Еще больше раздражало то, что придется отвечать на его обычные вопросы о ее самочувствии. Хорошо ли она ест? Ест ли то, что нужно? Достаточно ли отдыхает?
Иногда Эрвин приносил какие-нибудь новости — в основном о Саманте и Карен. Как они обустроили коттедж, распланировали сад, посетили многочисленные антикварные магазины в поисках нужной мебели и прочих предметов обстановки. Подразумевалось, что со временем Джоан обязательно должна будет посетить Каргоув и провести там какое-то время.
Обе женщины рвались навестить ее, но Эрвин отговорил их, сказав, что Джоан работает над новой книгой. Затем спросил, пишет ли она на самом деле что-нибудь.
Джоан вяло покачала головой. Она ничего не делала, думая лишь о том, чтобы день поскорее прошел. Иногда даже само это ожидание утомляло ее.
Она понимала, что после рождения ребенка Эрвин заведет речь о разводе. Саманта уже вполне оправилась от душевных потрясений, начала новую жизнь в новом доме, который теперь полностью занимал все ее время. Таким образом, им больше нет необходимости изображать счастливый брак.
Странно, но Джоан думала об этом достаточно спокойно. Более того, ей казалось, она стала лучше понимать Эрвина. Он, безусловно, был честным, порядочным человеком, для которого долг и ответственность являлись не пустыми словами. Она уже много раз убеждалась в том, что Эрвин по-настоящему заботится о ней, и была уверена, что он станет делать это и впредь, даже оставаясь на расстоянии.
Да, это был человек слова. И конечно же он не мог испытывать ничего, кроме презрения, к женщине, которая постоянно предоставляла ему доказательства своей хитрости и обмана.
Когда-то он любил ее. Джоан знала это. Но знала и то, что он больше не мог оставаться с ней. Даже ради упоительного секса. Даже ради ее преданного, любящего сердца.
13
Посылка со множеством прелестных детских вещичек пришла из Англии, когда ветер с гор принес первое холодное дыхание осени. Сердце Джоан, охваченное отчаянием, немного оттаяло.
Это была посылка от ее матери и Саманты. И Джоан немедленно позвонила им. К телефону подошла мать Эрвина:
— Дорогая, я так рада, что ты чувствуешь себя лучше! Даже голос у тебя изменился! Ты казалась такой подавленной, когда мы разговаривали в последний раз. Я даже предложила Эрвину, когда он недавно приезжал сюда, чтобы мы с Карен приехали и немного подбодрили тебя. Должно быть, тебе так не хватает его! Честно говоря, я не понимаю, почему он не может поручить кому-нибудь все эти зарубежные поездки и переговоры.
— Спасибо за все, что вы с мамой мне прислали. Это меня очень порадовало, — сказала Джоан, и это действительно было правдой.
— И еще, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда ты приезжала в начале лета? О том, что я своим воспитанием невольно испортила Тома? Так вот, я поговорила об этом с Эрвином. — Джоан почувствовала, что Саманта улыбается. — Знаешь, что он сказал? Что уже давно догадался обо всем, и это даже помогло ему в определенной ситуации. Не представляю, что он имел в виду. Так или иначе, я рада, что разговор наконец состоялся.
Положив трубку, Джоан с грустью подумала о том, что она знает, о чем идет речь. Эрвин поверил всему, что Джоан рассказала ему о зачатии ребенка, и убедился, что его никогда не считали хуже брата. Что у него никогда не было причин сомневаться в том, что для Джоан он всегда был лучшим из них двоих… и всегда будет.
До того как появился Барни, все еще могло измениться к лучшему. Эрвин вновь поверил в ее честность и убедился в искренности ее намерений, взвесив все факты, которые стали ему известны. Он поверил, что она действительно любит его.
Повторное появление Барни и сопутствующие ему обстоятельства были худшим из всего, что могло случиться с нею в жизни. И Джоан не оставалось ничего иного, как смириться с тем, что Эрвин уже никогда не изменит своего мнения о ней…
Но жизнь продолжалась, и вот сейчас Кар мен и Орландо помогали ей переоборудовать одну из спален, выходящую окнами на юг, в детскую. Джоан тщательно подбирала обои и драпировки, нужную мебель, даже плюшевых зверей. Когда все было готово, она решила устроить поездку в Ольян для них троих.
Супруги оценили приглашение по достоинству и явились одетые во все самое лучшее. Джоан вместе с Кармен уселись на заднее сиденье, что заставило экономку расхохотаться:
— Мы обе такие тяжелые, что того и гляди сломаем рессоры!
Орландо, с видом не менее гордым, чем у жены, уселся за руль и всю дорогу то и дело хватался за тормоз.
В городе они обошли все детские магазины и закупили полный комплект детского «придано го. После этого Джоан почувствовала, что валится с ног от усталости, и пригласила Кармен с Орландо на ланч. Она была очень удивлена, что ей вдруг по-настоящему захотелось есть и что она искренне радуется жизни.
А когда настали холодные ноябрьские вечера, Джоан с удовольствием просиживала целы ми вечерами перед камином, где горели поленья, которые нарубил Орландо.
Она предполагала, что, поскольку время родов приближалось, Эрвин вскоре должен был появиться и перевезти ее в Фару, где они поселятся в отеле недалеко от клиники. Если он так сказал, то так и сделает. Не имело значения, насколько это будет трудно для них обоих. Не имело значения, что его постоянное присутствие рядом с Джоан вновь усилит ужасную боль, которая начала уже понемногу утихать.
Эрвин приехал поздно ночью под проливным дождем. Джоан услышала, как он зовет ее по имени, и приказала своему сердцу не биться слишком сильно в бесплодной тоске о несбыточном.
Она тяжело поднялась с кресла, в котором сидела, глядя на танцующие в камине языки пламени и слушая вой ветра в каминной трубе, и плотнее запахнула длинный халат из теплой мягкой материи. Джоан уже давно перестала испытывать неловкость из-за того, как выглядит.
Ее руки были сложены на огромном пушечном ядре, которое раньше было животом. Ее ребенок — вот смысл всей ее жизни. Эрвин не имел к нему никакого отношения. Ей следовало всегда помнить об этом.
Когда он вошел в теплую, уютную комнату, тяжелые темные шторы на окнах избавляли зрелища бушующей непогоды, Джоан шагнула ему навстречу и спокойно произнесла:
— Думаю, тебе лучше уехать обратно, пока юга не размыло окончательно.
После того как Эрвин вернул ей деньги, отнятые у Барни, он еще несколько раз приезжал сюда, никогда не оставался ночевать. Джоан сомневалась, что он согласился бы провести здесь ночь, даже если бы она попросила его об этом.
— В такую погоду в горах могут быть камнепад, а дорога, идущая вниз, в деревню, превратилась в реку. — Эрвин выглядел крайне усталым, и взгляд его был едва ли не растерянным.
Но Джоан решила, что не должна проявлять сочувствия.
— У тебя нет никаких причин оставаться здесь, — сказала она.
— Нет, есть! — возразил Эрвин таким тоном, что все уже было решено.
Он шагнул в комнату, стащил с себя потемневшую от дождя замшевую куртку и швырнул на пол. Черный кашемировый свитер промок и прилипал к его широким плечам. Эрвин окинул Джоан взглядом, в котором выражались те эмоции, которых ей так не хватало в последнее время.
— Во-первых, — он подошел ближе к ней, — не должна оставаться здесь одна в такую погоду. Во-вторых, — теперь Эрвин стоял так близко к не, что мог дотронуться до нее, если бы захотел, — я должен быть здесь. С тобой. Я не могу жить без тебя. И не проси меня уехать!
Брови Джоан высоко поднялись от изумления, глаза пристально изучали лицо Эрвина. Она видела страстное желание и что-то еще мягкое, почти умоляющее. Или в нем опять заговорило чувство долга перед ней и ее будущим ребенком, которое не позволяло ему оставаться спокойным, зная, что в такую ночь Джоан совсем одна? Погода и впрямь была ужасной, а Кармен и Орландо уехали домой. Или же дело в чем-то еще?
— Н-не понимаю. — Губы Джоан невольно задрожали. Тянущая боль в пояснице, которую она испытывала весь день, внезапно превратилась в острый спазм. Она задержала дыхание, ожидая, пока он пройдет, затем снова села в кресло.
Эрвин мгновенно опустился на колени перед ней.
— Что случилось? С тобой все в порядке?
— Да, все нормально.
Эрвин изучающе взглянул ей в лицо, а за тем, видимо удовлетворенный, поднялся на ноги и подбросил дров в камин. Потом принялся рас хаживать по комнате.
— Я вознес тебя на пьедестал, — заговорил он с почти откровенным презрением к самому себе. — Я не имел права делать этого. Никто из нас не является совершенством. — Эрвин повернулся к Джоан и горько улыбнулся: — Даже я. Особенно я! Я поверил тому, что ты рассказала мне о ребенке. Не потому что проверил факты, — я и при желании не смог бы этого сделать. Но когда я поразмыслил на холодную голову, сердце подсказало мне, что ты сказала правду. А потом явился этот Бленнер, твой бывший муж, который вынудил тебя дать ему денег, и я уже просто не знал, чему верить.
Эрвин уставился в огонь, опершись одной рукой на каминную полку. В этот момент Джоан ощутила новый спазм. Но постаралась не обращать на него внимания, продолжая ловить каждое слово мужа, — это сейчас было гораздо важнее для нее.
— Я не должен был так себя вести. Ведь ты наверняка испытывала сострадание к этому человеку. Когда-то ты была его женой и любила того прохвоста, а сейчас просто хотела поддержать. И я не должен был вмешиваться, не должен был так жестоко ревновать всего лишь потому, что ты сохранила к нему какие-то добрые чувства.
Джоан молча встала, осторожно массируя поясницу. Боли усилились. Но до того как сказать или сделать что-то, она должна была узнать, что нужно Эрвину.
— Ты думаешь, что мы могли бы снова попытаться наладить нашу семейную жизнь?
— Не попытаться. — Эрвин повернулся к ней, его глаза сверкнули. — Мы обязательно сделаем это… если ты простишь меня.
— Почему ты заговорил об этом именно сейчас? — тихо спросила Джоан, не в силах поверить в столь чудесную перемену. — Ведь прошло же почти четыре месяца. Все это время тебя здесь не было. И даже когда ты несколько раз приезжал, мы были далеки друг от друга, как обитатели разных планет!
— Думаешь, я не страдал от этого? — В глазах Эрвина стояла мука. — Джоан, я не могу жить без тебя! Ты нужна мне! Я люблю тебя, черт возьми!
Да, это был Эрвин. Ее Эрвин! Все чувства, которые он так долго скрывал, теперь выплеснулись наружу. Его ошибки и заблуждения были какими же «слишком человеческими», как и ее собственные. Но он приложил неимоверные усилия, чтобы избавиться от них, и Джоан нашла в себе мужество понять и принять все то, что он сказал. Она подошла к Эрвину и положила руки ему на плечи.
— Я люблю тебя. И всегда любила. Порою мне было невыносимо больно, но я никогда не прекращала тебя любить.
Эрвин осторожно, даже неуверенно, обнял ее.
— Я никогда не отпущу тебя, — тихо сказал он. — Я всегда считал себя человеком, который неподвластен эмоциям, но когда речь шла о тебе, чувства всегда брали верх над разумом. Я сказал бы тебе все это гораздо раньше — может быть, еще месяц назад. Но боялся, что ты отвергнешь меня, скажешь, что у меня уже был шанс, но я его упустил. Обещай, что, если я снова буду вести себя как последний кретин, ты запустишь в меня чем-нибудь тяжелым!
— Обещаю, — кивнула Джоан. — Но и ты тоже должен пообещать мне кое-что.
— Все, что угодно.
Джоан не сомневалась в искренности его слов.
— Позвони Орландо и попроси привезти сюда Кармен прямо сейчас. У нее самой пятеро детей, и ей доводилось принимать роды по меньшей мере раз десять.
Мгновение Эрвин пребывал в шоке, затем встревожено произнес:
— Уже началось? Джоан кивнула:
— Да, на две недели раньше срока.
— Собери все, что нужно. Я тебя отвезу, — коротко сказал он, как всегда, принимая на себя руководство.
Но сейчас Джоан лучше знала, что делать.
— Уже нет времени. Позвони Кармен. — Тут Джоан почувствовала приближение новой схватки и ее лицо исказилось от боли. Она не думала, что все случится так быстро.
Эрвин взглянул на жену и, поняв, что та права, поспешно вышел из комнаты. Через пару минут он вернулся.
— Они скоро приедут. Заодно я вызвал доктора и акушерку из клиники. — Эрвин подошел к Джоан и взял ее за руку. — Все будет хорошо, нe волнуйся.
Она судорожно сжала его пальцы. Доктор и акушерка могут не прибыть вовремя, но все действительно будет хорошо, пока Эрвин с ней.
— Ты любишь меня? — прошептала Джоан, и ее глаза потемнели от жестоких схваток, которые теперь следовали почти непрерывно одна а другой. — Это единственное, что меня волнует сейчас.
— Больше жизни! Я всегда любил тебя. И что бы ни случилось, всегда буду любить. Веришь мне?
О да, она верила ему!
— Я могу сказать тебе то же самое. — Джоан счастливо улыбнулась. — Итак, сейчас у нас осталась только одна проблема: как отнести меня в спальню.
— Считай, что это не проблема. — С этими словами он осторожно поднял ее на руки и, отнеся в спальню, медленно положил на кровать.
— И ничуть не запыхался! — удивилась Джоан. — Человек, который сумел перенести такую ушу из одной комнаты в другую, настоящий герой! — Тем не менее она снова поднялась с кровати. — Будет лучше, если я немного похожу. Поможешь мне переодеться?
С прежней заботой и любовью Эрвин исполнил и эту просьбу. Однако Джоан поймала в его глазах выражение несказанного облегчения, когда на пороге комнаты появилась Кармен.
— Все будет хорошо, — сказала Джоан мужу, проводя рукой по его щеке.
— Ну конечно! — убежденно подтвердила Кар мен. — В этом нет ничего особенного. Я сказала Орландо, чтобы вскипятил воды. — Она не отрывала глаз от Джоан, у которой вновь начались схватки. Затем удовлетворенно кивнула головой: — Я принесла все, что нужно. Уже скоро.
Да, теперь уже скоро. Джоан знала это.
— Есть еще кое-что, что я должна сказать тебе о Барни… — начала она, обращаясь к Эрвину.
— Шшш. — Он прижал указательный палец к ее губам. — Это не имеет значения. Если ты по-прежнему хочешь позаботиться о нем, я разыщу его и верну ему деньги. В тот раз я не имел права забирать их у него.
— Нет, — прошептала Джоан. — Можешь ты хоть раз выслушать меня до конца? — Физическая боль, которую она испытывала, не заставляла ее жалеть себя: Джоан знала, что таков удел всех женщин. — Я вовсе не хотела давать ему денег. Десять тысяч фунтов, черт возьми! Но он шантажировал меня… — В этот момент ее буквально скорчило от боли. Паузы между фразами делались все длиннее. — Сказал, что если не получит денег, то сообщит в бульварные газеты о «подробностях» нашей с ним жизни… о том, что он якобы невинно пострадал… за наши общие махинации. Все это могло опорочить не только меня, но и тебя… и фирму. Я знала, что ты скажешь: пусть только попытается. Но я… не хотела даже давать ему такой возможности. Не ради себя… Ради тебя. Я хотела уберечь тебя от публичного скандала… О Боже мой! — выкрикнула она, чувствуя, что ее ребенку явно не терпится поскорее появиться на свет.
К счастью, Кармен не отходила от нее ни на шаг. Она успокаивала Джоан, говорила, что нужно делать, чтобы облегчить родовые муки. По её заверениям, все шло как нужно. Эрвин не выпускал руку жены, гладил ее разгоряченный лоб, тихо нашептывал ей слова любви и поддержки.
Затем он сказал, пытаясь немного отвлечь ее:
— Этот ребенок совсем как его отец. Такой же нетерпеливый. Том никогда не соглашался ждать ничего подолгу, даже в самом раннем возрасте. Однажды он взобрался на невероятно высокое дерево. А как-то раз под Рождество решил вылезти через трубу на крышу, чтобы проверить, достаточно ли та широка, чтобы по ней мог спуститься Санта-Клаус. Родители едва могли за ним уследить, было даже решено не отправлять его в школу. — Эрвин осторожно снял со лба Джоан мокрую салфетку и снова намочил ее в миске с лавандовой водой. — Физически он был слабым ребенком. Но силы духа у него хватило бы на десятерых. Он добился права самостоятельно принимать решения и в конце концов выжег себя дотла.
— А ты очень огорчился, когда он появился на свет? — спросила Джоан.
— Вначале — да. Мне казалось, что после рождения Тома обо мне все забыли. Я даже злился на него. Где-то до пятнадцати — шестнадцати лет. Но потом начал больше понимать что к чему, и это чувство постепенно исчезло. Однако когда я узнал, что ты носишь ребенка Тома, оно вернулось вновь. Правда, ненадолго. Я был не прав и относительно Тома… и относительно Барни, — быстро добавил Эрвин. — Если бы я знал, что этот ублюдок вздумал тебя шантажировать, наша встреча не ограничилась бы тем, что я просто отобрал у него деньги.
Джоан больше ничего не желала слышать. Эрвин любит ее, действительно любит и, значит, с ней все будет хорошо. А теперь ей предстоял завершающий, самый ответственный этап той миссии, которую она должна выполнить.
И вот пятнадцать минут спустя ее ребенок мальчик, лежал у нее на руках. Очаровательное хрупкое тельце весом не больше десяти фунтов, голубые глаза и светлые кудрявые волосики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Иногда Эрвин приносил какие-нибудь новости — в основном о Саманте и Карен. Как они обустроили коттедж, распланировали сад, посетили многочисленные антикварные магазины в поисках нужной мебели и прочих предметов обстановки. Подразумевалось, что со временем Джоан обязательно должна будет посетить Каргоув и провести там какое-то время.
Обе женщины рвались навестить ее, но Эрвин отговорил их, сказав, что Джоан работает над новой книгой. Затем спросил, пишет ли она на самом деле что-нибудь.
Джоан вяло покачала головой. Она ничего не делала, думая лишь о том, чтобы день поскорее прошел. Иногда даже само это ожидание утомляло ее.
Она понимала, что после рождения ребенка Эрвин заведет речь о разводе. Саманта уже вполне оправилась от душевных потрясений, начала новую жизнь в новом доме, который теперь полностью занимал все ее время. Таким образом, им больше нет необходимости изображать счастливый брак.
Странно, но Джоан думала об этом достаточно спокойно. Более того, ей казалось, она стала лучше понимать Эрвина. Он, безусловно, был честным, порядочным человеком, для которого долг и ответственность являлись не пустыми словами. Она уже много раз убеждалась в том, что Эрвин по-настоящему заботится о ней, и была уверена, что он станет делать это и впредь, даже оставаясь на расстоянии.
Да, это был человек слова. И конечно же он не мог испытывать ничего, кроме презрения, к женщине, которая постоянно предоставляла ему доказательства своей хитрости и обмана.
Когда-то он любил ее. Джоан знала это. Но знала и то, что он больше не мог оставаться с ней. Даже ради упоительного секса. Даже ради ее преданного, любящего сердца.
13
Посылка со множеством прелестных детских вещичек пришла из Англии, когда ветер с гор принес первое холодное дыхание осени. Сердце Джоан, охваченное отчаянием, немного оттаяло.
Это была посылка от ее матери и Саманты. И Джоан немедленно позвонила им. К телефону подошла мать Эрвина:
— Дорогая, я так рада, что ты чувствуешь себя лучше! Даже голос у тебя изменился! Ты казалась такой подавленной, когда мы разговаривали в последний раз. Я даже предложила Эрвину, когда он недавно приезжал сюда, чтобы мы с Карен приехали и немного подбодрили тебя. Должно быть, тебе так не хватает его! Честно говоря, я не понимаю, почему он не может поручить кому-нибудь все эти зарубежные поездки и переговоры.
— Спасибо за все, что вы с мамой мне прислали. Это меня очень порадовало, — сказала Джоан, и это действительно было правдой.
— И еще, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда ты приезжала в начале лета? О том, что я своим воспитанием невольно испортила Тома? Так вот, я поговорила об этом с Эрвином. — Джоан почувствовала, что Саманта улыбается. — Знаешь, что он сказал? Что уже давно догадался обо всем, и это даже помогло ему в определенной ситуации. Не представляю, что он имел в виду. Так или иначе, я рада, что разговор наконец состоялся.
Положив трубку, Джоан с грустью подумала о том, что она знает, о чем идет речь. Эрвин поверил всему, что Джоан рассказала ему о зачатии ребенка, и убедился, что его никогда не считали хуже брата. Что у него никогда не было причин сомневаться в том, что для Джоан он всегда был лучшим из них двоих… и всегда будет.
До того как появился Барни, все еще могло измениться к лучшему. Эрвин вновь поверил в ее честность и убедился в искренности ее намерений, взвесив все факты, которые стали ему известны. Он поверил, что она действительно любит его.
Повторное появление Барни и сопутствующие ему обстоятельства были худшим из всего, что могло случиться с нею в жизни. И Джоан не оставалось ничего иного, как смириться с тем, что Эрвин уже никогда не изменит своего мнения о ней…
Но жизнь продолжалась, и вот сейчас Кар мен и Орландо помогали ей переоборудовать одну из спален, выходящую окнами на юг, в детскую. Джоан тщательно подбирала обои и драпировки, нужную мебель, даже плюшевых зверей. Когда все было готово, она решила устроить поездку в Ольян для них троих.
Супруги оценили приглашение по достоинству и явились одетые во все самое лучшее. Джоан вместе с Кармен уселись на заднее сиденье, что заставило экономку расхохотаться:
— Мы обе такие тяжелые, что того и гляди сломаем рессоры!
Орландо, с видом не менее гордым, чем у жены, уселся за руль и всю дорогу то и дело хватался за тормоз.
В городе они обошли все детские магазины и закупили полный комплект детского «придано го. После этого Джоан почувствовала, что валится с ног от усталости, и пригласила Кармен с Орландо на ланч. Она была очень удивлена, что ей вдруг по-настоящему захотелось есть и что она искренне радуется жизни.
А когда настали холодные ноябрьские вечера, Джоан с удовольствием просиживала целы ми вечерами перед камином, где горели поленья, которые нарубил Орландо.
Она предполагала, что, поскольку время родов приближалось, Эрвин вскоре должен был появиться и перевезти ее в Фару, где они поселятся в отеле недалеко от клиники. Если он так сказал, то так и сделает. Не имело значения, насколько это будет трудно для них обоих. Не имело значения, что его постоянное присутствие рядом с Джоан вновь усилит ужасную боль, которая начала уже понемногу утихать.
Эрвин приехал поздно ночью под проливным дождем. Джоан услышала, как он зовет ее по имени, и приказала своему сердцу не биться слишком сильно в бесплодной тоске о несбыточном.
Она тяжело поднялась с кресла, в котором сидела, глядя на танцующие в камине языки пламени и слушая вой ветра в каминной трубе, и плотнее запахнула длинный халат из теплой мягкой материи. Джоан уже давно перестала испытывать неловкость из-за того, как выглядит.
Ее руки были сложены на огромном пушечном ядре, которое раньше было животом. Ее ребенок — вот смысл всей ее жизни. Эрвин не имел к нему никакого отношения. Ей следовало всегда помнить об этом.
Когда он вошел в теплую, уютную комнату, тяжелые темные шторы на окнах избавляли зрелища бушующей непогоды, Джоан шагнула ему навстречу и спокойно произнесла:
— Думаю, тебе лучше уехать обратно, пока юга не размыло окончательно.
После того как Эрвин вернул ей деньги, отнятые у Барни, он еще несколько раз приезжал сюда, никогда не оставался ночевать. Джоан сомневалась, что он согласился бы провести здесь ночь, даже если бы она попросила его об этом.
— В такую погоду в горах могут быть камнепад, а дорога, идущая вниз, в деревню, превратилась в реку. — Эрвин выглядел крайне усталым, и взгляд его был едва ли не растерянным.
Но Джоан решила, что не должна проявлять сочувствия.
— У тебя нет никаких причин оставаться здесь, — сказала она.
— Нет, есть! — возразил Эрвин таким тоном, что все уже было решено.
Он шагнул в комнату, стащил с себя потемневшую от дождя замшевую куртку и швырнул на пол. Черный кашемировый свитер промок и прилипал к его широким плечам. Эрвин окинул Джоан взглядом, в котором выражались те эмоции, которых ей так не хватало в последнее время.
— Во-первых, — он подошел ближе к ней, — не должна оставаться здесь одна в такую погоду. Во-вторых, — теперь Эрвин стоял так близко к не, что мог дотронуться до нее, если бы захотел, — я должен быть здесь. С тобой. Я не могу жить без тебя. И не проси меня уехать!
Брови Джоан высоко поднялись от изумления, глаза пристально изучали лицо Эрвина. Она видела страстное желание и что-то еще мягкое, почти умоляющее. Или в нем опять заговорило чувство долга перед ней и ее будущим ребенком, которое не позволяло ему оставаться спокойным, зная, что в такую ночь Джоан совсем одна? Погода и впрямь была ужасной, а Кармен и Орландо уехали домой. Или же дело в чем-то еще?
— Н-не понимаю. — Губы Джоан невольно задрожали. Тянущая боль в пояснице, которую она испытывала весь день, внезапно превратилась в острый спазм. Она задержала дыхание, ожидая, пока он пройдет, затем снова села в кресло.
Эрвин мгновенно опустился на колени перед ней.
— Что случилось? С тобой все в порядке?
— Да, все нормально.
Эрвин изучающе взглянул ей в лицо, а за тем, видимо удовлетворенный, поднялся на ноги и подбросил дров в камин. Потом принялся рас хаживать по комнате.
— Я вознес тебя на пьедестал, — заговорил он с почти откровенным презрением к самому себе. — Я не имел права делать этого. Никто из нас не является совершенством. — Эрвин повернулся к Джоан и горько улыбнулся: — Даже я. Особенно я! Я поверил тому, что ты рассказала мне о ребенке. Не потому что проверил факты, — я и при желании не смог бы этого сделать. Но когда я поразмыслил на холодную голову, сердце подсказало мне, что ты сказала правду. А потом явился этот Бленнер, твой бывший муж, который вынудил тебя дать ему денег, и я уже просто не знал, чему верить.
Эрвин уставился в огонь, опершись одной рукой на каминную полку. В этот момент Джоан ощутила новый спазм. Но постаралась не обращать на него внимания, продолжая ловить каждое слово мужа, — это сейчас было гораздо важнее для нее.
— Я не должен был так себя вести. Ведь ты наверняка испытывала сострадание к этому человеку. Когда-то ты была его женой и любила того прохвоста, а сейчас просто хотела поддержать. И я не должен был вмешиваться, не должен был так жестоко ревновать всего лишь потому, что ты сохранила к нему какие-то добрые чувства.
Джоан молча встала, осторожно массируя поясницу. Боли усилились. Но до того как сказать или сделать что-то, она должна была узнать, что нужно Эрвину.
— Ты думаешь, что мы могли бы снова попытаться наладить нашу семейную жизнь?
— Не попытаться. — Эрвин повернулся к ней, его глаза сверкнули. — Мы обязательно сделаем это… если ты простишь меня.
— Почему ты заговорил об этом именно сейчас? — тихо спросила Джоан, не в силах поверить в столь чудесную перемену. — Ведь прошло же почти четыре месяца. Все это время тебя здесь не было. И даже когда ты несколько раз приезжал, мы были далеки друг от друга, как обитатели разных планет!
— Думаешь, я не страдал от этого? — В глазах Эрвина стояла мука. — Джоан, я не могу жить без тебя! Ты нужна мне! Я люблю тебя, черт возьми!
Да, это был Эрвин. Ее Эрвин! Все чувства, которые он так долго скрывал, теперь выплеснулись наружу. Его ошибки и заблуждения были какими же «слишком человеческими», как и ее собственные. Но он приложил неимоверные усилия, чтобы избавиться от них, и Джоан нашла в себе мужество понять и принять все то, что он сказал. Она подошла к Эрвину и положила руки ему на плечи.
— Я люблю тебя. И всегда любила. Порою мне было невыносимо больно, но я никогда не прекращала тебя любить.
Эрвин осторожно, даже неуверенно, обнял ее.
— Я никогда не отпущу тебя, — тихо сказал он. — Я всегда считал себя человеком, который неподвластен эмоциям, но когда речь шла о тебе, чувства всегда брали верх над разумом. Я сказал бы тебе все это гораздо раньше — может быть, еще месяц назад. Но боялся, что ты отвергнешь меня, скажешь, что у меня уже был шанс, но я его упустил. Обещай, что, если я снова буду вести себя как последний кретин, ты запустишь в меня чем-нибудь тяжелым!
— Обещаю, — кивнула Джоан. — Но и ты тоже должен пообещать мне кое-что.
— Все, что угодно.
Джоан не сомневалась в искренности его слов.
— Позвони Орландо и попроси привезти сюда Кармен прямо сейчас. У нее самой пятеро детей, и ей доводилось принимать роды по меньшей мере раз десять.
Мгновение Эрвин пребывал в шоке, затем встревожено произнес:
— Уже началось? Джоан кивнула:
— Да, на две недели раньше срока.
— Собери все, что нужно. Я тебя отвезу, — коротко сказал он, как всегда, принимая на себя руководство.
Но сейчас Джоан лучше знала, что делать.
— Уже нет времени. Позвони Кармен. — Тут Джоан почувствовала приближение новой схватки и ее лицо исказилось от боли. Она не думала, что все случится так быстро.
Эрвин взглянул на жену и, поняв, что та права, поспешно вышел из комнаты. Через пару минут он вернулся.
— Они скоро приедут. Заодно я вызвал доктора и акушерку из клиники. — Эрвин подошел к Джоан и взял ее за руку. — Все будет хорошо, нe волнуйся.
Она судорожно сжала его пальцы. Доктор и акушерка могут не прибыть вовремя, но все действительно будет хорошо, пока Эрвин с ней.
— Ты любишь меня? — прошептала Джоан, и ее глаза потемнели от жестоких схваток, которые теперь следовали почти непрерывно одна а другой. — Это единственное, что меня волнует сейчас.
— Больше жизни! Я всегда любил тебя. И что бы ни случилось, всегда буду любить. Веришь мне?
О да, она верила ему!
— Я могу сказать тебе то же самое. — Джоан счастливо улыбнулась. — Итак, сейчас у нас осталась только одна проблема: как отнести меня в спальню.
— Считай, что это не проблема. — С этими словами он осторожно поднял ее на руки и, отнеся в спальню, медленно положил на кровать.
— И ничуть не запыхался! — удивилась Джоан. — Человек, который сумел перенести такую ушу из одной комнаты в другую, настоящий герой! — Тем не менее она снова поднялась с кровати. — Будет лучше, если я немного похожу. Поможешь мне переодеться?
С прежней заботой и любовью Эрвин исполнил и эту просьбу. Однако Джоан поймала в его глазах выражение несказанного облегчения, когда на пороге комнаты появилась Кармен.
— Все будет хорошо, — сказала Джоан мужу, проводя рукой по его щеке.
— Ну конечно! — убежденно подтвердила Кар мен. — В этом нет ничего особенного. Я сказала Орландо, чтобы вскипятил воды. — Она не отрывала глаз от Джоан, у которой вновь начались схватки. Затем удовлетворенно кивнула головой: — Я принесла все, что нужно. Уже скоро.
Да, теперь уже скоро. Джоан знала это.
— Есть еще кое-что, что я должна сказать тебе о Барни… — начала она, обращаясь к Эрвину.
— Шшш. — Он прижал указательный палец к ее губам. — Это не имеет значения. Если ты по-прежнему хочешь позаботиться о нем, я разыщу его и верну ему деньги. В тот раз я не имел права забирать их у него.
— Нет, — прошептала Джоан. — Можешь ты хоть раз выслушать меня до конца? — Физическая боль, которую она испытывала, не заставляла ее жалеть себя: Джоан знала, что таков удел всех женщин. — Я вовсе не хотела давать ему денег. Десять тысяч фунтов, черт возьми! Но он шантажировал меня… — В этот момент ее буквально скорчило от боли. Паузы между фразами делались все длиннее. — Сказал, что если не получит денег, то сообщит в бульварные газеты о «подробностях» нашей с ним жизни… о том, что он якобы невинно пострадал… за наши общие махинации. Все это могло опорочить не только меня, но и тебя… и фирму. Я знала, что ты скажешь: пусть только попытается. Но я… не хотела даже давать ему такой возможности. Не ради себя… Ради тебя. Я хотела уберечь тебя от публичного скандала… О Боже мой! — выкрикнула она, чувствуя, что ее ребенку явно не терпится поскорее появиться на свет.
К счастью, Кармен не отходила от нее ни на шаг. Она успокаивала Джоан, говорила, что нужно делать, чтобы облегчить родовые муки. По её заверениям, все шло как нужно. Эрвин не выпускал руку жены, гладил ее разгоряченный лоб, тихо нашептывал ей слова любви и поддержки.
Затем он сказал, пытаясь немного отвлечь ее:
— Этот ребенок совсем как его отец. Такой же нетерпеливый. Том никогда не соглашался ждать ничего подолгу, даже в самом раннем возрасте. Однажды он взобрался на невероятно высокое дерево. А как-то раз под Рождество решил вылезти через трубу на крышу, чтобы проверить, достаточно ли та широка, чтобы по ней мог спуститься Санта-Клаус. Родители едва могли за ним уследить, было даже решено не отправлять его в школу. — Эрвин осторожно снял со лба Джоан мокрую салфетку и снова намочил ее в миске с лавандовой водой. — Физически он был слабым ребенком. Но силы духа у него хватило бы на десятерых. Он добился права самостоятельно принимать решения и в конце концов выжег себя дотла.
— А ты очень огорчился, когда он появился на свет? — спросила Джоан.
— Вначале — да. Мне казалось, что после рождения Тома обо мне все забыли. Я даже злился на него. Где-то до пятнадцати — шестнадцати лет. Но потом начал больше понимать что к чему, и это чувство постепенно исчезло. Однако когда я узнал, что ты носишь ребенка Тома, оно вернулось вновь. Правда, ненадолго. Я был не прав и относительно Тома… и относительно Барни, — быстро добавил Эрвин. — Если бы я знал, что этот ублюдок вздумал тебя шантажировать, наша встреча не ограничилась бы тем, что я просто отобрал у него деньги.
Джоан больше ничего не желала слышать. Эрвин любит ее, действительно любит и, значит, с ней все будет хорошо. А теперь ей предстоял завершающий, самый ответственный этап той миссии, которую она должна выполнить.
И вот пятнадцать минут спустя ее ребенок мальчик, лежал у нее на руках. Очаровательное хрупкое тельце весом не больше десяти фунтов, голубые глаза и светлые кудрявые волосики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17