– Звоните мне в любое время дня или ночи и домой, и в агентство.Оставляйте сообщения на автоответчике, звоните, кстати, и по сотовому, я вам дала все номера телефонов… Но я не могу вам обещать, что мне не будут помогать мои друзья, в том числе и Крымов…– Хорошо, спасибо… – Он одарил ее печальной улыбкой и не спеша вышел из машины.Юля же, дождавшись, когда он скроется за стеклянными дверями кафе, поехала к себе на Абрамовскую.Надя встретила ее немного растерянной улыбкой и сразу же, едва Юля переступила порог приемной, приложила палец к губам.– Крымов что-то не в духах… Кроме того, у него посетительница… Ищет дочь.– Фамилия? – Юля, разочарованная столь будничной встречей, села в кресло и внимательно посмотрела на Надю, пытаясь, с одной стороны, определить, в каком эмоциональном состоянии та находится, с другой – действительно ли ей не рады или просто накопилось много работы.– Что «фамилия»? – не поняла Надя и тотчас закурила. – Ты, наверно, хочешь меня спросить, что со мной и почему я не улыбаюсь, не шучу и не Радуюсь твоему возвращению из… – Не договорив, Щукина разрыдалась, и ее и без того некрасивое конопатое лицо покраснело, а по щекам потекли слезы. – Я и сама не знаю, что со мной… Нервничаю по каждому пустяку, реву, а когда в приемную входит Крымов, дрожу как осиновый лист… Нервы ни к черту, расшатались… Ты извини, Юлечка, что я даже не предложила тебе кофе, у меня в голове каша такая…– Тебя что, Чайкин бросил? – Юля знала об их романе с Лешей Чайкиным.– Да нет, у нас все нормально, он успокаивает меня и говорит, что мне просто надо отдохнуть…– Ну так и отдохни! Какие проблемы-то?– Меня Крымов не отпускает. Говорит, дел много. Он Игорька совсем загнал, тот из командировок не вылезает: то в Москву, то в Питер… Вот и сейчас его нет. Штат свой Крымов расширять не хочет, чтобы лишние деньги людям не платить, все взваливает на нас, а сам… сам… Убила бы его, честное слово…– Да, мать, что-то ты совсем расхандрилась. Надо бы тебя в люди вывести, дать тебе почувствовать себя настоящим человеком. Обещаешь мне, что проведешь сегодняшний вечер со мной?– С тобой? А как же Чайкин?– Объяснишь ему, что будешь со мной, а если он не поверит…– Да поверит, поверит, куда он денется… А что ты придумала? – Слезы у Нади высыхали на глазах, а на лице появилось нечто наподобие улыбки.– Это сюрприз. Мы с тобой сходим в одно чудное место… А теперь высморкайся и скажи мне фамилию посетительницы.– Орешина Галина Викторовна, директор картонажной фабрики. Ее дочь пропала пару дней назад. В милиции, как это обычно и бывает, сказали, что искать еще рано… Но Орешина говорит, что ее дочь не может не прийти ночевать домой, не так воспитана…Дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник мрачный Крымов.– Пришла? Вот и отлично. Зайди ко мне…Юля поднялась и вошла в кабинет, где увидела сидящую на самом краешке кресла маленькую женщину в строгом светлом костюме. Услышав шаги, женщина тотчас повернулась, и Юля увидела обращенное к ней заплаканное, опухшее лицо.– Значит, так, – говорил Крымов с неменяющимся выражением лица, – Таня Орешина, восемнадцать лет, вышла из дома четырнадцатого июля и не вернулась.Сказала, что поедет по магазинам… Никто из подружек ее не видел. Вот здесь я записал, во что она была одета, приметы, здесь же в папке фотографии и все необходимые данные… Займитесь, Юля. Если у вас есть какие-то вопросы к матери Тани, Галине Викторовне, можете пройти в ваш кабинет и поговорить…Галина Викторовна после этих слов вскочила с кресла как ужаленная и, понимая, что разговор с Крымовым окончен, пошла, спотыкаясь на непослушных от волнения ногах, за Юлей.– Девушка, вас, кажется, Юлей зовут? – обратилась Орешина к Юле, когда они оказались в кабинете, на двери которой поблескивала медью табличка «Земцова Ю. А.». – Умоляю вас, помогите мне найти Танечку… Она у нас единственная дочь… Она не могла, понимаете, не могла не позвонить и не сказать, что задержится или что-нибудь в этом духе… Я обежала всех ее подружек – ее никто в этот день не видел. Вы понимаете, она у нас весь год болела, запустила учебу, и поэтому мы решили, что она в этом году поступать не будет…– Во сколько же лет она пошла в школу?– С восьми мы ее отдали. Понимаете, у нее больные почки… – голос Орешиной дрожал, а из глаз непрестанно лились слезы, – и еще куча всяких болезней… Хотя внешне она выглядит вполне здоровой. Мы ее постоянно лечим, возим на море… Вот, посмотрите… – Галина Викторовна вытряхнула непослушными руками из синей папки несколько фотографий, с которых на Юлю взглянуло совсем юное создание, черноволосое, худенькое, с одухотворенным милым личиком и беззаботной улыбкой.– Какая чудесная улыбка… – Юля сразу же сунула одну фотографию себе в стол, чтобы потом отдать на размножение Щукиной.– Да, у нее хорошая улыбка… Она никогда не чувствует себя больной, все смеется, шутит… Она, конечно, наивная, чего уж там… Но знает, что мужчинам верить нельзя… Это я к тому, что если вдруг… – И она снова заплакала.– Главное сейчас для меня – список ее подружек и возможность осмотреть ее комнату. И, если вас не затруднит, опишите мне еще раз вы, лично, во что она была одета.– Хорошо… – Орешина шумно высморкалась и попыталась собраться с мыслями. – На ней четырнадцатого июля были светлые такие… кремового цвета шорты, красная маечка без рукавов и коричневые итальянские сандалии. На шее – цепочка… золотая, с кулоном в форме сердечка и крохотным рубином посередине.Еще она была в очках, таких дорогих, солнцезащитных… Они очень ей шли… – Женщина вновь закрыла лицо руками, и Юля подумала, что материнское сердце подсказывает ей, что с дочерью случилась беда.– Скажите, Таня – девочка контактная? Общительная?– Обыкновенная. В транспорте с посторонними вряд ли заговорит, а вот с подружками может говорить часами…– Во сколько она вышла из дома?– Да утром! В десять часов, она хотела пройтись по магазинам и купить себе пляжную шляпу и тапочки…Юля задавала ей вопросы довольно долго, пока не поняла: все, что только можно было спросить у несчастной матери, уже спросила. Оставалось одно – действовать: опрашивать подружек Тани, обойти все центральные магазины города, в которых Таня предпочитала делать покупки, а вечером зайти к Орешиным домой и осмотреть комнату девочки.Когда Орешина выходила из кабинета, Юле показалось, что та стала еще меньше ростом, ну просто девочка со спины… Таня же, ее дочь, была довольно высокой, хотя и хрупкой.Когда Юля вернулась в приемную, Надя выглядела уже более спокойной, она деловито резала ветчину для бутербродов.– Я вижу, тебе полегчало? А меня вот загрузили работой. Угостишь бутербродиком?– Если не боишься испортить свою шикарную фигуру – пожалуйста.– Нет, не боюсь… Тем более что не вижу на горизонте мужчину, ради которого стоило бы лишать себя радостей жизни.– Ну и правильно. С чего начнешь? – Надя уже имела в виду работу.– Понимаешь, в чем дело… Я только что, можно сказать, приехала, отсутствовала целый месяц. Для начала, как мне думается, стоит встретиться с Сазоновым, угостить его холодным пивком и расспросить, какова обстановка в городе в целом… Ты меня понимаешь?– Да ты меня спроси – я тебе много чего расскажу… Я же в отличие от некоторых газеты читаю. Кроме того, у меня любовник – судмедэксперт, который каждый день потрошит молоденьких девушек… Вот уж действительно кто Джек-Потрошитель…– Ты ему позвони, предупреди о моем возможном приходе, а я сначала навещу все-таки Сазонова. Крымов, кстати, где?– Не знаю, умчался куда-то на машине.– А ты не знаешь, он деньги с Орешиной взял?– Как не взять. Они ему сейчас по горло нужны – сегодня какое число?– Семнадцатое, а что?– А то, что пора платить за аренду, свет… короче, платить по счетам… Юля, у меня к тебе будет просьба…– Слушаю тебя, Надя, – отвечала Юля с набитым ртом и улыбаясь, уже заранее зная, о чем ее попросит Щукина. – Хочешь попросить меня не спаивать твоего Чайкина? Пожалуйста, но тогда подскажи, что ему, кроме водки и «Таллинской» колбасы, принести?– Да ничего не неси, он тебе и так все расскажет как на духу…– Считай, что уговорила. Тем более – экономия-то какая…И только выходя из агентства, она вспомнила, что никому не сказала о новом клиенте, об Олеге Шонине и тех деньгах, которые он ей дал. И, главное, о том условии, которое он ей поставил. «Частное расследование… Не очень-то развернешься; при Крымове и его финансовой политике…» Глава 2 Сазонов, вытирая большим клетчатым платком свою яйцеобразную голову, покрытую слипшимися от пота светлыми редкими волосенками, встретил Земцову громким похлопыванием ладонями, что означало: входи, я тебе жутко рад.Настроение Петра Васильевича менялось по сто раз за сутки, а потому у Юли от сердца отлегло, когда она поняла, что застала старшего инспектора уголовного розыска в хорошем расположении духа.– Я знаю, что вы на работе не пьете, но здесь за углом продают ледяную «Балтику»… – с этими словами Юля достала из пакета две запотевшие коричневые, с позолоченными ярлыками, бутылки с пивом и поставила их прямо перед разморенным от жары Сазоновым.– Я не пью, это верно, но в такую жару отказаться от холодненького пивка – преступление, честное слово… – И не прошло минуты, как он, достав из ящика стола ключ, открыл обе бутылки и с наслаждением опустошил их. После чего вытер пену с губ, шумно и с удовольствием выдохнул и откинулся на спинку стула.– Ну ублажила так ублажила… Ты ко мне по делу или просто так, навестить старика?– Не прибедняйтесь. Тоже мне – в старики записались… Что же касается моего прихода – и по делу, и не по делу. Просто давно дома не была, хотела узнать, что здесь происходит и не знаете ли вы причину плохого настроения Крымова…Она лукавила, вспоминая Крымова, но надеялась хотя бы через Сазонова узнать имя его новой пассии. Было в этом, конечно, что-то мазохистское, но желание узнать было сильнее рассудка.– Ой, хитришь ты, Земцова, – раскусил ее Сазонов и загоготал, похлопывая себя по уродливому небольшому, но все же выпирающему животику, – хочешь узнать у меня, с кем все это время, пока тебя не было, кружился твой начальник? Не скажу, хоть веревки из меня вей. Разве что в знак благодарности за пиво…И Юля подумала вдруг, как же пошло складываются у нее отношения – и с Крымовым, и с Сазоновым, и с Чайкиным, просто хоть волком вой. Какие-то идиотские разговоры на вольные темы, подношения в виде холодного пива или водки с «Таллинской» колбасой, взятки, помимо оговоренных Крымовым гонораров…Пошло, гадко и пошло… И все откуда-то знают об их отношениях с Крымовым.Знают и злорадствуют, когда видят, как он разбавляет свою вольную жизнь новыми встречами с женщинами, как он легко меняет их и как спокойно, без угрызений совести смотрит потом ей, Юлии Земцовой, в глаза… И кто в этом виноват?Только она. Нечего было допускать его до себя. И нечего было оправдывать свое желание провести с ним ночь нервными стрессами и ночными страхами… Она ненавидела себя в эту минуту… И думала только о Крымове, пока голос Сазонова не вернул ее в реальность, и тогда она уже с благодарностью внимала каждому произнесенному им слову…– Обнаружено за один только месяц три утопленницы… И все три сброшены в разные водоемы уже мертвыми со следами сильных побоев, – говорил Петр Васильевич уже сухим серьезным тоном, озабоченно потирая ладонью подбородок. – И вот какая закономерность: все три чуть ли не «синюшки»… Какие-то беспризорные, одна – мелкая вокзальная шлюшка, другая – уборщица из магазина, а третья – безработная, без определенного места жительства… Первые две хотя бы в коммуналках жили, причем койки снимали у пенсионерок, правда, в разных концах города, а вот третья…– У них что, и родственников не было?– Лучше бы уж не было ентих родственничков… Не могли дождаться, пока они явятся в морг для опознания – вот такая родня…– А как вообще устанавливаются личности таких вот, никому не нужных потерпевших?– Разными способами. Даются фотографии трупов в газеты, расклеиваются объявления, находятся какие-то документы неподалеку от того места, где обнаружили тело… Знаешь, Земцова, я склонен думать, что это дело рук серийного убийцы… Он явно садист, но не сексуального плана, а другого, еще более изуверского… Девушки – а все три молодые, до двадцати лет, – буквально избиты, особенно разбиты лица…– Изнасилованы?– Говорю же: нет! Мои ребята сейчас работают в этом направлении и уже успели кое-что узнать… Так вот, и Лукашина, и Петрова, и Зеленцова, несмотря на свой непутевый образ жизни, еще ни разу не были замечены в драках. Больше того, ни у одной из них в последнее время не было мужчины, я имею в виду ни любовника, ни сожителя, словом, никого…– Петр Васильевич, но ведь и в прошлом году, примерно в это же время были обнаружены две избитые девушки? Помните, у одной так вообще был выбит глаз? И тоже бездомная и безработная, молодая алкоголичка, лет восемнадцати?– О чем и речь… Поэтому-то я и говорю тебе о серийном убийце. Видать, у него активность проявляется в жару… Вот только непонятно, почему у него склонность к таким… грязным женщинам, да и вообще, можно ли это назвать склонностью к женщине, если он не насилует их, а просто избивает?..– А где, в каких водоемах были найдены трупы этих девушек?– Все за городом, одну нашли в сточной канаве, другую – на Гуселке, а третью – в Затоне…– В Затоне?– Ну да…– Девушки были в одежде?– В одежде, в обычной…Хотела она спросить у Сазонова про убитого Захара Оленина, но, посчитав, что и так много чего от него услышала, поспешила распрощаться и уйти.А через полчаса она уже припарковывала машину к бордюру университетского дворика, в котором располагался морг, где работал Леша Чайкин. На этот раз Юля припасла для него буженину и копченую курицу. И сколько бы раз Надя ни предупреждала ее о том, что Леше неудобно принимать от нее такого рода подношения. Юля твердо знала, что Леше, этому вечному труженику и вечно голодному принципиальному холостяку, никакие супчики и котлетки, приготовленные Надей, не заменят грубой, опять же холостяцкой еды, такой, как «Таллинская», его любимая, колбаска, копченая свинина, свежий батон или кулинарный рубец с черным перцем, которые он уплетет за милую душу прямо у себя в предбаннике в обществе выпотрошенных покойников – и даже не поморщится… Знала она также и то, что так уж повелось, является она к нему не с пустыми руками, и менять эту традицию невозможно, иначе она будет чувствовать себя обязанной Чайкину, а это не входило в ее правила.– Привет, – сказала она с порога, открывая тяжелую дверь морга и сталкиваясь лицом к лицу с патологоанатомом, от которого почему-то несло какими-то дешевыми женскими духами, сладкими, с пошло-цветочным ароматом. – Это куда ты решил смыться от своих жмуриков?– Земцова!Коротко подстриженный, в светлом хлопчатобумажном летнем костюме, высокий, костлявый, носатый и кадыкастый, смешной Чайкин, что называется, решил показать себя белому свету, но, увидев и солнце на дворе, и Юлю на пороге, аж зажмурился, захлебнулся в радостном крике.– Ну Земцова! Сколько лет, сколько зим! Если бы ты только знала, как я по тебе соскучился! Проходи, я тебя познакомлю со своими новыми, свежими клиентами и клиентками…– Ты же, кажется, уходишь…И тут она поймала его взгляд и расхохоталась: он смотрел на прозрачный пластиковый пакет, который она держала в руках и сквозь который просвечивал розоватый свиной бок и куриная золотистая ножка…– Вот теперь-то я уж никуда не уйду, это точно… Послушай, ты скажи Щукиной, чтобы она мне больше не варила свекольник и вермишелевый суп… Я понимаю, конечно, что она старается изо всех сил, чтобы я не заработал себе язву, но это все равно бесполезно… Я конченый человек, Земцова… Ну проходи, чего стоишь? Я уже твой навеки, разве ты этого еще не прочувствовала?Юле и самой не очень-то хотелось покидать этот солнечно-зеленый рай, называемый летним Днем, но в бункере, именуемом леденящим и мрачным словом «морг», выложенном изнутри полуоблупившейся плиткой, на холодных, обитых жестью столах лежали те, вернее, останки тех, кто даже теперь мог дать ей важную для нее информацию.Она легко перешагнула барьер, разделявший жизнь и смерть, и, оказавшись в ставшей за месяц непривычной для нее обстановке, с ужасом вдохнула в себя тяжелый воздух бункера…– Знаешь, я чувствую себя прямо-таки преступницей, что помешала тебе выйти на свежий воздух… Так куда ты шел?Но Чайкин с присущим ему проворством уже утопил кипятильник в банку и теперь с рассеянно-озабоченным видом принялся шарить на полке с книгами по судебно-медицинской экспертизе в поисках, как догадалась Юля, пачки чая или банки с кофе. Но все пачки были пустые, банки – тоже.– Леш, не суетись, давай немного посидим-поговорим… Меня интересуют Лукашина, Зеленцова и Петрова.
1 2 3 4 5 6 7