Филипп с жаром откликнулся на близкую его сердцу идею мира. Переговоры начались во Франции в Бурбуре возле Кале. Елизавета послала туда делегацию под началом сэра Джеймса Крофта. Филипп отрядил хитрую лису — канцлера герцога Пармского Фредерика Перрено, весьма сведущего в искусстве лавирования, мастера затяжек и проволочек.Одновременно в Англии начали спешно строить береговые укрепления; их возводили на острове Уайт, вдоль Темзы и на подступах к Лондону. Дрейк убеждал королеву, что вторжение следует подавить в зародыше. Для этого он предложил напасть на Кадис, где испанцы вели основные приготовления. Королева согласилась.12 апреля Фрэнсис Дрейк вывел из Плимута эскадру в тридцать кораблей.Появление у испанских берегов страшного зверя Апокалипсиса — Дракона вызвало панику. Он взял на абордаж шесть судов, а восемнадцать других сжег на рейде, в том числе личный галион Санта-Круса. Затем Дрейк высадился на португальском берегу, разрушил замок Сагриш, после чего нахально влетел на лиссабонский рейд, вызывая противника на бой.Кроме семи галер и нескольких бискайских судов в Лиссабоне стояли галионы без экипажей, а в Кадисе размещались экипажи без галионов. Пушки были аккуратно уложены в арсенале. Маркиз с горечью убедился, что беда, о которой он столько раз упреждал короля, нагрянула, — не следовало рассредоточивать корабли и распускать экипажи после азорских побед.По счастью, ветер переменился, и Дрейк вынужден был выйти в открытое море. У мыса Сан-Висенти он ограбил и сжег шестьдесят парусных тунцеловов. Но, что гораздо серьезнее, он сжег сорок каботажных судов, груженных бочарными досками — прекрасными, выдержанными досками — и клепками для бочек, жизненно необходимыми Армаде для хранения воды, вина и провизии. Дрейк снял блокаду только затем, чтобы кинуться навстречу «Сан-Фелипе» — огромной грузовой каракке Каракка (исп.) — большой грузовой корабль, построенный для торговли с Америкой. (Прим. пер.)
португальской постройки, возвращавшейся из Гоа в Индии с трюмами, набитыми пряностями, шелком и слоновой костью; сундуки в капитанской каюте ломились от золота, серебра и заморских драгоценностей. После короткого боя Дрейк взял каракку на абордаж, что довело общую добычу адмирала до ста пятнадцати тысяч фунтов, из коих семнадцать тысяч полагались лично ему, а сорок тысяч — ее величеству.По возвращении Дрейк хвастал, как ловко ему удалось «пощипать за бороду испанского короля». Когда галионы Санта-Круса наконец были вооружены и приготовились сразиться с Дрейком, пират-адмирал уже находился в устье Темзы. Самый большой ущерб от его рейда заключался в том, что Дрейк на много месяцев дезорганизовал снаряжение Армады.На других фронтах дела испанцев шли лучше: летом 1587 года герцог Пармский укрепил свои тылы, взяв после долгой осады Слейс. После этого, распустив слух о готовности вести переговоры с голландцами, он начал рыть от Слейса к Ньивпорту новый канал для защиты своих коммуникаций от штормов, как это делали морские гёзы. Парма распорядился срубить Ваасский лес для постройки ста тридцати транспортных барж (гукоров), сорока флиботов (небольших двухмачтовых судов) и двух малых галионов водоизмещением по двести тонн каждый.Переведенный из Лондона в Париж посол Мендоса денно и нощно плел интриги, натравливая на Генриха II членов Католической лиги и герцогов Гизов. Было важно, чтобы терзаемая кровавыми раздорами Франция не соблазнилась на захват Фландрии, пока Фарнезе будет воевать в Англии.Переписка Санта-Круса с Филиппом показывает, как оба они поочередно колебались между желанием тщательно подготовиться к походу и стремлением как можно скорее ринуться в бой. Вот как это выглядит в письмах.Санта-Крус, 9 августа 1583 года: «Теперь (после Азорской победы. — Р. С. ), когда у вашего величества есть столь сильная и мощная Армада, нельзя терять времени. Если ваше величество поверит мне, я сделаю его королем Англии и прочих держав».Филипп, 23 сентября: «Все это не должно решаться впопыхах… Я решил ускорить постройку галер…»Санта-Крус, 13 января 1584 года: «Стоимость товаров и кораблей, уведенных англичанами в одном лишь 1582 году, превысила миллион девятьсот тысяч дукатов. Подумайте, мой повелитель, что мир обходится вам вчетверо больше, нежели война. Наша торговля, по сути, рухнула, а наши купцы вынуждены фрахтовать суда за границей. Подумайте еще, мой повелитель, что Англия растит свой флот и множит свою репутацию за счет Испании…»Филипп: «Сколько?»Санта-Крус, 22 марта: «Вот мой план, ваше величество, с подробным реестром: 510 судов, 64.000 человек, 3.800.000 дукатов».Филипп, 2 апреля: «Благодарю за отменный план. Мы рассмотрим его со всем возможным тщанием…»Затем, три с половиной года спустя, в сентябре 1587 года, Филипп сообщает своему генерал-адмиралу Моря-Океана, встречавшему на Азорских островах «Золотой флот» из Америки: «По возвращении, когда к вам прибудут неаполитанские галеры и провизия из Андалузии, приказываю поднять паруса и двигаться к мысу Маргит и устью Темзы для поддержки войск герцога Пармского. Все надлежит произвести к вящей неожиданности супостата. Будем просить господа о спокойном море и попутном ветре».Санта-Крус: «Напасть сейчас? Но, ваше величество, положение изменилось. Дрейк вдвое увеличил свои силы, буря учинила повреждения на многих моих судах. Это было бы чистейшей авантюрой».Филипп: «Даю вам три недели».Санта-Крус, три недели спустя: «Мне потребуется по крайней мере еще неделя. Флот далеко не готов».Филипп: «Эта неделя — последняя».Санта-Крус: «Еще одну, мой повелитель; мы трудимся день и ночь не покладая рук, но ничто не готово».Филипп: «Мой кузен, принц Пармский, с подкреплениями из Италии собрал тридцать тысяч войска во Фландрии. Если мы прождем, что с ними станет к весне? Приказываю вам выступать».Санта-Крус: «Я просил пятьдесят галионов, а наличествует тринадцать. К тому же четыре галеаса и шестьдесят других судов текут. Не хватает вооружения и артиллерии, терплю нужду в судах поддержки…»Филипп, в декабре: «Выступайте немедленно на соединение с Пармой, в каком бы состоянии вы ни находили Армаду».Санта-Крус: «Я выступаю, мой повелитель, но мною получено донесение, что британец установил повсюду сигналы, на берегу возведены редуты, вооружают чернь, а Дрейк ждет нас с мощным флотом».Филипп: «Я получил такие же уведомления. Ждите. Но поспешайте с подготовкой и будьте готовы к 15 февраля».Дон Альваро де Басан снаряжал Армаду всю зиму, не зная ни сна, ни отдыха, под градом королевских писем, сухих инструкций и упреков. Король отписал кардиналу-архигерцогу Лиссабона: «Сообщите маркизу де Санта-Крус, что я не потерплю никаких отсрочек и не желаю более слышать никаких соображений на сей счет». Адмиралу предлагалось «либо сообщить о готовности выступить, либо остаться самому на берегу».Маркиз знал, что против него плетутся интриги, что на него клевещут при дворе. Ему исполнилось шестьдесят два года. В начале февраля он слег, а 9-го числа умер. В Лиссабоне ходили слухи, что его свели в могилу «непомерные требования короля», поговаривали, что он умер «от чрезмерной работы, стыда и душевной горечи». Оплакивали его все — командиры и солдаты, ибо «с ним была связана надежда на благополучный исход баталии». Светлейший герцог Медина-Сидония В день, когда Филиппу доложили, что Санта-Крус слег, он продиктовал секретарю письмо, помеченное « Совершенно секретно », для дона Алонсо де Гусмана. В нем он назначал де Гусмана преемником маркиза и распорядился немедленно выехать на место.Дону Алонсо Пересу де Гусману, прозванному, подобно его прославленному предку, Добрым, исполнилось тридцать восемь лет. Он был пятым маркизом Сан-Лукара де Баррамеда, девятым графом Ниебла, седьмым герцогом Медина-Сидония. Иными словами, ему принадлежала половина Андалузии. «Невысокий ростом, крепкий, он имел лицо тонкое и приятное». Друзья рекомендовали его как человека «благородного и осторожного». «Это был один из лучших наездников Испании, — читаем мы в другом месте, — отменный фехтовальщик и охотник, умевший закалывать копьем самых свирепых быков».В двадцать два года, после шести лет обручения, он женился по особому разрешению его святейшества на донье Ане де Сильва и Мендоса, которой исполнилось тогда десять с половиной лет. Как пишет историограф семейства Медины-Сидонии, «рассудительностью и женственностью герцогиня намного превосходила свой юный возраст, и их супружество было весьма удачным».В тридцать один год король Филипп пожаловал ему ожерелье ордена Золотого руна — высшую рыцарскую награду, которой удостаивали лишь царствующих особ и принцев крови. Между тем герцог был вовсе не тщеславен. Он любил уединение и покой своих апельсиновых рощ. Назначенный правителем герцогства Миланского, он искал предлог, с тем чтобы остаться в Испании, — слабое здоровье, недомогания супруги. Через год он послал своего монаха-духовника ко двору, чтобы добиваться от короля официальной отмены назначения. Король уступил, «ибо в будущем рассчитывал употребить его таланты для иной службы».В перерывах между охотой на перепелов герцог управлял делами своих бесчисленных имений, вершил там суд и раздавал привилегии. По рождению и местоположению владений ему полагалась должность генерал-капитана Андалузского побережья. Когда Дрейк напал на Кадис, герцог обязан был организовать отпор, но опоздал. Осыпаемый насмешками черни и чиновников, оказавшись мишенью эпиграмм и сатир, ходивших по всей Андалузии, Медина-Сидония отправился жаловаться ко двору. Насмешки стали еще ядовитее. Король ободрил его публичным изъявлением полного доверия и добавил, что уважение, которое он питает к герцогу, «обязывает всех остальных столь же чтить его».Часть Армады снаряжалась на землях герцога, так что ему пришлось заниматься подготовкой галионов и ноу (грузовых судов) в Севилье и Кадисе. Эти хлопоты пришлись не по душе Медине-Сидонии, и он попросил у короля более спокойную должность главного придворного мажордома. Но тут последовали болезнь маркиза Санта-Крус и совершенно секретное письмо короля.16 февраля Сидония взялся за перо: «Припадаю к стопам его величества, почтившего меня своим вниманием…»Затем в ответе могущественнейшему на свете королю, предложившему ему возглавить важнейшую для державы операцию, сей гранд Испании, в чьих жилах текла благороднейшая из кровей, написал: «Я не чувствую себя достаточно здоровым для пересечения морей… В редких случаях, когда я поднимался на палубу, меня охватывала морская болезнь, а кроме того, я легко простужаюсь».Обладатель крупнейшего состояния в богатейшем на земле королевстве, осыпанный неслыханными милостями и привилегиями, человек, чьи достояния и личное имущество превосходили богатства короля, продолжал: «В настоящее время терплю настолько сильную нужду, что должен занимать деньги всякий раз, когда отправляюсь в Мадрид… Мой дом отягощен долгом в 900.000 дукатов, и посему я не в силах потратить ни единого реала на предстоящий поход».Потомок блестящей плеяды испанских воителей продолжал: «Было бы несправедливым принять столь высокое назначение человеку, не имеющему никакого опыта морских сражений и ведения войн… Нижайше припадаю к стопам вашего величества и прошу освободить меня от высокой чести, коей недостоин, ибо не наделен ни должным знанием, ни здоровьем для мореплавания, ни деньгами для экипировки… Господь да продлит дни вашего величества!»18-го числа король подписал официальный указ: «Поскольку должность моего генерал-капитана Моря-Океана свободна, а для нее потребно лицо достойное и сведущее в делах ведения войны на суше и на море… зная вашу любовь и усердие на моей службе, я избираю, назначаю, утверждаю и поручаю вам быть моим генерал-капитаном Моря-Океана».В тот же день Филипп отправил новоназначенному главнокомандующему флота предписание выехать в Лиссабон «незамедлительно и поспешая», ибо он распорядился, чтобы вся Армада была готова к 1 марта. В Лиссабоне В замках и при дворе Испании ходили упорные слухи, что больше всех уговаривала мужа отказаться от высокой должности герцогиня Ана. «Ее супруг уже был герцогом Медина-Сидония, так что, каковы бы ни были его успехи и победы, он не сможет стать никем больше, зато в случае провала рискует потерять свою репутацию». ( Записано отцом Хуаном де ла Виктория .) Поговаривали, что она была в отчаянии, ибо предчувствовала самое худшее, — лишнее доказательство ее ума, компенсировавшего в момент замужества многое другое.Знатным дамам, явившимся поздравить ее с высоким назначением мужа, она отвечала: «Герцог умеет сохранять лицо, но сердце мое скорбит при мысли, что подлинное его естество явится теперь пред всеми и он навеки погубит свое имя».Но вернемся к ходу событий. На королевское письмо, посланное с нарочным 18 февраля, герцог ответил лишь 28-го. Он все еще находился в своем имении.«Раз ваше величество, несмотря на мои искренние признания, приказывает мне явиться к службе, моя совесть покойна… Почтеннейше прошу ваше величество посвятить меня в намерения данной экспедиции и указать, что делать во всякое время… Еще прошу ваше величество разрешить мне взять с собой Франсиско Дуарте, весьма сведущего в морских делах».Король — герцогу, 11 марта: «Мой кузен, генерал-капитан Моря-Океана и Андалузского побережья, примите мое благоволение за то, что, презрев все тяготы, вы приготовились служить мне в этой экспедиции… Уверен, что усердие ваше будет ко благу… а, ежели господу будет угодно призвать вас к себе во время плавания или баталии, я озабочусь судьбой ваших детей».Герцог тщательным образом привел в порядок свои личные дела. Попрощался с герцогиней, в последний раз приласкал своих собак и с тоской сел в карету, которая помчалась мимо его апельсиновых рощ по дороге на Лиссабон.У генералов решение короля вызвало недоумение, зато простые солдаты были довольны, что во главе их «поставлен теперь человек не такой суровый, а главное, такой богатый». Бог даст, платить будут более регулярно! (По свидетельству историка Дуро, некоторым ротам и экипажам деньги не выплачивались уже шестнадцать месяцев.) «Вместо железного генерала, — говорили в Лиссабоне, — у нас теперь золотой».Филипп нетерпеливо теребил нового командующего: «В Лиссабоне все готово, осталось погрузить пехоту. Если погода позволит, вы сможете с божьей помощью выйти в море самое позднее 24 или 25 марта».Маркиз Санта-Крус, просивший 510 судов, требовал невозможного. Равно как и Филипп, настаивавший на скорейшем выходе в море. С грехом пополам маркизу удалось наскрести 65 боевых кораблей и 16500 человек.Первая линия: 11 галионов Португальской эскадры, к которым добавился «Флоренсия» (бывший «Сан-Франсиско»), новенький галион, ловко уведенный у великого герцога Тосканского. Вместе с четырьмя галеасами Неаполитанской эскадры и восемью старыми галионами Вест-Индской эскадры они должны были составить ударную силу Армады. В последний момент к ним удалось добавить три андалузских галиона, несколько кастильских и четыре хорошо вооруженных торговых судна.Вторая линия: сорок торговых кораблей из состава «Серебряного флота», вооруженных в Генуе, купленных у Венеции или зафрахтованных у ганзейских купцов.19 марта герцог устроил своему флоту смотр. По окончании его он сообщил королю, что все готово, за исключением мелких плотничьих и столярных доделок: предстояло возвести более крепкие носовые и кормовые надстройки, сделать более толстые палубные настилы, дабы уберечь экипаж от штормовых волн и картечи. Герцог решил не рисковать и оставить дома несколько совсем старых посудин, перераспределить груз, иначе разместить артиллерию, довершить снаряжение Андалузской эскадры и т.п. Галеасы должны были быть готовы полностью к концу недели.Однако, судя по дальнейшим письмам, радужная картина омрачалась день от дня. Тон герцогских посланий становился все более трагическим: «Люди бегут с кораблей… Солдаты босы и раздеты… Многим не плачено по году…» «Погрузите 200.000 дукатов» 20 марта король продиктовал на семи страницах письмо, весьма заинтересовавшее меня. В нем герцогу Медине-Сидонии в очередной раз приказывалось «выйти в море до конца нынешнего месяца, не захватывая из следующего ни дня».Властелин необъятной империи разрешал своему кузену и генерал-капитану Моря-Океана и Андалузского побережья расплатиться за поставленное обмундирование и провизию, а кроме того, заплатить всем участникам похода двухмесячное жалованье, «чтобы они двинулись в путь радостные». «Полагаю разумным выдать солдатам лишь половину платы на берегу, а вторую половину на борту, где вы сможете запереть их и не дать разбежаться с деньгами».Следующий абзац заинтересовал меня еще больше:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
португальской постройки, возвращавшейся из Гоа в Индии с трюмами, набитыми пряностями, шелком и слоновой костью; сундуки в капитанской каюте ломились от золота, серебра и заморских драгоценностей. После короткого боя Дрейк взял каракку на абордаж, что довело общую добычу адмирала до ста пятнадцати тысяч фунтов, из коих семнадцать тысяч полагались лично ему, а сорок тысяч — ее величеству.По возвращении Дрейк хвастал, как ловко ему удалось «пощипать за бороду испанского короля». Когда галионы Санта-Круса наконец были вооружены и приготовились сразиться с Дрейком, пират-адмирал уже находился в устье Темзы. Самый большой ущерб от его рейда заключался в том, что Дрейк на много месяцев дезорганизовал снаряжение Армады.На других фронтах дела испанцев шли лучше: летом 1587 года герцог Пармский укрепил свои тылы, взяв после долгой осады Слейс. После этого, распустив слух о готовности вести переговоры с голландцами, он начал рыть от Слейса к Ньивпорту новый канал для защиты своих коммуникаций от штормов, как это делали морские гёзы. Парма распорядился срубить Ваасский лес для постройки ста тридцати транспортных барж (гукоров), сорока флиботов (небольших двухмачтовых судов) и двух малых галионов водоизмещением по двести тонн каждый.Переведенный из Лондона в Париж посол Мендоса денно и нощно плел интриги, натравливая на Генриха II членов Католической лиги и герцогов Гизов. Было важно, чтобы терзаемая кровавыми раздорами Франция не соблазнилась на захват Фландрии, пока Фарнезе будет воевать в Англии.Переписка Санта-Круса с Филиппом показывает, как оба они поочередно колебались между желанием тщательно подготовиться к походу и стремлением как можно скорее ринуться в бой. Вот как это выглядит в письмах.Санта-Крус, 9 августа 1583 года: «Теперь (после Азорской победы. — Р. С. ), когда у вашего величества есть столь сильная и мощная Армада, нельзя терять времени. Если ваше величество поверит мне, я сделаю его королем Англии и прочих держав».Филипп, 23 сентября: «Все это не должно решаться впопыхах… Я решил ускорить постройку галер…»Санта-Крус, 13 января 1584 года: «Стоимость товаров и кораблей, уведенных англичанами в одном лишь 1582 году, превысила миллион девятьсот тысяч дукатов. Подумайте, мой повелитель, что мир обходится вам вчетверо больше, нежели война. Наша торговля, по сути, рухнула, а наши купцы вынуждены фрахтовать суда за границей. Подумайте еще, мой повелитель, что Англия растит свой флот и множит свою репутацию за счет Испании…»Филипп: «Сколько?»Санта-Крус, 22 марта: «Вот мой план, ваше величество, с подробным реестром: 510 судов, 64.000 человек, 3.800.000 дукатов».Филипп, 2 апреля: «Благодарю за отменный план. Мы рассмотрим его со всем возможным тщанием…»Затем, три с половиной года спустя, в сентябре 1587 года, Филипп сообщает своему генерал-адмиралу Моря-Океана, встречавшему на Азорских островах «Золотой флот» из Америки: «По возвращении, когда к вам прибудут неаполитанские галеры и провизия из Андалузии, приказываю поднять паруса и двигаться к мысу Маргит и устью Темзы для поддержки войск герцога Пармского. Все надлежит произвести к вящей неожиданности супостата. Будем просить господа о спокойном море и попутном ветре».Санта-Крус: «Напасть сейчас? Но, ваше величество, положение изменилось. Дрейк вдвое увеличил свои силы, буря учинила повреждения на многих моих судах. Это было бы чистейшей авантюрой».Филипп: «Даю вам три недели».Санта-Крус, три недели спустя: «Мне потребуется по крайней мере еще неделя. Флот далеко не готов».Филипп: «Эта неделя — последняя».Санта-Крус: «Еще одну, мой повелитель; мы трудимся день и ночь не покладая рук, но ничто не готово».Филипп: «Мой кузен, принц Пармский, с подкреплениями из Италии собрал тридцать тысяч войска во Фландрии. Если мы прождем, что с ними станет к весне? Приказываю вам выступать».Санта-Крус: «Я просил пятьдесят галионов, а наличествует тринадцать. К тому же четыре галеаса и шестьдесят других судов текут. Не хватает вооружения и артиллерии, терплю нужду в судах поддержки…»Филипп, в декабре: «Выступайте немедленно на соединение с Пармой, в каком бы состоянии вы ни находили Армаду».Санта-Крус: «Я выступаю, мой повелитель, но мною получено донесение, что британец установил повсюду сигналы, на берегу возведены редуты, вооружают чернь, а Дрейк ждет нас с мощным флотом».Филипп: «Я получил такие же уведомления. Ждите. Но поспешайте с подготовкой и будьте готовы к 15 февраля».Дон Альваро де Басан снаряжал Армаду всю зиму, не зная ни сна, ни отдыха, под градом королевских писем, сухих инструкций и упреков. Король отписал кардиналу-архигерцогу Лиссабона: «Сообщите маркизу де Санта-Крус, что я не потерплю никаких отсрочек и не желаю более слышать никаких соображений на сей счет». Адмиралу предлагалось «либо сообщить о готовности выступить, либо остаться самому на берегу».Маркиз знал, что против него плетутся интриги, что на него клевещут при дворе. Ему исполнилось шестьдесят два года. В начале февраля он слег, а 9-го числа умер. В Лиссабоне ходили слухи, что его свели в могилу «непомерные требования короля», поговаривали, что он умер «от чрезмерной работы, стыда и душевной горечи». Оплакивали его все — командиры и солдаты, ибо «с ним была связана надежда на благополучный исход баталии». Светлейший герцог Медина-Сидония В день, когда Филиппу доложили, что Санта-Крус слег, он продиктовал секретарю письмо, помеченное « Совершенно секретно », для дона Алонсо де Гусмана. В нем он назначал де Гусмана преемником маркиза и распорядился немедленно выехать на место.Дону Алонсо Пересу де Гусману, прозванному, подобно его прославленному предку, Добрым, исполнилось тридцать восемь лет. Он был пятым маркизом Сан-Лукара де Баррамеда, девятым графом Ниебла, седьмым герцогом Медина-Сидония. Иными словами, ему принадлежала половина Андалузии. «Невысокий ростом, крепкий, он имел лицо тонкое и приятное». Друзья рекомендовали его как человека «благородного и осторожного». «Это был один из лучших наездников Испании, — читаем мы в другом месте, — отменный фехтовальщик и охотник, умевший закалывать копьем самых свирепых быков».В двадцать два года, после шести лет обручения, он женился по особому разрешению его святейшества на донье Ане де Сильва и Мендоса, которой исполнилось тогда десять с половиной лет. Как пишет историограф семейства Медины-Сидонии, «рассудительностью и женственностью герцогиня намного превосходила свой юный возраст, и их супружество было весьма удачным».В тридцать один год король Филипп пожаловал ему ожерелье ордена Золотого руна — высшую рыцарскую награду, которой удостаивали лишь царствующих особ и принцев крови. Между тем герцог был вовсе не тщеславен. Он любил уединение и покой своих апельсиновых рощ. Назначенный правителем герцогства Миланского, он искал предлог, с тем чтобы остаться в Испании, — слабое здоровье, недомогания супруги. Через год он послал своего монаха-духовника ко двору, чтобы добиваться от короля официальной отмены назначения. Король уступил, «ибо в будущем рассчитывал употребить его таланты для иной службы».В перерывах между охотой на перепелов герцог управлял делами своих бесчисленных имений, вершил там суд и раздавал привилегии. По рождению и местоположению владений ему полагалась должность генерал-капитана Андалузского побережья. Когда Дрейк напал на Кадис, герцог обязан был организовать отпор, но опоздал. Осыпаемый насмешками черни и чиновников, оказавшись мишенью эпиграмм и сатир, ходивших по всей Андалузии, Медина-Сидония отправился жаловаться ко двору. Насмешки стали еще ядовитее. Король ободрил его публичным изъявлением полного доверия и добавил, что уважение, которое он питает к герцогу, «обязывает всех остальных столь же чтить его».Часть Армады снаряжалась на землях герцога, так что ему пришлось заниматься подготовкой галионов и ноу (грузовых судов) в Севилье и Кадисе. Эти хлопоты пришлись не по душе Медине-Сидонии, и он попросил у короля более спокойную должность главного придворного мажордома. Но тут последовали болезнь маркиза Санта-Крус и совершенно секретное письмо короля.16 февраля Сидония взялся за перо: «Припадаю к стопам его величества, почтившего меня своим вниманием…»Затем в ответе могущественнейшему на свете королю, предложившему ему возглавить важнейшую для державы операцию, сей гранд Испании, в чьих жилах текла благороднейшая из кровей, написал: «Я не чувствую себя достаточно здоровым для пересечения морей… В редких случаях, когда я поднимался на палубу, меня охватывала морская болезнь, а кроме того, я легко простужаюсь».Обладатель крупнейшего состояния в богатейшем на земле королевстве, осыпанный неслыханными милостями и привилегиями, человек, чьи достояния и личное имущество превосходили богатства короля, продолжал: «В настоящее время терплю настолько сильную нужду, что должен занимать деньги всякий раз, когда отправляюсь в Мадрид… Мой дом отягощен долгом в 900.000 дукатов, и посему я не в силах потратить ни единого реала на предстоящий поход».Потомок блестящей плеяды испанских воителей продолжал: «Было бы несправедливым принять столь высокое назначение человеку, не имеющему никакого опыта морских сражений и ведения войн… Нижайше припадаю к стопам вашего величества и прошу освободить меня от высокой чести, коей недостоин, ибо не наделен ни должным знанием, ни здоровьем для мореплавания, ни деньгами для экипировки… Господь да продлит дни вашего величества!»18-го числа король подписал официальный указ: «Поскольку должность моего генерал-капитана Моря-Океана свободна, а для нее потребно лицо достойное и сведущее в делах ведения войны на суше и на море… зная вашу любовь и усердие на моей службе, я избираю, назначаю, утверждаю и поручаю вам быть моим генерал-капитаном Моря-Океана».В тот же день Филипп отправил новоназначенному главнокомандующему флота предписание выехать в Лиссабон «незамедлительно и поспешая», ибо он распорядился, чтобы вся Армада была готова к 1 марта. В Лиссабоне В замках и при дворе Испании ходили упорные слухи, что больше всех уговаривала мужа отказаться от высокой должности герцогиня Ана. «Ее супруг уже был герцогом Медина-Сидония, так что, каковы бы ни были его успехи и победы, он не сможет стать никем больше, зато в случае провала рискует потерять свою репутацию». ( Записано отцом Хуаном де ла Виктория .) Поговаривали, что она была в отчаянии, ибо предчувствовала самое худшее, — лишнее доказательство ее ума, компенсировавшего в момент замужества многое другое.Знатным дамам, явившимся поздравить ее с высоким назначением мужа, она отвечала: «Герцог умеет сохранять лицо, но сердце мое скорбит при мысли, что подлинное его естество явится теперь пред всеми и он навеки погубит свое имя».Но вернемся к ходу событий. На королевское письмо, посланное с нарочным 18 февраля, герцог ответил лишь 28-го. Он все еще находился в своем имении.«Раз ваше величество, несмотря на мои искренние признания, приказывает мне явиться к службе, моя совесть покойна… Почтеннейше прошу ваше величество посвятить меня в намерения данной экспедиции и указать, что делать во всякое время… Еще прошу ваше величество разрешить мне взять с собой Франсиско Дуарте, весьма сведущего в морских делах».Король — герцогу, 11 марта: «Мой кузен, генерал-капитан Моря-Океана и Андалузского побережья, примите мое благоволение за то, что, презрев все тяготы, вы приготовились служить мне в этой экспедиции… Уверен, что усердие ваше будет ко благу… а, ежели господу будет угодно призвать вас к себе во время плавания или баталии, я озабочусь судьбой ваших детей».Герцог тщательным образом привел в порядок свои личные дела. Попрощался с герцогиней, в последний раз приласкал своих собак и с тоской сел в карету, которая помчалась мимо его апельсиновых рощ по дороге на Лиссабон.У генералов решение короля вызвало недоумение, зато простые солдаты были довольны, что во главе их «поставлен теперь человек не такой суровый, а главное, такой богатый». Бог даст, платить будут более регулярно! (По свидетельству историка Дуро, некоторым ротам и экипажам деньги не выплачивались уже шестнадцать месяцев.) «Вместо железного генерала, — говорили в Лиссабоне, — у нас теперь золотой».Филипп нетерпеливо теребил нового командующего: «В Лиссабоне все готово, осталось погрузить пехоту. Если погода позволит, вы сможете с божьей помощью выйти в море самое позднее 24 или 25 марта».Маркиз Санта-Крус, просивший 510 судов, требовал невозможного. Равно как и Филипп, настаивавший на скорейшем выходе в море. С грехом пополам маркизу удалось наскрести 65 боевых кораблей и 16500 человек.Первая линия: 11 галионов Португальской эскадры, к которым добавился «Флоренсия» (бывший «Сан-Франсиско»), новенький галион, ловко уведенный у великого герцога Тосканского. Вместе с четырьмя галеасами Неаполитанской эскадры и восемью старыми галионами Вест-Индской эскадры они должны были составить ударную силу Армады. В последний момент к ним удалось добавить три андалузских галиона, несколько кастильских и четыре хорошо вооруженных торговых судна.Вторая линия: сорок торговых кораблей из состава «Серебряного флота», вооруженных в Генуе, купленных у Венеции или зафрахтованных у ганзейских купцов.19 марта герцог устроил своему флоту смотр. По окончании его он сообщил королю, что все готово, за исключением мелких плотничьих и столярных доделок: предстояло возвести более крепкие носовые и кормовые надстройки, сделать более толстые палубные настилы, дабы уберечь экипаж от штормовых волн и картечи. Герцог решил не рисковать и оставить дома несколько совсем старых посудин, перераспределить груз, иначе разместить артиллерию, довершить снаряжение Андалузской эскадры и т.п. Галеасы должны были быть готовы полностью к концу недели.Однако, судя по дальнейшим письмам, радужная картина омрачалась день от дня. Тон герцогских посланий становился все более трагическим: «Люди бегут с кораблей… Солдаты босы и раздеты… Многим не плачено по году…» «Погрузите 200.000 дукатов» 20 марта король продиктовал на семи страницах письмо, весьма заинтересовавшее меня. В нем герцогу Медине-Сидонии в очередной раз приказывалось «выйти в море до конца нынешнего месяца, не захватывая из следующего ни дня».Властелин необъятной империи разрешал своему кузену и генерал-капитану Моря-Океана и Андалузского побережья расплатиться за поставленное обмундирование и провизию, а кроме того, заплатить всем участникам похода двухмесячное жалованье, «чтобы они двинулись в путь радостные». «Полагаю разумным выдать солдатам лишь половину платы на берегу, а вторую половину на борту, где вы сможете запереть их и не дать разбежаться с деньгами».Следующий абзац заинтересовал меня еще больше:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24