– Выходит, не пришил я тебя?.. Жа-аль!
– Не разговаривать! Повернуться налево и пять шагов вперед! – приказал Олег, держа преступника на прицеле.
Рыбаков рыскнул глазами, прикидывая расстояние до своего ружья.
«Черт! Не успею! – мелькнула у него мысль. – Тогда так – уход низом влево и боковой «маваши» в голову! Должен достать…» – решил он и весь подобрался, приготовился к прыжку.
– Парни, вы че, сдурели? Че, парни?! – услышал вдруг Волков голос за спиной и, инстинктивно обернувшись, увидел парня в клетчатой рубашке, с берданкой в руках.
– Уйди ты, не мешай! Это убийца! – крикнул ему Олег, машинально отметив, какое бледное лицо у этого парня.
В ту же секунду Рыбаков метнулся к нему, нанося удар ногой.
Олег успел сделать боксерский «нырок», отскочил в сторону и выстрелил в воздух. Опоздай он хоть на долю мгновения – сапог бандита размозжил бы ему голову.
– Не дури! Следующая пуля твоя! – предупредил Волков.
«Ну же, Коля, не дрейфь, вмажь ему разок! Только поточнее, и этот рахит будет корчиться на земле! – подбадривал себя Рыбаков. – Секунда, всего секунда, и ты сомнешь, изувечишь, растопчешь его, как навозного жука! Смелее, ну!!»
Он настраивал себя, подбадривал, но все никак не мог решиться на свой коронный, отлично отработанный удар – черный глазок дула пистолета гипнотизировал, парализовал его мышцы.
На какое-то мгновение Рыбаков все же нашел в себе силы избавиться от этого наваждения… Казалось, что он уже пошел на прием… Но его взгляд встретился со стерегущими каждое его движение глазами парня с забинтованной головой, и снова что-то противно заныло, задрожало в нем.
«Застрелит ведь сволочь, не промахнется!» – с тоской подумал Рыбаков.
И снова, как в тот момент, когда он хотел удрать на лодке от Ржавого, услужливое воображение нарисовало горячий удар пули по его великолепному, так любимому им телу, дикую, раздирающую его боль, и он понял, что ничего уже не сможет сделать, что проиграл.
– Ладно, начальник, твой я! – произнес Рыбаков, глядя исподлобья, и, подняв руки, покорно повернулся спиной к парню с пистолетом.
«Но это же конец! Вышка! Ты что, не понимаешь, вы-шка-а-а! – вдруг отчаянно заголосило все его естество, протестуя против того, что судьба обманула, отвернулась от него. – Нет! Нет!! Нет!!!»
Не отдавая себе отчета, Рыбаков бросился вперед и, по заячьи петляя, понесся между деревьями.
«Уйдет! Уйдет же!..» – захолонуло у Волкова сердце, и он рванулся в погоню.
– Стой, сто-о-ой, стрелять буду! – кричал он и на ходу пальнул в воздух.
Но бандит не сбавлял скорости…
Надо было решаться…
Волков остановился, прицелился и дважды нажал на спуск.
Рыбаков с маху, словно зацепившись ногами за невидимую преграду, рухнул на землю и заползал, закрутился по земле.
«Ранен! Надо первую помощь оказать, а пакета-то нет!» – подумал Олег и почувствовал противную дрожь в ногах. Его знобило от нервного перенапряжения. В человека он стрелял впервые в жизни…
«А если я что-то сделал не так, не по закону? – мелькнула вдруг мысль. – Скорее к нему, скорее!»
– Мм-м, мм-м! – стонал бандит, зажимая ладонями рану на бедре. – Ну что ты уставился, сволочь?! Добей, ну добей же меня! – запсиховал он. когда Волков приблизился к нему. – Ты же изуродовал меня! Понимаешь – и-зу-ро-довал!
– А ты как хотел? Чтобы только ты стрелял, а другие мучились? Прекрати истерику!
Злость и неприязнь к поверженному противнику быстро остыли, и ему даже стало жаль Рыбакова – человек все же…
– Переворачивайся на живот! Быстро! – распорядился он, отстегивая от пистолета шнур, чтобы перетянуть раненому ногу. – Надо тебе кровь остановить, ишь как хлещет!.. Да не вздумай баловаться, – мне не до шуток!
Подбежал запыхавшийся сторож. Воинственно держа перед собой берданку, за ветхостью перемотанную изолентой, он зачастил скороговоркой, обращаясь к Волкову:
– А я ведь сразу смикитил, что это за птица, понимаш… Еще вчера, понимаш, думаю – не из беглых ли?
– Увянь ты, зануда! – злобно огрызнулся Рыбаков. – Коньяк со мной пил? Пил! А он ворованный!.. Так что не трепыхайся, тоже по статье пойдешь! Мы о тобой одной веревочкой повязаны. Соучастник ты мой! Понял? – припугнул он простоватого парня.
– Дак ить… – начал было сторож, растерянно хлопая белесыми ресницами.
– Ладно, земляк, успокойся. Нечего тебе с этим типом разговоры разговаривать! – сказал ему Олег. – Аптечка у тебя в вагончике есть?
– Имеется…
– Сбегай-ка, принеси, пожалуйста. Перевязать этого бандюгу надо… Ему еще ответ перед народом держать, а потому беречь я его должен!
Сторож ушел, а Волков, устало опустившись на землю, подумал – как хорошо, что все, наконец, закончилось.
Конечно, впереди еще будет много дел – отвезти бандита в поселковое отделение милиции, каким-то образом доложить о задержании в штаб, вызвать вертолет для Кандычеза…
Но самое главное все-таки уже позади.
– Ну где он там с бинтами? Заснул, что ли?! – кривясь от боли, спросил Рыбаков.
После того как Олег наложил жгут на его бедро, кровотечение из раны почти прекратилось и он заметно приободрился. Как бы там ни было, а он все-таки живет! К нему вернулась обычная, свойственная рецидивистам наглость.
– Что, за свое драгоценное беспокоишься? – беззлобно поинтересовался Волков.
– А кто же в этом мире за меня побеспокоится? «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» – первое мое правило.
– Вопросов нет, коль у тебя правила такие, – усмехнулся Олег. – Не бойся – пуля прошла навылет, а кость не задета… До приговора доживешь, это я гарантирую.
– Хоть в этом повезло! – хрипло рассмеялся бандит и после паузы попросил: – Слышь, начальник, закурить бы дал, что ли!
– Ты же не куришь.
– Не курю, – согласился Рыбаков, – да вот потянуло что-то на курево… Мутит меня…
Волков достал из кармана мятую пачку, прикурил две сигареты и одну из них протянул раненому.
Тот сделал две затяжки, поперхнулся дымом и закашлялся. Но сигарету не бросил, только утер слезы ладонью.
– Слышь, начальник, дело прошлое, ты мне по ногам спецом стрелял? Или случай?
– Специально, – соврал Олег.
– Что ж так? Пожалел?
– Да нет. Жалости у меня к тебе нет. Сам ведь знаешь, сколько за тобой крови… Для суда тебя берег. Хочу услышать, как ответ держать будешь, – ответил ему Волков. – Ты вот сидишь тут, зубы скалишь, а десятки людей мучаются, тебя разыскивают. Катера, самолеты, вертолеты задействованы! Ты хоть представляешь, в какую сумму обошелся государству твой побег?
– Ну ты даешь, начальник, – покачал головой бандит, – аж слезу прошиб! В пионерах, поди, за сбор металлолома отвечал, а?
Да мне плевать на вас всех и на ваши расходы! Мне моя свобода дороже всего! – переменил тон Рыбаков. – Может, еще и иск предъявите за розыск? Кто же вам мешал меня не за тысячи ловить, а, скажем, за три рубля? А зачем вообще упустили?
Олег промолчал, Что можно ответить бандиту на его издевку? Ведь есть, есть доля правды в его словах! «Зачем упустили?»…
Но оправдываться перед этим гадом? Глупо.
Наконец, прибежал сторож, принес бинты и аптечку. Олег распластнул ножом штанину Рыбакова, обработал рану йодом и наложил повязку. Потом попросил сторожа помочь в перевязке своей раны.
– Ты уж меня извини, – сказал Волков парню, когда тот, довольно сноровисто, бинтовал ему голову. – Напугал я тебя, наверное, своей стрельбой? По-другому с этим бандюгой нельзя было… Давай познакомимся, что ли? Меня зовут Олег. Олег Волков.
– Федор, – протянул ему руку сторож. – Певнев моя фамилия.
– Слышь, Федя, а пожевать у тебя ничего не найдется? – с виноватой улыбкой спросил Олег. – Вторые сутки голодом…
– Как не найтись? Найдется! Я же и «буржуйку» затопил, чайник поставил… – указывая на черный солярный дым, вырывавшийся из трубы на крыше вагончика, пояснил Певнев.
– Ну вот и отлично! Помоги-ка мне этого «гастролера» к вагончику дотащить. Сам-то он идти не сможет…
Вдвоем с Певневым они втащили раненого в бытовку и положили на топчан. Волков проверил тумбочку, стоящую возле топчана, – нет ли там предметов, пригодных для нападения, убрал подальше валяющееся на полу полено и вышел на улицу – забрать пятизарядку.
Вернувшись обратно, он осторожно разрядил ружье и, стараясь не прикасаться подушечками пальцев к его поверхностям, остатками бинта замотал цевье и ствольную коробку.
– Что, начальник, автографы мои сберегаешь? – с интересом наблюдая за ним, спросил Рыбаков. – На черта тебе эти отпечатки, когда и так все ясно? Двое мертвяков за мной, да ты – подранок… Разве от этого открестишься? Все одно – «вышка»! Кстати, похоронил ты своего приятеля-легавого?
Понимая, что бандит над ним издевается, Олег не ответил.
– Молчишь? Дело твое, начальник. Это ведь я так, от скуки интересуюсь… А как там Ржавый? Отдыхает, продажная его душа?
– Кто-кто? – переспросил Волков.
– А ты что, не успел с ним познакомиться, начальник? Ржавый – это корешок мой, ноне покойничек. Этот-то уж точно на моей совести, господи, прости мою душу грешную!.. В упор бил!
– В спину, – уточнил Олег.
– Ээ-э, начальник, да разве у меня было время его к себе мордой поворачивать?! А и повернулся бы – все одно замочил бы гада!
– Что ж так? Насколько я понял – за проводника он у тебя был. Без него, ручаюсь, ты бы так далеко от нас не ушел!
– То моя кухня, мои дела… – уклонился от ответа бандит. – Значит, было за что, раз грохнул!
– Товарищ Волков, айдате завтракать! Тушенку разогрел, а чаек уже вот-вот на подходе! – позвал Олега сторож.
От раскалившейся докрасна «буржуйки» в вагончике стало жарко. Пахло дымом, сухим деревом и немного соляркой.
Но все эти запахи перешибал аромат разогревающейся тушенки. Она сердито шкворчала и постреливала жиром на большой сковороде, посередине стола, сбитого из неструганых досок. Рядом со сковородой высилась начатая краюха ржаного хлеба домашней выпечки, красовались две большие луковицы и четыре яйца.
Этот натюрморт дополняли солонка из березовой коры и самодельный нож, с рукояткой, обмотанной алюминиевой проволокой.
– Тарелка или миска есть? – спросил Волков.
– Как не быть? Этого добра навалом. Бери, они там, в шкапчике.
Достав миску из «шкапчика», Олег отложил в нее тушенки, отрезал от краюхи толстый кусок хлеба и поставил еду перед Рыбаковым:
– Ешь.
Бандит взял миску, долго разглядывал ее содержимое, будто там было что-то необычное, потом перевел взгляд на Волкова и, улыбаясь, демонстративно швырнул миску на пол.
Олег поднял посудину и снова поставил ее на тумбочку.
– Что, почувствовал себя в безопасности? Решил поиздеваться? – холодея от ярости, тихо спросил он. – еще одна такая «штучка» – и я поступлю с тобой так, как сочту нужным!
– Застрелишь, что ли? – прищурился Рыбаков. – прав таких не имеешь!
– Там посмотрим, имею или нет. Ешь!
Бандит посмотрел ему в глаза, обдумывая, что именно может предпринять Волков в этой ситуации, и вдруг как-то сник, съежился.
– Ладно, начальник, извини. Нервы… – произнес он примирительно и, как показалось Олегу, несколько заискивающе. – Умыться бы мне… Намылиться то я намылился, да вот бриться, как говорится, не пришлось… Всю шкуру на лице стянуло.
Волков молча сдернул с гвоздя полотенце, смочил его кипятком из чайника и подал Рыбакову. Немного понаблюдал, как тот отпаривает засохшую на бороде мыльную пену, и сел за стол так, чтобы преступник был в поле его зрения.
– Ну что? Начнем заправляться? – спросил Олег у Певнева. – Угощай незваного гостя, хозяин!
– Дак че угощать-то? Все на столе, все на виду. Знай ешь, да не величайся! – улыбнулся в ответ тот.
Позже, когда пили густой, дегтярного цвета чай, Волков спросил у Певнева:
– А что, Федя, не скучно в сторожах-то?
– Дак вы че, решили, че я здесь постоянно? – даже обиделся тот. – У меня права поди есть, пять лет баранку кручу. Просто счас мой «мазон» на ремонте, вот я и поддежуриваю…
– Если так, то извиняюсь! В армии-то где служил?
– Не довелося мне, – помрачнел Федор. – После школы ДОСААФ я уже и повестку получил, на службу собираться наладил, да маменьку на лесоповале лесиной шибко помяло… И по сей день лежит, а я у ей один. Потому и не взяли.
– Да, брат, невеселые дела… – посочувствовал Волков. – Ну, спасибо тебе, Федор, за хлеб-соль! Послушай, а тетрадочки у тебя не найдется? Надо акт задержания составить.
Певнев достал из «шкапчика» ученическую тетрадь в обложке, испачканной автолом.
– Пойдет, че ли? – спросил он. – Грязна уж больно…
– Пойдет, пойдет! Спасибо, брат, выручил! Над актами Олег корпел минуть двадцать – их надо было составлять в трех экземплярах, а копировальной бумаги не было.
Осилив, наконец, эту работу, он пододвинул акты к Певневу и попросил:
– Ознакомься, Федор, и распишись в качестве понятого.
– В качестве кого? – переспросил сторож. – Это что же выходит? В свидетели я попал, что ли?
– Выходит, так… – улыбнулся Олег. Он уже на первый раз сталкивался с этим распространенным среди таежников паническим страхом перед словом – «свидетель». На медведя с одним ножом ходят, а вот в свидетели…
Признаки такой же «болезни» были налицо и у Федора.
– Ну чего ты оробел? Что тут страшного? – спросил у него Волков. – Все просто – читай акт, сверяйся с вещественными доказательствами, они все перед тобой: карабин, патроны, консервы, продукты разные… Это же все из магазина украдено, положено описать и засвидетельствовать. Если какое сомнение в количестве возникает – пересчитай. Одежда какая на преступнике – сам видишь.
– Не-е, не могу я этого подписать! – осторожно, но решительно отодвинул от себя бумаги Певнев.
– Это почему? – удивился Олег.
– Права такого не имею. Выпивал я, понимаш, с ним вчера… Краденым, выходит, угощался! Вообще, понимаш, обмишулился я! В дружки-приятели к бандюге попал..
– А ты как думал? – усмехаясь, перебил его Рыбаков. – Пил, жрал со мной, а начальник – мужик дотошный, все подсчитал! Теперь с тебя, голубь, все через суд вывернут! Так-то.
– Не паясничайте, Рыбаков! – оборвал его Олег. – Прекратите!
– Молчу, начальник, молчу-у-у! – дурачась, поднял руки над головой тот.
– Ишь ты! Пулю схлопотал, а не унимается!.. – с любопытством посмотрел на Рыбакова сторож. – Товарищ Волков, а можно узнать, че он такого натворил?
– Что натворил? Да, считай, весь уголовный кодекс собрал. А вчера утром участкового тяжело ранил и сообщника своего убил.
С тобой вот только не повезло – промахнулся! – усмехаясь, произнес Рыбаков. – О чем искренне сожалею…
- Да че он, сдурел? Зверь, понимаш, такого не сделат – переводя взгляд то на Рыбакова, то на Волкова, словно пытаясь понять, кто же из них говорит правду, а кто шутит такими страшными вещами, недоумевал Певнев. – Может, он по пьянке, понимаш? А?
Видимо, в его небогатой событиями жизни еще никогда не было встречи с преступниками и поэтому ему казалось, что они должны чем-то отличаться от остальных людей, выглядеть как-то иначе, чем тот, с которым он недавно делил и еду и ночлег…
– Да нет, Федя, не по пьянке. Он, в принципе – спортсмен, почти не пьет. Просто натура у него такая: ради своей шкуры ни перед чем не останавливаться.
– Э-э, начальник, брось мне морали читать! Что ты про меня знаешь?! – подал голос бандит из своего угла. – За свои грехи как-нибудь сам отвечу!
– Что ж, ответишь. Сполна, – спокойно пообещал Олег.
– Давайте-ка мне акты, подпишу я, – вдруг решился сторож.
– Подпишите и вы, Рыбаков, что претензий к задержавшему вас лицу не имеете, – предложил Волков беглецу.
– Пошел ты! Ничего я тебе подписывать не буду! – внезапно рассвирепел тот. – Калекой сделал, а я ему – «претензий не имею»… Имею!
– Ну это дело ваше, можете не подписывать, – официальным тоном предупредил бандита Олег. – Так и напишем: задержанный от подписи отказался.
– Пиши, пиши, писатель!.. – огрызнулся Рыбаков. Волков дооформил акты и, посмотрев на часы, спросил у Певнева:
– А что это шоферы сегодня не торопятся? Время – половина девятого, а их все нет. К какому же времени они обычно подъезжают?
– Обычно-то часикам к восьми, – ответил тот. – завтра к восьми утра будут как штык.
– Как завтра?!
– Дак седни-то выходной, воскресенье. На какой ляд-то им ехать? Напашутся еще за неделю, успеют… – прихлебывая чай, пояснил Федор.
– Ты что, шутишь?! – даже вскочил со своего места Олег. – Да у меня же товарищ о тайге тяжело раненный! Один! Мне же в поселок на связь надо! Как же я могу завтра ждать, подумай!
Он представил себе, что Кандычеву, возможно, уже совсем обессилевшему, придется еще сутки быть одному, без всякой помощи, и от собственного бессилия чуть не заплакал.
– Ну нет, так нельзя, Федя! Понимаешь, нельзя! Надо что-то придумать… Он же в тайге один, раненый, понимаешь ты – оди-и-ин! – тряс Волков за грудки ни в чем неповинного парня.
И тут Олега осенило, пришло единственно верное решение!
– Слушай, друг, дай, пожалуйста, машину!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Не разговаривать! Повернуться налево и пять шагов вперед! – приказал Олег, держа преступника на прицеле.
Рыбаков рыскнул глазами, прикидывая расстояние до своего ружья.
«Черт! Не успею! – мелькнула у него мысль. – Тогда так – уход низом влево и боковой «маваши» в голову! Должен достать…» – решил он и весь подобрался, приготовился к прыжку.
– Парни, вы че, сдурели? Че, парни?! – услышал вдруг Волков голос за спиной и, инстинктивно обернувшись, увидел парня в клетчатой рубашке, с берданкой в руках.
– Уйди ты, не мешай! Это убийца! – крикнул ему Олег, машинально отметив, какое бледное лицо у этого парня.
В ту же секунду Рыбаков метнулся к нему, нанося удар ногой.
Олег успел сделать боксерский «нырок», отскочил в сторону и выстрелил в воздух. Опоздай он хоть на долю мгновения – сапог бандита размозжил бы ему голову.
– Не дури! Следующая пуля твоя! – предупредил Волков.
«Ну же, Коля, не дрейфь, вмажь ему разок! Только поточнее, и этот рахит будет корчиться на земле! – подбадривал себя Рыбаков. – Секунда, всего секунда, и ты сомнешь, изувечишь, растопчешь его, как навозного жука! Смелее, ну!!»
Он настраивал себя, подбадривал, но все никак не мог решиться на свой коронный, отлично отработанный удар – черный глазок дула пистолета гипнотизировал, парализовал его мышцы.
На какое-то мгновение Рыбаков все же нашел в себе силы избавиться от этого наваждения… Казалось, что он уже пошел на прием… Но его взгляд встретился со стерегущими каждое его движение глазами парня с забинтованной головой, и снова что-то противно заныло, задрожало в нем.
«Застрелит ведь сволочь, не промахнется!» – с тоской подумал Рыбаков.
И снова, как в тот момент, когда он хотел удрать на лодке от Ржавого, услужливое воображение нарисовало горячий удар пули по его великолепному, так любимому им телу, дикую, раздирающую его боль, и он понял, что ничего уже не сможет сделать, что проиграл.
– Ладно, начальник, твой я! – произнес Рыбаков, глядя исподлобья, и, подняв руки, покорно повернулся спиной к парню с пистолетом.
«Но это же конец! Вышка! Ты что, не понимаешь, вы-шка-а-а! – вдруг отчаянно заголосило все его естество, протестуя против того, что судьба обманула, отвернулась от него. – Нет! Нет!! Нет!!!»
Не отдавая себе отчета, Рыбаков бросился вперед и, по заячьи петляя, понесся между деревьями.
«Уйдет! Уйдет же!..» – захолонуло у Волкова сердце, и он рванулся в погоню.
– Стой, сто-о-ой, стрелять буду! – кричал он и на ходу пальнул в воздух.
Но бандит не сбавлял скорости…
Надо было решаться…
Волков остановился, прицелился и дважды нажал на спуск.
Рыбаков с маху, словно зацепившись ногами за невидимую преграду, рухнул на землю и заползал, закрутился по земле.
«Ранен! Надо первую помощь оказать, а пакета-то нет!» – подумал Олег и почувствовал противную дрожь в ногах. Его знобило от нервного перенапряжения. В человека он стрелял впервые в жизни…
«А если я что-то сделал не так, не по закону? – мелькнула вдруг мысль. – Скорее к нему, скорее!»
– Мм-м, мм-м! – стонал бандит, зажимая ладонями рану на бедре. – Ну что ты уставился, сволочь?! Добей, ну добей же меня! – запсиховал он. когда Волков приблизился к нему. – Ты же изуродовал меня! Понимаешь – и-зу-ро-довал!
– А ты как хотел? Чтобы только ты стрелял, а другие мучились? Прекрати истерику!
Злость и неприязнь к поверженному противнику быстро остыли, и ему даже стало жаль Рыбакова – человек все же…
– Переворачивайся на живот! Быстро! – распорядился он, отстегивая от пистолета шнур, чтобы перетянуть раненому ногу. – Надо тебе кровь остановить, ишь как хлещет!.. Да не вздумай баловаться, – мне не до шуток!
Подбежал запыхавшийся сторож. Воинственно держа перед собой берданку, за ветхостью перемотанную изолентой, он зачастил скороговоркой, обращаясь к Волкову:
– А я ведь сразу смикитил, что это за птица, понимаш… Еще вчера, понимаш, думаю – не из беглых ли?
– Увянь ты, зануда! – злобно огрызнулся Рыбаков. – Коньяк со мной пил? Пил! А он ворованный!.. Так что не трепыхайся, тоже по статье пойдешь! Мы о тобой одной веревочкой повязаны. Соучастник ты мой! Понял? – припугнул он простоватого парня.
– Дак ить… – начал было сторож, растерянно хлопая белесыми ресницами.
– Ладно, земляк, успокойся. Нечего тебе с этим типом разговоры разговаривать! – сказал ему Олег. – Аптечка у тебя в вагончике есть?
– Имеется…
– Сбегай-ка, принеси, пожалуйста. Перевязать этого бандюгу надо… Ему еще ответ перед народом держать, а потому беречь я его должен!
Сторож ушел, а Волков, устало опустившись на землю, подумал – как хорошо, что все, наконец, закончилось.
Конечно, впереди еще будет много дел – отвезти бандита в поселковое отделение милиции, каким-то образом доложить о задержании в штаб, вызвать вертолет для Кандычеза…
Но самое главное все-таки уже позади.
– Ну где он там с бинтами? Заснул, что ли?! – кривясь от боли, спросил Рыбаков.
После того как Олег наложил жгут на его бедро, кровотечение из раны почти прекратилось и он заметно приободрился. Как бы там ни было, а он все-таки живет! К нему вернулась обычная, свойственная рецидивистам наглость.
– Что, за свое драгоценное беспокоишься? – беззлобно поинтересовался Волков.
– А кто же в этом мире за меня побеспокоится? «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» – первое мое правило.
– Вопросов нет, коль у тебя правила такие, – усмехнулся Олег. – Не бойся – пуля прошла навылет, а кость не задета… До приговора доживешь, это я гарантирую.
– Хоть в этом повезло! – хрипло рассмеялся бандит и после паузы попросил: – Слышь, начальник, закурить бы дал, что ли!
– Ты же не куришь.
– Не курю, – согласился Рыбаков, – да вот потянуло что-то на курево… Мутит меня…
Волков достал из кармана мятую пачку, прикурил две сигареты и одну из них протянул раненому.
Тот сделал две затяжки, поперхнулся дымом и закашлялся. Но сигарету не бросил, только утер слезы ладонью.
– Слышь, начальник, дело прошлое, ты мне по ногам спецом стрелял? Или случай?
– Специально, – соврал Олег.
– Что ж так? Пожалел?
– Да нет. Жалости у меня к тебе нет. Сам ведь знаешь, сколько за тобой крови… Для суда тебя берег. Хочу услышать, как ответ держать будешь, – ответил ему Волков. – Ты вот сидишь тут, зубы скалишь, а десятки людей мучаются, тебя разыскивают. Катера, самолеты, вертолеты задействованы! Ты хоть представляешь, в какую сумму обошелся государству твой побег?
– Ну ты даешь, начальник, – покачал головой бандит, – аж слезу прошиб! В пионерах, поди, за сбор металлолома отвечал, а?
Да мне плевать на вас всех и на ваши расходы! Мне моя свобода дороже всего! – переменил тон Рыбаков. – Может, еще и иск предъявите за розыск? Кто же вам мешал меня не за тысячи ловить, а, скажем, за три рубля? А зачем вообще упустили?
Олег промолчал, Что можно ответить бандиту на его издевку? Ведь есть, есть доля правды в его словах! «Зачем упустили?»…
Но оправдываться перед этим гадом? Глупо.
Наконец, прибежал сторож, принес бинты и аптечку. Олег распластнул ножом штанину Рыбакова, обработал рану йодом и наложил повязку. Потом попросил сторожа помочь в перевязке своей раны.
– Ты уж меня извини, – сказал Волков парню, когда тот, довольно сноровисто, бинтовал ему голову. – Напугал я тебя, наверное, своей стрельбой? По-другому с этим бандюгой нельзя было… Давай познакомимся, что ли? Меня зовут Олег. Олег Волков.
– Федор, – протянул ему руку сторож. – Певнев моя фамилия.
– Слышь, Федя, а пожевать у тебя ничего не найдется? – с виноватой улыбкой спросил Олег. – Вторые сутки голодом…
– Как не найтись? Найдется! Я же и «буржуйку» затопил, чайник поставил… – указывая на черный солярный дым, вырывавшийся из трубы на крыше вагончика, пояснил Певнев.
– Ну вот и отлично! Помоги-ка мне этого «гастролера» к вагончику дотащить. Сам-то он идти не сможет…
Вдвоем с Певневым они втащили раненого в бытовку и положили на топчан. Волков проверил тумбочку, стоящую возле топчана, – нет ли там предметов, пригодных для нападения, убрал подальше валяющееся на полу полено и вышел на улицу – забрать пятизарядку.
Вернувшись обратно, он осторожно разрядил ружье и, стараясь не прикасаться подушечками пальцев к его поверхностям, остатками бинта замотал цевье и ствольную коробку.
– Что, начальник, автографы мои сберегаешь? – с интересом наблюдая за ним, спросил Рыбаков. – На черта тебе эти отпечатки, когда и так все ясно? Двое мертвяков за мной, да ты – подранок… Разве от этого открестишься? Все одно – «вышка»! Кстати, похоронил ты своего приятеля-легавого?
Понимая, что бандит над ним издевается, Олег не ответил.
– Молчишь? Дело твое, начальник. Это ведь я так, от скуки интересуюсь… А как там Ржавый? Отдыхает, продажная его душа?
– Кто-кто? – переспросил Волков.
– А ты что, не успел с ним познакомиться, начальник? Ржавый – это корешок мой, ноне покойничек. Этот-то уж точно на моей совести, господи, прости мою душу грешную!.. В упор бил!
– В спину, – уточнил Олег.
– Ээ-э, начальник, да разве у меня было время его к себе мордой поворачивать?! А и повернулся бы – все одно замочил бы гада!
– Что ж так? Насколько я понял – за проводника он у тебя был. Без него, ручаюсь, ты бы так далеко от нас не ушел!
– То моя кухня, мои дела… – уклонился от ответа бандит. – Значит, было за что, раз грохнул!
– Товарищ Волков, айдате завтракать! Тушенку разогрел, а чаек уже вот-вот на подходе! – позвал Олега сторож.
От раскалившейся докрасна «буржуйки» в вагончике стало жарко. Пахло дымом, сухим деревом и немного соляркой.
Но все эти запахи перешибал аромат разогревающейся тушенки. Она сердито шкворчала и постреливала жиром на большой сковороде, посередине стола, сбитого из неструганых досок. Рядом со сковородой высилась начатая краюха ржаного хлеба домашней выпечки, красовались две большие луковицы и четыре яйца.
Этот натюрморт дополняли солонка из березовой коры и самодельный нож, с рукояткой, обмотанной алюминиевой проволокой.
– Тарелка или миска есть? – спросил Волков.
– Как не быть? Этого добра навалом. Бери, они там, в шкапчике.
Достав миску из «шкапчика», Олег отложил в нее тушенки, отрезал от краюхи толстый кусок хлеба и поставил еду перед Рыбаковым:
– Ешь.
Бандит взял миску, долго разглядывал ее содержимое, будто там было что-то необычное, потом перевел взгляд на Волкова и, улыбаясь, демонстративно швырнул миску на пол.
Олег поднял посудину и снова поставил ее на тумбочку.
– Что, почувствовал себя в безопасности? Решил поиздеваться? – холодея от ярости, тихо спросил он. – еще одна такая «штучка» – и я поступлю с тобой так, как сочту нужным!
– Застрелишь, что ли? – прищурился Рыбаков. – прав таких не имеешь!
– Там посмотрим, имею или нет. Ешь!
Бандит посмотрел ему в глаза, обдумывая, что именно может предпринять Волков в этой ситуации, и вдруг как-то сник, съежился.
– Ладно, начальник, извини. Нервы… – произнес он примирительно и, как показалось Олегу, несколько заискивающе. – Умыться бы мне… Намылиться то я намылился, да вот бриться, как говорится, не пришлось… Всю шкуру на лице стянуло.
Волков молча сдернул с гвоздя полотенце, смочил его кипятком из чайника и подал Рыбакову. Немного понаблюдал, как тот отпаривает засохшую на бороде мыльную пену, и сел за стол так, чтобы преступник был в поле его зрения.
– Ну что? Начнем заправляться? – спросил Олег у Певнева. – Угощай незваного гостя, хозяин!
– Дак че угощать-то? Все на столе, все на виду. Знай ешь, да не величайся! – улыбнулся в ответ тот.
Позже, когда пили густой, дегтярного цвета чай, Волков спросил у Певнева:
– А что, Федя, не скучно в сторожах-то?
– Дак вы че, решили, че я здесь постоянно? – даже обиделся тот. – У меня права поди есть, пять лет баранку кручу. Просто счас мой «мазон» на ремонте, вот я и поддежуриваю…
– Если так, то извиняюсь! В армии-то где служил?
– Не довелося мне, – помрачнел Федор. – После школы ДОСААФ я уже и повестку получил, на службу собираться наладил, да маменьку на лесоповале лесиной шибко помяло… И по сей день лежит, а я у ей один. Потому и не взяли.
– Да, брат, невеселые дела… – посочувствовал Волков. – Ну, спасибо тебе, Федор, за хлеб-соль! Послушай, а тетрадочки у тебя не найдется? Надо акт задержания составить.
Певнев достал из «шкапчика» ученическую тетрадь в обложке, испачканной автолом.
– Пойдет, че ли? – спросил он. – Грязна уж больно…
– Пойдет, пойдет! Спасибо, брат, выручил! Над актами Олег корпел минуть двадцать – их надо было составлять в трех экземплярах, а копировальной бумаги не было.
Осилив, наконец, эту работу, он пододвинул акты к Певневу и попросил:
– Ознакомься, Федор, и распишись в качестве понятого.
– В качестве кого? – переспросил сторож. – Это что же выходит? В свидетели я попал, что ли?
– Выходит, так… – улыбнулся Олег. Он уже на первый раз сталкивался с этим распространенным среди таежников паническим страхом перед словом – «свидетель». На медведя с одним ножом ходят, а вот в свидетели…
Признаки такой же «болезни» были налицо и у Федора.
– Ну чего ты оробел? Что тут страшного? – спросил у него Волков. – Все просто – читай акт, сверяйся с вещественными доказательствами, они все перед тобой: карабин, патроны, консервы, продукты разные… Это же все из магазина украдено, положено описать и засвидетельствовать. Если какое сомнение в количестве возникает – пересчитай. Одежда какая на преступнике – сам видишь.
– Не-е, не могу я этого подписать! – осторожно, но решительно отодвинул от себя бумаги Певнев.
– Это почему? – удивился Олег.
– Права такого не имею. Выпивал я, понимаш, с ним вчера… Краденым, выходит, угощался! Вообще, понимаш, обмишулился я! В дружки-приятели к бандюге попал..
– А ты как думал? – усмехаясь, перебил его Рыбаков. – Пил, жрал со мной, а начальник – мужик дотошный, все подсчитал! Теперь с тебя, голубь, все через суд вывернут! Так-то.
– Не паясничайте, Рыбаков! – оборвал его Олег. – Прекратите!
– Молчу, начальник, молчу-у-у! – дурачась, поднял руки над головой тот.
– Ишь ты! Пулю схлопотал, а не унимается!.. – с любопытством посмотрел на Рыбакова сторож. – Товарищ Волков, а можно узнать, че он такого натворил?
– Что натворил? Да, считай, весь уголовный кодекс собрал. А вчера утром участкового тяжело ранил и сообщника своего убил.
С тобой вот только не повезло – промахнулся! – усмехаясь, произнес Рыбаков. – О чем искренне сожалею…
- Да че он, сдурел? Зверь, понимаш, такого не сделат – переводя взгляд то на Рыбакова, то на Волкова, словно пытаясь понять, кто же из них говорит правду, а кто шутит такими страшными вещами, недоумевал Певнев. – Может, он по пьянке, понимаш? А?
Видимо, в его небогатой событиями жизни еще никогда не было встречи с преступниками и поэтому ему казалось, что они должны чем-то отличаться от остальных людей, выглядеть как-то иначе, чем тот, с которым он недавно делил и еду и ночлег…
– Да нет, Федя, не по пьянке. Он, в принципе – спортсмен, почти не пьет. Просто натура у него такая: ради своей шкуры ни перед чем не останавливаться.
– Э-э, начальник, брось мне морали читать! Что ты про меня знаешь?! – подал голос бандит из своего угла. – За свои грехи как-нибудь сам отвечу!
– Что ж, ответишь. Сполна, – спокойно пообещал Олег.
– Давайте-ка мне акты, подпишу я, – вдруг решился сторож.
– Подпишите и вы, Рыбаков, что претензий к задержавшему вас лицу не имеете, – предложил Волков беглецу.
– Пошел ты! Ничего я тебе подписывать не буду! – внезапно рассвирепел тот. – Калекой сделал, а я ему – «претензий не имею»… Имею!
– Ну это дело ваше, можете не подписывать, – официальным тоном предупредил бандита Олег. – Так и напишем: задержанный от подписи отказался.
– Пиши, пиши, писатель!.. – огрызнулся Рыбаков. Волков дооформил акты и, посмотрев на часы, спросил у Певнева:
– А что это шоферы сегодня не торопятся? Время – половина девятого, а их все нет. К какому же времени они обычно подъезжают?
– Обычно-то часикам к восьми, – ответил тот. – завтра к восьми утра будут как штык.
– Как завтра?!
– Дак седни-то выходной, воскресенье. На какой ляд-то им ехать? Напашутся еще за неделю, успеют… – прихлебывая чай, пояснил Федор.
– Ты что, шутишь?! – даже вскочил со своего места Олег. – Да у меня же товарищ о тайге тяжело раненный! Один! Мне же в поселок на связь надо! Как же я могу завтра ждать, подумай!
Он представил себе, что Кандычеву, возможно, уже совсем обессилевшему, придется еще сутки быть одному, без всякой помощи, и от собственного бессилия чуть не заплакал.
– Ну нет, так нельзя, Федя! Понимаешь, нельзя! Надо что-то придумать… Он же в тайге один, раненый, понимаешь ты – оди-и-ин! – тряс Волков за грудки ни в чем неповинного парня.
И тут Олега осенило, пришло единственно верное решение!
– Слушай, друг, дай, пожалуйста, машину!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16