядовой поп. Кем доводится попу патриарх?— Начальником, — не задумываясь, отозвался оперативник.— Не совсем так, — поправил его начальник. — Патриарх является старшим по вере. Это, Диман, не должность и не звание, это степень близости к Богу!С левой стороны дороги показалась шашлычная. Гасан увидел Даосова и радостно пошел к нему навстречу, вытягивая руки для традиционного кавказского объятия. Трижды прижавшись щекой к щеке Даосова, шашлычник радостно сказал:— Как я рад тебя видеть, дарагой! Дома все харашо?— Все хорошо, Гасан, — сказал Борис Романович.— Кушать будишь? — Шашлычник усадил реинкарнатора за стол, продолжая лучезарно улыбаться. — Водачки, м-м-м?Сейчас принесу шашлык-машлык, есть памидорчик свэжий!Пять минут, дарагой!Год назад у шашлычника умирала сестра. Врачи разводили руками и стыдливо прятали глаза. Гаеан пришел к жившему по соседству Даосову, сказал, глядя в сторону, комкая в руках доллары:— Романыч! Памагай, если можишь! Ничего не жалко!Савсэм плохо Сабине, не встает уже?Чакры сестры Гасана были страшно перепутаны. Как жить человеку, если его свадхистана натянута до губ, а аджна, напротив, провисла в районе поясницы? Может, пошалил кто-то, а скорее всего наказана была семья шашлычиика за свои неблаговидные дела, не зря же говорят, что мать Гасана, торгующая семечками на рынке, не только этими семечками торговала, еще и травку постоянным клиентам в кулечки заворачивала. Поначалу Даосов хотел отказаться, все-таки не им наказана девица, не ему и чакры прямить. Потом посмотрел на Гасана, на его плачущую мать, заставил их поклясться на Коране, что не будут они неблаговидными и противозаконными делами заниматься, сам три дня читал нужные мантры, потом все-таки решился и привел чакры в порядок. Посторонних вкраплений в чакрах не было, потому и иных специалистов подключать не пришлось. Сам справился.И что же вы думали? Пошла девушка на поправку, даж замуж за односельчанина вышла.Долларов Даосов не взял, и азербайджанец отныне смотрел на реинкарнатора как на министра здравоохранения в небесном правительстве Аллаха. Мамой клянусь, Гасан теперь Даосова выше Гейдара Алиева ставил! Такой, понимаете, чаловек! Мамой клянусь, втарой после Аллаха!Вот и сейчас Гасан даже не знал, как угодить своему благодетелю.— Иди суда! — Он поманил Даосова за шашлычную. —Сматри, какая красота.К колышку за шашлычной на длинной веревке был привязан крупный серо-черный баран. Заметив Даосова, баран жалобно заблеял.— Вчера поймали! — хвастливо сказал джигит из шашлычной. — Еле справились с ним, вместе с Мамедом. Клянусь, это не баран, это волк лесной! Хочешь, прямо сейчас зарэжу! Полчаса, свежий шашлык кушать будем, водка на-' стоящая есть с ликеро-водочного камбината!Баран влажными жалобными глазами смотрел на реинкарнатора.Одно ухо у него было надорвано.Сердце Даосова смягчилось.— Знаешь, Гасан, — сказал он, — давай не будем его резать?— Давай! — с готовностью согласился тот. — Мясо еще есть, нам хватит!Они посидели в шашлычной. На душе у Даосова было неспокойно. Угрызения совести мучили, что ля?Гасан принес дымящиеся шашлыки, усыпанные кинзой и белым луком. Рядом с коричневыми кусками крупно нарезанного мяса краснели мелкие помидоры и целиком зажаренные картофелинки. Не выпить под такую закуску было —просто невозможно.Шашлычник как истинный мусульманин вина не пил. Но найдите в Коране место, где бы Аллах запрещал правоверным пить водку. Не листай, дорогой, Коран, только страницы истреплешь! Нет в нем запретов на водку, когда Мухаммед его писал, на Востоке про спирт не знали. А если запрета нет, то почему бы и не выпить с уважаемым человеком. тем более что обещание Гасан держал твердо и не только торговать травкой отказался, но и сам ее курить перестал? • Хорошо они сидели за столом! Но чувство неловкости Даосова не отпускало,— Гасан, — неожиданно для самого себя попросил Даосов. — продай мне барана!Шашлычник недоуменно взглянул на спасителя сестры.— Зачем он тебе, Романыч? Где ты его держать будишь? В квартире держать — грязи много будит. На улице привяжешь — украдут!— Продай! — уже тверже сказал Даосов.Шашлычник молча встал, скрылся за углом шашлычной и вернулся, ведя барана на веревке. Протянул веревку Дао-сову:— Бери! Гасану для друга ничего не жалко! Гасан настоящему другу все отдаст!Баран топтался рядом со столиком и к великому изумлению шашлычника не изъявлял никакого желания бежать. И тут Даосов удивил азербайджанца еще больше — он плеснул в блюдце, служившее пепельницей, водки и поднес его животному. Баран благодарно заблеял и принялся лакать водку. Покончив с ней, баран бережно облизал морду и ткнулся в куртку Даосова.— Вай! — с восхищением сказал Гасан. — Ты только посмотри! Он вчера дикий зверь был, Мамеда за ляжку укусил! Как приручил?Они посидели еще немного, но уже втроем. Барана развезло, и его начало заваливать набок. Борис Романович внимательно посмотрел на него, подошел к машине и открыл дверцу.— А ну на заднее сиденье! Баран с трудом забрался в машину. Гасан с восхищением цокнул языком. Небритое лицо его осветилось детской улыбкой.— Надо же! — ахнул он. — Балшой чаловек, ты, Романыч! Бараны — и те тебя сразу понимают!Уже по дороге в город Даосов, немного досадуя за свой душевный порыв, раздраженно сказал.— Сам во всем виноват! Не фига было Наталье звонить и запугивать. Да и бандюков своих к ее дому ты, Бородуля, зря послал!Баран сунулся мордой ему в спину, оперся передними ногами о спинку пассажирского сиденья и некоторое время напряженно мотал головой, словно хотел что-то сказать и не мог. Наконец он блеюще выдавил:— Н-не й-аа!— Как же не ты! — возразил Борис Романович машинально, но тут до него дошло сказанное бывшим рэкетиром. Даосов тормознул.— Точно не ты? — спросил он, резко оборачиваясь.Баран отрицательно мотнул головой. Из карего влажного глаза медленно выкатилась крупная слеза.Вот так-та-ак! Если это не проделки Бородули, в чем уже Даосов сильно сомневался, то кто же Наталью доставал? Кто самому Борису Романовичу морду бил в подъезде дома любовницы? Бородулю, ставшего по воле реинкарнатора бараном, спрашивать было бесполезно. Даже если он что-то и знал, ответить все равно не мог. А что мог, уже сказал. Получалось, что виновником последних происшествий были либо люди мэра, либо люди губернатора. Потому и предупреждали Наталью, чтобы он не слишком сопротивлялся будущим предложениям. Даосов даже губу прикусил. Обидно ему стало, что он в такой нехитрой интриге не разобрался. А ведь так оно все и было: напугать надо было мэру и губернатору Даосова, а уж потом и с предложениями своими подъезжать, Вот сволочи!Он снова повернулся назад.Баран сидел смирно, как ученик на первом в своей жизни уроке, дыша на реинкарнатора водочным перегаром.— Ты тоже хорош! — сказал Даосов. — И. что мне с тобой делать? Дома держать?По морде животного было видно, что Бородуля с предложением пожить в квартире реинкарнатора согласен. Баран вроде бы даже повеселел, только кивнуть боялся. Надорванное ухо его мелко стригло воздух, а большие карие глаза преданно смотрели на реинкарнатора. Борис Романович ухмыльнулся неожиданной мысли: рога Бородуле достались шикарные, обманутые супруги таких не носили!— Хрен тебе, — сказал Даосов. — В общем, так… По городу не шатайся, на шампур угодишь. В лесу тоже не отсидишься, сейчас бродячих собак до черта, да и волки пошаливать стали. Мне с тобой заниматься некогда! Дуй в совхоз «Новонадеждинский», прибьешься к отаре. У меня там директор знакомый, я позвоню, чтобы тебя не трогали. А как со своими делами управлюсь, я и с тобой разберусь. Жить будешь! Но смотри у меня! Ты понял?Баран часто закивал. Глаза его были по-прежнему печальны, но сейчас в этой печали вроде бы зажглась искорка надежды. А быть может, Даосову это просто показалось. Но приглядываться было некогда. Взмахом руки он отправил слегка протрезвевшего барана на лесополосу.Проводив взглядом барана, скрывшегося среди деревьев, Даосов тронул машину. Нет, все в жизни случается к лучшему! Не заехал бы сегодня Даосов к Гасану, не встретил бы Бородулю и не узнал бы, что угрозы Наталье и его собственное избиение исходили совсем с иной стороны. Надо было все хорошо обдумать, очень хорошо. Сесть дома и подумать. Впрочем, можно было поехать и к Наталье. Правда, Даосов крепко сомневался в том, что Наталья оставит ему время для раздумий. Но, честно говоря, он уже по ней сильно скучал.Борис Романович достал из нагрудного кармана рубашки упаковку «антиполицая» и ловко кинул в рот пару таблеточек. Не то чтобы он постов милицейских боялся, тем более сейчас, когда в нем губернатор и мэр заинтересованы, но, как говорится, береженого все боги берегут.В «жигулях», следующих за даосовской машиной, недоуменно переглянулись оперативники:— Лех, а чего он барана отпустил? Во дурак, сколько мяса кому-нибудь достанется! Лех, давай остановимся, поймаем?— Нельзя, — сурово сказал старший. — Объект упустим. Нам тогда холку намылят!Перспектива была не из приятных. . Некоторое время все молчали, обдумывая сказанное.— Слышь, Лех, а мы на пост ГАИ звякнем, — предложил един из оперативников. На самом деле службу уже давно зазывали не ГАИ, а ГИБДД, но новое название было значительно длиннее, поэтому все пользовались привычной и понятной аббревиатурой. — Он же с шашлычником бухал? Бухал! Пока он с ментами разбираться будет, мы как раз барашка в багажник и кинем. А?— А шел бы он на..! — с сожалением сказал старший. — Приказ был: препятствий не создавать! Не судьба, Игорек, пусть барашек травку щиплет, авось попадется в лапы к хорошему человеку!— Спокойный у нас объект, — с сожалением вклинился в разговор оперативник по имени Дмитрий. — Я-то думал, он крутизна какая, а тут ни стрелок, ни разборок. А шашлычок они славный жрали, я в бинокль видел — чистое мясо!— Помолчи, Диман, — со страдальческой ноткой в голосе сказал сидящий рядом с ним четвертый оперативник. — Они там бухают, шашлычком балуются, а ты отмечай: в шестнадцать десять приняли первую стопку, в шестнадцать двадцать — вторую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31