— Думаю, оно принесет нам солидные дивиденды. Ваше знакомство с их тарабарским наречием пришлось очень кстати. Но откуда они так хорошо знают англичан? Неужели наши соотечественники столь часто посещают здешние места, что туземцы даже научились болтать по-английски?
— Пожалуй, скорее всего от жителей Маританы, — сказал Майкл. — Это небольшая флибустьерская колония неподалеку от Восточного мыса на Мадагаскаре.
— Маритана? — впервые со времени прибытия на остров заговорил молодой секретарь Саймона. — Я слышал, как люди на борту «Сокола» упоминали это название, собираясь высадить нас в шлюпку. Кажется, именно там они назначили рандеву с «Золотой Надеждой».
— Да ведь я знаю каждый дюйм в тех краях! — воскликнул Майкл. — Отличная стоянка, очень удобная для кренования. И излюбленное место для деловых свиданий. Говорят, Миссон там встречался с Тигом. И Бауэн заходил частенько. Там сейчас могут быть и другие джентльмены удачи, а могут и не быть. Если нам удастся договориться с черномазыми, мы на этом баркасе под прикрытием их лодок сумеем доплыть до Маританы и напасть на проклятых псов, как гром с ясного неба! Они сейчас, должно быть, сдирают ракушки со своих днищ или бездельничают на берегу, развлекаясь с туземными красотками. Мы захватим их голыми руками, — а, Эмбер? Что скажешь, дружище? Уэллсу будет спокойнее лежать в могиле, да и другим тоже!
— Ты забываешь, Майкл, — вмешался я, — что они, скорее всего, вернутся сюда за кладом. Выждут пару деньков для пущей уверенности в нашей гибели и явятся.
Майкл ошеломленно взглянул на меня.
— Да, я забыл, — пробормотал он. — Я думал не о золоте, а о погибших товарищах.
Я понял его, и с той поры мое уважение к этому человеку еще более возросло.
— Но все равно! — встряхнулся он. — Так или иначе, они не уйдут от нас!
Матросы разбрелись по берегу в поисках съестного; некоторые сделали примитивные удочки и принялись ловить рыбу в устье ручья, другие насобирали целую кучу крабов и моллюсков. За этими заботами мы не заметили, как солнце поднялось высоко в зенит. Было часа два пополудни, когда мы услыхали окрик и увидели нашего недавнего пленника, бегущего к нам по песку. Он сиял белозубой улыбкой и дико вращал фарфоровыми белками глаз. Дон с радостным лаем бросился к нему навстречу, что немного охладило пылкий энтузиазм общительного туземца. Позади него из мангровых зарослей выходила группа островитян, предводительствуемая двумя высокими мужчинами в широкополых шляпах, сплетенных из травы, и в длинных белых льняных балахонах, живописно облегающих их мускулистые статные фигуры. Приближаясь, они приветствовали нас дружелюбными жестами, а один нес в руке большую пальмовую ветвь.
— Торики, — сказал один из них. — Твоя — англичанин? Моя — хороший друг!
Глава двадцатая. КЛЯТВА НА КРОВИ
… Блеск костра на смуглых лицах,
скрытный взгляд из-за кустов,
темнокожие девицы
в ожерельях из цветов…
Наши новообретенные союзники — именно союзники, ибо они обещали нам свою помощь и поддержку, — провели нас вверх по ручью до боковой расщелины, настолько удачно замаскированной обильной растительностью, что мы накануне миновали ее, даже не заметив. Вскоре мы поднялись на лесистое плато и по хорошо утоптанной и не очень крутой тропе вышли к подножью невысокого холма — бокового кратера конусовидного вулкана, обозначенного на карте как «гора Тауни».
Местность вокруг изобиловала зеленью: кокосовые пальмы, выраженные аккуратными ровными рядами, величаво кивали нам своими кронами; тут и там виднелись плантации маиса и маниока, сладкого картофеля и ямса, и имелись даже рисовые чеки, залитые водой в небольшой ложбине между кратером и склоном горы. Здесь же пасся и скот. Община, судя по всему, была многочисленной и процветающей.
Ближе к вершине холма, где за частоколом виднелись жилые строения, мы пересекли целый ряд глубоких траншей, причем каждый из рвов кольцом окружал холм, создавая надежную линию обороны.
Племя, как сообщил нам Саймон, принадлежало к роду Антанкарана, а оба вождя его относились к королевской династии Андриана, происходившей от арабских предков, чем и объяснялся более светлый оттенок их кожи. Попадались также и темнокожие люди, негры, занятые в основном работами на плантациях. Это были «андевос», рабы из Африки, привезенные маврами на Мадагаскар и проданные за золото и драгоценные камни.
Женщины, приветствовавшие нас песнями и цветами, были в большинстве своем довольно привлекательны, грациозны, с тонкими губами, прямыми носами, черными блестящими глазами и горделивой осанкой. Одежду их составляли особого рода фартучки до колен под названием «китомби», поверх которых они надевали короткие жилеты из шелковой материи; мужская же часть племени носила так называемые «ламба», или длинные накидки наподобие римской тоги. Что касается украшений, то они были весьма разнообразны и поразительно искусно выкованы из золота и серебра в виде длинных цепочек и брошей филигранной работы.
По случаю нашего прибытия был устроен праздник, и запахи жареного мяса, аппетитный парок из многочисленных горшков, кипящих на огне, содержимое примитивных пекарен, вырытых прямо в земле и прикрытых пальмовыми листьями, дразнили наши голодные желудки так, что у нас буквально слюнки текли.
Сначала нас угостили «токе» — местным пальмовым вином, более крепким, чем любое из вин сэра Ричарда, — и шипучим напитком из перебродившего сока зеленых кокосовых орехов. Благодаря ломаному английскому языку, которым владели оба вождя, делившие с верховным жрецом власть в этом крохотном королевстве — последний отсутствовал на пиршестве, поскольку готовился к важному обряду, в ходе которого ему предстояло раскрыть «волю богов», — а также помощи Саймона в роли переводчика мы убедились в достоверности истории, рассказанной нам вчерашним пленником.
Как оказалось, Сэм Пайк и Фентон сильно кривили душой, описывая нам обстоятельства своего пребывания на острове. Люди Тауни обошлись с дружелюбными островитянами, как последние негодяи. Сам Тауни обесчестил дочь одного из вождей племени по имени Мушманго; несчастная, не вынеся позора, впоследствии покончила с собой.
По издавна сложившейся традиции, буканьеры, посещавшие Мадагаскар, старались поддерживать с местными жителями дружеские отношения не только ради собственной безопасности, но прежде всего преследуя чисто практические цели: безотказное снабжение провизией и водой, помощь в строительстве блокгаузов и укреплений в местах удобных якорных стоянок, а также оснастке и ремонте судов. Разбойники Тауни первыми нарушили эту традицию, и вожди племени затаили против них непримиримую ненависть и злобу.
Мушманго, казалось, почувствовал ко мне особое расположение и долго, серьезно, вглядываясь мне в глаза, беседовал с Саймоном на своем гортанном наречии. Второй вождь оживленно переговаривался с сэром Ричардом и Майклом при помощи известных ему английских фраз и красноречивых жестов. В конце концов Мушманго поднялся и подал знак к началу пиршества.
— Он сказал, — обратился ко мне Саймон, — что у вас ясные глаза и правдивый взгляд, мистер Пенрит, и, разделив с нами трапезу — по обычаю арабов, — они станут нашими друзьями. Если жрец найдет приметы благоприятными, то вожди помогут нам вернуть наши суда.
После того как мы наелись до отвала, всячески поощряемые нашими гостеприимными хозяевами, на пороге своей «резиденции» появился жрец. Хижины вождей, увенчанные остроконечными кровлями из соломы и пальмовых листьев, были сложены из бревен. Строительным же материалом для большинства остальных хижин служили обожженные на солнце глиняные кирпичи, и жилище жреца тоже было построено из глины. Отличалось оно от других тем, что низкие двери его открывались на восток, а в стены, пока они еще как следует не просохли, были вмазаны сверкающие на солнце многочисленные перламутровые ракушки вперемешку с человеческими костями, высушенными морскими звездами и странными небольшими морскими созданиями, чьи головы напоминали лошадиные.
Жрец торжественно выступил вперед, глядя перед собой, как в трансе, ничего не видящими глазами. В руке он нес половинку высушенной тыквы, наполненной дымящейся жидкостью. Когда он вылил ее перед собой на землю, я узнал в ней свежую кровь. Она разбрызгалась в разные стороны по твердо утоптанной земляной площадке, и жрец, присев на корточки, проследил направления, в которых разлетелись все капли и брызги, тщательно их пересчитав. Во время этой процедуры он бормотал себе под нос какие-то заклинания, часто повторяя имена Андриаманитры и Занахари и вознося руки к небесам.
По завершении своей ворожбы он обернулся к нам и заговорил голосом, глухим от старости и шепелявым из-за полного отсутствия зубов во рту.
Преклонный возраст высушил его настолько, что он стал похож на лесную ящерицу; круглые глаза его, покрасневшие от натуги, напоминали глаза Дона, который лежал рядом со мной и внимательно наблюдал за происходящим.
На шее жреца висели длинные ожерелья из человеческих зубов, а на ногах и руках позвякивали кольца из золотой и серебряной проволоки. Кроме этих украшений на нем была лишь узкая набедренная повязка из красной ткани.
— Здесь белые люди, — монотонно и нараспев произносил он, давая возможность Саймону переводить его слова. — Они наши братья, ибо и мы — белые, а не темнокожие, как «андевос», которые являются рабами. Наши братья утратили то, что им по праву принадлежит, и просят нас помочь вернуть пропажу. Потерянное обретется вновь, то, что они ищут, найдется, хоть и не в том виде, как они это себе представляют. Занахари и Андриаманитра благосклонны к ним. Но пусть пришельцы опасаются осквернить своим прикосновением наши святыни!
Когда он закончил, присутствующие зашумели, а вожди закивали нам с выражением живейшей радости и проявляли всяческое удовлетворение. Но у этой «розы», однако, имелся весьма острый шип. Пророчество было благоприятным, и тем не менее, между нами и кладом неизбежно стояло осквернение святыни. Впрочем, еще было время об этом подумать. Сейчас же первостепенная задача заключалась в том, чтобы упрочить дружбу с туземцами.
Мушманго встал и произнес речь, в конце которой все андриананцы обернулись к нам с улыбками и одобрительными возгласами и жестами. Я вопросительно взглянул на Саймона.
— Вожди желают побрататься с вами и сэром Ричардом, — объяснил он. — Церемония состоит в обряде обмена кровью. Нет, ничего страшного, — добавил он с усмешкой, — просто отведаете крови друг друга, как христиане причащаются крови Иисуса. Зато такая клятва для них нерушима!
— А почему не с вами? — едва придя в себя от неожиданности, спросил я.
— Потому что они сразу признали в вас вождей, — отвечал Саймон, — а обмениваться кровью с кем-нибудь ниже рангом им не пристало!
Сэр Ричард поморщился, когда узнал об этом намерении, но согласился. В самом деле, иначе поступить мы не могли, так как отказ означал бы смертельное оскорбление.
Церемония началась. Нас четверых — меня с Мушманго и сэра Ричарда со вторым вождем — усадили друг против друга, заставив взяться за руки и глядеть в глаза своему визави. Затем через Саймона мы произнесли клятву оказывать своему побратиму всяческую помощь и поддержку, быть другом ему и другом его другу, а также врагом его врага и врагом врага его друга. В случае же нарушения этой клятвы мы высказали пожелание, чтобы нас пожрал аллигатор, пронзило насквозь вражеское копье или поразила карающая десница Занахари.
Жрец подошел к нам и священным ножом оцарапал кожу у нас на груди; выступившую кровь он промокнул четырьмя кусками маисовой лепешки и распределил их между нами так, чтобы каждый съел кусок с кровью своего побратима. Сколь ни отвратителен был этот варварский ритуал, мы с должной торжественностью выполнили все его требования, и жрец провозгласил нас братьями по крови и плоти, равными в делах и помыслах.
Мушманго распорядился выставить вахту на вершине горы, чтобы наблюдать за возможным прибытием «Золотой Надежды» или «Сокола». Защита поселка была организована безупречно, и у нас имелось надежное укрытие на случай отступления. В лесной же засаде дротики, стрелы и длинные копья островитян могли успешно противостоять огнестрельному оружию пиратов.
Майкл выразил самое презрительное отношение к Фентону как предводителю, узнав, что он тот самый хвастун из «Обросшего Якоря». Сэма Пайка он тоже считал последним трусом. О достоинствах Симпкинса ему трудно было судить, однако казалось абсурдным, чтобы трактирщик обладал качествами, способными сделать из него генерала. Майкл, насколько я его знал, стоил их всех троих, вместе взятых, как по силе ума, так и по силе физической. А Фентон, согласно утверждению Саймона, являлся главарем всей шайки.
Ни я, ни сэр Ричард не касались в беседах с Саймоном вопроса о дезертирстве половины нашей команды в Плимуте, до сих пор считая его несомненным виновником происшедшего. Однако после зрелого размышления я не стал исключать вероятность участия в этом деле и хитрой бестии Фентона, улизнувшего от нас в полной уверенности, что мы надолго застрянем за плимутским волнорезом. Ведь сыграв с нами ту же шутку, какую пытался сыграть Картер-Вербовщик с капитаном Уэйном в Лондоне, он одним выстрелом убивал сразу двух зайцев: вынуждал нас не слишком щепетильно относиться к подбору недостающей части команды и получал возможность обогнать нас на пути к Мадейре, чтобы договориться с Фуншальским Питом о захвате «Золотой Надежды». Вполне возможно, что Саймон и не подозревал о подобной его инициативе, иначе поведение «делового партнера» противоречило бы элементарной логике, которой этот человек всегда следовал в своих поступках. В самом деле, предоставив нам судно с полностью укомплектованной командой, зачем ему понадобилось отнимать у нас половину матросов на второй день после нашего прибытия в Плимут? Сделать это до приезда соперников было бы значительно проще.
У меня оставался еще один неоплаченный счет, который я собирался лично предъявить Саймону. Я не мог забыть мерзкую рожу трактирщика, который плюнул на меня перед тем, как спустить в Темзу через желоб вербовщика. Но знал ли Саймон о том, к каким методам прибегал этот негодяй, пусть даже и действовавший в его интересах? И должен ли он нести за них ответственность?
Эти и другие вопросы ожидали решения в будущем, а пока Саймон продолжал оказывать неоценимые услуги в качестве единственного связующего звена между нами и нашими новыми союзниками, и затрагивать подобные щекотливые темы казалось нам, по меньшей мере, несвоевременным.
Праздничный день закончился красочными плясками и песнями у костра. Я установил порядок вахт между нашими людьми. Фентон и Пайк, зная антипатию туземцев к ночному мраку, могли совершить нападение на остров ближе к полуночи или немного позже, в зависимости от прилива. По два матроса отправились на каждую из якорных стоянок с приказом немедленно подать сигнал выстрелами из мушкетов, как только появится угроза высадки пиратов. Я, сэр Ричард, Саймон и Майкл тоже разделили между собой ночные дежурства, ожидая возможных сигналов.
Тем не менее ночь прошла спокойно, перейдя в безоблачный рассвет, и ни шхуна, ни баркентина на горизонте не появились.
Все утро мы провели, обсуждая с вождями вопросы военной тактики и стратегии, а также проблемы своевременного обнаружения противника. Ближе к полудню появился жрец и через Саймона пригласил меня с сэром Ричардом принять участие в жертвоприношении у Священного камня, чтобы закрепить вчерашнюю клятву на крови. Разумеется, мы охотно согласились.
Плотно позавтракав, мы со своими новообретенными туземными братьями, предводительствуемые жрецом, отправились на поляну, где недавно подверглись столь яростной атаке. Священный камень представлял собой довольно высокий монолит из вулканического туфа, носивший на себе следы жира и засохшей крови многочисленных жертв, чьи кости грудой возвышались у его подножья. Я различил черепа, ребра и бедренные кости коров и коз, но человеческих скелетов среди них не было. Саймон отсутствовал, поэтому приходилось общаться при помощи жестов, нескольких фраз на ломаном английском и двух-трех слов местного наречия, которые я успел запомнить.
Мушманго тронул меня за локоть и с негодующей гримасой указал на какие-то царапины на гладкой поверхности камня. Мы оба, сэр Ричард и я, затаив дыхание, пристально вглядывались в них. Для островитян они означали не более, чем оскорбление святыни, но для нас они служили зримыми доказательствами того, что Тауни был здесь и оставил на этом каменном столбе свою отметину. Вопрос, с какой целью, не вызывал у нас никаких сомнений:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Пожалуй, скорее всего от жителей Маританы, — сказал Майкл. — Это небольшая флибустьерская колония неподалеку от Восточного мыса на Мадагаскаре.
— Маритана? — впервые со времени прибытия на остров заговорил молодой секретарь Саймона. — Я слышал, как люди на борту «Сокола» упоминали это название, собираясь высадить нас в шлюпку. Кажется, именно там они назначили рандеву с «Золотой Надеждой».
— Да ведь я знаю каждый дюйм в тех краях! — воскликнул Майкл. — Отличная стоянка, очень удобная для кренования. И излюбленное место для деловых свиданий. Говорят, Миссон там встречался с Тигом. И Бауэн заходил частенько. Там сейчас могут быть и другие джентльмены удачи, а могут и не быть. Если нам удастся договориться с черномазыми, мы на этом баркасе под прикрытием их лодок сумеем доплыть до Маританы и напасть на проклятых псов, как гром с ясного неба! Они сейчас, должно быть, сдирают ракушки со своих днищ или бездельничают на берегу, развлекаясь с туземными красотками. Мы захватим их голыми руками, — а, Эмбер? Что скажешь, дружище? Уэллсу будет спокойнее лежать в могиле, да и другим тоже!
— Ты забываешь, Майкл, — вмешался я, — что они, скорее всего, вернутся сюда за кладом. Выждут пару деньков для пущей уверенности в нашей гибели и явятся.
Майкл ошеломленно взглянул на меня.
— Да, я забыл, — пробормотал он. — Я думал не о золоте, а о погибших товарищах.
Я понял его, и с той поры мое уважение к этому человеку еще более возросло.
— Но все равно! — встряхнулся он. — Так или иначе, они не уйдут от нас!
Матросы разбрелись по берегу в поисках съестного; некоторые сделали примитивные удочки и принялись ловить рыбу в устье ручья, другие насобирали целую кучу крабов и моллюсков. За этими заботами мы не заметили, как солнце поднялось высоко в зенит. Было часа два пополудни, когда мы услыхали окрик и увидели нашего недавнего пленника, бегущего к нам по песку. Он сиял белозубой улыбкой и дико вращал фарфоровыми белками глаз. Дон с радостным лаем бросился к нему навстречу, что немного охладило пылкий энтузиазм общительного туземца. Позади него из мангровых зарослей выходила группа островитян, предводительствуемая двумя высокими мужчинами в широкополых шляпах, сплетенных из травы, и в длинных белых льняных балахонах, живописно облегающих их мускулистые статные фигуры. Приближаясь, они приветствовали нас дружелюбными жестами, а один нес в руке большую пальмовую ветвь.
— Торики, — сказал один из них. — Твоя — англичанин? Моя — хороший друг!
Глава двадцатая. КЛЯТВА НА КРОВИ
… Блеск костра на смуглых лицах,
скрытный взгляд из-за кустов,
темнокожие девицы
в ожерельях из цветов…
Наши новообретенные союзники — именно союзники, ибо они обещали нам свою помощь и поддержку, — провели нас вверх по ручью до боковой расщелины, настолько удачно замаскированной обильной растительностью, что мы накануне миновали ее, даже не заметив. Вскоре мы поднялись на лесистое плато и по хорошо утоптанной и не очень крутой тропе вышли к подножью невысокого холма — бокового кратера конусовидного вулкана, обозначенного на карте как «гора Тауни».
Местность вокруг изобиловала зеленью: кокосовые пальмы, выраженные аккуратными ровными рядами, величаво кивали нам своими кронами; тут и там виднелись плантации маиса и маниока, сладкого картофеля и ямса, и имелись даже рисовые чеки, залитые водой в небольшой ложбине между кратером и склоном горы. Здесь же пасся и скот. Община, судя по всему, была многочисленной и процветающей.
Ближе к вершине холма, где за частоколом виднелись жилые строения, мы пересекли целый ряд глубоких траншей, причем каждый из рвов кольцом окружал холм, создавая надежную линию обороны.
Племя, как сообщил нам Саймон, принадлежало к роду Антанкарана, а оба вождя его относились к королевской династии Андриана, происходившей от арабских предков, чем и объяснялся более светлый оттенок их кожи. Попадались также и темнокожие люди, негры, занятые в основном работами на плантациях. Это были «андевос», рабы из Африки, привезенные маврами на Мадагаскар и проданные за золото и драгоценные камни.
Женщины, приветствовавшие нас песнями и цветами, были в большинстве своем довольно привлекательны, грациозны, с тонкими губами, прямыми носами, черными блестящими глазами и горделивой осанкой. Одежду их составляли особого рода фартучки до колен под названием «китомби», поверх которых они надевали короткие жилеты из шелковой материи; мужская же часть племени носила так называемые «ламба», или длинные накидки наподобие римской тоги. Что касается украшений, то они были весьма разнообразны и поразительно искусно выкованы из золота и серебра в виде длинных цепочек и брошей филигранной работы.
По случаю нашего прибытия был устроен праздник, и запахи жареного мяса, аппетитный парок из многочисленных горшков, кипящих на огне, содержимое примитивных пекарен, вырытых прямо в земле и прикрытых пальмовыми листьями, дразнили наши голодные желудки так, что у нас буквально слюнки текли.
Сначала нас угостили «токе» — местным пальмовым вином, более крепким, чем любое из вин сэра Ричарда, — и шипучим напитком из перебродившего сока зеленых кокосовых орехов. Благодаря ломаному английскому языку, которым владели оба вождя, делившие с верховным жрецом власть в этом крохотном королевстве — последний отсутствовал на пиршестве, поскольку готовился к важному обряду, в ходе которого ему предстояло раскрыть «волю богов», — а также помощи Саймона в роли переводчика мы убедились в достоверности истории, рассказанной нам вчерашним пленником.
Как оказалось, Сэм Пайк и Фентон сильно кривили душой, описывая нам обстоятельства своего пребывания на острове. Люди Тауни обошлись с дружелюбными островитянами, как последние негодяи. Сам Тауни обесчестил дочь одного из вождей племени по имени Мушманго; несчастная, не вынеся позора, впоследствии покончила с собой.
По издавна сложившейся традиции, буканьеры, посещавшие Мадагаскар, старались поддерживать с местными жителями дружеские отношения не только ради собственной безопасности, но прежде всего преследуя чисто практические цели: безотказное снабжение провизией и водой, помощь в строительстве блокгаузов и укреплений в местах удобных якорных стоянок, а также оснастке и ремонте судов. Разбойники Тауни первыми нарушили эту традицию, и вожди племени затаили против них непримиримую ненависть и злобу.
Мушманго, казалось, почувствовал ко мне особое расположение и долго, серьезно, вглядываясь мне в глаза, беседовал с Саймоном на своем гортанном наречии. Второй вождь оживленно переговаривался с сэром Ричардом и Майклом при помощи известных ему английских фраз и красноречивых жестов. В конце концов Мушманго поднялся и подал знак к началу пиршества.
— Он сказал, — обратился ко мне Саймон, — что у вас ясные глаза и правдивый взгляд, мистер Пенрит, и, разделив с нами трапезу — по обычаю арабов, — они станут нашими друзьями. Если жрец найдет приметы благоприятными, то вожди помогут нам вернуть наши суда.
После того как мы наелись до отвала, всячески поощряемые нашими гостеприимными хозяевами, на пороге своей «резиденции» появился жрец. Хижины вождей, увенчанные остроконечными кровлями из соломы и пальмовых листьев, были сложены из бревен. Строительным же материалом для большинства остальных хижин служили обожженные на солнце глиняные кирпичи, и жилище жреца тоже было построено из глины. Отличалось оно от других тем, что низкие двери его открывались на восток, а в стены, пока они еще как следует не просохли, были вмазаны сверкающие на солнце многочисленные перламутровые ракушки вперемешку с человеческими костями, высушенными морскими звездами и странными небольшими морскими созданиями, чьи головы напоминали лошадиные.
Жрец торжественно выступил вперед, глядя перед собой, как в трансе, ничего не видящими глазами. В руке он нес половинку высушенной тыквы, наполненной дымящейся жидкостью. Когда он вылил ее перед собой на землю, я узнал в ней свежую кровь. Она разбрызгалась в разные стороны по твердо утоптанной земляной площадке, и жрец, присев на корточки, проследил направления, в которых разлетелись все капли и брызги, тщательно их пересчитав. Во время этой процедуры он бормотал себе под нос какие-то заклинания, часто повторяя имена Андриаманитры и Занахари и вознося руки к небесам.
По завершении своей ворожбы он обернулся к нам и заговорил голосом, глухим от старости и шепелявым из-за полного отсутствия зубов во рту.
Преклонный возраст высушил его настолько, что он стал похож на лесную ящерицу; круглые глаза его, покрасневшие от натуги, напоминали глаза Дона, который лежал рядом со мной и внимательно наблюдал за происходящим.
На шее жреца висели длинные ожерелья из человеческих зубов, а на ногах и руках позвякивали кольца из золотой и серебряной проволоки. Кроме этих украшений на нем была лишь узкая набедренная повязка из красной ткани.
— Здесь белые люди, — монотонно и нараспев произносил он, давая возможность Саймону переводить его слова. — Они наши братья, ибо и мы — белые, а не темнокожие, как «андевос», которые являются рабами. Наши братья утратили то, что им по праву принадлежит, и просят нас помочь вернуть пропажу. Потерянное обретется вновь, то, что они ищут, найдется, хоть и не в том виде, как они это себе представляют. Занахари и Андриаманитра благосклонны к ним. Но пусть пришельцы опасаются осквернить своим прикосновением наши святыни!
Когда он закончил, присутствующие зашумели, а вожди закивали нам с выражением живейшей радости и проявляли всяческое удовлетворение. Но у этой «розы», однако, имелся весьма острый шип. Пророчество было благоприятным, и тем не менее, между нами и кладом неизбежно стояло осквернение святыни. Впрочем, еще было время об этом подумать. Сейчас же первостепенная задача заключалась в том, чтобы упрочить дружбу с туземцами.
Мушманго встал и произнес речь, в конце которой все андриананцы обернулись к нам с улыбками и одобрительными возгласами и жестами. Я вопросительно взглянул на Саймона.
— Вожди желают побрататься с вами и сэром Ричардом, — объяснил он. — Церемония состоит в обряде обмена кровью. Нет, ничего страшного, — добавил он с усмешкой, — просто отведаете крови друг друга, как христиане причащаются крови Иисуса. Зато такая клятва для них нерушима!
— А почему не с вами? — едва придя в себя от неожиданности, спросил я.
— Потому что они сразу признали в вас вождей, — отвечал Саймон, — а обмениваться кровью с кем-нибудь ниже рангом им не пристало!
Сэр Ричард поморщился, когда узнал об этом намерении, но согласился. В самом деле, иначе поступить мы не могли, так как отказ означал бы смертельное оскорбление.
Церемония началась. Нас четверых — меня с Мушманго и сэра Ричарда со вторым вождем — усадили друг против друга, заставив взяться за руки и глядеть в глаза своему визави. Затем через Саймона мы произнесли клятву оказывать своему побратиму всяческую помощь и поддержку, быть другом ему и другом его другу, а также врагом его врага и врагом врага его друга. В случае же нарушения этой клятвы мы высказали пожелание, чтобы нас пожрал аллигатор, пронзило насквозь вражеское копье или поразила карающая десница Занахари.
Жрец подошел к нам и священным ножом оцарапал кожу у нас на груди; выступившую кровь он промокнул четырьмя кусками маисовой лепешки и распределил их между нами так, чтобы каждый съел кусок с кровью своего побратима. Сколь ни отвратителен был этот варварский ритуал, мы с должной торжественностью выполнили все его требования, и жрец провозгласил нас братьями по крови и плоти, равными в делах и помыслах.
Мушманго распорядился выставить вахту на вершине горы, чтобы наблюдать за возможным прибытием «Золотой Надежды» или «Сокола». Защита поселка была организована безупречно, и у нас имелось надежное укрытие на случай отступления. В лесной же засаде дротики, стрелы и длинные копья островитян могли успешно противостоять огнестрельному оружию пиратов.
Майкл выразил самое презрительное отношение к Фентону как предводителю, узнав, что он тот самый хвастун из «Обросшего Якоря». Сэма Пайка он тоже считал последним трусом. О достоинствах Симпкинса ему трудно было судить, однако казалось абсурдным, чтобы трактирщик обладал качествами, способными сделать из него генерала. Майкл, насколько я его знал, стоил их всех троих, вместе взятых, как по силе ума, так и по силе физической. А Фентон, согласно утверждению Саймона, являлся главарем всей шайки.
Ни я, ни сэр Ричард не касались в беседах с Саймоном вопроса о дезертирстве половины нашей команды в Плимуте, до сих пор считая его несомненным виновником происшедшего. Однако после зрелого размышления я не стал исключать вероятность участия в этом деле и хитрой бестии Фентона, улизнувшего от нас в полной уверенности, что мы надолго застрянем за плимутским волнорезом. Ведь сыграв с нами ту же шутку, какую пытался сыграть Картер-Вербовщик с капитаном Уэйном в Лондоне, он одним выстрелом убивал сразу двух зайцев: вынуждал нас не слишком щепетильно относиться к подбору недостающей части команды и получал возможность обогнать нас на пути к Мадейре, чтобы договориться с Фуншальским Питом о захвате «Золотой Надежды». Вполне возможно, что Саймон и не подозревал о подобной его инициативе, иначе поведение «делового партнера» противоречило бы элементарной логике, которой этот человек всегда следовал в своих поступках. В самом деле, предоставив нам судно с полностью укомплектованной командой, зачем ему понадобилось отнимать у нас половину матросов на второй день после нашего прибытия в Плимут? Сделать это до приезда соперников было бы значительно проще.
У меня оставался еще один неоплаченный счет, который я собирался лично предъявить Саймону. Я не мог забыть мерзкую рожу трактирщика, который плюнул на меня перед тем, как спустить в Темзу через желоб вербовщика. Но знал ли Саймон о том, к каким методам прибегал этот негодяй, пусть даже и действовавший в его интересах? И должен ли он нести за них ответственность?
Эти и другие вопросы ожидали решения в будущем, а пока Саймон продолжал оказывать неоценимые услуги в качестве единственного связующего звена между нами и нашими новыми союзниками, и затрагивать подобные щекотливые темы казалось нам, по меньшей мере, несвоевременным.
Праздничный день закончился красочными плясками и песнями у костра. Я установил порядок вахт между нашими людьми. Фентон и Пайк, зная антипатию туземцев к ночному мраку, могли совершить нападение на остров ближе к полуночи или немного позже, в зависимости от прилива. По два матроса отправились на каждую из якорных стоянок с приказом немедленно подать сигнал выстрелами из мушкетов, как только появится угроза высадки пиратов. Я, сэр Ричард, Саймон и Майкл тоже разделили между собой ночные дежурства, ожидая возможных сигналов.
Тем не менее ночь прошла спокойно, перейдя в безоблачный рассвет, и ни шхуна, ни баркентина на горизонте не появились.
Все утро мы провели, обсуждая с вождями вопросы военной тактики и стратегии, а также проблемы своевременного обнаружения противника. Ближе к полудню появился жрец и через Саймона пригласил меня с сэром Ричардом принять участие в жертвоприношении у Священного камня, чтобы закрепить вчерашнюю клятву на крови. Разумеется, мы охотно согласились.
Плотно позавтракав, мы со своими новообретенными туземными братьями, предводительствуемые жрецом, отправились на поляну, где недавно подверглись столь яростной атаке. Священный камень представлял собой довольно высокий монолит из вулканического туфа, носивший на себе следы жира и засохшей крови многочисленных жертв, чьи кости грудой возвышались у его подножья. Я различил черепа, ребра и бедренные кости коров и коз, но человеческих скелетов среди них не было. Саймон отсутствовал, поэтому приходилось общаться при помощи жестов, нескольких фраз на ломаном английском и двух-трех слов местного наречия, которые я успел запомнить.
Мушманго тронул меня за локоть и с негодующей гримасой указал на какие-то царапины на гладкой поверхности камня. Мы оба, сэр Ричард и я, затаив дыхание, пристально вглядывались в них. Для островитян они означали не более, чем оскорбление святыни, но для нас они служили зримыми доказательствами того, что Тауни был здесь и оставил на этом каменном столбе свою отметину. Вопрос, с какой целью, не вызывал у нас никаких сомнений:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27