— Вы… Вы хотите откупиться от своей нечистой совести… оплатить неправедно нажитыми деньгами честь моей матери?!! — донесся до нее звенящий злыми слезами голос Диего.
После нестерпимо долгой паузы отец сказал что-то, тяжело, тихо и неразборчиво. Диего вскрикнул что-то совсем отчаянное и злое. И… Где, где он видал таких отцов? В гробу, а лучше на виселице?!!
Тут Диего как ошпаренный вылетел из комнаты и, чуть не сбив сестру с ног, скатился по лестнице. Бесс, подхватив юбки, бросилась следом. Внизу хлопнула дверь.
— Совсем ополоумел парень, — сказал Блад закрытой двери. Он слепо пошарил по столу — на привычном месте пальцы нащупали книгу. С минуту Блад недоуменно смотрел на добротный, кожаный, с золотым тиснением, переплет «Мемуаров мессира д'Артаньяна», а затем в сердцах грохнул книгой о стол. Жалобно звякнула чернильница. Упал подсвечник. Вбежал слуга.
— Ужин готов, Ваше Превосходительство! — на всякий случай доложил он, с опаской глядя на разъяренного хозяина.
— К чертям ужин! Шляпу!
Однако, когда Блад выскочил на улицу, нигде не было видно долговязой фигуры в широком и длинном плаще испанского кроя.
— Болван! — сказал Блад вслух, адресуясь на этот раз к себе. Он вернулся в дом и закрыл дверь. Бесс он не заметил.
«Право же, — думал он, поднимаясь по лестнице, — если этот чертов придурок все семнадцать лет своей жизни доставлял своей матери подобные беспокойства, то я снимаю перед ней шляпу. Она, должно быть, женщина исключительных достоинств…»
* * *
Тем временем оказавшаяся более проворной Бесс успела заметить Диего на другой стороне улицы. Первая мысль — догнать — явно была неудачной: в таком состоянии братец разговаривать не захочет, да и домой не вернется. Но что он сделает? Бесс старалась не терять братца из виду, но тут дорогу ей перегородили две неуклюжие кареты, сцепившиеся осями. Мгновенно возник затор. Когда Бесс наконец сумела переправиться через мостовую, Диего был уже далеко. Подобрав юбки несколько выше, чем позволяли приличия, и энергично работая локтями, Бесс бросилась следом за ним. Диего завернул за угол. Добравшаяся до угла Бесс успела заметить край его плаща — Диего свернул в боковой проулок. Сделав рывок, Бесс сократила расстояние наполовину — чтобы не потерять его за следующим углом. Может, и не стоило подбираться так близко, но Диего несся вперед, ничего не видя вокруг себя. Его толкали, и сам он едва не сбил с ног дородную мамашу с ребенком. Та с проклятьями вцепилась было в его рукав, но ее отвлекло орущее чадо.
Падал мягкий теплый снег, превращавшийся под ногами прохожих в жидкое месиво. Колеса и копыта звучали приглушенно. Гвардеец на рослой серой лошади, картинно прогнув поясницу и нарочито-небрежно придерживая поводья пальцами левой руки, гарцевал у окошка кареты, покрытой красным лаком. Внезапно оказавшийся под копытами Диего вынудил лошадь шарахнуться в сторону. Всадник не покачнулся в седле, но его посадка утратила картинную четкость. Гвардеец выругался и огрел Диего хлыстом. Мелькнула тонкая рука, унизанная кольцами, и окно кареты закрыла красная с золотыми кистями занавеска. Всадник снова выругался и поднял хлыст, однако, наткнувшись на вызывающе-надменный взгляд из-под потрепанных полей шляпы, расхохотался и пустил лошадь коротким галопом вдогонку карете. Из-под копыт разлетелся веер брызг.
Машинально пытаясь отчистить камзол, Диего некоторое время стоял, глядя перед собой, и взгляд его был почти осмысленным. Бесс даже испугалась, что он заметит ее — она стояла почти рядом с ним. Однако Диего решительно развернулся и пошел прочь.
Теперь его блуждания приобрели подобие системы. Он явно что-то искал. Время от времени он останавливался, изучал вывески, пару раз сделал движение, как будто намеревался войти в дверь, затем проходил мимо. Наконец его выбор остановился на обшарпанной гостинице в Уоппинге, и он нырнул внутрь. Бесс выждала какое-то время, затем пересекла улицу и потянула дверь на себя.
Хозяин за конторкой, на которой лежала потрепанная конторская книга, при тусклом свете сальной свечи с сомнением разглядывал мелкую серебряную монету. При появлении Бесс монета исчезла, как по волшебству.
— Сюда зашел молодой темноволосый человек, — утвердительно произнесла Бесс.
— А что, — с ухмылкой поинтересовался хозяин, — дружок сбежал и не заплатил за постой?
Бесс дернула плечиком.
— Это мой брат, — объявила она.
Хозяин хмыкнул. Если девица хочет называть парня со столь явным испанским акцентом «братом», это ее дело. Бесс тем временем, порывшись в складках широкой юбки, извлекла на свет новенькую гинею. Хозяин встрепенулся. Бесс, повертев монету в пальцах, пустила ее волчком по столу — и накрыла ладошкой. Хозяин облизнул губы и перевел взгляд на ее лицо.
— Он здесь остановился? — спросила Бесс.
— Второй этаж, шестой номер, направо, — с готовностью откликнулся хозяин.
— Он мне сейчас не нужен. Но — Бесс поглядела значительно — может понадобиться потом. У него вряд ли с собой много денег, и я не хочу, чтобы его отсюда вышвырнули, как только они закончатся.
— Да пусть себе живет! — вскричал хозяин. — Он мне сразу приглянулся, такой славный юноша!
Девица, способная заплатить за дружка золотую гинею, вызывала у него смешанное чувство почтения и презрения. Однако золото — это всегда золото, и его дело — это золото получить.
— Я буду заходить узнавать о нем, — добавила Бесс. Но — меня здесь не было, понял?
— Да чего уж тут не понять! — сказал хозяин. — Э-э-э… братья — они народ своенравный. Не дай Бог заподозрят, что девушка их преследует, сразу нос задерут, а то так смотаются — и поминай как звали.
— Я плачу тебе не за то, чтобы ты болтал! — оборвала Бесс.
— Так я же уже молчу!
Бесс убрала руку с монеты, и та исчезла столь же непостижимым образом, как и серебряная.
— Для постояльцев у нас есть отдельный выход, — подобострастно сказал хозяин. — Направо по коридору, не заходя в зал. Не проводить ли вас, милостивая госпожа?
— Не стоит, — ответила Бесс. В последний раз испытующе поглядев на хозяина, она развернулась и быстро вышла. Теперь надо было поговорить с папенькой.
* * *
Бесс не учла настроения отца. Немного придя в себя, Блад велел подавать ужин, но тут выяснилось, что куда-то исчезла дочь. Краткое расследование показало, что Бесс ушла куда-то без сопровождения, и было это как раз незадолго до того, как молодой господин… Выражение лица губернатора недвусмысленно сказало Бенджамену, что продолжать фразу не стоит. Перепуганный Бенджамен клялся, что мисс Бетси не собиралась уходить надолго. Блад велел с ужином ждать, но минут через двадцать обеспокоился серьезно, и послал свою немногочисленную прислугу осматривать окрестности.
— В случае какой-нибудь неприятности я тебя вышвырну на улицу, — пригрозил он Бенджамену. — А предварительно выдеру.
Незамысловатое обещание было произнесено таким тоном, что Бенджамен почти поверил. Его опыт показывал, что наиболее опасными оказываются как раз наименее изысканные и экзотические угрозы.
Не нашедшие ничего слуги вернулись в дом. Блад ждал, нервно пробуя читать, время от времени подходя к окну, прислушиваясь к звукам. Стемнело.
Когда Бесс наконец появилась, Блад чувствовал себя вполне способным повесить кого-нибудь на ноке рея — если бы это могло помочь делу и если бы означенный рей случился поблизости. Разгневанный отец, не затрудняя себя выбором выражений, высказал Бесс все, что он думает по поводу ее поведения. Хотя выговор и начинался словами: «Где тебя черти носили?», ни объяснений, ни оправданий отец слушать не пожелал. Отвыкшая от подобного обращения Бесс от нетерпения подпрыгивала на месте, тщетно пытаясь вставить слово. Впрочем, выволочка не затянулась. Энергично выразив надежду, что «это» больше не повторится, отец смягчился и счел вопрос закрытым. Разумеется, такая послушная дочь, как Бесс, и не пыталась открыть его вновь, скажем, объявив о результатах своих изысканий. Считая, что понимает состояние отца, Бесс тем не менее чувствовала обиду, с которой ничего не могла поделать. Выговор казался ей чересчур жестким и чересчур несправедливым. Несмотря на это, она честно постаралась перевести разговор на интересовавший ее предмет.
— Диего…
— Диего ушел, — хмуро сказал отец, потянувшись за книгой.
— Неужели не было никакой возможности его задержать? — спросила Бесс.
Выбитый из колеи губернатор не обратил внимания на то, что Бесс, как будто, и не удивилась.
— С какой стати? И как? — ворчливо поинтересовался он. — Парень уже взрослый, и я не могу навязывать ему своих решений — если он сам не предоставит мне такого права. Я ведь не растил его, и он мне ничем не обязан. Я даже не его капитан.
— Ты мог бы найти его, поговорить…
— Но он этого не хочет. Ему тяжело со мной — ты же видишь.
— Мне кажется, ты не прав, — сказала Бесс.
— Вот погоди, когда твоей дочери будет столько же, сколько сейчас тебе, она тебе тоже объяснит, в чем именно не права ты. Между прочим, если бы я знал, что ты собралась покинуть Ямайку, я запретил бы тебе. Но ты решила сама — и я принимаю твое решение и уважаю его… хотя, видит Бог, это требует от меня усилий. Почему же к нему я должен подходить с иной меркой?
Бесс прошлась по комнате. Ей хотелось швырнуть в отца каким-нибудь тяжелым предметом.
— А что это ты читаешь, папа? — спросила она вместо этого.
—«Ласарильо из Тормеса». Конечно, это — всего лишь сатира, но некоторая доля истины в ней есть.
— «…Набрел я однажды, по воле Бога, на некоего дворянина…», — процитировала Бесс. — Папа, и ты хочешь всерьез уверить меня, что ты совершенно случайно избрал для вечернего чтения главу о голодном идальго? Ну признайся, ведь ты думаешь о Диего.
— Я, кажется, этого и не скрываю, — огрызнулся Блад. — Голод, знаешь ли, очень хорошее лекарство от больного самолюбия. Я, как врач…
— Ну перестань. Неужели тебе его нисколечко не жаль?
— Жаль?! — яростно сказал Блад, и уже мягче продолжал: — Ты не понимаешь, Бесс. Жалость — неподходящее слово. Пожалеть можно кошку, собаку, калеку-нищего, наконец. А Диего — мой сын. И я…
Пытаясь взять себя в руки, он встал, подошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу.
— Иди-ка ты спать, Бесс… — сказал он наконец.
«Иными словами, оставь меня в покое», — сердито подумала Бесс. Она сделала издевательский реверанс спине отца и вышла, отчетливо стуча каблучками. «Ну и отлично, тогда сам и ищи эту гостиницу. Если найдешь. Я, конечно, не врач, но по-моему, умеренные пробежки лечат не хуже голода. А там посмотрим. Вот так.» «Ну, хорошо. Как можно найти мальчишку в этом огромном городе, где живет без малого полмиллиона человек? В одном только Минте сотни домов, где за несколько пенсов в день можно снять комнату или угол, а за шиллинг в день иметь еще и стол. А если повезет — то и хозяйку к столу. Всем известно, что там селятся объявленные к розыску преступники, банкроты и должники, и искать там кого-нибудь — занятие безнадежноеnote 28. Но точно также он может быть и, скажем, в Уоппинге. Последнее даже вероятнее, поскольку портовый район… Клянусь честью, я, кажется, поглупел. Впрочем, с моими дорогими детьми недолго растерять остатки разума. Я, видите ли, теряю время на размышления о том, что же делать мне, а ведь думать надо о том, что будет делать Диего. С его-то гонором и с его-то испанской рожей — возможностей в Лондоне у него немного. Так. Уже лучше. Ну что ж, завтра же поговорю с этим контрабандистом, месье Пьером… — или тут его зовут Билли Джонс?.. — его люди мне пригодятся… А интересно, кстати, есть ли у него свои люди в Ладгейтеnote 29? В смысле, чтобы могли входить и выходить? Я, кажется, почти мечтаю, чтобы Диего туда попал — тогда-то уж он от меня точно никуда не денется…» Слегка повеселевший губернатор отложил в сторону «Жизнь Ласарильо из Тормеса» и раскрыл на заложенной странице «Новое путешествие вокруг света» известного пирата и океанографа Дампира.
Глава 10
Антуан де Каюзак, в недавнем прошлом — чиновник по поручениям при посольстве Франции в Лондоне, а ныне, после начала военных действий, — якобы частное лицо, закрыл отчет о заседании комиссии, назначенной для разбора дела губернатора Ямайки Питера Блада. Отчет ему, по не вполне бескорыстному знакомству, предоставил один из писарей Звездной палаты. Каюзак был расстроен. Кажется, у Блада получалось выкрутиться, и, скорее всего, со временем дело закроют. Эх, не вовремя королева занялась шотландцами!
Каюзак уже третий год использовал все свои связи, чтобы следить за перипетиями этого разбирательства. Нет-нет, это не входило в те его обязанности, которые оплачивались Францией. Здесь был замешан личный интерес.
Прадед Каюзака служил в гвардии самогу великого кардинала Ришелье, и даже попал в некоторые хроники тех времен. В гвардии служил и дед Каюзака — при Мазарини. Славному отпрыску славной фамилии была бы уготована та же дорога. Однако — как всем известно — служба в гвардии сопряжена с большими расходами. К несчастью, денежные дела Каюзаков пошатнулись, и благополучие семейства стало напрямую зависеть от некоей деятельности родного дядюшки Антуана, обитавшего в Индиях. Дядюшка этот, по секрету говоря, был изрядным мерзавцем, и вся семья вздохнула с облегчением, когда, после какой-то темной истории, он вынужден был оставить Европу. Однако по ряду причин дядюшка не желал полного разрыва с семьей, и от него регулярно приходили деньги, позволявшие маменьке содержать особняк и карету, а маленькому Антуану — надеяться на блестящую карьеру гвардейского офицера, и поэтому в семье было принято говорить, что дядюшка служит в колониях.
И вдруг — в несчастный день — золотой ручеек иссяк: дядюшку, видите ли, прихлопнули. Так Каюзак, вместо расшитого гвардейского мундира, облачился в скромное платье чиновника. По слухам, дошедшим из колоний, к безвременной гибели не то чтобы любимого, но искренне оплакиваемого дядюшки приложил руку некто Блад — флибустьер и бретер. С тех пор этот самый Блад успел стать губернатором Ямайки. У английского правительства, видимо, вошло в традицию награждать этим постом отъявленнейших разбойников. А Каюзак начал внимательно следить за его карьерой. Поэтому надо ли говорить, что последние вести из Звездной палаты были для него весьма неутешительными?
Каюзак со вздохом закрыл отчет и придвинул к себе другую пачку бумаг — на этот раз касавшихся его непосредственных обязанностей. Обязанности эти были весьма деликатного свойства: сбор информации об английских контрабандистах, работающих во Франции. Получение мало-мальски ценных сведений об этих джентльменах, равно как и о разного рода подозрительных судах, требовало знакомства (и теплого общения) с весьма пестрым кругом лиц. А с тех пор, как начались боевые действия и положение Каюзака стало довольно шатким, его работа требовала особой деликатности.
Сейчас его особенно интересовал один бриг, стоявший в неприметном закутке Темзы. Бриг был каким-то непонятным. Для контрабанды посудина была пожалуй что великовата, гораздо более подходящими считались для этой цели маленькие верткие фелуки, но тренированное чутье редко подводило Каюзака: с бригом что-то было не так.
Вот, скажем, весьма подозрительным было то, что, хотя бриг сонно стоял в своем закутке, команда не была распущена полностью, а в трюме, как Каюзаку удалось выяснить, хранилось укомплектованное снаряжение и припасы для длительного пути.
В пачке бумаг, придвинутой Каюзаком, содержались последние сведения, которые удалось добыть о бриге: судовые документы — в полном порядке, хоть сейчас в путь; имя официального владельца — некто Джереми Питт. Имя капитана, однако, по-прежнему было неизвестно. Каюзак посмотрел на последний, довольно грязный, листок, исписанный корявым почерком. Листок был озаглавлен «раппорт» и уведомлял, что команда брига «Дельфин» из всех окрестных кабаков предпочитает таверну «Белый Дракон». Он положил себе в ближайшее время посетить это заведение.
* * *
Прошла неделя.
Блад пару раз уходил куда-то, но Бесс о своих делах не рассказывал — а если она спрашивала, отвечал односложно.
Однажды Бесс не вытерпела.
— Папа, а там, куда ты ходишь, нет дяди Джереми? — спросила она. — У меня для него письма, да ведь и он, наверное, захочет расспросить о семье!
Блад поколебался.
— Да, в конце концов, почему бы и нет, — сказал он наконец. — Со мной может случиться что-нибудь… непредвиденное… и ты должна знать, куда, в случае чего, пойти… Одевайся, пойдем вместе…
Двухмачтовое судно было размещено весьма неприметно — во всяком случае, Бесс могла бы поклясться, что она видит его впервые. Борта сверкали свежей белой и голубой краской; на кормовом подзоре блестели золотые буквы — «Дельфин». Нос, в соответствии с названием, был украшен золотым дельфином, взлетающем в стремительном прыжке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17