У всех бывают свои заскоки. Завтра все будет выглядеть иначе. Вот увидишь. Вы оба поймете, что были неправы, и решите все начать сначала, как будто и не было этой идиотской ссоры. Потому что ваша любовь друг к другу сильнее раздоров. Ведь наверняка вы поссорились из-за чепухи?
Она не ответила. Отвела глаза в сторону и задумалась. И Энди понял, что ему сейчас лучше помолчать. Она все равно будет твердить свое. Но завтра все это пройдет. Завтра она проснется со свежей головой, поплачет и побежит к тому, которого сегодня так ненавидит. И, возможно, Энди никогда больше не увидит ее.
От этой мысли ему почему-то стало очень неуютно.
– Хочешь чаю? – спросил он, чтобы отвлечь ее от раздумий. – Тебе не помешает выпить чего-то горячего, согреться. Небось, долго пришлось мокнуть?
– Не знаю, но согреться не помешает, – на миг оживилась она, но тут же снова скисла. – А ты все же добрый, пытаешься успокоить меня. Только ты зря стараешься. Я знаю, что у меня с ним ничего не получится. Это все, конец. Я никогда к нему не вернусь, никогда!
Она выпалила последнюю фразу с такой страстной горечью, что заставила Энди с завистью подумать о том мужчине, который заставляет ее так гореть. В этом ее «никогда» было столько противоречий, столько невинной лжи, на которую способна только любящая женщина.
Никакой это не конец, милая, это только начало, подумал Энди с тоской и направился в кухню.
– А хочешь, я тебе помогу приготовить чай? – услышал он за спиной ее вкрадчивый голос.
– А ты сама этого хочешь? Или просто пытаешься быть хорошей девочкой? – спросил он, обернувшись.
– Хочу. Я люблю возиться на кухне. И я не такая уж плохая.
– Верю. Что ж, если тебе действительно хочется повозиться на кухне, – вперед! Я, признаться, не большой любитель этого занятия.
Он и не подозревал, какой опасностью ему грозит ее присутствие на тесной кухне. Она оказалась так близко, что у Энди снова на миг разбежались глаза. От нее пахло свежестью дождя, смешанной с ванилью и, кажется, миндалем. И этот запах так манил, что он с трудом удержался от желания притянуть ее к себе и вдохнуть этот дурманящий аромат поглубже. И вообще ему показалось, что от нее исходят какие-то излучения, из-за которых в его голове мелькают все эти непозволительные фантазии.
– Итак, какой чай мадемуазель предпочитает: черный, зеленый, травяной? – спросил он, пытаясь освободиться от навязчивого, ставшего единственным в этот момент желания, – держать эту русалку в руках.
Она подкатила свои синие глаза и задумалась.
– А что, если мы смешаем все три? – наконец выдала она.
Теперь задумался он: а можно ли будет это пить?
– Давай попробуем. Произведем эксперимент. А ты, похоже, любительница экспериментов? – спросил он.
– Ненавижу застой. А еще ненавижу, когда мужчина считает, что женщина должна бегать за ним, как собачка. В такие моменты мне хочется все перевернуть вверх тормашками и послать к черту, – сказала она, нахмурившись.
Энди снова усмехнулся: Что, по-видимому, эта малышка совсем недавно так и сделала, чем наверняка взбесила своего дружка.
Пока он наполнял чайник и ставил его на огонь, она заботливо вымыла грязные чашки, громоздившиеся в раковине. Потом принялась шарить глазами по полкам, выставляя на стойку один за другим пакеты чая.
– А ты живешь тут один и сам себе готовишь? – как бы невзначай спросила она.
– Да, а что?
– Да ничего. Просто любопытно.
– У меня запасов еды на две недели. Я вообще обычно сам себе готовлю. Люблю домашнюю еду, хоть и не очень люблю готовить.
– Одинокие мужчины обычно готовить не любят, – заключила она. – А ты давно здесь? Тебе не скучно одному?
Энди пожал плечами.
– Всякое бывает. Первые три дня не было, а вот в последние три стало. А тут вдруг появилась ты… – Он не знал, зачем сказал ей это.
– И что? – спросила она.
– Не знаю… Ты веселая.
– Неправда, никакая я не веселая. Сейчас, по крайней мере, мне совсем не весело. – Она вздохнула так, будто у нее на груди лежал стопудовый валун.
– Это пройдет, это только сегодня. А вообще у тебя веселый нрав.
– Откуда ты знаешь?
– По твоим губам. Их уголки смотрят вверх, готовы в любой момент превратиться в улыбку. И поверь мне, завтра в твоей жизни все наладится. Завтра вы снова будете вместе. Все простите друг другу и забудете.
Она покачала головой.
– Ты очень добрый, но ничего не понимаешь. Здесь другое. Он просто меня не любит…
Энди не мог представить себе, как можно не любить такого ангела, но спорить не стал. Они снова стояли так близко друг к другу, что ему пришлось взмолиться ко всем известным ему богам, чтобы удержаться от желания прикоснуться к ней.
Судя по цвету ее кожи, напоминающей смесь сливок с малиновым сиропом, она пробыла здесь всего пару дней. Успела только подрумяниться. И хорошо. Ей, с ее длинными русыми волосами, загар совсем не к лицу. Она из тех девушек, которые хороши без всяких премудростей.
– И ты долго еще собираешься здесь скучать? – снова спросила она.
– Не знаю. Все зависит от скуки. Если слишком заест, могу уехать даже завтра.
Чайник издал свисток.
– Вода закипела, так что теперь я займусь делом, а ты можешь отдыхать, – распорядилась она деловито.
Энди рассмеялся.
– Можно подумать, я перетрудился.
Но она бесцеремонно отодвинула его от кухонной стойки и принялась заваривать чай: бросила в заварочный чайник по щепотке чая из каждого пакетика, залила кипяток и торжественно накрыла крышкой.
– Готово. Теперь нужно подождать минут пять, пока он заварится. А ты, если делать нечего, можешь пока принести чашки в гостиную, – последовало ее очередное распоряжение.
Энди кивнул и был только рад подчиниться ее приказу. Находиться на тесной кухне рядом с полуобнаженной русалкой – испытание не из легких. Он взял со стойки только что вымытые чашки и блюдца и удалился в гостиную.
И только в гостиной в его голову неожиданно хлынули здравые мысли. Например, откуда она знает, что он англичанин? Она ведь сразу, еще с порога заговорила с ним по-английски. Да и английский у нее поразительно чистый. Французы редко так хорошо говорят на каком-то языке, кроме своего. И если бы не этот милый акцент… Кто она? Откуда?
– Чай! – раздалось громкое сообщение со стороны кухни, вслед за которым в гостиной, с чайником и банкой меда в руках появилась она. Появилась и тут же освободила Энди от потуг детектива.
Кто бы она ни была, она просто была – высокая, стройная, грациозная, гибкая, очаровательная. И этого, как он быстро сообразил, было вполне достаточно. Все остальное было не важно.
Она поставила на столик чайник и мед, потом расставила чашки на блюдца, чего он сделать не догадался, а потом вдруг опустилась на пол.
– Ты можешь сесть рядом со мной на диван, – предложил он с усмешкой. – Я не кусаюсь.
– Я успела это заметить, но все же предпочитаю сидеть на полу. Тут удобнее. Итак, расскажи, как ты тут оказался? Ты ведь англичанин, не так ли? И почему сидишь здесь и скучаешь? – неожиданно забросала она его вопросами.
Энди не ожидал, что к нему проявят столько интереса.
– Друг посоветовал провести здесь пару недель отпуска. А скуку я не планировал, она сама пришла, – ответил он.
По ее глазам он увидел, что она ему не верит.
– Нет, это не все. Ты от чего-то скрываешься. Признайся, натворил чего? Или несчастная любовь загнала в уединение?
– Несчастная любовь, которая прошла, – шутливо проговорил он тоном, которым декламируют стихи.
Она продолжала смотреть на него с недоверием.
– А ты часто влюблялся?
– Ну… раз пять. А что?
– Да ничего. Просто мне кажется, что это была не любовь.
Она была серьезна, и желание паясничать покинуло Энди.
– Я это сам знаю, – ответил он, удрученно кивая. – Потому что каждый раз, расставшись с женщиной и переболев разлуку, я понимал, что не любил ее. Не знаю, почему…
– Потому что еще не встретил ту, которую смог бы полюбить, – снова отчеканила она.
– Уж не знаю… Влюбляешься и кажется, что любишь, а потом вдруг выясняешь, что никакой любви не было. Была страсть, была привязанность, была привычка…
Она склонила набок голову и посмотрела на него. Пристально, задумчиво.
– Это было раньше. Наверно, раньше ты не мог любить, а теперь сможешь.
– Откуда ты знаешь? – усмехнулся он.
– Знаю. Вижу по твоим глазам. В тебе столько этого…
– Чего?
– Желания любить.
От всех этих откровений Энди вдруг бросило в жар. Неужели она заметила, что с ним творилось рядом с ней на кухне? Но при чем здесь любовь? Ему просто очень хотелось прикоснуться к ней. И это вполне понятно: уж очень она хорошенькая и соблазнительная. А желание любить – это что-то совсем другое. Неужели она умудрилась заглянуть в его душу? Хотя чему тут удивляться, она ведь сама влюблена.
Он встал и пошел к окну освежиться. И пока открывал его, услышал за спиной, как она судорожно перевела дыхание, может, даже всхлипнула.
И почему, черт побери, люди так хотят любви, когда им от нее так плохо?
Скроив глупую улыбку, он вернулся на диван и потянулся к чайнику.
– Наш чай остывает, мадемуазель. Пора попробовать, что у нас заварилось, – задорно проговорил он и стал разливать чай. Потом подошел к ней, опустился на колени и поставил на пол перед ней чашку с чаем и банку с медом.
Она подняла на него глаза и улыбнулась.
– Наверняка что-то абсолютно безумное, как моя голова.
Она деликатно отхлебнула из чашки, потом элегантно запустила пальцы в волосы, прощупывая, просохли они или нет, и, наконец, кокетливо приспустила с плеч полотенце, обнажая длинную шею и плечи.
И Энди опять с огромным трудом поборол желание оказаться на полу рядом с ней и сжать ее в руках. Просто обхватить и держать, чтобы она перестала грустить.
Но ему пришлось вернуться на диван. Влюбленная русалка тосковала по другому…
Чай оказался очень странным, неопределимым на вкус напитком, который все же приятно согревал. Гроза миновала. В окно врывался прохладный ветерок и слышался шелест моросящего дождя. Его гостья какое-то время молча отхлебывала из чашки и, казалось, ни о чем не думала. Он уже собирался предложить ей перебраться на диван и устроиться на ночлег, как она снова ошеломила его вопросом.
– А скажи честно, я тебе нравлюсь?
Энди растерялся. Что за глупый вопрос?
– Нравишься, – ответил он и едва удержался, чтобы не добавить «очень».
– И ты думаешь, что такую, как я, можно полюбить?
Он видел, как она отодвинула от себя чашку и выпрямилась. Ее глаза округлились, губы слегка приоткрылись. Казалось, она приготовилась проглотить все, что он сейчас скажет.
– А почему нет? Ты – красивая… тонкая… чувствительная…
– Тогда почему он этого не видит?
В ее голосе снова было много страсти и отчаяния. Энди не сразу нашел ответ на этот вопрос.
– Ну… может, потому… что не всем дано это видеть. Так же, как не всем дано любить.
Она закачала головой и опустила глаза.
– Я знала…
– Что? – невольно вырвалось у него.
– Ничего. Это личное. – Она прикрыла глаза, и на ее губах появилась едва заметная улыбка.
Что такое она знала, осталось для Энди загадкой. Еще большей загадкой осталась ее улыбка. Странная какая…
Они опять пили чай, а когда он снова поймал ее взгляд, ему показалось, что она больше не грустит.
– Слушай, а у тебя не найдется чего-нибудь пожевать? А то у меня живот сводит от голода. – Она приложила руку к животу и по-детски нахмурилась. – Последний раз ела еще утром.
– Конечно, найдется, – оживился Энди. – В кухне полно еды. Хочешь, сварю тебе спагетти?
– Нет-нет, спагетти – это долго. Мне бы просто хлеба.
– Хлеб с сыром, пойдет? Сандвичи?
Она кивнула и улыбнулась легко и светло. И от этой ее улыбки Энди снова захотелось невозможного. Но единственное, что он мог позволить себе сделать для нее, это накормить. Он вскочил с дивана и бросился на кухню. А когда через несколько минут вернулся с двумя толстыми сандвичами с сыром, застал свою гостью лежащей на полу калачиком. Подложив под голову сложенные ладони и накрывшись полотенцем, она спала.
– Мадемуазель… Ваши сандвичи… – Он поставил тарелку с сандвичами на пол.
Она не отреагировала. Он снова позвал, уже чуть громче, и только убедился, что она спит. Мадемуазель. А как еще он мог обратиться к ней? Русалка? У нее наверняка есть имя, которое он до сих пор не удосужился узнать. А теперь она спит.
Энди растерялся: оставить ее спящей на жестком полу было как-то неправильно. Нужно перенести ее на диван…
Несколько минут он просидел на полу, просто любуясь покоем ее красивого лица, изгибами ее тела. Кто бы мог подумать? В его бунгало на полу спит женщина, а он сидит и любуется ею. Посреди ночи.
Наконец он решился. Затаив дыхание, склонился над ней, осторожно просунул одну руку под спину, а вторую – под согнутые коленки. Медленно поднял и пошел к дивану. Она спала доверчиво и крепко. Уложив девушку на диван, он тут же метнулся в спальню за пледом. Укрыл ее, а потом еще несколько минут простоял над ней, не в силах сдвинуться с места.
Его сердце молчаливо изливало благодарность к загадочной гостье. Ведь это благодаря ей в нем поселилось столько неясных добрых чувств.
Наконец, пожелав ей сладких сновидений, он погасил свет и пошел в спальню.

Глава 2

Энди проснулся на следующее утро с ощущением какого-то нелогичного, граничащего с безрассудством подъема в душе. Ему хотелось самых необычных для него вещей: петь, танцевать и даже летать, если получится. А больше всего ему хотелось увидеть свою ночную гостью, русалку. Может, она все еще в его доме?
Он вскочил с постели, запрыгнул в шорты и влетел в гостиную…
Но она ушла. Об этом говорит ветер, врывающийся в незапертую дверь и треплющий штору. Она ушла. И с этим ничего не поделаешь. Она должна была уйти. Она пришла, чтобы уйти. И то, что теперь примешивается к его радости, – досада, обида, грусть и еще какое-то чувство, которое не поддается оценкам разума, – не имеет смысла. Все это пройдет, как вчерашняя ночь. И ему просто нужно смириться с фактом.
Он принялся разгуливать по гостиной, осознавая, что за прошлую ночь что-то изменилось в его жизни. Прежде всего, его больше не заедала скука. Он испытывал что-то новое. Как будто вчерашняя гроза и полуночное явление русалки что-то перекроили в его душе. Он был полон странного энтузиазма, будто готовился к какому-то большому событию в своей жизни.
Наконец, когда его эмоциональный подъем сменился голодом, он забрел на кухню. На стойке – пустая тарелка из-под сандвичей, которые, видимо, были сметены с нее утром. Прекрасно, она позавтракала. Перемытые чашки аккуратно поставлены на полку. Как мило, она хозяйничала. Он остановился посреди кухни, надеясь уловить в воздухе более тонкий след ее присутствия в этом доме – ее запах. Но он оставался теперь только в его памяти.
Она ушла, снова зачем-то напомнил себе Энди.
Но это не значит, что он сможет обойтись без завтрака. Он поставил на газ чайник. И не значит, что можно не умываться.
Энди переступил порог ванной и услышал, как что-то громко хрустнуло под его пяткой. Затем раздался его собственный вопль:
– А-а-а! Черт! И что за дурная привычка врываться в ванную, не включив света!
Щелкнул выключатель, и на полу, там, где только что стояла его пятка, обнаружились осколки раздавленного колпачка от губной помады.
Энди почесал затылок: еще один след присутствия женщины в доме. Хотя у той, что была здесь вчера, никакой помады с собой не было. И если вспомнить ее губы, ей вообще не нужна никакая помада. Ее губам, если вспомнить их, нужны только поцелуи. Много поцелуев.
Но это не его проблема. И он вернулся к колпачку. Выходит, под его пяткой сейчас разлетелся колпачок от помады, которая стояла на подзеркальнике, вероятно, забытая одной из подружек хозяина. Ничего страшного.
Энди поднял глаза на зеркало. И впервые не смог разглядеть в нем собственного отражения. Его черты искажали танцующие по поверхности зеркала алые знаки:
«Я никогда не забуду твоей доброты!»
Имени под надписью не было. Зато там было нарисовано сердце, пробитое, как полагается, стрелой Амура, но при этом не кровоточащее, а сияющее алыми лучами.
Лучшего применения для той забытой помады Энди представить себе не мог. Он опустился на пол и тихо, как полупомешанный, рассмеялся.
К полудню он выбрался на пляж.
В Библии говорится, что Бог создал мир за семь дней. Энди готов был поклясться, что Бог, при желании, способен это сделать за одну ночь. И море, и небо, и пляж сегодня были другими, как будто за ночь их заменили. Или, может, за ночь заменили глаза Энди?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''


1 2 3