Андрей из Архангельска
«Мир приключений»: Детская литература; Москва; 1987
Аннотация
Из семисот с лишним видов коллекционирования филателия несравненно популярнее и распространеннее всех остальных, быть может, даже вместе взятых. Задуманная как знак почтовой оплаты, марка стала всеобщей любимицей, предметом увлечения сотен миллионов людей. О почтовой марке, как об одном из удивительных изобретений, чья судьба сложилась неожиданно даже для её создателей, я и хочу рассказать.
Михаил Шпагин
Почтовый феномен
Когда повезёт побывать у моря, мы не только купаемся, загораем, но и находим время собрать горстку обточенных волнами камушков. Зачем? Да просто так, ради забавы. Некоторые потом увозят гальку домой — на память. Это, конечно, ещё не коллекционирование, но уже бессознательные подступы к нему. Кстати, вполне возможно, что коллекционирование началось именно с камушков — их, аккуратно собранные и сложенные, находили при раскопках стоянок древнего человека.
Что ещё собирали наши далёкие предки? Раковины, кости, во множестве встречающиеся в известняке окаменелости — остатки давно вымершей фауны…
А что собирают сейчас?
Ответить на этот вопрос, пожалуй, даже труднее. Автографы, бабочек, виньетки, грампластинки, древние рукописи… Перечисление можно смело начать в порядке алфавита и продолжить с любой буквы. Не верите? Пожалуйста, начнём хотя бы с буквы «о»: открытки; а потом — пословицы и поговорки, растения, самовары, трубки… Современные коллекционеры ведут поиск в семистах с лишним направлениях — цифра куда большая, чем число букв в алфавите!
Из семисот с лишним видов коллекционирования филателия несравненно популярнее и распространеннее всех остальных, быть может, даже вместе взятых. Задуманная как знак почтовой оплаты, марка стала всеобщей любимицей, предметом увлечения сотен миллионов людей. О почтовой марке, как об одном из удивительных изобретений, чья судьба сложилась неожиданно даже для её создателей, я и хочу рассказать. А эпиграфом к рассказу пусть будут слова известного советского полярника и увлечённого филателиста Эрнста Теодоровича Кренкеля:
Появление марки является логическим этапом в развитии всей культуры человечества… Потребовались многие века на создание политических и социально-экономических предпосылок, письменность, грамотность, бумага, транспорт, прежде чем появилась почтовая марка.
Спорный титул или кто изобрёл марку
Член парламента Смит твёрдо усвоил, что государственный деятель должен уметь давать вещам не только точную, но и лаконичную оценку. Правда, на этот раз она соскользнула с языка сама собой. Что за хаос царит на королевской почте — всем известно. Но бороться с ним с помощью марок, этих маленьких картинок, которые предлагает Роуленд Хилл, — бессмысленно. Видно, сельский учитель, чьё дело — готовить детей к взрослой жизни, сам впал в детство, раз считает, что какие-то «кусочки бумаги, достаточные для того, чтобы на них поставить почтовый штемпель, и покрытые с одной стороны клеем, дающим возможность после увлажнения прикрепить их к письму», смогут совершить то, что не под силу даже парламенту. Смит высказал свою точку зрения не задумываясь: «Абсурд».
И тем самым обеспечил место (не самое почётное) своему имени в истории почты. Ещё бы! Вопреки безапелляционному приговору британского парламентария, с 1840 по 1973 год все страны мира, вместе взятые, выпустили четверть миллиарда марок; к двухтысячному году это число, возможно, возрастёт почти вдвое.
Как видите, Роуленд Хилл оказался более чем прав. Что там королевская почта — прав во всемирном масштабе! Молва нарекла его «отцом почтовой марки», а сам он заслужил благодарную память многих поколений потомков, по сравнению с которой такие почести, как орден Бани, титул баронета, место в палате лордов, назначение королевским генерал-почтмейстером и даже памятник против здания Лондонской биржи, кажутся незначительными.
С титулом, дарованным королевой, у сэра Роуленда Хилла обошлось без сложностей. А вот с титулом отца почтовой марки они были. Первым начал его оспаривать Джеймс Чалмерс из небольшого английского городка Данди — издатель, книготорговец и редактор местной газеты. Он ещё в 1834 году пришёл к идее создания марок. Сначала изобретатель представлял их себе в виде удостоверявших взыскание стоимости пересылки письма круглых бумажных наклеек. Интересно, что уже первые образцы Чалмерс догадался погасить штемпелем. Когда марки, наконец, увидят свет, те из них, что использованы, почтовые работники будут перечёркивать крест-накрест пером, не сразу поняв, что штемпель и привычнее и удобнее.
Сотрудникам, друзьям и деловым людям города Данди эскизы наклеек понравились. Ободрённый, Чалмерс послал их в Лондон, в Генеральное почтовое управление. Но безрезультатно. В 1838 году Чалмерс печатает в типографии новые образцы марок и отправляет их с пояснениями в парламентскую комиссию по почтовым реформам и Торговый комитет. Несколько этих марок сохранилось до наших дней в Кенсингтонском музее. Они уже четырехугольной, то есть, самой распространённой сейчас, удобной формы. На одной из марок силуэт королевы — явное сходство с проектом Хилла.
На этот раз идея получила поддержку. Но перед парламентариями оказалось две программы преобразования почты. Та, что предложена Роулендом Хиллом, была разработана детальнее. Она и ложится в основу принятого в 1839 году «Закона о почтовой реформе». Чалмерс же остаётся в стороне.
Ещё один претендент на титул отца почтовой марки появился, когда ей исполнилось 18 лет, и она, по теперешним понятиям, отпраздновала своё совершеннолетие. Именно в это время словенец Ловренц Кошир опубликовал брошюру. В ней он рассказывал, что ещё в 1836 году предложил австро-венгерскому правительству проект реформы почтового дела, в котором была предусмотрена и «почтовая марка для письма». Увы, придворная палата его императорского величества Фердинанда I отклонила предложения безвестного чиновника. Но ещё до того Кошир поделился своими соображениями с одним английским торговым агентом, и идея «уплыла» в Лондон.
Роуленд Хилл энергично отстаивал собственный приоритет в спорах с Патриком Чалмерсом — сыном и ближайшим свидетелем работы Джеймса над созданием марки. Главным козырем с обеих сторон, как и следовало ожидать, оказалось изображение королевы, которое было в проектах выпущенных и не утверждённых марок. Что же до Ловренца Кошира, то, по словам современников, на его обвинения Хилл никак не реагировал. И это даёт повод некоторым исследователям предположить, что он мог быть знаком с идеями скромного помощника почтового счетовода.
А как обстоит дело, если от домыслов обратиться только к фактам? То, что Чалмерс создал марки, подтверждают сохранившиеся до наших дней документы, в том числе свидетельства жителей Данди, письма государственных деятелей того времени и, наконец, хранящиеся в Кенсингтонском музее образцы. Для проверки версии Кошира была создана специальная комиссия. Выяснилось, что в 1836 году австро-венгерское правительство действительно поступило недальновидно. Надо сказать, что высокопоставленные чиновники осознали это с большим опозданием: предложения Кошира использовали лишь в 1850 году, после образования Германо-Австрийского Союза, через десять лет после выхода в свет первой официальной почтовой марки в английском исполнении.
К Роуленду Хиллу идея почтовой марки пришла позднее, чем к Чалмерсу и Коширу. В выпущенной им в 1837 году брошюре «Почтовая реформа, её значение и осуществимость» нет ещё ни слова о марках. Больше того, Хилл буквально нянчился с проектом первой английской марки, скрупулёзно взвешивал каждую деталь и никак не ожидал, что «чёрный пенни» (так её прозвали за цвет и за стоимость) будет пользоваться головокружительным успехом. Главную надежду он возлагал на выпущенные одновременно с марками конверты с обозначением стоимости пересылки корреспонденции. Но рисунок на конверте, выполненный популярным художником Вильямом Малреди, приглашённым специально для этой цели самим министром финансов, публике не понравился.
И все же, когда реформатора британской почты Роуленда Хилла называют «отцом почтовой марки», ошибки нет. Пусть не он её изобрёл, но по справедливому замечанию видных английских филателистов братьев Уильямс, «как бы то ни было, факт остаётся фактом — одних идей недостаточно, чтобы добиться практических результатов, и никто не будет оспаривать приоритет Роуленда Хилла в том, что он первым осуществил свою идею — ввёл в употребление приклеиваемую почтовую марку».
А теперь, когда мы рассудили спор изобретателей, давайте вчитаемся в эпитеты, сопутствующие в цитате слову «марка»: приклеиваемая, почтовая. Значит, существовали и другие, не почтовые марки?
Да, и притом различного назначения: гербовые, налоговые, благотворительные. Все они дожили до наших дней. Правда, теперь уже никто не купит марку в знак уплаты шляпного или обойного налогов, как полагалось в старой Англии.
Марки были, но связать их судьбу с письмами до Чалмерса никто не додумался. Впрочем, исследователи из Греции утверждают, что первые почтовые марки появились в этой стране после 1828 года, когда здесь провели почтовую реформу. Но это из области домыслов, пока не подкреплённых убедительными фактами.
Эпитет «приклеиваемая» тоже не случаен: ведь есть знаки почтовой оплаты без клея — напечатанные на конвертах. Известны и марки-квитанции. Их продавали в Берлине в 1828 году. Отправитель отдавал марку-квитанцию работнику почты вместе с письмом. Тот гасил её календарным штемпелем и возвращал обратно, а весточка отправлялась в путь. Похожие квитанции позднее появились и в Петербурге.
Однако, оказывается, квитанции об оплате почтового сбора применялись в Париже уже в 1653 году! Никакой опечатки в дате нет — с 18 июля этого года здесь действовала организованная откупщиком Ренуаром де Виллайе «Petite poste» — «малая почта».
Мы проследили историю изобретения марки, теперь же давайте спустимся по лестнице времени и посмотрим, чем оно было подготовлено, вызвано к жизни.
По лестнице времени
Конные гонцы — вередарии — мчались из великого Рима по разным дорогам, навстречу солнцу и оставляя его за спиной. Мерили время цокотом копыт и мечтали о чём-нибудь вроде шпор, которые ещё не были изобретены. На станциях их ждали новые лошади с попонами вместо сёдел и всё те же дороги, ведшие к военным лагерям империи. В сумах лежали завёрнутые в холстину восковые таблички с приказом императора. Холщовые обёртки запечатаны с указанием, когда их вскрыть. Все одновременно — и тогда воля Октавиана Августа будет ведома каждому, надо только успеть к сроку вручить таблички военачальникам.
И вередарии успели. В назначенный Цезарем день десятки тысяч беглых рабов-воинов, чьи мечи помогли Октавиану взойти на трон, были арестованы. Часть из них снова стала собственностью хозяев, остальных казнили…
Этот трагический эпизод — яркая иллюстрация одной из характерных особенностей древних почт. Римская почта называлась публичной, но на самом деле была лишь рычагом управления рабовладельческим государством. Прибегать к услугам «Курсус публикус» могли только император и ограниченный круг должностных лиц. Для простых смертных она оставалась практически недоступной. Богачи могли рассчитывать на собственных гонцов, люди победнее — на оказии. «Хотя писание писем и превосходный способ беседовать и поддерживать отношения с далеко живущими друзьями, но, к сожалению, нет возможности доставлять эти письма по назначению», — сетовал Цицерон.
Четырнадцать столетий спустя, в 1464 году, король Людовик XI учреждает во Франции государственную курьерскую почту столь же, если не ещё более недоступную: курьеру, решившемуся прихватить по дороге частное письмо, грозит смертная казнь. Людовик жаждет одного — «узнавать быстро сведения из всех провинций и сообщать по его (то есть короля) усмотрению сведения от себя».
Монополия на скорую информацию обо всём, что происходит в стране, для хитрого, дальновидного монарха дороже денег. Ради неё он забывает, что почта может приносить не только траты, но и доход — ведь за доставку частной корреспонденции люди готовы платить. Однако Людовик XI предпочитает обогащаться иначе — подчиняя феодалов, прибирая к рукам их владения и сокровища.
Лишь в самом конце XIV века французская государственная почта становится общедоступной. Проходит ещё три десятка лет, и кардинал Ришелье добивается запрета на все остальные виды пересылки писем. Правда, руководит им не просто благое желание пополнить королевскую казну. Ришелье — «изобретатель» потаённого «чёрного кабинета», где, начиная с 1628 года, специальные чиновники читали чужие письма, беря на заметку всё, что могло представлять интерес для короля и кардинала. Он, как и Людовик XI, стремится обладать полной информацией о событиях и настроениях в стране и ничем не гнушается ради этого.
На следующей ступеньке лестницы времени — уже знакомый нам Ренуар де Виллайе. Но прежде чем заглянуть к нему, давайте подведём итоги.
Уже в Древнем Риме государственная почта была регулярной.
Спустя приблизительно полтора тысячелетия она стала доступной и для населения.
Появился конверт — письмо, свёрнутое текстом внутрь и запечатанное оттиснутой на сургуче или воске печатью. На сегодняшний не похож, однако уже может сохранить тайну переписки от праздного любопытства (люди Ришелье здесь, конечно, в виду не имеются).
Изобретательный откупщик
Чтобы переслать весточку — на соседнюю улицу или же в другой конец города, — прежде парижане обращались к привратнику или дворнику с просьбой, подкреплённой звонкой монетой. С лета 1653 года обязанности по доставке корреспонденции взяла на себя «малая почта». Каждый, кто хотел воспользоваться ею, мог купить специальную квитанцию — они продавались в разных местах города, в том числе и королевском дворце. Как выглядели эти далёкие предшественницы современных марок, никто точно не знает — вполне вероятно, их розыск теперь уже вообще бесполезен. Они были, конечно, гораздо крупнее берлинских квитанций и, по-видимому, лентообразные. Об этом можно судить хотя бы по напечатанному на них тексту: «Почтовый сбор уплачен… дня одна тысяча шестьсот пятьдесят третьего года». Обратите внимание: год печатали не цифрами, а словами, — значит, места хватало.
Услугами «малой почты» наверняка пользовался и сам откупщик. Можно представить, как он, закончив деловое письмо, прикрепил к нему квитанцию, проставил число, месяц и, садясь в карету, приказал кучеру остановиться у ближайшего почтового ящика по дороге в контору, разумеется, тоже почтовую. На остановке он вышел, убедился, что к вечеру, перед третьей выемкой корреспонденции, ящик далеко не пуст. Мгновенье поразмыслив, Виллайе вложил внутрь письма ещё одну, незаполненную, квитанцию для заранее оплаченного ответа и присоединил своё послание к другим. Все это — квитанцию и почтовый ящик, трехразовую выемку и разноску писем, предварительную оплату ответного письма — изобрёл, предложил, осуществил он, откупщик его величества короля Франции Людовика XIV.
Спустя немного времени письмо Виллайе вместе с другими извлёк из ящика и опустил в сумку один из двухсот городских почтальонов. Доставив весточку на дом, он попросил адресата написать число её получения на квитанции, где, как мы помним, уже стояла дата отправки. Квитанцию почтальон забрал себе: её он должен был предъявить в почтовую контору — прародительница почтовой марки успешно совмещала свои финансовые функции с контрольными, помогала следить за точностью и сроками пересылки!
Виллайе же, приехав в контору, ощутил душевный подъем. Он удалился в кабинет, где его всегда ждали свежеприготовленные чернила и стопа чистой бумаги. Перо с лёгким поскрипыванием заскользило по листу, связывая слова в предложения: «…многие люди могут писать тем, кого они из-за исключительной вежливости не хотят утруждать уплатой почтового сбора, и, кроме того, можно теперь писать своим адвокатам или уполномоченным или представителям, не вводя их в расходы».
Откупщик его величества отложил перо, прочёл написанное и удовлетворённо улыбнулся. «К тому же, — подумал он, — это хорошее дело, помимо удобства людям, приносит доход, и не только казне…»
Итак, есть почта, почтальон, есть конверт. Давайте скорее квитанцию, господин де Виллайе, и мы отправим письмо королю Франции — пусть знает: вас помнят и в двадцатом веке.
Спасибо, что вы так любезно согласились проводить нас до почтового ящика. Но почему около него сидит кот?
Дожидается почтальона? Когда он придёт и вынет оттуда мышь?
1 2 3 4 5