– уже в машине спросил Мартин. Отвернувшись от Николь, он смотрел вниз, на море, где легкие переливавшиеся в лунном свете волны разбивались о камни крутого, скалистого берега, на краю которого они остановились. – Я имею в виду Дэвида, – пояснил он, не услышав от нее ответа.
Николь с легкой грустью улыбнулась. Да, конечно, она готова рассказать ему о Дэвиде. Теперь она спокойно может говорить о своём прошлом – оно очень долго было ее настоящим и даже будущим. В этом-то и заключалась причина всех ее бед. Но Мартин ждет от нее каких-то слов… Что ж, пусть Дэвид будет отправной точкой…
– Дэвид и я… – начала она тихо и замолчала. Он обернулся, и у нее защемило сердце, увидев, как в свете луны блеснули его глаза.
«Я люблю тебя!» – чуть не сорвалось у нее е языка то главное, что ей безумно хотелось не сказать, а даже крикнуть. Но кто знает, какая пропасть существует между ними. И даже если прошлое уже позади, будет ли у них будущее? В конце концов, Мартин никогда и словом не обмолвился о любви. И вообще все его разговоры всегда сводились к сексуальным отношениям. Более того, он не скрывал, что они не дают ему покоя, и ради них он пошел на всяческие ухищрения, и, что обиднее всего, воспользовался оружием, которое она сама невольно вложила ему в руки. Но даже смотря на вещи с этой стороны, Николь в глубине души сознавала, что, если Мартин предложит ей только постель, она не сможет отказаться. Но сначала она расскажет ему о Дэвиде.
– Я уже говорила тебе, все думали, что мы поженимся. – Теперь ее голос стал решительным, ибо она была сильна в своей уверенности. – Моим родителям Дэвид в качестве мужа казался идеальным: обеспеченный, надежный, с прекрасной работой… – Она запнулась. – Теперь я занимаю его место.
– Не расстраивайся, – подбодрил Мартин, заметив в ней мгновенную перемену настроения. – И, главное, не торопись – у нас вся ночь впереди.
«Посвятить разговорам всю ночь? – с грустью подумала про себя Николь. – Но потом? Что будет потом? Ох, какая мука спокойно сидеть рядом с ним и еще о чем-то думать, если всем своим сердцем она чувствует дыхание Мартина, любое движение его сильного, стройного тела…»
– Казалось, наше будущее предопределено, но, когда Дэвид сделал мне предложение, меня вдруг пронзила мысль, что, хоть мы почти никогда и не расставались – вместе развлекались, вместе работали, – мне так и не удалось хорошенько узнать его. Как-то так само собой получилось, что, когда он попросил меня стать его женой, я посмотрела на него совсем другими глазами и поняла, что не смогу принять его предложение. Он…
Николь быстро заморгала, подавляя слезы.
– … Воспринял твой отказ очень болезненно. – Мартин пришел ей на помощь.
– Да. – Николь содрогнулась, вспомнив, что последовало после их разговора. – Точнее, он просто вообще не принял отказа. Трудно передать словами весь тот ужас, который мне пришлось пережить – постоянное преследование, звонки днем и ночью, поджидание у дверей моего дома. В нем появилась какая-то одержимость маньяка, видимо, подпитываемая уверенность, что, если он будет часто напоминать о себе, я обязательно сдамся. – Сделав глубокий вдох, она перевела дух и продолжала: – Когда я все же не отступилась, Дэвид пригрозил, что покончит с собой… – Услышав грязную ругань, Николь в испуге резко повернулась к Мартину и даже в темноте увидела, как напряглось его лицо, а на скулах заходили желваки. – Нет, – поспешно возразила она, прочитав его мысли, – то была лишь простая угроза, желание пощекотать мне нервишки. В общем, я не выдержала и сбежала сюда. И тут встретила тебя.
После такой нервотрепки, от которой трудно сразу прийти в себя, Николь, естественно, даже не помышляла влюбиться вновь и поэтому проглядела, когда это чувство незаметно подкралось к ней. Отвергнув Дэвида, с его так называемой любовью, она без особых раздумий закрутила роман с Мартином, который ничего не обещал, но и не требовал взамен. Именно такие отношения, без всяких признаков на постоянство и серьезность, вполне устраивали ее. Однако все сложилось по-другому. Мартин непроизвольно сумел пробудить в ней то истинно светлое чувство, в котором она, сама того не подозревая, очень нуждалась.
– И ты, созревшая для новых «подвигов», бросилась мне в объятия.
Услышав горечь в голосе Мартина, Николь виновато опустила глаза. Ей нечего было возразить – она и сама всегда думала так. Ведь – всего час назад ей открылась настоящая правда, и то не до конца. Интересно, почему это так его задело? Неужели ее мнение о нем и его мировоззрении тоже оказалось ошибочным? Но как спросить? Вдруг он рассмеется в ответ?
– Я подумала, это будет что-то легкое, без всяких проблем и обязательств… – Николь запнулась. Боже, какая глупость, ведь не будь она тогда так слепа, все могло бы быть иначе.
Стало гнетуще тихо. Мартин, переваривая услышанное, сидел, задумчиво глядя в пустоту. Эта тишина страшно действовала ей на нервы. Николь понимала, что нельзя молчать, – иначе можно сойти с ума, и вместе с тем боялась, что, заговорив, толкнет его на откровенность. Но когда наконец он заговорил, ей показалось, что она ослышалась.
– Ведь вы с Дэвидом не были любовниками. – В устах Мартина это прозвучало как утверждение, а не вопрос.
– Мы…
– Ты с ним не спала. – Его тон был поразительно безэмоциональным, так же как и лицо, которое при лунном освещении больше смахивало на посмертную маску.
– Н-нет… мы решили подождать… до свадьбы.
А с Мартином у нее почему-то не возникло таких проблем. Пробыв в его компании всего каких-то несколько часов – даже не целый день, – она сама прыгнула к нему в постель. Вся беда в том, что без веры в любовь с первого взгляда ей не дано было понять происшедшие в ней невообразимые перемены.
– Тогда, чем я обязан?..
Ну, как ему объяснить? Она уже дважды открывала рот, но никак не могла решиться.
– Ты… ты… я увидела тебя… – наконец начала Николь и хотела добавить «и влюбилась», но не отважилась.
Она судорожно думала, что бы еще такое сказать…
– А, так значит, я просто подвернулся тебе под руку, – догадался Мартин.
Сколько же цинизма он вложил в эти слова!
– Нет! – воскликнула девушка, но было уже поздно.
Мартин, психанув, уже выскочил из машины и теперь стоял, ссутулившись, засунув руки в карманы, и угрюмо смотрел вдаль.
Николь в отчаянии тоже поспешила вон, из машины.
– Нет! – повторила она настолько убедительно, что он обернулся. – Ты не первый попавшийся… Со мной такого никогда не случалось. Кроме тебя, никто не смог разбудить во мне стольких чувств.
По его кривой усмешке Николь поняла, что неточно выразилась. Физиология здесь ни при чем, все намного глубже, так и вертелось у нее на языке, но ей не хватило духу поправиться.
– Ага, значит у Дэвида просто-напросто ничего не вышло.
У Николь защемило сердце от чудовищного чувства удовлетворения, послышавшегося в голосе Мартина. Ей стало ужасно грустно и обидно от мысли, что именно обрадовало его: в постели Николь не было ни с кем так хорошо, как с ним. Мартин просто возликовал, узнав, что он первый и единственный, кто смог разбудить в ней женщину, и только вместе с ним она достигала райских высот прекрасного, полного страсти, чувственного упоения.
Николь стало отчаянно жаль себя. Только сейчас до нее дошло, почему она так противилась встретиться с ним вновь. Где-то на подсознательном уровне, совершенно не подвластном рациональному мышлению и как бы отдаленном от нее, в ней жило ощущение, что ее чувство к Мартину совершенно особенное и не имеет ничего общего со всем тем, что было раньше. Всякий раз, объясняя Дэвиду свой отказ выйти за него замуж, Николь постоянно твердила о божественной искре любви, которая так и не стала пламенем.
Но в случае с Мартином возникла не искра, а страшный, всепоглощающий пожар, обративший в пепел все ее принципы и мораль. Это какое-то наваждение под воздействием неведомых магических чар, которые, наверное, давно-давно так же околдовали и Одиссея и продержали в своем плену на острове в течение семи лет. У любви нет логики и рассудка, она проносится как вихрь, сметая все на своем пути.
Но даже не догадываясь ни о чем, какая-то сила удерживала ее от встречи с ним. Теперь все встало на свои места – она просто боялась собственных чувств, а еще больше узнать, что Мартин равнодушен к ней.
– Ну, так что? – тихо спросил Мартин все с тем же отчуждением. – Я насчет Дэвида, – подсказал он, видя растерянность Николь, не сумевшей сразу уловить суть вопроса.
– Он… повел группу подростков в горы… Там и произошел несчастный случай… – Ей стоило неимоверных усилий продолжить. – Он упал и сильно расшибся…
Мартин подошел, взял ее за руку, и она почувствовала, как через его теплые пальцы от него потекла к ней живительная энергия, так необходимая ей сейчас.
– Вот почему, когда позвонили, я должна была уехать!
Слезы душили ее. Ей очень хотелось, чтобы он понял и прекратил эту пытку. Мартин сжал ее руку, давая понять, что дальнейшие объяснения излишни.
– Он… он умер за час до того, как я приехала в больницу. Мне даже не удалось попрощаться с ним и попросить у него прощения…
– Прощения… за что?
– За то, что не смогла полюбить его так, как он хотел. – Голос Николь стал совсем грустным. – Я тогда испугалась, что виновна в его смерти… что он сделал это умышленно.
Ну вот, теперь все позади… Первый раз за весь год она осмелилась высказать вслух свои самые страшные догадки.
И снова тишину ночи взорвало грязное ругательство Мартина. Он обнял ее за плечи и встряхнул.
– Нет, Николь! Ты не должна так думать! Разве не твои слова, что это был несчастный случай.
– Но он так меня любил!
Мартин помрачнел, его взгляд стал тяжелым и холодным.
– Это не любовь, а самое настоящее чувство собственничества, желание быть хозяином другого человека, безраздельно владеть им…
В его лице вдруг появилась какая-то задумчивая грусть и отрешенность.
– Именно так Калипсо вела себя с Одиссеем – как с заключенным.
А Мартин называл ее Калипсо. Вот значит, как он расценивает их отношения? Заточение, из которого он стремится освободиться?
– Просто я хотела, чтобы Дэвид знал, что он не был мне безразличен. – Ведь по-своему она любила его, правда, не так, как Мартина, но все же очень дорожила им.
– Он знал! – Мартин взглянул ей в глаза и порывисто схватил ее за руки, будто пытаясь через прикосновение передать ей свою уверенность. – Он должен был знать…
– Да… должен был.
Николь почувствовала, как его решимость стала передаваться ей, согревая, ослабляя так долго мучившую ее боль, которая, как теперь она поняла, омрачала их отношения с Мартином, выставляя все перед ней в искаженном виде.
– А ты прав… его чувства нельзя назвать любовью…
Сейчас она уже без труда разобралась в этом, ибо теперь с легкостью отличала истинное чувство от мнимых иллюзий. Когда любовь поселяется в твоей душе, она, как воздух, переполняет тебя. Краски мира вокруг становятся светлей и радужней при одной только мысли, что на свете существует тот, единственный и неповторимый… И если по-настоящему любишь человека, а твои чувства не нашли взаимности, в тебе ни на секунду не возникнет эгоистического желания силой удерживать его. Ты пожелаешь ему счастья и отпустишь с миром. Вот это-то и не было дано Дэвиду. Кто знает, как еще обернется с Мартином, и вдруг ей самой придется пересиливать себя?
Николь никогда еще так остро физически не воспринимала присутствия Мартина, как в этот момент. Вот он стоит перед ней, такой высокий, сильный; их лица настолько рядом, что едва не соприкасаются. На нее вдруг нахлынул необычайный прилив нежности, отчего ей даже сделалось страшно. «Нет, эта неизвестность убивает меня, дальше так невозможно», – подумала она.
– Мартин, а ты любил когда-нибудь? – неожиданно спросила она.
Он запрокинул голову и уставился в небо, усеянное звездами.
– Любил? – эхом отозвался он, словно впервые услышал это слово. – Что ты спрашиваешь. Откуда мне знать, что это такое? Пустая фантазия… иллюзия, выдуманная человеком… – Мартин покачал головой, потом потряс для верности и отвернулся. – Не знаю… – Как-то странно задумчиво продолжил он.
Казалось, сердце у Николь упало в пятки. Ведь она дала ему шанс, сделала все, чтобы помочь ему хоть немного открыться, сказать о своих чувствах, если они, конечно, есть. Если бы у нее появилась такая возможность, она бы уж точно не отступилась и искренне призналась в любви к нему. Очевидно, Мартину нечего сказать.
Но неужели ей недостаточно того, что уже было сказано? Неужели не ясно, что она ему безразлична и может довольствоваться только его сексуальным влечением к ней, которого он не скрывал и не скрывает? Может, когда-нибудь это и перерастет в нечто большее. Надо же быть полной дурой, чтобы тешить себя слепой надеждой! Столько вопросов, и ни на один не нашлось ответа. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что не вынесет разлуки с ним, и поэтому решила любыми путями удержать Мартина и, как нищий радуется объедкам с барского стола, принять даже то малое, пусть самое унизительное, что он сможет предложить.
– Мартин…
Николь взяла его за руку. Она почувствовала тепло его тела, силу мышц, и по ней пробежала трепетная дрожь, а сердце сильно забилось. И вдруг он обернулся… то был не Мартин, а… В неоновом свете луны его совершенно чужое неживое лицо напоминало изваяние из камня.
– Я благодарна тебе… – От неожиданности у нее пересохло в горле, и ей трудно стало говорить.
– Очень рад, что вовремя подвернулся тебе. – Из его уст эти слова, лишенные каких-либо эмоций, прозвучали как заученный урок. – Ты запуталась в своих чувствах и не могла одна разорвать этот клубок.
И это все? Неужели он действительно считает, что она всего-навсего использовала его, чтобы отвлечься и сбросить с себя лишнее напряжение, вызванное трагическими для нее событиями? Боже, нестерпимо больно видеть, как он с каждой минутой все больше отдаляется!
– Мартин! – едва слышно сказала Николь и, обняв его за талию, прижалась к нему. – Ну не надо так, я на самом деле благодарна тебе… я… – Внезапно весь поток чувств и эмоций, так долго бурливший у нее внутри, выплеснулся наружу. – Поцелуй меня! – Полукапризным тоном выпалила она, уже совершенно не заботясь о последствиях.
На какой-то момент ей показалось, что Мартин или не услышал, или сделал вид, что не понял ее просьбы, и вдруг… его словно охватил тот же шквал эмоций. Он стремительно обнял Николь и жадно поцеловал. Его порыв был каким-то сверходержимым и больше походил на штурм, и ее пронзила мысль отчаяния, что Мартин таким образом прощается с ней. Однако через секунду он снова прикоснулся к ней губами, но уже иначе – с прежней нежностью и присущей ему чувственностью, вызвав в ней живительное, радостное ликование, от которого у нее голова пошла кругом и звезды на небе поплыли в хороводе.
Умиротворенная, Николь глубоко вздохнула и еще плотней прижалась к нему. Лаская его шею, спину, плечи, она как бы вбирала его тепло, согреваясь и оттаивая. И истома, сладостная истома, пришла на смену недавним тревогам и разочарованиям, направила все помыслы и желания лишь в одно русло – губительное, всеразрушающее желание близости.
– Мартин! – томно, чуть слышно прошептала она, переводя дыхание, оторвавшись от губ любимого. – Ты не представляешь, как я хочу тебя, как я…
Но не успела она закончить фразу «… люблю тебя», Мартин отшатнулся и опять отвернулся. У Николь замерло сердце, когда он снял с себя ее руки и оттолкнул.
– Нет! – прорычал он, тяжело дыша.
– Нет?! – Николь не поверила своим ушам. – Но, Мартин…
Она в исступлении бросилась ему на шею для поцелуя, но Мартин увернулся, и она, промахнувшись, уткнулась ему в щеку. Ее сердце разрывалось.
– Я сказал – нет!
Его холодный, безжалостный тон убил в ней последнюю надежду. С огромными стеклянными от слез глазами, полными боли и ужаса, Николь отступила, прикрыв дрожащей рукой рот.
– От этого никому из нас не станет лучше, – отрезал Мартин. – Зачем бередить прошлое?..
– Но нам было… – попыталась возразить Николь.
– Прошлого не вернешь, – непримиримо отозвался молодой человек. – От этого никому из нас не станет лучше, – повторил он. – Все кончено… – Мартин резко повернулся, размашистым шагом подошел к машине и уселся на свое место. В его действиях было столько решимости, что не оставляло Николь никаких надежд – она безвозвратно потеряла его, так и не обретя. С силой хлопнув дверцей, он как бы закрыл разговор. Она поняла, что теперь уже спорить, просить, умолять поздно – ничто не заставит его изменить свое решение. И вдруг ей вспомнились слова Мартина, сказанные несколько дней назад: «Мы расстанемся, только если я этого захочу».
Ну что ж, значит, настала пора проститься, и единственное, что ей остается, – мужественно принять удар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Николь с легкой грустью улыбнулась. Да, конечно, она готова рассказать ему о Дэвиде. Теперь она спокойно может говорить о своём прошлом – оно очень долго было ее настоящим и даже будущим. В этом-то и заключалась причина всех ее бед. Но Мартин ждет от нее каких-то слов… Что ж, пусть Дэвид будет отправной точкой…
– Дэвид и я… – начала она тихо и замолчала. Он обернулся, и у нее защемило сердце, увидев, как в свете луны блеснули его глаза.
«Я люблю тебя!» – чуть не сорвалось у нее е языка то главное, что ей безумно хотелось не сказать, а даже крикнуть. Но кто знает, какая пропасть существует между ними. И даже если прошлое уже позади, будет ли у них будущее? В конце концов, Мартин никогда и словом не обмолвился о любви. И вообще все его разговоры всегда сводились к сексуальным отношениям. Более того, он не скрывал, что они не дают ему покоя, и ради них он пошел на всяческие ухищрения, и, что обиднее всего, воспользовался оружием, которое она сама невольно вложила ему в руки. Но даже смотря на вещи с этой стороны, Николь в глубине души сознавала, что, если Мартин предложит ей только постель, она не сможет отказаться. Но сначала она расскажет ему о Дэвиде.
– Я уже говорила тебе, все думали, что мы поженимся. – Теперь ее голос стал решительным, ибо она была сильна в своей уверенности. – Моим родителям Дэвид в качестве мужа казался идеальным: обеспеченный, надежный, с прекрасной работой… – Она запнулась. – Теперь я занимаю его место.
– Не расстраивайся, – подбодрил Мартин, заметив в ней мгновенную перемену настроения. – И, главное, не торопись – у нас вся ночь впереди.
«Посвятить разговорам всю ночь? – с грустью подумала про себя Николь. – Но потом? Что будет потом? Ох, какая мука спокойно сидеть рядом с ним и еще о чем-то думать, если всем своим сердцем она чувствует дыхание Мартина, любое движение его сильного, стройного тела…»
– Казалось, наше будущее предопределено, но, когда Дэвид сделал мне предложение, меня вдруг пронзила мысль, что, хоть мы почти никогда и не расставались – вместе развлекались, вместе работали, – мне так и не удалось хорошенько узнать его. Как-то так само собой получилось, что, когда он попросил меня стать его женой, я посмотрела на него совсем другими глазами и поняла, что не смогу принять его предложение. Он…
Николь быстро заморгала, подавляя слезы.
– … Воспринял твой отказ очень болезненно. – Мартин пришел ей на помощь.
– Да. – Николь содрогнулась, вспомнив, что последовало после их разговора. – Точнее, он просто вообще не принял отказа. Трудно передать словами весь тот ужас, который мне пришлось пережить – постоянное преследование, звонки днем и ночью, поджидание у дверей моего дома. В нем появилась какая-то одержимость маньяка, видимо, подпитываемая уверенность, что, если он будет часто напоминать о себе, я обязательно сдамся. – Сделав глубокий вдох, она перевела дух и продолжала: – Когда я все же не отступилась, Дэвид пригрозил, что покончит с собой… – Услышав грязную ругань, Николь в испуге резко повернулась к Мартину и даже в темноте увидела, как напряглось его лицо, а на скулах заходили желваки. – Нет, – поспешно возразила она, прочитав его мысли, – то была лишь простая угроза, желание пощекотать мне нервишки. В общем, я не выдержала и сбежала сюда. И тут встретила тебя.
После такой нервотрепки, от которой трудно сразу прийти в себя, Николь, естественно, даже не помышляла влюбиться вновь и поэтому проглядела, когда это чувство незаметно подкралось к ней. Отвергнув Дэвида, с его так называемой любовью, она без особых раздумий закрутила роман с Мартином, который ничего не обещал, но и не требовал взамен. Именно такие отношения, без всяких признаков на постоянство и серьезность, вполне устраивали ее. Однако все сложилось по-другому. Мартин непроизвольно сумел пробудить в ней то истинно светлое чувство, в котором она, сама того не подозревая, очень нуждалась.
– И ты, созревшая для новых «подвигов», бросилась мне в объятия.
Услышав горечь в голосе Мартина, Николь виновато опустила глаза. Ей нечего было возразить – она и сама всегда думала так. Ведь – всего час назад ей открылась настоящая правда, и то не до конца. Интересно, почему это так его задело? Неужели ее мнение о нем и его мировоззрении тоже оказалось ошибочным? Но как спросить? Вдруг он рассмеется в ответ?
– Я подумала, это будет что-то легкое, без всяких проблем и обязательств… – Николь запнулась. Боже, какая глупость, ведь не будь она тогда так слепа, все могло бы быть иначе.
Стало гнетуще тихо. Мартин, переваривая услышанное, сидел, задумчиво глядя в пустоту. Эта тишина страшно действовала ей на нервы. Николь понимала, что нельзя молчать, – иначе можно сойти с ума, и вместе с тем боялась, что, заговорив, толкнет его на откровенность. Но когда наконец он заговорил, ей показалось, что она ослышалась.
– Ведь вы с Дэвидом не были любовниками. – В устах Мартина это прозвучало как утверждение, а не вопрос.
– Мы…
– Ты с ним не спала. – Его тон был поразительно безэмоциональным, так же как и лицо, которое при лунном освещении больше смахивало на посмертную маску.
– Н-нет… мы решили подождать… до свадьбы.
А с Мартином у нее почему-то не возникло таких проблем. Пробыв в его компании всего каких-то несколько часов – даже не целый день, – она сама прыгнула к нему в постель. Вся беда в том, что без веры в любовь с первого взгляда ей не дано было понять происшедшие в ней невообразимые перемены.
– Тогда, чем я обязан?..
Ну, как ему объяснить? Она уже дважды открывала рот, но никак не могла решиться.
– Ты… ты… я увидела тебя… – наконец начала Николь и хотела добавить «и влюбилась», но не отважилась.
Она судорожно думала, что бы еще такое сказать…
– А, так значит, я просто подвернулся тебе под руку, – догадался Мартин.
Сколько же цинизма он вложил в эти слова!
– Нет! – воскликнула девушка, но было уже поздно.
Мартин, психанув, уже выскочил из машины и теперь стоял, ссутулившись, засунув руки в карманы, и угрюмо смотрел вдаль.
Николь в отчаянии тоже поспешила вон, из машины.
– Нет! – повторила она настолько убедительно, что он обернулся. – Ты не первый попавшийся… Со мной такого никогда не случалось. Кроме тебя, никто не смог разбудить во мне стольких чувств.
По его кривой усмешке Николь поняла, что неточно выразилась. Физиология здесь ни при чем, все намного глубже, так и вертелось у нее на языке, но ей не хватило духу поправиться.
– Ага, значит у Дэвида просто-напросто ничего не вышло.
У Николь защемило сердце от чудовищного чувства удовлетворения, послышавшегося в голосе Мартина. Ей стало ужасно грустно и обидно от мысли, что именно обрадовало его: в постели Николь не было ни с кем так хорошо, как с ним. Мартин просто возликовал, узнав, что он первый и единственный, кто смог разбудить в ней женщину, и только вместе с ним она достигала райских высот прекрасного, полного страсти, чувственного упоения.
Николь стало отчаянно жаль себя. Только сейчас до нее дошло, почему она так противилась встретиться с ним вновь. Где-то на подсознательном уровне, совершенно не подвластном рациональному мышлению и как бы отдаленном от нее, в ней жило ощущение, что ее чувство к Мартину совершенно особенное и не имеет ничего общего со всем тем, что было раньше. Всякий раз, объясняя Дэвиду свой отказ выйти за него замуж, Николь постоянно твердила о божественной искре любви, которая так и не стала пламенем.
Но в случае с Мартином возникла не искра, а страшный, всепоглощающий пожар, обративший в пепел все ее принципы и мораль. Это какое-то наваждение под воздействием неведомых магических чар, которые, наверное, давно-давно так же околдовали и Одиссея и продержали в своем плену на острове в течение семи лет. У любви нет логики и рассудка, она проносится как вихрь, сметая все на своем пути.
Но даже не догадываясь ни о чем, какая-то сила удерживала ее от встречи с ним. Теперь все встало на свои места – она просто боялась собственных чувств, а еще больше узнать, что Мартин равнодушен к ней.
– Ну, так что? – тихо спросил Мартин все с тем же отчуждением. – Я насчет Дэвида, – подсказал он, видя растерянность Николь, не сумевшей сразу уловить суть вопроса.
– Он… повел группу подростков в горы… Там и произошел несчастный случай… – Ей стоило неимоверных усилий продолжить. – Он упал и сильно расшибся…
Мартин подошел, взял ее за руку, и она почувствовала, как через его теплые пальцы от него потекла к ней живительная энергия, так необходимая ей сейчас.
– Вот почему, когда позвонили, я должна была уехать!
Слезы душили ее. Ей очень хотелось, чтобы он понял и прекратил эту пытку. Мартин сжал ее руку, давая понять, что дальнейшие объяснения излишни.
– Он… он умер за час до того, как я приехала в больницу. Мне даже не удалось попрощаться с ним и попросить у него прощения…
– Прощения… за что?
– За то, что не смогла полюбить его так, как он хотел. – Голос Николь стал совсем грустным. – Я тогда испугалась, что виновна в его смерти… что он сделал это умышленно.
Ну вот, теперь все позади… Первый раз за весь год она осмелилась высказать вслух свои самые страшные догадки.
И снова тишину ночи взорвало грязное ругательство Мартина. Он обнял ее за плечи и встряхнул.
– Нет, Николь! Ты не должна так думать! Разве не твои слова, что это был несчастный случай.
– Но он так меня любил!
Мартин помрачнел, его взгляд стал тяжелым и холодным.
– Это не любовь, а самое настоящее чувство собственничества, желание быть хозяином другого человека, безраздельно владеть им…
В его лице вдруг появилась какая-то задумчивая грусть и отрешенность.
– Именно так Калипсо вела себя с Одиссеем – как с заключенным.
А Мартин называл ее Калипсо. Вот значит, как он расценивает их отношения? Заточение, из которого он стремится освободиться?
– Просто я хотела, чтобы Дэвид знал, что он не был мне безразличен. – Ведь по-своему она любила его, правда, не так, как Мартина, но все же очень дорожила им.
– Он знал! – Мартин взглянул ей в глаза и порывисто схватил ее за руки, будто пытаясь через прикосновение передать ей свою уверенность. – Он должен был знать…
– Да… должен был.
Николь почувствовала, как его решимость стала передаваться ей, согревая, ослабляя так долго мучившую ее боль, которая, как теперь она поняла, омрачала их отношения с Мартином, выставляя все перед ней в искаженном виде.
– А ты прав… его чувства нельзя назвать любовью…
Сейчас она уже без труда разобралась в этом, ибо теперь с легкостью отличала истинное чувство от мнимых иллюзий. Когда любовь поселяется в твоей душе, она, как воздух, переполняет тебя. Краски мира вокруг становятся светлей и радужней при одной только мысли, что на свете существует тот, единственный и неповторимый… И если по-настоящему любишь человека, а твои чувства не нашли взаимности, в тебе ни на секунду не возникнет эгоистического желания силой удерживать его. Ты пожелаешь ему счастья и отпустишь с миром. Вот это-то и не было дано Дэвиду. Кто знает, как еще обернется с Мартином, и вдруг ей самой придется пересиливать себя?
Николь никогда еще так остро физически не воспринимала присутствия Мартина, как в этот момент. Вот он стоит перед ней, такой высокий, сильный; их лица настолько рядом, что едва не соприкасаются. На нее вдруг нахлынул необычайный прилив нежности, отчего ей даже сделалось страшно. «Нет, эта неизвестность убивает меня, дальше так невозможно», – подумала она.
– Мартин, а ты любил когда-нибудь? – неожиданно спросила она.
Он запрокинул голову и уставился в небо, усеянное звездами.
– Любил? – эхом отозвался он, словно впервые услышал это слово. – Что ты спрашиваешь. Откуда мне знать, что это такое? Пустая фантазия… иллюзия, выдуманная человеком… – Мартин покачал головой, потом потряс для верности и отвернулся. – Не знаю… – Как-то странно задумчиво продолжил он.
Казалось, сердце у Николь упало в пятки. Ведь она дала ему шанс, сделала все, чтобы помочь ему хоть немного открыться, сказать о своих чувствах, если они, конечно, есть. Если бы у нее появилась такая возможность, она бы уж точно не отступилась и искренне призналась в любви к нему. Очевидно, Мартину нечего сказать.
Но неужели ей недостаточно того, что уже было сказано? Неужели не ясно, что она ему безразлична и может довольствоваться только его сексуальным влечением к ней, которого он не скрывал и не скрывает? Может, когда-нибудь это и перерастет в нечто большее. Надо же быть полной дурой, чтобы тешить себя слепой надеждой! Столько вопросов, и ни на один не нашлось ответа. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что не вынесет разлуки с ним, и поэтому решила любыми путями удержать Мартина и, как нищий радуется объедкам с барского стола, принять даже то малое, пусть самое унизительное, что он сможет предложить.
– Мартин…
Николь взяла его за руку. Она почувствовала тепло его тела, силу мышц, и по ней пробежала трепетная дрожь, а сердце сильно забилось. И вдруг он обернулся… то был не Мартин, а… В неоновом свете луны его совершенно чужое неживое лицо напоминало изваяние из камня.
– Я благодарна тебе… – От неожиданности у нее пересохло в горле, и ей трудно стало говорить.
– Очень рад, что вовремя подвернулся тебе. – Из его уст эти слова, лишенные каких-либо эмоций, прозвучали как заученный урок. – Ты запуталась в своих чувствах и не могла одна разорвать этот клубок.
И это все? Неужели он действительно считает, что она всего-навсего использовала его, чтобы отвлечься и сбросить с себя лишнее напряжение, вызванное трагическими для нее событиями? Боже, нестерпимо больно видеть, как он с каждой минутой все больше отдаляется!
– Мартин! – едва слышно сказала Николь и, обняв его за талию, прижалась к нему. – Ну не надо так, я на самом деле благодарна тебе… я… – Внезапно весь поток чувств и эмоций, так долго бурливший у нее внутри, выплеснулся наружу. – Поцелуй меня! – Полукапризным тоном выпалила она, уже совершенно не заботясь о последствиях.
На какой-то момент ей показалось, что Мартин или не услышал, или сделал вид, что не понял ее просьбы, и вдруг… его словно охватил тот же шквал эмоций. Он стремительно обнял Николь и жадно поцеловал. Его порыв был каким-то сверходержимым и больше походил на штурм, и ее пронзила мысль отчаяния, что Мартин таким образом прощается с ней. Однако через секунду он снова прикоснулся к ней губами, но уже иначе – с прежней нежностью и присущей ему чувственностью, вызвав в ней живительное, радостное ликование, от которого у нее голова пошла кругом и звезды на небе поплыли в хороводе.
Умиротворенная, Николь глубоко вздохнула и еще плотней прижалась к нему. Лаская его шею, спину, плечи, она как бы вбирала его тепло, согреваясь и оттаивая. И истома, сладостная истома, пришла на смену недавним тревогам и разочарованиям, направила все помыслы и желания лишь в одно русло – губительное, всеразрушающее желание близости.
– Мартин! – томно, чуть слышно прошептала она, переводя дыхание, оторвавшись от губ любимого. – Ты не представляешь, как я хочу тебя, как я…
Но не успела она закончить фразу «… люблю тебя», Мартин отшатнулся и опять отвернулся. У Николь замерло сердце, когда он снял с себя ее руки и оттолкнул.
– Нет! – прорычал он, тяжело дыша.
– Нет?! – Николь не поверила своим ушам. – Но, Мартин…
Она в исступлении бросилась ему на шею для поцелуя, но Мартин увернулся, и она, промахнувшись, уткнулась ему в щеку. Ее сердце разрывалось.
– Я сказал – нет!
Его холодный, безжалостный тон убил в ней последнюю надежду. С огромными стеклянными от слез глазами, полными боли и ужаса, Николь отступила, прикрыв дрожащей рукой рот.
– От этого никому из нас не станет лучше, – отрезал Мартин. – Зачем бередить прошлое?..
– Но нам было… – попыталась возразить Николь.
– Прошлого не вернешь, – непримиримо отозвался молодой человек. – От этого никому из нас не станет лучше, – повторил он. – Все кончено… – Мартин резко повернулся, размашистым шагом подошел к машине и уселся на свое место. В его действиях было столько решимости, что не оставляло Николь никаких надежд – она безвозвратно потеряла его, так и не обретя. С силой хлопнув дверцей, он как бы закрыл разговор. Она поняла, что теперь уже спорить, просить, умолять поздно – ничто не заставит его изменить свое решение. И вдруг ей вспомнились слова Мартина, сказанные несколько дней назад: «Мы расстанемся, только если я этого захочу».
Ну что ж, значит, настала пора проститься, и единственное, что ей остается, – мужественно принять удар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15