Через пять минут в кабинете появился Антон Сергеевич Поляков. Одет он был в светло-коричневый блузон, темно-коричневые вельветовые брюки, а на ногах — замшевые туфли. И, глядя на него, Савельев невольно подумал:
«С деньгами и влиятельными друзьями и здесь жить можно».
Последний раз он видел Полякова лет пять назад. В нем с тех пор мало что изменилось. Разве что стал суше, строже. Он остановился у порога и выжидательно смотрел на Владислава Юрьевича, не узнавая. Тот вскочил из-за стола, подбежал, протянул Полякову руку.
— Здравствуйте, Антон Сергеевич! Рад видеть вас в добром здравии. А я — Савельев Владислав Юрьевич. Лет шесть тому меня вам представляли. Не помните?
— Здравствуйте, Владислав Юрьевич! — ответил Поляков, пожимая руку. — Да-да, припоминаю. — Но по глазам было видно, что он Савельева не узнал.
— Антон Сергеевич, мне посоветовали к вам обратиться по поводу следователя Иванова.
— Сергея Ивановича? — уточнил Полякова, внешне никак не проявив своих чувств.
— Да. Его, — кивнул Савельев.
— Этот следователь мне и здесь покоя не дает, — чуть усмехнулся Поляков. — И что же вас интересует?
— Давайте присядем, — Владислав Юрьевич указал на древний вышерпаный кожанный диван с валиками вместо подлокотников. Сели. Савельев достал пачку «Мальборо», предложил Полякову, но тот отказался. Владислав Юрьевич закурил и начал свой рассказ.
И чем больше слушал Антон Сергеевич этого представительного господина с красивым благополучным лицом и учтивыми манерами содержателя второразрядного борделя, тем больше мрачнел. Тот совершает ту же ошибку, какую когда-то совершил он, Поляков, — недооценивает Иванова. А это чревато большими неприятностями. Похоже, что этот попал в ловко поставленный капкан Иванова. Вообразил себя охотником, а оказался в роли подопытного кролика. Очень на то похоже. Убежден, что Иванов купился на какой-то там браслет. Учит дураков жизнь, учит, а все без толку. Иванов из вымирающего племени правоборцев. Таких невозможно купить, если даже бросишь к их ногам все богатство мира. Их немного, но они есть. И не учитавать это — преступление. Таких можно лишь уничтожить. Да, а что это он говорит о какой-то там женитьбе Иванова? А что же сталось с его Екатериной? Неужто разошлись? А такая была красивая пара. Антон Сергееевич, мстя Иванову, организовал как-то покушение на эту красавицу. Но той посчастливилось уцелеть. Неужто они разошлись?!
— А что случилось с прежней женой Иванова? — спросил он после рассказа Савельева.
— Она умерла уже более года назад. Кровоизлияние мозга — как следствие черепно-мозговой травмы.
«Значит, я все-таки достал Иванова», — подумал Поляков. Но, странное дело, эта новость не вызвала в душе Антона Сергеевича ни злорадства, ни даже удовлетворения. Нет. Наоборот, ему было искренне жаль Иванова. Трудно ему приходится в жизни. Очень трудно. Глубоко в душе Поляков симпатизировал этому следователю. Когда-то в юности он и сам был вот таким же ярым максималистом, бескомпромиссным борцом за правду. Но жизнь быстро внесла свои коррективы и он понял что к чему. Плевать против ветра — себе дороже. И тем не менее, встречая таких людей, как Сергей Иванов, он искренне удивлялся их бесстрашию. К таким людям можно по разному относиться, но не уважать их нельзя.
— А кто невеста Иванова? — спросил он.
— Майор милиции Светлана Анатольевна Козицина.
На этот раз Антон Сергеевич не мог скрыть удивления и рассмеялся.
— Такая красивая голубоглазая блондинка?
— Да. Вы её знаете?
— Еще бы мне её не знать, когда именно по её милости я здесь оказался.
— Надеюсь, вы шутите, Антон Сергеевич? — спросил недоверчиво Савельев, обеспокоенный словами Полякова. Он уже начал понимать, что стал жертвой ловко раскрученной интриги.
— Нисколько. Эта Козицина под стать своему жениху. Превосходная актриса.
После рассказа Полякова о том, как Светлана ловко внедрилась в театр мод Макарова, стала ведущей актрисой этого театра, а затем и невестой самого Макарова и как раскрыла все их планы, Савельев совсем опечалился. А ведь он связывал с этой девушкой такие планы. Странно, что такая красивая и милая девушка, может быть такой... такой интриганкой! Владислав Юрьевич почувствовал себя обманутым в лучших чувствах и очень от этого страдал. «Жестокий век. Жестокие сердца!» Куда все катиться?!
— Что же делать? — беспомощно спросил он.
Поляков пожал плечами, затем равнодушно сказал:
— Вам ничего другого не остается, как только убить Иванова. Другой альтернативы я не вижу.
— Да,да, — согласно закивал Савельев. — Я и сам все больше склоняюсь именно к этому варианту.
Глава вторая: Говоров. Принятое решение.
Дорогие читатели, здравствуйте! Воспользовавшись временным отсутствием автора, спешу объяснить вам некоторое положение вещей, чтобы у вас не создалось привратного обо мне мнения. А такая опасность, уверен, существует. Я вам очевидно представляюсь этаким беспечным малым, баловнем судьбы, шлепающим веселыми ногами по ниве жизни. Признайтесь — именно таким я и рисуюсь в вашем воображении? Но смею заверить, что я не такой, альтэр эго (другой я). Это автор делает из меня легкомысленного и недалекого типа. Я уже неоднократно протестовал по этому поводу. Бесполезно. Легче пятитонный грузовик сдвинуть с тормозов, чем автора сего романа — этого бронтозавра эпохи перезрелого социализма. Его дурацкие принципы родились гораздо раньше его самого. Факт. Ну если ты такой, простите великодушно за современный вульгаризм, упертый, то и рисуй мой образ от своего имени, верно? Зачем же от первого лица? Ведь это ко многому обязывает. Что обо мне подумают люди?
Вон он идет. Леког на помине.
Автор подходит, насмешливо смотрит на меня, спрашивает:
— У вас, Андрей Петрович, есть ко мне какие-то вопросы?
— Да, Владимир Иванович, обязательно есть.
— Чем вы опять недовольны?
— Вот видите — уже с самого начала нашего разговора вы подозреваете во мне этакого брюзгу и кляузника. Я что, должен оправдываться?
— Извините. Так что у вас, Андрей Петрович?
— Все то же, Владимир Иванович. Я не согласен с трактовкой своего образа и заявляю решительный протест.
— Опять вы за свое! — устало, даже обреченно говорит автор, тяжко вздыхая. — Другие герои, как герои, а вы вечно всем недовольны. Капризны, как кисейная барышня!
— Прошу не оскорблять! Думаете, что если вы автор, но имеете на это право? Я ведь не напрашивался. Если вас не устраиваю, то могу уйти к другим авторам. Такого героя любой из них с руками-ногами отхватит.
— Извините. Но только мне кажется, что вы не правы. Вы в романе представляетесь очень даже симпатичным парнем — веселым, остроумным, находчивым, деятельным.
— Этаким хомо беспечным. Но все это, так сказать, лишь декорум, а тем, что существует здесь, — я указал себе на грудь, — вы мало интересуетесь. Потому и получается весьма и весьма ходульный образ.
— Вам так кажется?
— Более чем.
— Хорошо, я обещаю подумать над вашими словами. До свидания! — И, энергично размахивая руками, автор удалился. В принципе, он неплохой мужик. Не зануда. И это — главное. Интересно, — сдержит он обещание, или — нет?
Вдруг, я почувствовал, как пространство и время романа скручиваются тугой спиралью, захватывают меня и доставляют именно туда, где я и должен быть по замыслу автора. Я уже себе не принадлежал...
* * *
Олигарха Сосновского я покидал в отличном расположении духа. В его лице я обрел третьего по счету хозяина и в этом смысле перещеголял самого Фигаро. Факт. И здесь нельзя все списывать на мою природную удачливость. Здесь надобно ещё и умение. А как же. Я конечно реально сознавал — в какие игры ввязался. Но, как говориться, — «черт не выдаст, свинья не съест». Аудэнтэс фортуна юват (смелым судьба помогает). Вот именно. Будем надеяться на нее. Недаром мне мама говорила, что я в рубашке родился.
Когда я добрался до Москвы, то на столицу уже тихо и незаметно опустилась ночь. На небе нарисовался серпик луны, такой бледненький, худенький и прозрачный, что я невольно ему посочувствовал. Зато звезды поражали своим великолепием, сияли, как глаза моей легкомысленной Армиды при моем появлении.
«Завидую звездам прекрасным», — всплыла в сознании строчка из какого-то стихотворения. Кажется, это из Лермонтова. Напряг память, стараясь вспомнить само стихотворение. После нескольких попыток, мне это удалось. Используя то, что на улице было пустынно, я раскинул руки и громко продекламировал:
— "Чисто вечернее небо.
Ясны далекие звезды.
Ясны, как счастье ребенка...
Люди друг к другу
Зависть питают.
Я же, напротив,
Только завидую звездам прекрасным.
Только их место занять бы хотел!"
Умеют же великие, казалось, самыми простыми словами тронуть душу. Еще как умеют! Ох! Ах! Унестись бы сейчас в какие-нибудь дали-дальние, встретить там хорошую девушку, влюбиться в неё без памяти, и познать радость бытия, под названием — семейное счастье. То, что было у меня в прежней жизни, можно с полной уверенностью назвать — семейным адом. Где же ты моя Любовь ходишь-бродишь? Ау! Откликнись! Но остались мои вопросы и призывы без ответа, растворились в воздухе, канули в ночи. Отчего-то вспомнилась студентка Таня — бесстрашная амазонка и заядлая спортсменка. Вспоминает ли «убиенного» раба божьего Андрея? Хорошая девушка. Но слишком наивная и доверчивая. Это в наш жестокий век слишком опасно — обязательно найдется какой-нибудь Валтасар — обманет.
Дома автоответчик голосом моей нареченной невесты — этой великовозрастной блудницы с мозгами пеликана и телом Афродиты, капризно проговорил:
"Макс, ты нехороший! Где ты пропадаешь? Я вся испереживалась! Как придешь, обязательно позвони, а то я не усну. Целую, мое золотко!
«Она уже включила меня в свою недвижимость», — подумал я и усмехнулся. Интересно какой я в её списке? Наверное, на почетном четвертом месте — после магазина, особняка и машины. Впрочем, я несправедлив к ней. Она любит меня пылко, бескорыстно и готова ради меня всем пожертвовать, даже своим алебастровым телом. А её желание — поскорее доставить меня в супружескую постель, — вполне естественное желание любой женщины. Красота её, увы, не вечна. Вот-вот начнет блекнуть и увядать. Потому она и так спешит. Разумеется, я не связываю с ней свои дальнейшие планы на жительство. Но это не важно. Сейчас она вполне заслуживает человеческого в себе отношения, внимания и участия.
Я снял трубку, набрал номер её телефона, и тотчас услышал голос:
— Слушаю.
— Это хто? — спросил глухо, изменив до неузнаваемости голос.
— А кто вам нужен? — Голос моей невесты звучал строго и настороженно.
— Так мне эту... как ее? Мне Окуневу?
— Я слушаю.
— Ты что ль Окунева?
— Да кто вы такой?! — стала раздражаться Майя Павловна.
— Я что ль?
— Да. Вы?! — Она уже была на взводе.
— Так я этот... Отрепьев Гришка. Самозванец.
— Какой ещё — самозванец?! — В истории моя Минерва была явно слаба.
— От хахаля я твово. Поняла?
— Что с ним?! — истерично закричала Майя Павловна.
— С кем? — тупо спросил.
— Господи! — простонала она. — С Максом?! Что с ним случилось?! Отчего сам не позвонит?
— Так не может он. Он там... В шалмане этом остался.
— В каком ещё шалмане?
— Так у Лариски, шалавы этой. На Пятницкой. А мне сказал — позвони, говорит, Окуневой, успок...
— Адрес?! — возопила она, в один миг превращаясь в неистовую ревнивицу.
— Каво?
— Идио-о-от! Лариски?! Бл..и этой?!!
Услышать от неё подобное было столь необычным, что я растерялся и положил трубку. Это называется — навыступался. Факт. Похоже, что я зря спорил с автором. Очень на то похоже. Что же делать? Ситуация! Вот так сами себе подбрасываем проблем. Надо каяться. Иной альтернативы у меня просто нет. Я вновь набрал номер телефона Окуневой. Но услышал в трубке короткие гудки. Понял, что сейчас Майя Павловна предпринимает титанические усилия выйти на след той самой Лариски. Дозвонился лишь с пятой попытки.
— Да, — услышал я громовой голос Майи Павловны, напоминающий рык оскорбленной и отвергнутой львицы.
— Здравствуй, любовь моя! — елейно пропел.
— Ты откуда? — в голосе её звучал металл и ещё что-то очень твердое.
— Из дома вестимо. Только-что вернулся. Автоответчик воспроизвел мне твой божественный голосок...
— Не ври! — перебила она дрожащим голосом, еле сдерживаясь, чтобы не взорваться. Представляю, какие стихии бушуют сейчас в её душе. Я искренне ей посочувствовал.
— Но откуда подобное недоверие, радость моя?! Раньше ты никогда не позволяла разговаривать со мной в подобном...
— Ты где сейчас находишься?! — перебила она меня. Ей не терпелось тут же и сразу вывести меня на «чистую воду», раскрыть мое ковароство и вероломство, доказать, что Гименей явно во мне ошибся.
— Я же сказал — дома.
— Врешь!
— Но я те... — попытался я возразить, но Майя Павловна не позволила этого сделать.
— Кто такая Лариска?
— Лариска?! — очень я «удивился». — Понятия не имею. Может быть это из «Бесприданницы» Островского? Нет?
— Какой ещё «Бесприданницы»?! — закричала она. — Ты что, издеваешься?!
— Ну, тогда не знаю. Извини. А в чем дело? Для чего тебе понадобилась какая-то Лариска, любовь моя?
— Лицемер! Боже, какой же ты лицемер! Нет, правильно говорят: «Сколько свинью не корми, она...»
— Это говорят про волка, Майя, — поправил я её.
— Какая разница! — обреченно ответила она и расплакалась. — Главное — я все для тебя, а ты так подло... Так наплевал в душу. Демосфен ты несчастный!
— Да что случилось?! — «взмолился» я. — Ты можешь толком сказать?
— Звонил какой-то твой приятель и сказал, что ты находишься на Пятницкой у Лариски.
— Какой ещё приятпель?
— Не знаю. Какой-то Гришка Отрепьев. Самозванец.
Я весело рассмеялся. Укоризненно сказал:
— Стыдно, милочка! За знание отечественной история я вынужден вам выставить жирную двойку. Вот Демосфена вы знаете, а Григория Отрепьева, именовавшего себя царем Дмитрием и пытавшегося путем чудовищного обмана взойти на царский престол, не знаете. Стыдно!
— Ой, правда! — растерялась Майя Павловна. — Как же это я... Надо же! А кто же тогда звонил?
— Кто-то из твоих друзей разыграл тебя, любовь моя. И ты заглотила подобную наживку. Прямо не знаю, что и сказать.
— Прости меня, Макс, ради Бога! Я такая была несчастная! Такая... Думала — умру. Честное слово! Можно к тебе приехать?
— Можно, — великодушно разрешил я.
* * *
Насытив свою неистовую плоть, Майя быстро уснула. А мне что-то не спалось. Бродили по все ещё ноющему от побоев и уставшему от ласк этой великовозрастной вакханки телу мощные флюиды, возбуждая память и тревожа относительный покой. Впрочем, покой никогда не бывает полным. В сознании даже самого счастливого индивидуума всегда гнездится пара вопросов, отравляющих существование. У меня же этих вопросов скопилась целая дюжина, а может быть и больше. Меня все больше смущала та легкость, с которой я вырвался из лап опытного, умного и коварного Сосновского. Что-то здесь не то. И чем больше я над этим думал, тем больше сомневался в своей победе. Мой верный Пятница — любимый зять моего патрона Веня Архангельский, раздобыл о Сосновском весьма и весьма ценную информацию, которую я уже успел передать Иванову и полковнику Слуцкому. По этой информации, Сосновский держал уверенную руку на пульте событий не только дня сегодняшнего, но активно готовился к будущему. Сегодня — ближайшее окружение президента, его администрация, многие члены правительства — люди этого черного и грязного хомункулюса. Это они дергают за веревочки дряхлого патриарха и тот, не задумываясь (очень сомневаюсь, что он вообще когда-нибудь имел способность думать), подписывает дурацкие указы, развязывает войны в «горячик точках», участвует в гнусных провокациях, типа пресловутого «чеченского следа». Все это было бы смешно, если бы не было так грустно, даже страшно. Завтра — выйдет из подполья созданный алигархом Высший экономический Совет, заявят о себе в полный голос «правители» в регионах. И тогда — прости-прощай надежды на светлое будущее. Я с командой Иванова встречусь в какой-нибудь жуткой резервации, или того хуже — в психолечебнице, где нам дадут возможность влачить убогую жизнь и обмениваться впечатлениями о том, какими мы были в свое время непроходимыми тупицами, а слово порядочность станет синонимом глупости и невежества. И этот хитромудрый грязный паук, укутавший липкой паутиной все и вся, так легко мне поверил и пошел на сотрудничество?! Не верю!! Что-то здесь не то. Скорее всего он затеял со мной какую-то игру. Какую? Но сколько я не напрягал сознание, так и не смог ответить на этот вопрос. В конце-концов решил во всем открыться Потаеву. Как говориться, — из двух зол, выбирай меньшее. Потаев — был меньшим злом для страны. Конечно, и он был не безгрешен — невозможно за восемь-девять лет сколотить огромные капиталы честным путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36