На стенах Санча увидела картины Тициана и других знаменитых итальянских мастеров. То была комната разительных контрастов, где необычайные и бесценные предметы старины соседствовали с новейшей стереофонической аппаратурой и баром с набором всевозможных напитков. Санча обратила внимание, что окна комнаты выходят на тот самый тенистый канал, по которому они совсем недавно плыли.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил граф, указывая рукой на кресла, и Санча с удовольствием опустилась на мягкое сиденье.
Последние несколько минут утомили ее, а к интервью еще и не приступали. Тони примостился на краешке высокого резного кресла, на котором, быть может, когда-то в средние века восседала благородная дама, занятая вышиванием. Сам граф, по-видимому, предпочитал стоять, и как тут же убедилась Санча, было почти невозможно отвести от него взгляд. Воздействие его необыкновенной личности было настолько обескураживающим, что Санча засомневалась, хватит ли у нее смелости задать те вопросы, которые, как она знала, необходимо задать.
Паоло принес вино и, наполнив бокалы, удалился. Граф предложил сигареты; Санча отказалась – она еще не научилась курить, – а Тони прикурил от массивной золотой зажигалки графа, который, выбрав для себя манильскую сигару, сказал:
– Быть может, начнем, синьор…
– Брайтуэйт… Тони Брайтуэйт, – поспешил отрекомендоваться Тони. – А это мисс Форрест.
– Прекрасно! – кивнул граф. – А вы, мистер Брайтуэйт… вы – фотограф?
– Да, сэр. Мисс Форрест – журналист и возьмет интервью. А я… я полагаю, вы не имеете ничего против фотографирования?
– В разумных пределах… не возражаю, – ответил граф. – При условии, что меня на снимках не будет.
– Вы не хотите, чтобы я вас фотографировал, сэр? – нахмурился Тони.
– Да, не хочу, хотя и благодарю за предложение. Предпочитаю оставаться, так сказать, в тени. – Граф неожиданно улыбнулся, и Санчу поразила ослепительная белизна его зубов. – Где вы намерены начать?
– Где пожелаете, граф, – ответил Тони, допивая вино.
– Просто «синьор» вполне достаточно, мистер Брайтуэйт. Думаю, нет необходимости точно соблюдать этикет, – заметил граф, выпрямляясь (перед этим он стоял, прислонившись к резной облицовке камина из розового мрамора). – Вам понадобится помощь? Хотите, чтобы Паоло вас сопровождал?
– Было бы очень хорошо, – поспешил заверить Тони. – Собираюсь сделать как можно больше снимков и потом выбрать, какие из них использовать для публикации. Вы, конечно, просмотрите все еще до окончательного решения.
Наклонив голову, граф подергал за широкую с кисточками ленту, соединенную где-то в другом помещении с колокольчиком, которую Санча до тех пор видела только в кинофильмах. Паоло появился как по мановению волшебной палочки, будто специально ожидал этого вызова. У Санчи тревожно забилось сердце, она понимала, что с уходом Тони наступит время для интервью.
Санча приготовила блокнот, достала из сумки два остро отточенных карандаша и нервным движением скрестила ноги. Тони собрал фотографическое оборудование и после подробных наставлений графа своему слуге удалился вместе с Паоло, плотно притворив за собой тяжелую дверь.
Будто почувствовав облегчение, граф уселся в кресло напротив Санчи и испытующе уставился на нее голубыми глазами.
– Смелее, синьорина, – проговорил он. – Как я вижу, вы очень волнуетесь, а у меня довольно восприимчивая натура. О чем бы вам хотелось меня спросить?
Перебирая в уме в поисках подходящего начала различные фразы, она наконец сказала:
– Прежде всего мне нужно получить некоторые сведения, касающиеся вашей личной жизни. Речь не идет, как вы понимаете, о сугубо интимной ее стороне (Санча покраснела), а лишь о некоторых фактах вашей биографии.
Граф стряхнул пепел с манильской сигары в пепельницу из оникса.
– Прекрасно, синьорина. Я расскажу вам кое-что из истории моего рода, согласны? – ответил граф, сосредоточенно рассматривая надетое на мизинец кольцо-печатку с узором из драгоценных камушков. – Я одиннадцатый граф ди Малатеста. Этот титул пожалован нам в восемнадцатом веке. Среди моих предков были люди разных профессий, но большинство связало свою судьбу с политикой и церковью. К сожалению, я – последний представитель нашего рода, у меня нет ни братьев, ни сестер. Родители умерли, и мой самый близкий родственник – почтенного возраста тетя. – Оторвавшись от записей и подняв голову, Санча встретила вопрошающий взгляд графа. – Это то, что вам нужно?
– Д… Да, синьор, – слегка покраснела Санча, с преувеличенным вниманием заглядывая в блокнот.
– Превосходно! – Граф обвел глазами обширное помещение. – Дворец построен в шестнадцатом веке и первоначально принадлежал одной купеческой семье, которая лишилась своего состояния в период господства Наполеона Бонапарта. Дворец, как вы сами видели, очень нуждается в ремонте, хотя апартаменты, которые я занимаю, вполне приличны и удобны.
– Благодарю вас, – проговорила Санча, тщательно выписывая последнюю фразу.
– Что еще? – внимательно посмотрел на нее граф. – Скажите, пожалуйста, не слишком ли вы молоды для подобного интервью? Или, быть может, «Парита» пробует различные варианты использования молодых репортеров?
– Я вполне в состоянии провести эту беседу, синьор, – заметила с возмущением Санча.
На какое-то мгновение досада заглушила волнение.
Осознав же сказанное, она смутилась, почувствовала неловкость. Однако в слегка прищуренных глазах графа светилась добродушная усмешка.
– Насколько я понял, интервью должна была проводить синьорина Фабриоли.
– Да, это так, – нехотя признала Санча, кусая губы.
– Но она в последний момент заболела, и поэтому…
– И поэтому вместо нее послали вас?
– Да, – ответила Санча, слишком поздно вспомнив, что опустила титул «синьор».
– Понимаю. – Граф загасил в пепельнице сигару. – Прошу вас, продолжайте. Не хотите ли теперь поговорить о книге?
– О да! Конечно! – воскликнула Санча, переворачивая страницу блокнота. – Э-э-э… расскажите, пожалуйста, что побудило вас написать эту книгу?
– Вы ее читали? – Глаза графа буквально буравили.
– Да, – уверенно заявила Санча, решившая, что не позволит графу выбить ее из колеи.
– Тогда спрашивайте о том, что вас интересует больше всего, – предложил он.
– Хорошо, – вздохнула Санча, размышляя, с чего бы начать. – Вас… Вас всегда занимал этот период итальянской истории?
– Как вам сказать, синьорина? – сдвинул брови граф. – Уже давно мое внимание привлекала династия Борджиа. А также поэты и художники того времени: Данте, Мике-ланджело, Джотто. Эпоха Возрождения вдохновила на создание великих творений, не правда ли?
– Несомненно, – кивнула Санча. – Вам… Вам долго пришлось писать книгу?
– Нет, не долго. Много времени ушло на сбор материала. На все – от замысла до его воплощения – потребовалось около двух лет. Писательство – очень увлекательное занятие, вы согласны?
Едва заметно улыбнувшись, Санча кивнула. Пытаясь всеми силами поддерживать беседу, она старалась припомнить сделанные ранее заметки.
Было бы невыносимо сидеть молча, постоянно ощущая на себе напряженно-внимательный взгляд графа. Ей еще не приходилось иметь дело с похожими на графа людьми. Он значительно старше всех ее знакомых мужчин, и Санча гадала относительно его возраста. По ее мнению, он не мог быть моложе тридцати пяти и старше сорока пяти лет, спрашивать же она не решалась. Для статьи достаточно описания внешности. Разумеется, редакция располагала на графа и его предков дополнительной информацией, которой можно потом воспользоваться, а в городском архиве, безусловно, имелись сведения, касающиеся истории дворца. Кроме того была еще и книга. Пожалуй, могли потребоваться кое-какие данные относительно условий работы над книгой и причин, определивших именно такой порядок.
– Как вы писали, синьор? – спросила Санча, взглянув на графа. – То есть работали вы, строго придерживаясь какого-то графика, каждый день в заранее установленные часы, или же принимались за дело только по вдохновению?
Подумав некоторое время, граф затем сказал:
– За то время, когда я писал, я испробовал различные варианты. Иногда я мог работать беспрерывно, часами, порой же ограничивался несколькими строчками. В настоящее время я собираю материал для другой книги и занимаюсь этим главным образом до полудня.
– О, это очень интересно! – обрадовалась Санча еще одной теме для разговора. – Нельзя ли узнать, о чем пойдет речь во второй книге?
– Конечно, можно, – ответил граф, склонив голову набок. – Она станет продолжением первой книги и охватит шестнадцатое и семнадцатое столетия.
– Понимаю, – кивнула Санча, торопливо делая пометки в блокноте.
– Но я также пишу еще одну книгу, – добавил граф тихо. – Она совсем не похожа на две другие. Сочинение не исторического, а поэтического жанра. Вы любите стихи, мисс Форрест?
– Да, – ответила Санча не очень уверенно, краснея. – Когда… Когда нахожу время для чтения.
– Но вы должны почаще обращаться к поэзии, синьорина, – воскликнул граф. – Не кажется ли вам, что в стихотворных строках можно обнаружить очень много красоты? Не следует использовать слова только для таких прозаических, будничных дел, как, например, нынешнее интервью. Нужно дать возможность словам плавно струиться, звучать, подобно ласкающей слух музыке, и, вырывая нас из обыденности, переносить в бесконечное!
Санча слушала, невольно зачарованная; затем до ее сознания дошло, что он уже замолчал и внимательно смотрит на нее. Смущенная, Санча постаралась скрыть замешательство, делая вид, что перечитывает собственные записи.
Проведя кончикам языка по пересохшим губам, она возобновила беседу.
– Вы пишете стихи, синьор? – спросила она, не поднимая глаз.
– Совсем немного, синьорина, – признался он тихо.
– Стихотворения, которые я обрабатываю, – это творения поэтов шестнадцатого и семнадцатого веков. К сожалению, они не получили признания, и их никогда не печатали. Некоторые произведения без подписи, авторы других известны, но все они прекрасны.
Когда граф заговорил на любимую тему, изменился даже его голос, и Санча поняла, что поэзия являлась предметом его истинной увлеченности. И своим энтузиазмом он невольно заражал и ее.
– Хотите еще вина, синьорина? – внезапно спросил граф, поднимаясь и направляясь к столику, на котором Паоло оставил поднос с бутылками. – Сегодня жарко, и вы, вероятно, испытываете жажду.
– Нет, нисколько, благодарю вас, – энергично замотала головой Санча.
От выпитого крепкого вина она уже сделалась немного вялой, слегка клонило ко сну. В комнате было так тепло, так тихо и мирно в сравнении с беготней и суматохой, которая обычно царила в редакции.
Граф налил себе вина и опять прислонился к камину, поставив ногу на медную каминную решетку. Со своего места Санча видела начищенный до блеска ботинок и тесно облегавшие мускулистые ноги черные брюки. Он находился слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя совсем непринужденно, и Санча постаралась как можно незаметнее отодвинуться подальше, к спинке кресла.
– Интервью закончилось? – спросил граф.
– Думаю, что это все, – ответила Санча, резким движением закрывая блокнот.
– Хорошо. – Граф отпил вина и, подняв бокал, стал с видом знатока внимательно рассматривать на свет остатки содержимого. – А теперь, быть может, вы расскажете кое-что о себе? – сказал граф.
Санча бросила взгляд на дверь, страстно желая, чтобы поскорее вернулся Тони. Наступил момент, которого она боялась и к которому так и не смогла подготовиться.
– Я мало что могу сообщить о себе, – ответила Санча равнодушным – как она надеялась – тоном.
– Вы, конечно, шутите, синьорина, – возразил граф, переводя взгляд на девушку. – Скажите, например, зачем понадобилось английской девушке работать в Италии?
– Почему вы так уверены, что я англичанка? – полюбопытствовала Санча.
– Ваш спутник, – слегка улыбнулся граф, – информировал меня, что ваш итальянский коллега не могла из-за болезни взять это интервью. Ваша фамилия – Форрест, которая, согласитесь, тоже указывает на английское происхождение. Кроме того, не забывайте: я слышал ваш разговор на галерее. Трудно представить, чтобы вы были другой национальности. И еще. Среди итальянских женщин редко встречаются такие блондинки, похожие на вас.
– Понимаю, – пробормотала Санча, потупившись.
– Итак… Вы не ответили на мой вопрос. Все же почему вы работаете в Италии?
Санча пожала плечами. Как было бы хорошо, если бы он пересел в другое кресло, отошел бы подальше!
– Мой дядя здесь главный редактор, – объяснила она.
– Я работала в лондонском бюро журнала, когда он предложил с год потрудиться в Венеции.
– Эдуардо Тессиле ваш дядя?
– Да, синьор. Его жена и моя мама – сестры.
– Ах, вот как, – понимающе кивнул граф. – И вам нравится здесь?
– Очень, – попыталась улыбнуться Санча. – Венеция очень красивый город.
– Вы так считаете? А вы не находите, что вода в каналах неприятно пахнет?
– Нет, синьор, – заверила Санча, сопровождая ответ выразительной жестикуляцией. – А… А вы?
– Я? – прищурился граф. – Я тоже не нахожу, синьорина. Но ведь Венеция и я – друг от друга неотделимы. Это мой город, моя родина. Церкви… бульвары… мосты; они для меня что-то большее, чем просто архитектурные сооружения.
– Собор Сан-Марко производит сильное впечатление, – неловко добавила Санча, поглаживая ладонью обложку блокнота.
– Да, сильное впечатление, – согласился граф сухо, допивая вино. – Он и построен был именно с этой целью. Однако я лично предпочитаю, так сказать, менее… посещаемые туристами кварталы.
Санча молча выслушала. На ум не приходила ни одна подходящая реплика. Хотя она прожила в Венеции уже шесть месяцев, ей фактически не пришлось увидеть малоизвестные городские районы. Всю неделю она трудилась, а в выходные дни ее брали под свою опеку дядя и тетя, очевидно, полагавшие, что их долг – всячески развлекать племянницу. Своих детей у них не было, и поэтому они всеми силами старались показать Санче, насколько им приятно ее общество. В результате ей редко представлялась возможность одной побродить по городу.
– Скажите, синьорина, как давно вы уже в Венеции? – поинтересовался граф, наливая себе вина и испытующе посматривая на Санчу.
– Около пяти месяцев, – быстро ответила она, подумав, что он не только способен приводить ее в замешательство, но и читать ее мысли.
– И, конечно, вы живете у дяди и тети?
– Вовсе нет, – покачала она головой. – Дом моего дяди за городом, и хотя он сам ежедневно ездит в редакцию, мне он посоветовал поселиться в городе вместе с двумя другими девушками, работающими в журнале «Парита». – Санча заправила выбившуюся прядь волос за ухо. – А выходные дни я провожу, разумеется, у дяди с тетей.
– Понимаю, – склонил голову граф. – Вы должны простить мне чрезмерную назойливость, синьорина, но в Италии девушки не пользуются такой свободой, как у вас.
– Вы правы, мы уже достаточно эмансипированы, – согласилась Санча, испытывая неловкость от его иронического взгляда. Торопливо поднявшись, она подошла к высокому окну, выходящему на канал, притворяясь заинтересованной происходящим снаружи. Высокие здания напротив отбрасывали тень на водную гладь канала. За ними виднелись позолоченные купола церквей, расположенных в центральной части города. День клонился к вечеру, тени становились длиннее, и общая картина была чрезвычайно красивой.
Граф щелкнул зажигалкой, и этот звук заставил Санчу обернуться. Он прикуривал новую манильскую сигару, и пламя зажигалки высветило загорелые пальцы. Женственными были у него только ресницы, необыкновенной длины и густоты, и они взлетели вверх, когда взгляды их встретились. Какой-то момент граф и Санча смотрели друг на друга, затем она, задрожав, отвела взор, чувствуя, как его глаза ощупывают ее почти с бесцеремонностью клинициста. Но почему? Что побуждало его к этому?
Звук открываемой двери избавил ее от дальнейших тревог, и, резко повернувшись, она с радостью увидела входившего в комнату Тони и следовавшего за ним Паоло.
Граф, напротив, на их появление реагировал спокойно и равнодушно.
– Вы закончили фотографирование, мистер Брайтуэйт? – спросил он.
– Мне хотелось бы сделать еще несколько снимков в этой комнате, если вы позволите, синьор, – улыбнулся Тони. – А в принципе я закончил. Весьма доволен тем, что удалось заснять.
– Прекрасно! Прекрасно! – выпрямился граф, сильно жестикулируя. – Давайте действуйте! Вы уже выбрали для съемки какие-нибудь конкретные предметы?
– Возможно, вы согласитесь позировать с вашей книгой в руках, – предложил Тони.
Граф глубоко втянул дым манильской сигары.
– Мой дорогой мистер Брайтуэйт, – проговорил он, – поверьте мне, я хорошо понимаю вашу проблему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил граф, указывая рукой на кресла, и Санча с удовольствием опустилась на мягкое сиденье.
Последние несколько минут утомили ее, а к интервью еще и не приступали. Тони примостился на краешке высокого резного кресла, на котором, быть может, когда-то в средние века восседала благородная дама, занятая вышиванием. Сам граф, по-видимому, предпочитал стоять, и как тут же убедилась Санча, было почти невозможно отвести от него взгляд. Воздействие его необыкновенной личности было настолько обескураживающим, что Санча засомневалась, хватит ли у нее смелости задать те вопросы, которые, как она знала, необходимо задать.
Паоло принес вино и, наполнив бокалы, удалился. Граф предложил сигареты; Санча отказалась – она еще не научилась курить, – а Тони прикурил от массивной золотой зажигалки графа, который, выбрав для себя манильскую сигару, сказал:
– Быть может, начнем, синьор…
– Брайтуэйт… Тони Брайтуэйт, – поспешил отрекомендоваться Тони. – А это мисс Форрест.
– Прекрасно! – кивнул граф. – А вы, мистер Брайтуэйт… вы – фотограф?
– Да, сэр. Мисс Форрест – журналист и возьмет интервью. А я… я полагаю, вы не имеете ничего против фотографирования?
– В разумных пределах… не возражаю, – ответил граф. – При условии, что меня на снимках не будет.
– Вы не хотите, чтобы я вас фотографировал, сэр? – нахмурился Тони.
– Да, не хочу, хотя и благодарю за предложение. Предпочитаю оставаться, так сказать, в тени. – Граф неожиданно улыбнулся, и Санчу поразила ослепительная белизна его зубов. – Где вы намерены начать?
– Где пожелаете, граф, – ответил Тони, допивая вино.
– Просто «синьор» вполне достаточно, мистер Брайтуэйт. Думаю, нет необходимости точно соблюдать этикет, – заметил граф, выпрямляясь (перед этим он стоял, прислонившись к резной облицовке камина из розового мрамора). – Вам понадобится помощь? Хотите, чтобы Паоло вас сопровождал?
– Было бы очень хорошо, – поспешил заверить Тони. – Собираюсь сделать как можно больше снимков и потом выбрать, какие из них использовать для публикации. Вы, конечно, просмотрите все еще до окончательного решения.
Наклонив голову, граф подергал за широкую с кисточками ленту, соединенную где-то в другом помещении с колокольчиком, которую Санча до тех пор видела только в кинофильмах. Паоло появился как по мановению волшебной палочки, будто специально ожидал этого вызова. У Санчи тревожно забилось сердце, она понимала, что с уходом Тони наступит время для интервью.
Санча приготовила блокнот, достала из сумки два остро отточенных карандаша и нервным движением скрестила ноги. Тони собрал фотографическое оборудование и после подробных наставлений графа своему слуге удалился вместе с Паоло, плотно притворив за собой тяжелую дверь.
Будто почувствовав облегчение, граф уселся в кресло напротив Санчи и испытующе уставился на нее голубыми глазами.
– Смелее, синьорина, – проговорил он. – Как я вижу, вы очень волнуетесь, а у меня довольно восприимчивая натура. О чем бы вам хотелось меня спросить?
Перебирая в уме в поисках подходящего начала различные фразы, она наконец сказала:
– Прежде всего мне нужно получить некоторые сведения, касающиеся вашей личной жизни. Речь не идет, как вы понимаете, о сугубо интимной ее стороне (Санча покраснела), а лишь о некоторых фактах вашей биографии.
Граф стряхнул пепел с манильской сигары в пепельницу из оникса.
– Прекрасно, синьорина. Я расскажу вам кое-что из истории моего рода, согласны? – ответил граф, сосредоточенно рассматривая надетое на мизинец кольцо-печатку с узором из драгоценных камушков. – Я одиннадцатый граф ди Малатеста. Этот титул пожалован нам в восемнадцатом веке. Среди моих предков были люди разных профессий, но большинство связало свою судьбу с политикой и церковью. К сожалению, я – последний представитель нашего рода, у меня нет ни братьев, ни сестер. Родители умерли, и мой самый близкий родственник – почтенного возраста тетя. – Оторвавшись от записей и подняв голову, Санча встретила вопрошающий взгляд графа. – Это то, что вам нужно?
– Д… Да, синьор, – слегка покраснела Санча, с преувеличенным вниманием заглядывая в блокнот.
– Превосходно! – Граф обвел глазами обширное помещение. – Дворец построен в шестнадцатом веке и первоначально принадлежал одной купеческой семье, которая лишилась своего состояния в период господства Наполеона Бонапарта. Дворец, как вы сами видели, очень нуждается в ремонте, хотя апартаменты, которые я занимаю, вполне приличны и удобны.
– Благодарю вас, – проговорила Санча, тщательно выписывая последнюю фразу.
– Что еще? – внимательно посмотрел на нее граф. – Скажите, пожалуйста, не слишком ли вы молоды для подобного интервью? Или, быть может, «Парита» пробует различные варианты использования молодых репортеров?
– Я вполне в состоянии провести эту беседу, синьор, – заметила с возмущением Санча.
На какое-то мгновение досада заглушила волнение.
Осознав же сказанное, она смутилась, почувствовала неловкость. Однако в слегка прищуренных глазах графа светилась добродушная усмешка.
– Насколько я понял, интервью должна была проводить синьорина Фабриоли.
– Да, это так, – нехотя признала Санча, кусая губы.
– Но она в последний момент заболела, и поэтому…
– И поэтому вместо нее послали вас?
– Да, – ответила Санча, слишком поздно вспомнив, что опустила титул «синьор».
– Понимаю. – Граф загасил в пепельнице сигару. – Прошу вас, продолжайте. Не хотите ли теперь поговорить о книге?
– О да! Конечно! – воскликнула Санча, переворачивая страницу блокнота. – Э-э-э… расскажите, пожалуйста, что побудило вас написать эту книгу?
– Вы ее читали? – Глаза графа буквально буравили.
– Да, – уверенно заявила Санча, решившая, что не позволит графу выбить ее из колеи.
– Тогда спрашивайте о том, что вас интересует больше всего, – предложил он.
– Хорошо, – вздохнула Санча, размышляя, с чего бы начать. – Вас… Вас всегда занимал этот период итальянской истории?
– Как вам сказать, синьорина? – сдвинул брови граф. – Уже давно мое внимание привлекала династия Борджиа. А также поэты и художники того времени: Данте, Мике-ланджело, Джотто. Эпоха Возрождения вдохновила на создание великих творений, не правда ли?
– Несомненно, – кивнула Санча. – Вам… Вам долго пришлось писать книгу?
– Нет, не долго. Много времени ушло на сбор материала. На все – от замысла до его воплощения – потребовалось около двух лет. Писательство – очень увлекательное занятие, вы согласны?
Едва заметно улыбнувшись, Санча кивнула. Пытаясь всеми силами поддерживать беседу, она старалась припомнить сделанные ранее заметки.
Было бы невыносимо сидеть молча, постоянно ощущая на себе напряженно-внимательный взгляд графа. Ей еще не приходилось иметь дело с похожими на графа людьми. Он значительно старше всех ее знакомых мужчин, и Санча гадала относительно его возраста. По ее мнению, он не мог быть моложе тридцати пяти и старше сорока пяти лет, спрашивать же она не решалась. Для статьи достаточно описания внешности. Разумеется, редакция располагала на графа и его предков дополнительной информацией, которой можно потом воспользоваться, а в городском архиве, безусловно, имелись сведения, касающиеся истории дворца. Кроме того была еще и книга. Пожалуй, могли потребоваться кое-какие данные относительно условий работы над книгой и причин, определивших именно такой порядок.
– Как вы писали, синьор? – спросила Санча, взглянув на графа. – То есть работали вы, строго придерживаясь какого-то графика, каждый день в заранее установленные часы, или же принимались за дело только по вдохновению?
Подумав некоторое время, граф затем сказал:
– За то время, когда я писал, я испробовал различные варианты. Иногда я мог работать беспрерывно, часами, порой же ограничивался несколькими строчками. В настоящее время я собираю материал для другой книги и занимаюсь этим главным образом до полудня.
– О, это очень интересно! – обрадовалась Санча еще одной теме для разговора. – Нельзя ли узнать, о чем пойдет речь во второй книге?
– Конечно, можно, – ответил граф, склонив голову набок. – Она станет продолжением первой книги и охватит шестнадцатое и семнадцатое столетия.
– Понимаю, – кивнула Санча, торопливо делая пометки в блокноте.
– Но я также пишу еще одну книгу, – добавил граф тихо. – Она совсем не похожа на две другие. Сочинение не исторического, а поэтического жанра. Вы любите стихи, мисс Форрест?
– Да, – ответила Санча не очень уверенно, краснея. – Когда… Когда нахожу время для чтения.
– Но вы должны почаще обращаться к поэзии, синьорина, – воскликнул граф. – Не кажется ли вам, что в стихотворных строках можно обнаружить очень много красоты? Не следует использовать слова только для таких прозаических, будничных дел, как, например, нынешнее интервью. Нужно дать возможность словам плавно струиться, звучать, подобно ласкающей слух музыке, и, вырывая нас из обыденности, переносить в бесконечное!
Санча слушала, невольно зачарованная; затем до ее сознания дошло, что он уже замолчал и внимательно смотрит на нее. Смущенная, Санча постаралась скрыть замешательство, делая вид, что перечитывает собственные записи.
Проведя кончикам языка по пересохшим губам, она возобновила беседу.
– Вы пишете стихи, синьор? – спросила она, не поднимая глаз.
– Совсем немного, синьорина, – признался он тихо.
– Стихотворения, которые я обрабатываю, – это творения поэтов шестнадцатого и семнадцатого веков. К сожалению, они не получили признания, и их никогда не печатали. Некоторые произведения без подписи, авторы других известны, но все они прекрасны.
Когда граф заговорил на любимую тему, изменился даже его голос, и Санча поняла, что поэзия являлась предметом его истинной увлеченности. И своим энтузиазмом он невольно заражал и ее.
– Хотите еще вина, синьорина? – внезапно спросил граф, поднимаясь и направляясь к столику, на котором Паоло оставил поднос с бутылками. – Сегодня жарко, и вы, вероятно, испытываете жажду.
– Нет, нисколько, благодарю вас, – энергично замотала головой Санча.
От выпитого крепкого вина она уже сделалась немного вялой, слегка клонило ко сну. В комнате было так тепло, так тихо и мирно в сравнении с беготней и суматохой, которая обычно царила в редакции.
Граф налил себе вина и опять прислонился к камину, поставив ногу на медную каминную решетку. Со своего места Санча видела начищенный до блеска ботинок и тесно облегавшие мускулистые ноги черные брюки. Он находился слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя совсем непринужденно, и Санча постаралась как можно незаметнее отодвинуться подальше, к спинке кресла.
– Интервью закончилось? – спросил граф.
– Думаю, что это все, – ответила Санча, резким движением закрывая блокнот.
– Хорошо. – Граф отпил вина и, подняв бокал, стал с видом знатока внимательно рассматривать на свет остатки содержимого. – А теперь, быть может, вы расскажете кое-что о себе? – сказал граф.
Санча бросила взгляд на дверь, страстно желая, чтобы поскорее вернулся Тони. Наступил момент, которого она боялась и к которому так и не смогла подготовиться.
– Я мало что могу сообщить о себе, – ответила Санча равнодушным – как она надеялась – тоном.
– Вы, конечно, шутите, синьорина, – возразил граф, переводя взгляд на девушку. – Скажите, например, зачем понадобилось английской девушке работать в Италии?
– Почему вы так уверены, что я англичанка? – полюбопытствовала Санча.
– Ваш спутник, – слегка улыбнулся граф, – информировал меня, что ваш итальянский коллега не могла из-за болезни взять это интервью. Ваша фамилия – Форрест, которая, согласитесь, тоже указывает на английское происхождение. Кроме того, не забывайте: я слышал ваш разговор на галерее. Трудно представить, чтобы вы были другой национальности. И еще. Среди итальянских женщин редко встречаются такие блондинки, похожие на вас.
– Понимаю, – пробормотала Санча, потупившись.
– Итак… Вы не ответили на мой вопрос. Все же почему вы работаете в Италии?
Санча пожала плечами. Как было бы хорошо, если бы он пересел в другое кресло, отошел бы подальше!
– Мой дядя здесь главный редактор, – объяснила она.
– Я работала в лондонском бюро журнала, когда он предложил с год потрудиться в Венеции.
– Эдуардо Тессиле ваш дядя?
– Да, синьор. Его жена и моя мама – сестры.
– Ах, вот как, – понимающе кивнул граф. – И вам нравится здесь?
– Очень, – попыталась улыбнуться Санча. – Венеция очень красивый город.
– Вы так считаете? А вы не находите, что вода в каналах неприятно пахнет?
– Нет, синьор, – заверила Санча, сопровождая ответ выразительной жестикуляцией. – А… А вы?
– Я? – прищурился граф. – Я тоже не нахожу, синьорина. Но ведь Венеция и я – друг от друга неотделимы. Это мой город, моя родина. Церкви… бульвары… мосты; они для меня что-то большее, чем просто архитектурные сооружения.
– Собор Сан-Марко производит сильное впечатление, – неловко добавила Санча, поглаживая ладонью обложку блокнота.
– Да, сильное впечатление, – согласился граф сухо, допивая вино. – Он и построен был именно с этой целью. Однако я лично предпочитаю, так сказать, менее… посещаемые туристами кварталы.
Санча молча выслушала. На ум не приходила ни одна подходящая реплика. Хотя она прожила в Венеции уже шесть месяцев, ей фактически не пришлось увидеть малоизвестные городские районы. Всю неделю она трудилась, а в выходные дни ее брали под свою опеку дядя и тетя, очевидно, полагавшие, что их долг – всячески развлекать племянницу. Своих детей у них не было, и поэтому они всеми силами старались показать Санче, насколько им приятно ее общество. В результате ей редко представлялась возможность одной побродить по городу.
– Скажите, синьорина, как давно вы уже в Венеции? – поинтересовался граф, наливая себе вина и испытующе посматривая на Санчу.
– Около пяти месяцев, – быстро ответила она, подумав, что он не только способен приводить ее в замешательство, но и читать ее мысли.
– И, конечно, вы живете у дяди и тети?
– Вовсе нет, – покачала она головой. – Дом моего дяди за городом, и хотя он сам ежедневно ездит в редакцию, мне он посоветовал поселиться в городе вместе с двумя другими девушками, работающими в журнале «Парита». – Санча заправила выбившуюся прядь волос за ухо. – А выходные дни я провожу, разумеется, у дяди с тетей.
– Понимаю, – склонил голову граф. – Вы должны простить мне чрезмерную назойливость, синьорина, но в Италии девушки не пользуются такой свободой, как у вас.
– Вы правы, мы уже достаточно эмансипированы, – согласилась Санча, испытывая неловкость от его иронического взгляда. Торопливо поднявшись, она подошла к высокому окну, выходящему на канал, притворяясь заинтересованной происходящим снаружи. Высокие здания напротив отбрасывали тень на водную гладь канала. За ними виднелись позолоченные купола церквей, расположенных в центральной части города. День клонился к вечеру, тени становились длиннее, и общая картина была чрезвычайно красивой.
Граф щелкнул зажигалкой, и этот звук заставил Санчу обернуться. Он прикуривал новую манильскую сигару, и пламя зажигалки высветило загорелые пальцы. Женственными были у него только ресницы, необыкновенной длины и густоты, и они взлетели вверх, когда взгляды их встретились. Какой-то момент граф и Санча смотрели друг на друга, затем она, задрожав, отвела взор, чувствуя, как его глаза ощупывают ее почти с бесцеремонностью клинициста. Но почему? Что побуждало его к этому?
Звук открываемой двери избавил ее от дальнейших тревог, и, резко повернувшись, она с радостью увидела входившего в комнату Тони и следовавшего за ним Паоло.
Граф, напротив, на их появление реагировал спокойно и равнодушно.
– Вы закончили фотографирование, мистер Брайтуэйт? – спросил он.
– Мне хотелось бы сделать еще несколько снимков в этой комнате, если вы позволите, синьор, – улыбнулся Тони. – А в принципе я закончил. Весьма доволен тем, что удалось заснять.
– Прекрасно! Прекрасно! – выпрямился граф, сильно жестикулируя. – Давайте действуйте! Вы уже выбрали для съемки какие-нибудь конкретные предметы?
– Возможно, вы согласитесь позировать с вашей книгой в руках, – предложил Тони.
Граф глубоко втянул дым манильской сигары.
– Мой дорогой мистер Брайтуэйт, – проговорил он, – поверьте мне, я хорошо понимаю вашу проблему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17