— Присядь, Алина.
Видя замешательство девушки, Рината Павловна покачала головой:
— Малышка, тебе надо привыкать. Там, снаружи, никто ведь не поймет, если ты станешь вскакивать по стойке смирно от любого громкого слова.
Девушка нерешительно присела на край стула. Она действительно чувствовала себя не слишком неудобно, расслабляясь в присутствии штатного сотрудника Монастыря. Буренка, тем временем, встала, ушла за стеллаж, заставленный пухлыми папками и боксами с компьютерными дисками, позвенела посудой, вернулась с маленьким подносом, поставила его на стол. Подвинув чашку в сторону Лины, она ласково произнесла:
— Выпей чаю, тебе надо хоть немного успокоиться после беседы с настоятельницей.
— Я спокойна! — чуть ли не выкрикнула девушка.
Укоризненно покачав головой, Рината Павловна произнесла:
— Неужели ты думаешь, что так легко обманешь Буренку?
Лина, услышав кличку, смутилась, а женщина, улыбнувшись, продолжила:
— У тебя руки немного дрожат, да и присела ты с явным облегчением. После беседы с нашей строгой настоятельницей у многих отказывают ноги, причем не только у воспитанниц. Пей чай и обязательно попробуй печенье. Оно не из магазина — домашнее, мне сестра вчера прислала. Такого ты еще не ела, гарантирую.
Лина послушно поднесла чашку к зубам, неловко звякнула зубами о край.
— Крепко тебе досталось, — посочувствовала Рината Павловна. — Что она хотела? Требовала забрать заявление?
— Так точно!
— Алина! Успокойся немедленно! Забудь про свой казарменный лексикон. В этом кабинете тебя никто не тронет, честное слово. Расслабься, считай, что перед тобой сидит одна из подружек. Ты же не обращаешься к ним по правилам учебного устава?
— Никак нет! То есть… — Лина смутилась. — Извините, мне трудно говорить с вами, как с обычным человеком.
— Понимаю. От подобных привычек очень нелегко отказываться. Ты, наверное, боишься, что в большом мире тебе придется нелегко?
— Да. Я в Монастыре с одиннадцати лет.
— Знаю. А до этого с трехлетнего возраста воспитывалась на Алтайской базе, что немногим лучше. Не так ли?
— Так точ… То есть, да.
Широко улыбнувшись, Рината Павловна мягко произнесла:
— Не бойся, все будет хорошо. Мир сложен и прост одновременно, человек такое неприхотливое создание, что быстро привыкает ко всему. Тебе до смерти надоел наш Монастырь, но и большой мир представляется чемто опасным, совершенно неизвестным. Ведь так?
— Да. Вы правы. Восемь лет я не удалялась от Монастыря дальше главного полигона. Здесь нет телевидения и радио, вся информация о внешнем мире идет от немногих урезанных газет, и рассказов подруг, изредка посещающих свою родню. Иногда мне кажется, что кроме этих зданий, стрельбищ и учебного полигона здесь больше ничего нет.
— Не переживай, — тем же мягким тоном произнесла Рината Павловна. Еще до вечера ты убедишься, что это не так. И не бойся большого мира, это он должен тебя бояться.
— Почему? — изумилась девушка.
— Милая моя, посуди сама. Когда тебя восемь лет назад привезли в Монастырь, ты, после Алтайской базы, уже выделялась на фоне остальных учениц своей великолепной физической подготовкой и молниеносной реакцией. Здесь, под руководством наших опытных наставниц, из тебя сотворили то, что в современных фильмах называют машиной смерти.
— Я такой фразы не слышала.
— Немудрено. Вам попросту не показывают такие фильмы. Наша уважаемая настоятельница считает своей главной задачей оградить вас от разлагающего воздействия современной загнивающей культуры. Но мы немного отвлеклись от главной темы. Сейчас, после восьми лет сурового обучения, ты можешь не бояться практически ничего. В большом мире много различных опасностей, но тебе не стоит их слишком опасаться. Наши технологии обучения очень древние и совершенствуются с каждым годом. Если бы подобными методиками обладала какаянибудь страна, ее руководство могло всерьез рассчитывать на мировое господство. Так что не бойся, в крайней ситуации ты всегда сможешь воспользоваться боевыми навыками, мало кто в большом мире сумеет с тобой сравниться.
— Но я применяла их только в обычных учебных схватках!
— Не переживай. Наше обучение бесследно снимает с воспитанниц множество обычных моральных запретов. В случае необходимости, ты убьешь, даже не задумываясь и без всякого сожаления. Ты ешь, ешь, печенье очень хорошее.
Чуть помолчав, Рината Павловна както нерешительно произнесла:
— Послушай, Алина, а может тебе действительно лучше остаться в какомлибо региональном центре на более спокойной, приятной работе? Нет, не дергайся так возмущенно, я просто рассуждаю вслух. Ты ведь не просто молодая девушка — у тебя совсем нет навыков практической работы. Не делай такие страшные глаза — это ведь действительно так. Да, я прекрасно знаю, что ты можешь перепрыгнуть через двухметровую стену, с закрытыми глазами разобрать станковый гранатомет и легко справишься с управлением современного боевого геликоптера, если вдруг, в этом возникнет насущная необходимость. Но пойми, с этими агрессивными способностями ты простая боевая машина. Да — вряд ли с тобой сможет сравниться хоть ктото из будущих коллег. Большинство оперативников прошли укороченные, простые курсы и не слишком рьяно поддерживают свою физическую форму. Полных выпускниц Монастыря очень немного, мы не воспитываем кого зря, вас тщательно отбирают с детских лет, большинство отсеивается в ходе обучения. Но у них есть свое преимущество — опыт и знания, которые невозможно получить теоретическим путем. Учти, физическая подготовка для оперативников вовсе не главное. В случае, если ситуация действительно потребует жестких мер, они сразу вызывают мобильную группу поддержки. Подоспевший спецотряд может легко превратить в лунную поверхность несколько гектаров, вот для этого им и нужна большая физическая сила. Но тебя туда никогда не примут, сама понимаешь — не та комплекция, ты попросту не удержишь тяжелый «Тайфун». Прости, но с твоим телосложением — прямая дорога в балерины.
— А Нельма?
— Ты видела эту женщину, ставшую легендой еще при жизни?
— Нет, конечно!
— В ней было под два метра роста, центнер мускулистого тела. При таких габаритах она, не снимая брони, пробегала стометровку менее чем за одиннадцать секунд. Ребром ладони легко перебивала стопку кирпичей, без труда могла порвать толстую книгу. Я могу долго перечислять ее невероятные достижения, но, думаю, общую идею ты уловила.
— Да.
— В оперативной группе ты можешь прийтись не ко двору. Там свой, довольно сплоченный коллектив, они прекрасно знают достоинства и недостатки друг друга. Если повезет — ты до конца практики будешь просто готовить им кофе. В худшем случае — можешь стать серьезной помехой их работе, достаточно взглянуть на себя в зеркало повнимательнее. Более того, все они неплохие психологи и быстро вычислят, где ты проходила свою подготовку. Отношение к нашему заведению довольно неоднозначное, ты не поверишь, сколько в Ордене циркулирует нелепых слухов о воспитанницах. Мало кто считает вас нормальными людьми, так что готовься к весьма специфическому отношению.
— А при чем здесь зеркало?
— Алина, ты довольно красивая девушка, а работать придется в классическом мужском коллективе. С твоей неопытностью и полным незнанием жизни могут возникнуть весьма серьезные проблемы. Я думаю, это почти неизбежно.
— Зачем тогда нас держат здесь как в концлагере? Как мы можем подготовиться к нормальной жизни?
— Ответов тут несколько. Вопервых: выйдя из этих суровых стен, вы будете обладать чистым, незамутненным сознанием, что наряду со специальной подготовкой зачастую дает весьма неплохие результаты. По другому этого не добиться, поверь, экспериментов было множество, но лучше Монастыря еще никто ничего не создал. Вовторых: на время выпускной практики выпускниц размещают в региональных центрах. Там к ним уже давно привыкли, пристраивают в смешанные коллективы аналитиков или сенсов, есть специальные сотрудницы, помогающие им в разных житейских вопросах. В общем, все неплохо отлажено. Но тебе придется отправиться в рядовую опергруппу, где придется рассчитывать только на себя. Понимаешь?
— Да.
— Но вряд ли себе представляешь, чего это будет стоить. Ты не ищешь легких путей. Почему именно опергруппа?
— Я твердо считаю, что только в ее составе могу реализовать свои способности.
— Может и так, — согласилась Рината Павловна. — Однако всем хорошо известно — роль оперативников в жизни Ордена весьма скромна. Боевые ситуации в их работе, скорее исключение, чем правило. В основном, нудные рутинные проверки. Ты наверняка мечтаешь о большем. Я ведь отлично вижу твою целеустремленность.
— Каждый мечтает о большем.
— Хочешь стать членом боевой дружины?
Лина сама не заметила, как заговорила помимо воли:
— Да. И я не вижу ничего плохого в таком желании.
— Ты видела фотографии в фойе. Очень многие из этих девушек были оттуда. Почти все они погибли, так и не дожив до зрелых лет.
— Я не боюсь смерти!
— Глупышка, да ты просто еще не знаешь жизни. Твои шансы попасть в боевую дружину, пренебрежительно малы. Такими как ты, там полы по вечерам подметают.
— Это моя жизнь и моя мечта! — чуть не выкрикнула Лина. — Почему все вокруг хотят мне помешать?!
— Ну что ты, не волнуйся так сильно, — успокаивающе протянула Рината Павловна. — Не надо так переживать. Просто мне страшно, что с тобой будет, когда сама поймешь — мечта недостижима. Такой удар ты воспримешь очень тяжело.
— Переживу!
— Ну что же, — вздохнула женщина. — Это действительно твоя жизнь.
Выдвинув ящик стола, она достала плотный коричневый конверт, принялась отдавать последние инструкции:
— Здесь документы. По ним, ты Ветрова Алина Игоревна, сотрудница федерального бюро охраны атомных объектов мирного назначения. Возраст двадцать один год, ты не намного младше. Таким образом, мы почти ничего не меняли в реальных данных. Паспорт, водительские права, пропуск, удостоверение, разрешение на ношение оружия. Вот.
Рината Павловна выложила рядом с пакетом зарядное устройство к телефону и кобуру с пистолетом:
— Патроны вполне обычные, стандартные, но оружием старайся не светить, в большом мире это не принято. Чем меньше ты привлекаешь к себе внимания, тем лучше. Авиабилет до Хабаровска, в аэропорт тебя привезут на машине, она уже заказана. Немного наличных денег, кредитная карточка, пользуйся ею свободно, только мерседес покупать не стоит. Мобильный телефон. Оплачивать разговоры не надо, это не твоя забота. На цифру «1» завязан диспетчер Восточнороссийского региона, «2» — дежурный по Монастырю, в памяти много и других полезных номеров, но чтобы их увидеть — введи свой персональный код. По приезду можешь позвонить по номеру, завязанному на цифру ноль — это руководитель филиала — Панарин Игорь Владимирович. Все, можешь быть свободна, — почти сухо произнесла Рината Павловна и добавила. — Рекомендую принять перед дорогой душ, кто знает, когда им можно будет воспользоваться в следующий раз.
— Я могу идти?
— Да. И помни, даже в наших стенах никому нельзя верить, а за ними тем более. Рассчитывай только на себя.
Выйдя из канцелярии, Лина энергично потерла виски. В течение беседы у нее возникло стойкое, давящее ощущение. Она подозревала, что милейшая Буренка ее попросту наглым образом пыталась прозондировать и чтото внушить. Но девушка была начеку, она и без ее советов не отличалась излишней доверчивостью. Легкой трусцой забежав в фойе, она резко затормозила: в дверях на улицу стояла Кобра. Рослая инструкторша не видела девушку, она смотрела на улицу, где мимо здания пробегала спаренная колона младших учениц. Все были жестоко одеты в душный зимний камуфляж, на плечах расхлябанно болтались большие армейские автоматы. Задняя пара, наказанная за какиелибо незначительные проступки, пыхтела изо всех сил, стараясь не отставать. Они тащили ящик с патронами.
Проскочить незамеченной было невозможно, а показываться инструкторше на глаза чревато — у Лины до сих пор побаливала голень с их прошлой встречи. Кобра с удовольствием старалась завести со старшими воспитанницами задушевный разговор, чтобы в самый неожиданный момент нанести коварный удар. Она называла этот мерзкий садизм мероприятиями по сохранению бдительности. Иногда эта гестаповка приказывала какойнибудь соплюхе из младших сунуть в чейнибудь бок жало шокера, или сотворить другую подобную пакость. После ее мероприятий некоторые едва не оставались заиками и вздрагивали от собственной тени. Лина осторожно нащупала пистолетную рукоять, не видную под форменной курткой. Усмехнувшись, она подумала, что если пристрелит инструкторшу, то станет местной легендой. Возможно, ей даже ничего за это не будет. Кобру недолюбливали, и всегда можно сослаться на то, что она сама спровоцировала выстрел. Этому охотно поверят многие.
Как бы почувствовав, что дело пахнет керосином, Кобра упругим шагом последовала вслед за ушедшей группой. Лина, облегченно вздохнув, немедленно бросилась к жилому корпусу. Надо было успеть сдать постельное белье, помыться, собрать вещи. К полудню необходимо все закончить, времени осталось не так уж много.

Рината Павловна, коротко постучав, зашла в кабинет настоятельницы. Та, подняв голову от бумаг, откинулась на спинку стула, вытащила изпод столешницы пачку сигарет, ловким щелчком выбила парочку. Одну протянула начальнице канцелярии, вторую поднесла к настольной зажигалке. Обе женщины с удовольствием затянулись. Выпустив первый глоток дыма, настоятельница поинтересовалась:
— Ну и?
— Глуха и слепа.
— Плохо уговариваешь, Буренка. Теряешь форму — твое печенье еще декабристов помнит, девчонка наверняка все зубы переломала.
— Не нравится, устрой сюда штатного психолога, пусть старается.
— Нельзя.
— А что такого? Немного понатаскаем, зарплату предложим — как у министра нефтяной промышленности.
— У нас она сама быстренько с катушек съедет, даже недели не протянет.
— Тогда не лезь к моему печенью, Мюллер!
Затушив недобитую сигарету, настоятельница заявила:
— Готовь документы на отчисление Ветлугиной.
— А ее то за что?
— Потенциальная лесбиянка.
— Да у нас только Матвей не потенциальная лесбиянка! Что ты хотела от воспитанниц — их половое созревание проходит в этих стенах, среди подружек и сотрудниц. Бедняжек может возбудить один вид мумии фараона!
— Это их проблемы. Вся энергия должна идти на подготовку, если у когото гормоны прут не в ту сторону — ей здесь не место. У нас всетаки Монастырь, а не вертеп. Нечего позорить тех, чьи фото и портреты висят у нас в фойе.
— Ну, ты даешь, — усмехнулась Рината. — Скоро начнешь выражаться не хуже нашей Каркуши.
— Кто б мычал! — усмехнулась настоятельница. — Ладно, вернемся к нашим баранам. Как тебе общее впечатление?
— Сыровата!
— Что ты хотела? Девятнадцать лет. Детство в заднице гуляет. Меня больше интересует эмоциональная сфера, а именно — не сбрендит ли она вконец?
— Практически все наши выпускницы эмоционально неустойчивы в большей или меньшей степени. Процент самоубийств и случаев немотивированной агрессии просто невероятен. Мы с детских лет калечим их души, но, одновременно, не даем загрубеть окончательно. Результаты налицо.
— Ты можешь предложить другую методику обучения? Наши малютки готовы зубами грызть танковую броню, если это потребуется для выполнения приказа. На Гавайях бывшая воспитанница недавно всмятку отметелила четырех доблестных морских пехотинцев как грудных младенцев!
— Да знаю! Эти герои, кстати, на нее заявление в полицию написали. Не постыдились.
— А что ты хотела — Америка! Правовое государство. Круче наших малышек нет никого, если, конечно, не считать монастырских мальчиков. Но их готовят аналогично, с тем же отсевом. Так ты говоришь, сыровата?
— Да. И думаю, работа в опергруппе ей не очень пойдет на пользу.
— Но и не помешает. Пусть посмотрит на жизнь без всяких нянек — сама напросилась, мы не виноваты.
— Не боишься? Жизнь со всеми доступными соблазнами! Это же простая девчонка, вдруг пуститься во все тяжкие. Эмоциональная неустойчивость, сама понимаешь.
— Мы не сможем ее водить всю жизнь за ручку. Хочет научиться плавать — пожалуйста. Бросим в воду, пусть выкарабкивается, как знает.
— Может оно и верно. Опасные моменты у оперативников бывают очень нечасто. Так что, вряд ли ее жизни будет чтото угрожать.
1 2 3 4 5 6 7