Пройдя сквозь толпу, он вступил в комнату, где еще совсем недавно вел с Марвином бесплодную и неприятную беседу.
Сейчас незаконченная картина была повернута к стене, а посреди комнаты на широкой каменной скамье лежал судья, весь засыпанный лепестками цветов, сквозь которые обильно проступила кровь. С первого взгляда было ясно, что умер он не по своей воле, и смерть эту вряд ли можно было отнести к разряду легких. Сидевшая у изголовья отца Надежда мельком взглянула на Артема сухими, лихорадочно горящими глазами и вновь принялась машинально обрывать лепестки увядших цветов, которые охапками подавал ей Тарвад.
– Кто… – начал было Артем и осекся, люди Страны Забвения не знали слова «убийство». Долгожданная смерть могла являться в разнообразных обликах, ее дарили друзьям и близким, ее берегли для себя: – Кто… принес ему смерть? – наконец выдавил он из себя.
Вопрос прозвучал грубо и неуместно – это было то же самое, что у постели роженицы выяснять подлинное имя отца ребенка. Тарвад знаком поманил Артема к дверям и вместе с ним вышел из дома.
– Ты что-то хотел спросить, чужеродец?
– Смерть не имеет ног и не приходит сама по себе, – Артем старался говорить образным, витиеватым языком, близким и понятным этим людям. – Ее приносит или Лето, или глубокая вода, или случайно взорвавшийся сосуд с холодом. Кто принес смерть судье Марвину?
– К чему это сейчас выяснять, чужеродец? То, что случилось, уже случилось. Не в наших силах поправить что-нибудь.
– Кто теперь будет судьей?
– Сейчас поздно выбирать нового. Об этом мы подумаем после окончания Лета. А пока я принял на себя его обязанности.
Не похоже, чтобы он был очень огорчен смертью брата, подумал Артем. Или здесь вообще не принято горевать о близких?
На пороге дома появилась Надежда. Прикрывая глаза от дневного света тыльной стороной ладони, она сказала:
– Дядя, побудь там немного. Я устала.
Провожаемая безмятежными взглядами толпы, она спустилась с холма и уселась среди высокой травы. Артем последовал за ней, но остановился немного в стороне, как бы не решаясь к ней приблизиться.
– Все случилось именно так, как я и предсказывала, – бесцветным голосом сказала она, не оборачиваясь. – Скоро мы отправимся в путь. Отцовский саркофаг и весь запас холода теперь принадлежит мне.
– Ты говорила с отцом после того, как мы расстались?
– Да.
– И что же?
– Он отказал мне.
– Значит…
– Значит, если бы он не умер, мы никуда бы не поехали. Тут ты прав, чужеродец.
Молчание надолго повисло в воздухе. Артем переминался с ноги на ногу, не зная даже, что и сказать. Уж очень странными и зловещими выглядели последние события.
– Я буду ждать тебя возле машины, – сказал он наконец. – Взгляни, она видна отсюда… Ты, наверное, будешь участвовать в похоронах отца?
– Нет. Я уже простилась с ним. Но мне еще нужно закончить кое-какие дела:
– Постарайся не задерживаться. Нам еще предстоит запастись водой и пищей.
– Все это можно сделать по дороге. – Она встала и сделала несколько шагов по направлению к дому. – Постарайся найти попутчиков. Вдвоем нам придется трудно.
Артем проводил Надежду до вершины холма, но в дом не вошел. На пороге его ожидал Тарвад, уже облаченный в одежду судьи.
– Итак, ничто теперь не мешает тебе пуститься в дорогу, чужеродец. – Казалось, что вместе с новой одеждой он надел на себя и новую личину, бесстрастную и высокомерную.
– Похоже на это.
– Тогда не задерживайся.
– Не надо меня гнать. Я и сам тороплюсь. Но уйду отсюда, только завершив все приготовления.
– Несчастья наши проистекают от нашей же доброты. – Глаза Тарвада сузились. – Вместо того, чтобы гнать чужеродцев прочь, мы даем им приют. И наше добро потом оборачивается горем. Пойми, нам от вас ничего не нужно – ни вашей помощи, ни ваших невразумительных знаний. Никто не покидает свой дом по собственной воле. Одних из вас гонит враг. Других – нечистая совесть. Третьих – алчность или гордыня. А вслед за вами всегда приходит беда… Не знаю, что гонит тебя, но за твоими плечами стоит неведомое зло. Жаль, что я не сразу это понял. Все, к чему прикасались твои руки, осквернено. Эти вещи будут притягивать к себе несчастья даже после того, как исчезнет память о тебе… Не знаю, кому ты служишь или кому ты не угодил… Кроме нашего народа, кроме всяких чужеродцев, кроме черепах и зверей, живущих в дальних странах, в мире существуют также великие и страшные силы, от которых ничего нельзя скрыть. Спастись можно только непротивлением и смирением. До сих пор нам удавалось не навлекать на себя их гнев. До сих пор… С виду ты почти не отличаешься от нас, но внутри совсем другой. И враги у тебя другие. К своим мы уже привыкли. Судья Марвин сделал ошибку, не отпустив тебя раньше, не отмежевавшись от тебя. Зло, направленное совсем в другую цель, задело и его. Чует моя душа, что к смерти брата причастен и ты.
– С каких это пор в Стране Забвения чья-либо смерть стала поводом к поискам виновного? – Неприкрытая враждебность Тарвада не на шутку уязвила Артема.
– Умер судья. Он последний ложится в саркофаг и первым встает из него. Он поддерживает твердость духа. Он обязан дать ответ на любой вопрос. Все верят в его справедливость и искушенность. В преддверье Лета его смерть – плохое предзнаменование.
– Повторяю, я не собираюсь задерживаться здесь. Но разреши мне обратиться к этим людям. Возможно, кто-то из тех, кому не хватило места в саркофаге, согласится стать моим спутником.
– Можешь говорить. Я не имею права запретить тебе это.
Сдержанно кивнув в знак благодарности, Артем повернулся лицом к толпе и заговорил, невольно разрушая торжественную печаль момента.
– Люди Страны Забвения! Многие из вас знают меня. В Убежище я ремонтировал саркофаги и следил за работой машин холода. Я делал это прилежно, что может подтвердить стоящий рядом Тарвад, новый судья. Обреченный, как и все чужеродцы, на смерть, я отправляюсь нынче в дальний путь на машине, построенной вашими предками. Она движется во много раз быстрее человека. На ней я собираюсь достичь таких мест, где Лето теряет свою испепеляющую силу. Дочь покойного судьи Марвина согласилась сопровождать меня. Но в машине еще достаточно места. Я могу взять с собой любого желающего – старика, ребенку, калеку. Решайте быстрее.
Никто не прервал его речь. Никто не возмутился и даже не поморщился, хотя говорить такое – а тем более, говорить громко – рядом с домом, который посетила смерть, было почти кощунством. Все, сказанное Артемом, оказалось пустопорожней болтовней, напрасным сотрясением воздуха – и это ясно читалось на лицах присутствующих. Зачем смущать душу, внимая безрассудным речам какого-то чужеродца? Мало ли всяких безумцев и сумасбродов шатается в преддверии Лета по этой обреченной земле!
Сжав зубы, Артем ждал. Он уже потерял всякую надежду найти спутника, когда из толпы выступила вперед седая женщина, почти старуха. Люди Страны Забвения редко доживали до таких лет. Предстоящее Лето, судя по всему, должно было стать последним в ее жизни. Она тащила за руку верзилу, ростом и шириной плеч резко отличавшегося от всех здесь присутствующих. Было что-то неестественное в облике этого великана – казалось, его наспех сшили из членов и органов, принадлежавших совсем другим существам. Лишь голова, да, пожалуй, еще ноги, несколько коротковатые для такого могучего торса, безусловно являлись его собственностью с момента рождения. Бочкообразная грудь была скорее грудью гориллы, а не человека. Узловатые руки напоминали древесные корневища. Смотрел гигант хмуро, исподлобья, как ребенок, которого принуждают сделать что-то помимо его воли.
– Иди! – сказала старуха, выталкивая его вперед. – Ну иди же! Иди к этому человеку!
– Вот и нашелся спутник для тебя, – в голосе Тарвада послышалась плохо скрываемая издевка. – Кому, как не калеке, искать спасение в неведомых землях.
– Ничего себе калека! – невольно вырвалось у Артема.
– Любой, кто не может спастись в саркофаге, считается калекой. А он в саркофаге просто не поместится.
– Как же он тогда пережил прошлое Лето?
– Он пропал еще ребенком. А вернулся совсем недавно. Уже вот в таком обличье. Мать узнала его по родинке на шее. Говорить он не может или не хочет, но, кажется, все понимает.
– Интересно… – задумчиво сказал Артем. – Где же он мог отсидеться?
– Вот и спроси его об этом. – Тарвад круто повернулся и, не прощаясь, двинулся к дому.
– Ты пойдешь со мной? – спросил Артем у калеки.
Тот подумал немного, оглянулся на седую женщину и кивнул головой.
– И будешь выполнять все, что я прикажу?
На этот раз он думал куда дольше, но все же опять кивнул.
– Тогда попрощайся с родными, возьми все необходимое и приходи вон туда. – Артем указал на едва заметного отсюда железного таракана, притаившегося среди пышной степной зелени. – Если найдешь какое-нибудь оружие: лом, длинный нож, кувалду – обязательно возьми с собой. Договорились?
На этот раз кивок последовал незамедлительно.
Прежде чем вернуться к вездеходу, Артем заскочил на минуту в хибарку, служившую ему приютом в последнее время, и собрал свое скудное имущество: кое-что из одежды, нож местной работы, несколько глиняных плошек и баклагу для воды. Неприхотливости он научился у жителей Страны Забвенья – зачем копить то, что в любой момент может обратиться в золу?
Забросив за спину тощий мешок, он зашагал к вездеходу и уже издали заметил, что возле его правой передней лапы кто-то сидит. Это не мог быть калека, а тем более Надежда. На всякий случай Артем переложил нож из мешка в рукав. Люди Страны Забвения от природы были неспособны к насилию, но ведь кто-то уже убил судью.
Существо, сидевшее возле вездехода, можно было отнести к роду человеческому, рассеянному по бесчисленным мирам Тропы, хотя и с некоторой натяжкой. Чем-то он напоминал злого колдуна арабских сказок – выдубленная, смуглая до черноты кожа, кривой, да вдобавок еще крючковатый нос, резкие глубокие морщины вдоль и поперек лица. Но самыми приметными, чтобы не сказать больше, были его глаза. В зависимости от того, чем был занят их владелец, они странным образом меняли свой вид – то буквально загораясь огнем, то превращаясь в мутные, ничего не отражающие бельма. По крайней мере, зеркалом души назвать их было нельзя.
Человек этот (несомненно, чужеродец) был демонстративно, вызывающе уродлив, но при более внимательном рассмотрении его уродство казалось величественным и притягательным – так, должно быть, выглядели когда-то каменные изваяния древних кровожадных богов.
– Приветствую тебя, приятель, – проникновенно сказал он.
– Никогда не имел здесь приятелей, – не очень дружелюбно ответил Артем. – Но все равно: привет тебе.
– Я назвал тебя так потому, что мы оба здесь чужие. А это нас больше соединяет, чем разъединяет.
– Пусть будет так. Но что ты здесь делаешь, приятель? – Артем подозрительно покосился на кабину вездехода. – Вокруг есть куда более приятные места для отдыха.
– Я ждал тебя. – Чужеродец встал. Под его просторной одеждой, похожей одновременно и на рубище нищего и на плащ бродячего рыцаря, могло скрываться любое оружие. – Ведь ты, кажется, собираешься пуститься в опасное путешествие и нуждаешься в попутчиках?
– И откуда тебе это стало известно?
– Слухи дошли.
– Слухи? – Артем взглядом измерил расстояние от дома судьи до вездехода. В толпе чужеродца не было, это он помнил точно. – Не думал, что слухи здесь распространяются с такой быстротой. Я едва рот успел закрыть, а слухи о сказанном мной уже дошли до тебя.
– Накануне я случайно услышал рассказ брата судьи о твоем разговоре с Марвином. Он отказал тебе, не так ли? А сегодня на рассвете я заметил это странное устройство, – он похлопал ладонью по лапе вездехода, – и подумал: может быть, что-то изменилось?
– Тебе известно, что судья умер?
– Известно.
– Откуда?
– Об этом говорили проходившие мимо люди. Очевидно, они спешили проститься с судьей.
– Допустим, я возьму тебя с собой. А что ты умеешь делать? – Артем не спускал глаз с длинной и узкой, хорошо ухоженной ладони незнакомца, на которой отсутствовали всякие признаки мозолей.
– Ничего, – спокойно ответил тот.
– Вообще ничего?
– Я умею есть, пить, размышлять, развлекаться, вести умные беседы.
– И это все? – изумился Артем.
– В среде моих соплеменников не принято заниматься чем-то более утомительным, нежели пиры и беседы. Конечно, мы знаем толк в воинском искусстве и неплохо разбираемся во всем, что касается врачевания человеческого тела. Все соседние народы закармливают и задаривают нас из одного только чувства суеверного страха.
– А не проще было бы вас всех уничтожить? Зачем зря кормить трутней?
– Нет, не проще, – задумчиво сказал чужеродец. – Совсем не проще.
– Но такая жизнь может в конце концов опротиветь.
– Это одна из причин, по которой я оказался здесь.
– Значит, ты полагаешь, что в дороге я тоже буду кормить, развлекать и задаривать тебя?
– Кое на что я могу сгодиться. Не испытывая особых склонностей ни к труду, ни к торговле, мои родичи, тем не менее, очень быстро приобретают любые навыки. Насколько я понимаю, нам придется очень долго ехать без остановки. Когда ты будешь отдыхать, я заменю тебя. Кроме того, ты всегда можешь получить от меня дельный совет. В жизни я успел немало побродить по свету.
– В каком же направлении ты предлагаешь ехать? Предупреждаю, у меня самого еще нет определенного плана.
– Простейшая логика подсказывает, что надо ехать вслед за черепахами. Только во много раз быстрее их.
– Совет неглупый. И я придерживаюсь того же мнения. Тебе что-нибудь известно о стране, из которой приходят черепахи?
– Абсолютно ничего.
– Разве ты пришел не с той стороны? – Артем деланно удивился.
– Совсем не оттуда.
– Значит, с той? – Артем указал в направлении холмов, из-за которых надвигалось огнедышащее Лето.
– И не с той. Что ты вообще имеешь в виду, приятель, тыкая руками в разные стороны? Здесь нет никаких раз и навсегда определенных направлений. Только очень немногие из известных мне людей, к числу которых ты, безусловно, не относишься, способны отыскать нужный путь. Ты можешь прямо сейчас двинуться навстречу Лету, а оказаться в конце концов на берегу замерзающего океана или в благоухающем саду. Ты полагаешься на логику, а здесь важнее интуиция…
– Которой ты, несомненно, наделен?
– Не в меньшей мере, чем все мои сородичи.
– Хорошо. Я беру тебя с собой. Только дождемся, пока соберутся все остальные.
Калека прибежал бегом. Был он почему-то бос, при себе не имел даже плошки, зато под мышкой держал что-то длинное и узкое, завернутое в рогожу.
– Что это? Оружие? – с интересом спросил Артем. – Дай-ка посмотреть.
Калека доверчиво протянул ему сверток, и Артем осторожно развернул пахнущую плесенью рогожу. Перед его глазами во всей красе предстал метровой длины клинок – обоюдоострый и прекрасно уравновешенный. Синюю сталь сплошь покрывали травленые узоры – не то фантастические цветы, не то неведомые письмена. Кованая гарда полностью прикрывала кисть руки и была снабжена гребенкой острых шипов. Ничего подобного в Стране Забвения Артему раньше не приходилось видеть. Этот клинок представлял собой конечную стадию эволюции холодного оружия.
Однако было в нем и что-то такое, что привело Артема в некоторое недоумение. Клинок был совершенно лишен гибкости, на лезвии отсутствовали какие-либо следы точила, да и весил он чересчур много для обычной стали. Однако это был не муляж и не парадное, церемониальное оружие. Чувствовалось, что на такой клинок можно положиться в самом жарком бою.
К такому бы оружию да еще умелую руку, подумал Артем. Зачем такая вещь калеке? Как она ему досталась? А впрочем?.. Надо проверить… Что-то здесь, чувствую, не так…
Без всякого предупреждения Артем швырнул клинок калеке – швырнул сильно и намеренно неловко, так, что тот сверкающим колесом закувыркался в воздухе. Любой здравомыслящий человек попытался бы увернуться от этой летящей смерти. Калека же сделал несколько быстрых шагов навстречу клинку, молниеносно выбросил вперед правую руку, и его пальцы точно вошли в полушарие гарды, сомкнувшись на рукоятке. Тут же, без всякого промедления, последовал стремительный выпад – взвизгнул распарываемый сталью воздух, обильно брызнул зеленый сок, и добрая охапка травы с тихим шорохом легла на землю. У Артема создалось впечатление, что этот лихой удар не имел целью испытать качество клинка или свою собственную сноровку, а был предназначен конкретному врагу, пусть и возникшему только в сознании калеки.
– Я бы не рискнул стоять так близко от этого рубаки, – сказал чужеродец, помаргивая своими бельмами. – Иначе наше путешествие может закончиться, еще не начавшись.
Однако калека с растерянным видом уже протягивал клинок Артему.
1 2 3 4 5