Рассказы и повести –


«Андронова Л. По велению Грома: Авторский сборник»: Азбукаклассика; 2004
ISBN 5352011623

Лора АНДРОНОВА
ИГРА

I'm loosing on the swings,
I'm loosing on the roundabouts.
Marillion

* * *

— Следующий! — протянул равнодушный голос, и бесконечная очередь продвинулась еще на шаг вперед.
Ив переместилась вместе со всеми и оказалась на нижней ступеньке лестницы, ведущей в небольшую овальную комнату, посредине которой возвышался массивный стол о трех тумбовидных ногах. За столом восседал немолодой мужчина с продолговатым породистым лицом, обрамленным тугими локонами лилового парика. Немного поодаль парило плотное облако, в глубине которого загорались и гасли красные искорки. Длинные ножкищупальца, тянувшиеся из середины призрачного тельца, делали его похожим на летучую медузу.
— Следующий! — повторил мужчина, не отрывая взора от бумаг, которыми был завален стол. В его монотонном голосе послышались нетерпеливые нотки.
От очереди отделился согбенный седоволосый негр и подошел к столу.
— Имя?
— Джон Хопкинс, — прошелестело облако.
— Пол?
— Мужской.
— Возраст?
— Восемьдесят семь местных.
— Слишком стар. Следующий!
Старик медленно растаял в воздухе, а его место занял бледный юноша скандинавского вида.
— Имя?
— Ольгерд Хансен.
— Пол?
— Мужской.
— Возраст?
— Девятнадцать местных.
— Отлично!
— Боюсь, что нет, — заколыхалось облако. — Врожденный порок сердца. Может не выдержать.
— Да. Брак. Следующий. Следующим в очереди стояло странное толстенькое существо с пушистым заячьими ушами. Существо сопело и затравленно озиралось.
— Имя? — снова завертелась бюрократическая мельница.
— Ииххну ЙонкЙосс.
— Пол?
— Средний.
Лицо человека в лиловом парике страдальчески искривилось. С видом великомученика он поднял голову и неодобрительно воззрился на длинноухого Ииххну.
— Кто это?
Облако весело заискрилось.
— Импус степной, обыкновенный. Отличается умом и кротостью нрава.
— Очень хорошо. Долой импуса степного, обыкновенного. Отличающегося умом и кротостью нрава. Сегодня день людей. Следующий.
Черноволосая девочка, стоявшая прямо перед Ив сделала шаг вперед.
— Имя?
— Тереза Петруччи.
Мужчина сверился с бумагами, лежавшими на столе.
— Согласно Высокому Договору сто три дробь пять семейство Петруччи не подлежит Отбору. Следующий.
Ив приблизилась к столу.
— Имя?
— Ив Веласке.
— Пол?
— Женский.
— Возраст?
— Двадцать пять местных.
— Здоровье?
— В полном порядке.
Восседающий за столом важно поправил парик и смерил Ив тяжелым взглядом.
— Противопоказания?
— Отсутствуют.
— Что со стихиями?
Облако засучило ножками и разразилось длинной тирадой на незнакомом Ив языке. Мужчина вздохнул и снова поправил парик.
— Ладно, время на исходе, — он извлек из недр стола небольшой предмет, завернутый в пеструю упаковочную бумагу, и протянул его Ив.
— Это Инструмент Перехода. Выдается вам на время Игры, — внятно и раздельно произнес он, — Обращаться попрошу с осторожностью. Любые повреждения, преднамеренные или случайные, согласно пункту тридцать четыре «Приложений», относятся на ваш счет с последующей компенсацией. В случае утери Инструмента к вам будет применена статья номер семьдесят восемь «О небрежном обращении с редкими (уникальными) вещами, повлекшим за собой кражу, необратимую поломку или исчезновение оных». Все понятно?
Ив деревянно кивнула. Мужчина откашлялся и встал.
— Быть по сему. Ив Веласке принята в Игру. Все свободны, — в его руках оказался небольшой молоточек и медный гонг, — выбор сделан.
С этими словами он с силой ударил молоточком о гонг. Раздался протяжный низкий звон, стены зашатались и начали с грохотом обрушиваться. Ив вздрогнула и проснулась.

* * *

В комнате было почти темно, только тусклые отблески уличного фонаря едваедва освещали забитый книгами старинный шкаф с резными дубовыми панелями. Ив лежала на диване, до подбородка закутавшись в теплый коричневый плед, и вяло разглядывала потолок. Потолок был серый, потрескавшийся, в бугристых пятнах старых потеков. Коегде штукатурка обвалилась полностью, обнажив кирпич и фрагменты могучих деревянных перекрытий. Равнодушно зевнув, Ив перевела взгляд вниз. Навощенный, блестящий паркетный пол, так резко контрастирующий с полуразрушенным потолком, покрывал почти сплошной слой бумажных листков. В основном тут были распечатки какихто немецких и французских текстов, но коегде мелькали зеленоватые тетрадные страницы, исписанные ее собственным узким почерком. «Leiser Tanz unsichtbarer Schatten…», — невольно прочитала она и вздохнула.
Всю свою сознательную жизнь Ив сочиняла стихи. Когда она была маленькой девочкой с золотыми косичками, ее неуклюжие творения восхищали окружающих.
— Какая талантливая кроха, — ворковала очередная слезливо настроенная дамочка, — Поэтесса растет.
Но чем взрослее становилась Ив, тем большее неодобрение вызывало ее увлечение стихосложением.
— Это не профессия! Не профессия! — кричал отец, — Кому нужны твои сонеты?
Устав противится всеобщему давлению, Ив поступила в университет и через пять лет вышла из его стен дипломированным специалистом по немецкому языку и литературе. Но попрежнему стоило ей погрузиться в себя, как тут же вокруг нее начинали виться ритмичные фразы, то жесткие, то — нежнозадумчивые. Фразы настойчиво сплетались в призывно и чарующе звенящие цепочки, требующие немедленно, безотлагательно перенести себя на бумагу. Коллеги и знакомые считали Ив особой со странностями — мгновение назад оживленно болтавшая девушка могла вдруг резко замолчать и, беззвучно шевеля губами, впериться в пространство отсутвующим взором. Впрочем, оживленно болтала она довольно редко, предпочитая скорее слушать, нежели говорить.
Обитала Ив в мансарде одного из домов старого города, доставшейся ей в наследство от троюродной бабушки.
— Там очень хорошо сочиняется, — объясняла Ив родителям, — витает дух старины.
Однако, проживание в мансарде, казавшееся ей поначалу столь романтичным, на поверку оказалось довольно тягостным: осенью протекала крыша, зимой приходилось покупать дрова и топить коптящую буржуйку, весной почемуто начинали плесневеть стены. Летом было почти хорошо, если не считать многочисленных тараканов, набегавших неведомо откуда.
С работой тоже не было все в порядке. Поначалу в школе, куда Ив попала по распределению, ее встретили радостно:
— Милочка! Вы к нам очень вовремя! Очень! — восклицала представительная директриса, — Подрастающее поколение именно сейчас, на пороге широчайших возможностей, начинает придавать огромное значение иностранным языкам! Они тянутся! Тянутся к знанию!
Ив имела глупость поверить директрисе, однако, первые же уроки расставили все по своим местам. Подрастающему поколению не было никакого дела ни до диалогов веселых берлинцев, ни до зубодробительной немецкой грамматики, ни до загадочного Зюскинда. Здоровенные юнцы и юницы шумно переговаривались, перебрасывались записками, хохотали и даже пытались слушать радио, предполагая, что молодая учительница едва ли сможет им помешать. На перемене к Ив подошел широплечий подросток, значившися в журнале как Виталий Чирский и, покровительственно глядя на нее сверху вниз, посоветовал:
— Вы бы это. Того. С немецкимто. Фашистский язык ведь. Кто ж его учитьто будет?
— Все будут, — хмуро ответила Ив, хотя и испытывала по этому поводу определенные сомнения.
— Я вот вам что скажу. Некогда мне такой ерундой заниматься, как на ваши уроки ходить, — он вынул из кармана смятую пятерку и бросил ее на стол, — Это вам. Чтобы не обидно было.
Ив изменилась в лице. Брезгливо подняв бумажку, она разорвала ее на две половинки и демонстративно смахнула в мусорник.
В тот же вечер в школу явилась мамаша Чирского — немного оплывшая крашеная блондинка с тухлым взглядом. Несмотря на раннюю осень, она была облачена в шубу, за длинношерстный рукав которой цеплялся улыбающийся Виталий.
— Неправильно себя ведете, — осуждающе проговорила она вместо приветствия, — талантливым детям надо давать свободу роста.
Ив слегка улыбнулась.
— Хамка! Она смеется! — мгновенно вскипела мамаша, — Молоко на губах не обсохло, а туда же — учить! Своих детей нет, вот на чужих и отыгрывается…
Пламенная, но довольно бессвязная речь лилась еще минут десять. В ней было упомянуто все — бессмысленность изучения немецкого языка, распоясавшиеся учителя, выжимающие из несчастных отроков последние соки, явная некомпетентность некоторых слишком молодых и нахальных педагогов.
— Поживи с мое! Роди! Своих роди! Кровных! А потом воспитывай! А то умная больно!
— Ну что ж, — заметила Ив, — если вы считаете, что лишь возраст и произведение на свет потомства делает когото умнее, то вам стоит попробовать набраться мудрости у свиноматки.
На несколько мгновений Чирская потеряла дар речи. Потом ее лицо побагровело.
— Да ты знаешь, с кем говоришь?! Я до директора дойду! Я до министра дойду!
Ив пожала плечами. На следующий день ей предложили покинуть школу по собственному желанию.
Неделю Ив лежала на диване, завернувшись в плед, попеременно то читая произведения малоизвестных авторов эпохи Ренессанса, то сочиняя длинную лирическую поэму. Два раза она неохотно покидала мансарду и брела в ближайшее кафе — просмотреть газеты, столбцы объявлений. На третий раз, среди бесконечных «Требуются активные люди на высокооплачиваему интересную работу в сфере торговли» Ив попалось нечто подходящее. Хозяин сети спортивных клубов и магазинов искал переводчика инструкций тренажеров немецкого производства.
— Работы много, — строго заявил он при встрече, — оплата сдельная. Деньги небольшие. Но честные.
— Переводить буду на дому, — в тон ему ответила Ив, — Возражения?
— Не имею. Если что, то я — Бергер.
На том и порешили.
Сотрудничество с фирмой Бергера Ив полностью устраивало. Переводов, вопреки уверениям сурового спортсмена, оказалось мало, а весьма приличную зарплату выдавали в срок. Жизнь стала размеренной, скучноватой и удивительно спокойной.

* * *

Громко вздохнув и потянувшись, Ив решила встать и выпить кофе. Уже несколько дней ее одолевала апатия — удачно начатая поэма давно стояла на месте. Строки не складывались, рифмы расползались, ходы казались безнадежно банальными и избитыми.
— Музу бы, — вслух произнесла Ив и, вместо того, чтобы встать, еще глубже зарылась в оделяло, — хоть самую завалящую. На хромом Пегасе.
— Даже черт с ним, с Пегасом, — продолжила она минуту спустя, — Можно и на облезлом ослике.
Ив с ненавистью посмотрела на шкаф. Стоящее на первом плане многотомное собрание сочинений Стендаля вызывало у нее глухое раздражение.
— Вот ведь. Небось, у него всегда над плечом парило не меньше двух отборнейших вдохновительниц. А у меня…
Она снова покосилась на мерцающие золотом книжные корешки.
— Что, хорошо быть признанным гением? — расстроенно пробормотала она и запустила в шкаф подушкой.
Шкаф солидно молчал.
— Закопаю на пустыре, — невнятно пообещала Ив.
— Поосторожнее, пожалуйста, — прозвучал вдруг откудато сверху ворчливый голос.
Ив опешила. В первую минуту ей показалось, что сам Стендаль соизволил возразить ей из своей небесной обители.
— Не видно ни зги, — снова буркнул ктото, — открывай давай.
Воздух в комнате мелко задрожал и поплыл. Предметы потеряли четкость очертаний, поглощенные невесть откуда взявшейся блеклой мутью.
— А она нас не заметит? — донесся из тумана все тот же голос.
— Говорю же — она в полном ступоре. Любое разумное существо после Отбора впадает в состояние, больше всего похожее на глубокий обморок, — ответил ворчливому жалобный мальчишеский фальцет, — Помнишь Корнелиуса? — говорящий тоненько хихикнул
— Это такой… Бородавчатый?
— Он самый. Лет этак тридцать назад он целый трактат об этом феномене нацарапал. Опыты учинял.
— Как — опыты?
— А вот так. Находил побывавших на Отборе и проверял их на восприимчивость ко внешним раздражителям. То есть тыкал в них иглами, резал ножами, щипал щипцами. Дубиной тоже охаживал.
— Ну и мерзавец, — обладатель более низкого голоса даже закашлялся от возмущения, — гнида поганая. И ему все так с рук и сходило?
— До поры до времени. Однажды в самый интересный момент — Корнелиус как раз прижигал очередного несчастного каленым железом — его за этим делом застукало семейство пытуемого. С тех пор наш исследователь хромает на обе ноги и слегка заикается.
— И магия не помогла?
— Какая там магия! После хорошего удара стулом по голове память на заклинания отшибает напрочь.
Съежившаяся на дивание Ив вздрогнула. Ей очень хотелось надеяться, что невидимые собеседники не будут проверять ее на восприимчивость к внешним раздражителям. Тем временем муть начала постепенно рассеиваться.
— Эрихс, смотри! Она! — восторженно пропищали прямо у Ив над ухом, — Что скажешь? Как она тебе?
— Да не разобрать пока. Лежит себе как куль с сахаром. Признаков жизни не подает, — недовольно ответил второй голос.
В этот момент мгла исчезла окончательно. Напротив Ив, на захламленном письменном столе, сидел совершенно незнакомый ей коренастый субъект. Он был облачен в красный свитер, подчеркивающий объемистый живот, и узкие клетчатые брючки. Румяное благообразное лицо незнакомца обрамляла пегая борода, что делало его похожим на доброго батюшку. Подперев подбородок рукой, он смотрел на Ив так, как смотрит лошадиный барышник на случайно забредшего к нему мустанга. Осторожность в его взоре боролась с жаждой легкой наживы.
— Непонятный экземпляр, — промолвил он, — а ты что думаешь, Христен?
От стены отделился второй незнакомец и подошел поближе, извлекая изза пазухи большой бублик с маком. Ив изумленно заморгала. Таинственные гости были похожи, как две капли воды, даже клеточки на брюках совпадали в точности. Однако, перепутать их было совершенно невозможно: ворчливый Эрихс был бодр, подтянут и деловит. Христен же имел вид типичного растяпы — незавязанные ботиночные шнурки волочились за ним по полу, свитер пузырился на локтях, на круглой физиономии виднелись следы чегото красного и липкого. Даже живот, похожий у его близнеца на крепкий арбуз, свисал у Христена уныло и безвольно, как мешок с песком. Ив замерла, боясь пошевелиться.
— Молодая, вроде бы, здоровая.
— Конечно, здоровая, идиот! Дефективных в Игру не принимают.
Христен обиженно заломил брови и тоже забрался на стол. Только сейчас Ив заметила, что роста близнецы были совсем небольшого — их макушки едваедва дотянулись бы ей до плеча.
— Ну, Эрихс.., — вид у него был такой, будто он вотвот расплачется, — вечно ты…
Не отрывая оценивающего взгляда от Ив, Эрихс утешительно потрепал брата по плечу и невнятно пробормотал:
— Ставить за или против — вот в чем вопрос.
Христен поерзал на месте и вонзил длинные желтоватые зубы в бублик.
— Страшновато. А ну как проиграем? Что тогда?
— Да уж понятно что. Узнает матушка — сперва оплеух навешает, потом, распалившись, еще и скалкой добавит. Или кочергой.
— И все? — с надеждой спросил Христен.
— Рассчитываешь легко отделаться? Напрасно. Скорее всего, после такого провала, нам выдадут мешок с провизией дня на два и пинками выставят за дверь.
Он строго посмотрел на брата. Тот испуганно жевал бублик.
— А может?…
— Нет. Мы уже все решили, — голос Эрихса был тверд, как выдержанный на морозе кусок масла, — Второй такой шанс может не выпасть. И вообще, я совершенно не понимаю, чего ты так волнуешься? Ты у нас маг, талант, с голоду не помрешь. Прибьешься к какомунибудь балагану, фокусы будешь показывать. Или в шуты придворные подашься.
Глаза Христена округлились от возмущения.
— Это ято? В придворные шуты? В балаган? — пронзительно выкрикнул он, — Я, окончивший единственную в этом дрянном мире Академию Высокого Волшебства? Я, которому Гульден Всемогущий руку пожимал? За успехи в учебе хвалил?
— Хорошохорошо. Тебя попросят занять должность Хранителя Большой Волшебной Папахи Горных Князей. Сам Горный Князь и попросит. Лично.
Несколько минут Эрихс молчал, иронично поглядывая на алеющие в полутьме уши брата. Потом перевел взгляд на неподвижно лежащую Ив и снова посерьёзнел.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Игра'


1 2