В действительности же он не был так равнодушен ко всему, как казалось людям, но его интерес шел не от добрых чувств. Селдена интересовали люди – он изучал их для того, чтобы управлять ими. Библиотека в «Доме на холме» изобиловала трудами, посвященными исследованию человеческих эмоций и рефлексов. В тиши своего кабинета Селден изучал теорию. Айвенго служил ему лабораторией, где он проводил опыты. Сопоставляя теоретические положения с практикой, Селден достиг необычайной власти над людьми и умело использовал ее для того, чтобы управлять ими. Честолюбие, которое владело этим человеком, заставляло его упорно добиваться своей цели, пренебрегая интересами рабочих.
Женщины Айвенго особенно негодовали на Селдена из-за вмешательства в их личную жизнь, но были бессильны проявить свою злобу и возмущение. Селден являлся абсолютным и всесильным хозяином поселка. За ним стояла вся мощь Континентальной угольной компании, ее миллионы, ее вооруженные силы.
Рабочие хорошо знали могущество Компании, и запрещали женщинам бунтовать против Селдена. Женскому населению поселка приходилось ограничиваться только разговорами и сплетнями. Селден догадывался о возмущении, охватившем шахтеров, хотя ни один человек не осмелился бы рассказать ему об истинном положении вещей. Он сумел справиться и с женщинами, внушив им, что вмешательство в жизнь их семей является его прямой обязанностью как управляющего шахтой.
Победа над женщинами поселка доставила ему удовольствие, внесла приятное разнообразие в его монотонное существование. Любовь, брак, рождение и смерть – эти важнейшие события в жизни жителей Айвенго стали для управляющего не только предметом исследования, но и источником развлечения. На знании человеческой натуры основывался его непререкаемый авторитет.
* * *
Покинув платформу, Селден, вместо того, чтобы идти в контору, повернул на улицу, ведущую к его дому. У подножия холма он по привычке на миг остановился и посмотрел на лежавшую у его ног долину. Сгущавшаяся темнота мешала ему видеть всю картину, но он хорошо представлял ее по памяти. Единственная прямая улица с одной стороны заканчивалась станцией, с другой – зданием конторы. Налево были вышка и залитая ярким светом электрическая станция. Направо мерцали светлыми огоньками коттеджи, казавшиеся сейчас пятнышками величиной с булавочную головку.
Оглядев свои владения, Селден резко повернулся на каблуках и пошел к дому, который он построил на пологом склоне холма, параллельном проходящей поблизости железнодорожной колее. По этой дороге редко ходили жители поселка, для которых усадьба управляющего была запретной территорией. Ни один из них не мог похвалиться тем, что переступил его порог. Стоявший в роще, среди огромных дубов, бревенчатый дом с широкой верандой выходил окнами на долину. Свет мерцал в окнах, когда Селден подошел к своему дому. Он тихо засмеялся – теперь, когда он был один, в его смехе звучали почти ласковые нотки. Этот тихий смешок часто сопутствовал психологическим экспериментам Селдена. Взглянув на часы, он подумал: «Вряд ли она сейчас счастлива».
Глубокий старик-негр, невероятно сморщенный, с белыми пушистыми волосами, открыл дверь.
– Приносила ли прачка белье, дядя Джадж? – мягко спросил Селден.
Негр открыл рот, издав какие-то невнятные звуки. Слуга Джадж был немым.
Селден, видимо, поняв его ответ, кивнул головой.
– Хорошо. Давай скорее обедать, я тороплюсь. Старик потащился на кухню. Тем временем его хозяин скрылся в ванной. Дядя Джадж был единственным слугой в доме, но Селден и не нуждался в других. Он выбрал старика-негра потому, что тот был нем, и таким образом исключались лишние разговоры за пределами дома. К тому же Селден не хотел, чтобы дома ему досаждала болтовня слуг. Между слугой и хозяином установилось своеобразное взаимопонимание, недоступное посторонним.
Быстро пообедав, Селден медленно пил кофе. Дядя Джадж следил за ним, стоя в дверях. Угадав его тайную мысль, Селден одобрительно сказал:
– Прекрасный кофе.
Лицо негра просияло от удовольствия. Задумчиво помешивая кофе, Селден обратился к старику:
– Дядя Джадж, возможно, у нас будут сегодня посетители. Женщина. Если она придет, прими ее. Ты понял?
В горле негра что-то заклокотало. Селден поспешил прервать эти звуки, выражавшие недоумение и недовольство.
– Знаю. Никто никогда не приходил, но на этот раз – исключение. В какое бы время она ни пришла, позови меня.
Дядя Джадж закивал головой.
Селден встал из-за стола и прошел в библиотеку. Там он сел в кресло у лампы и взял книгу, но не стал читать и задумался.
Его занимало ее будущее. Гнев Ангуса Мак-Ивора, возмущенного самовольным замужеством дочери, едва ли остыл за три года. Каждое утро Селден наблюдал за стариком Ангусом, спускавшимся в шахту с суровым лицом и сердитыми глазами. Миссис Мак-Ивор была всего лишь бесцветным повторением мужа. Время от времени Кристин приезжала в Айвенго, и хотя от нее никогда не слышали жалобы или упрека, ее вид не мог обмануть Селдена. Он был уверен в развязке этой драмы и с неистощимым терпением ее ожидал. Теперь, после трех лет ожидания, ему незачем было торопиться. Его уверенность основывалась на точном расчете, все дело было во времени. До Селдена доходили слухи о ярости Мак-Ивора и о все растущем отчаянии Кристин. Он искренне удивлялся ее мужеству и выдержке.
Погруженный в свои мысли, Селден не услышал слабого стука в дверь. Вслед за тем его внимание привлекло гортанное клокотание дяди Джаджа.
– Я занят, и не мешай мне! – нетерпеливо бросил он старику.
Негр пытался что-то сказать, жестами он старался изобразить женскую фигуру.
Взглянув на него, Селден быстро вскочил и бросил книгу. Обойдя стол, он зажег канделябры. Комнату залил яркий свет. С минуту Селден стоял молча. Потом, повернувшись к дяде Джаджу, резко приказал:
– Проводи ее!
Глава 3
Когда Кристин вошла, Селден неподвижно стоял у камина. Дядя Джадж, поклонившись хозяину, скрылся в дверях. Селден молча пододвинул молодой женщине кресло и скамеечку для ног. Пытливо вглядываясь в ее лицо, освещенное светом канделябров, он старался найти на нем следы внутренней борьбы. Но оно было непроницаемо. Глаза, обведенные темной тенью, выражали решительность, губы плотно сжались. Кристин прекрасно владела собой. Стоя, она внимательно разглядывала кабинет Селдена. Комната была заставлена высокими, до потолка, книжными шкафами. В одном ее конце стояло пианино и высокая напольная лампа, в другом – письменный стол и удобные вольтеровские кресла. Картины, показавшиеся Кристин ценными, оживляли серый фон стен. Пылающий камин и тяжелые занавеси дополняли убранство. Кристин села в кресло и, улыбаясь, неожиданно сказала, указывая на обстановку:
– Судя по рассказам, я представляла себе все это менее дорогим.
– Это меня не удивляет, – сухо сказал Селден. – До вас никто из поселка здесь не был.
Наступило молчание. Селден пристально смотрел на посетительницу, и она не избегала его взгляда.
– Итак, – Селден усмехнулся, – вы, наконец, дошли до предела. Я и не предполагал, что у вас столько терпения.
– Да, у меня нет больше сил. Иначе я не была бы здесь. Я знаю, чем рискую.
– Верно, для вас это большой риск. Но вы ведь не отказываетесь от него?
Кристин горько усмехнулась.
– Конечно, нет. У меня нет выбора. – Глядя ему прямо в глаза, она добавила: – Но за это ответственны вы.
– Я не отрицаю и беру на себя ответственность.
– Прекрасно, но последствия все же падут на меня.
– Вам известно, какого рода будут последствия? – с легкой иронией спросил Селден.
– Да, – уверенно ответила Кристин.
– И они вас не пугают? Кристин махнула рукой.
– Не очень. Теперь мне безразлично. Я знаю, что может быть.
– Не будьте слишком уверенны, хотя я и не хочу вас пугать.
Они снова замолчали. Селден наблюдал за ней, иронически улыбаясь. Он испытывал сейчас приятное чувство превосходства. Ему казалось, что он научился создавать те или иные обстоятельства и точно предвидеть результаты своих действий. Это умение, как он полагал, проистекало из тонкого знания человеческой природы. Селдену нравилось играть с огнем. Уверенность в том, что в решающий момент он окажется хозяином положения, никогда его не покидала.
– Итак, – нарушил молчание Селден.
– Вы были уверены, что я приду? – прямо спросила Кристин.
– Конечно. Я сказал вам об этом на станции.
– Я отомщу вам, – ровным голосом проговорила она.
– Обычно мы мстим за то, чего не можем избежать.
– Вы были уверены в том, что я приду сегодня?
Селден отрицательно покачал головой, но лицо его выражало уверенность в обратном.
– Вы могли ошибиться, – медленно произнесла Кристин.
– Но вы здесь…
– Вы не знаете, зачем я пришла.
– Знаю, но если хотите, можете сами сказать. Испытывая мучительные колебания, Кристин сказала:
– Я пришла к вам за помощью.
Селден невольно улыбнулся, вспомнив мнение о нем поселка. Кристин поняла и поспешно сказала:
– Я знаю, что говорят о вас в поселке, но у меня были основания так поступить. Вы заставили меня вернуться и приняли на себя ответственность за это.
– Раньше вы не просили помощи.
– Я прошу теперь. У меня больше нет надежды. Мне безразлично, что бы ни случилось!
– Помочь вам не так-то просто. Мне необходимо знать все. Готовы ли вы ответить на мои вопросы?
– Да, я отвечу на все – иначе не стала бы вас просить.
Селден встал и погасил канделябры. Комната погрузилась в мягкий полумрак, только на стол падал яркий круг света от лампы.
– В общих чертах я, конечно, знаю вашу историю, но мне нужны подробности. Я хотел бы, чтобы вы рассказали все сначала.
Полумрак скрыл от Селдена ее волнение. Кристин закусила губы и судорожно обхватила руками колени. Стараясь придать своему голосу твердость, она начала:
– Нелегко сознаваться в собственных ошибках, особенно, когда говоришь с человеком, предостерегавшим от них. Но я хочу, чтобы вы знали: я считаю вас повинным в моей беспомощности и отчаянии. Вы отняли у меня надежду на счастье.
– Довольно необычные побуждения заставили вас обратиться за помощью, – заметил Селден.
– Неужели вы считаете, что мне легко было прийти к вам? Вы не знаете, о чем я думала по дороге сюда! Я выбирала между вами и…
Кристин потеряла самообладание.
– И выбрали меня?
– Да, я выбрала вас – по одной причине.
– Могу я спросить, по какой?
– Нет. Теперь это не имеет значения. Позже вы, может быть, и узнаете.
– Послушайте, вы думаете, что я вмешиваюсь в вашу жизнь из прихоти? Это не так. Я понимаю, что вы теперь озлоблены – это вполне естественная реакция, но…
Кристин прервала его с холодным сарказмом:
– Вы еще раньше принимали со мной этот тон – все делалось для моего же блага. Почему бы вам не добавить еще и то, что говорит мой отец? Что вы понимали в моей жизни – вы, удобно устроившийся зритель, сидя здесь в кресле, говорите мне, что все было сделано для моего благополучия? Почему вы не позволили мне самой создать себе это благополучие? Я начала создавать.
– Да, но начали неправильно, и потому я вмешался. Если бы я стал ждать, было бы слишком поздно для разрыва. Теперь вы сможете начать новую жизнь без особых потерь.
– Я не верю вам! За три года я многому научилась. Я больше не девочка и не верю вашим альтруистическим порывам!
Селден прервал ее обычным холодным тоном:
– Не собираюсь убеждать вас – вы сами пришли ко мне за помощью. Но если это только предлог, чтобы высказать ваше мнение обо мне, то оно меня не интересует.
Кристин смутилась:
– Я… я забылась. Вы не представляете себе, что я пережила.
– Теперь рассказывайте, – уже мягче сказал Селден.
– Хорошо. Я хочу, чтобы вы знали. Может быть, то, что вы говорили о Клеме, было правдой, – она задумалась на минуту, – но я не оставила бы его, что бы ни случилось. Я верила в возможность его исправления, пока не почувствовала отвращение и не убедилась, что я в нем ошиблась. Вы знаете, как противился отец моему браку с Клемом. Я старалась быть справедливой к отцу и понять его, но не смогла. Он никогда не понимал меня. Послал в школу в Чарлстон, чтобы я получила хорошее образование – лучшее, чем у кого-либо в Айвенго, а потом не позволил мне им воспользоваться. Он всегда был со мной холоден и замкнут. Даже когда я была маленькой девочкой, он никогда меня не ласкал. Ему просто незнакомо чувство любви.
– Существует только одна любовь, – заметил Селден. – Настоящая, стопроцентная любовь, которая никогда не проходит, – это любовь к самому себе.
Кристин взглянула на него, но удержалась от замечания.
– Мы жили в шахтерских поселках, и отец всегда был отрезанным ломтем. Он заставлял меня и мать жить так же. Казалось, он считал, что Мак-Иворы лучше всех, и нет людей, которые были бы их достойны. Вы знаете, каким мрачным был наш дом. Я не видела детства. За то, что я знакомилась и играла с другими детьми, отец бил меня хлыстом. Дом показался мне совершенно невыносимым, когда я вернулась из Чарлстона. Я задыхалась в его мрачной атмосфере. Отца и мать возмущало мое желание жить так, как другие девушки. Малейшее проявление моих желаний приводило отца в негодование. Мне полагалось жить их жизнью. С тех пор, как я стала взрослой, обстановка в доме становилась все более напряженной. Они никогда не понимали меня!
– Потом пришел Клем – и он, конечно, понял? – иронически заметил Селден.
Кристин болезненно улыбнулась:
– Я думала, что понял, но я была тогда совсем молода и глупее, чем сейчас. Тогда Клем не проявлял своих низменных качеств. Он был ярким, жизнерадостным и любил меня. Мне казалось, что он поможет мне освободиться от дома. Отец не любил его, но это меня не удивляло. Он никогда не любил тех, кто был со мной дружен. Отец запретил мне встречаться с Клемом, но я его не послушалась. Узнав об этом, он запер меня в доме, как в тюрьме.
– Это не так страшно. Я много раз вас предупреждал, – сказал Селден.
– Вы? – презрительно бросила Кристин. – Как вы могли догадаться о том, кем был для меня Клем? Что вы знаете о людях с сердцем?
– Больше, чем вы думаете. Я знал, что вы будете несчастливы.
– Я сказала вам тогда, что невозможно быть несчастнее, чем я была.
– Вы были не правы. Не так ли?
– Да, но в этом виноваты вы. Мы могли бы хорошо жить, если бы вы оставили нас в покое. Я никогда не пойму, зачем вы вмешивались в нашу жизнь.
– Сколько раз я должен вам говорить, что знал вашего мужа раньше, – нетерпеливо ответил Селден. – Его наружность и манеры не могли меня обмануть. Я видел его насквозь – в нем никогда не было благородства. Вспомните, как он вас бросил. Вы все еще не уверены в том, что он бы все равно рано или поздно так поступил?
– Нет нужды дольше обсуждать это, – устало сказала Кристин. – Я признаю, что вы были правы. Он оказался не тем, за кого я его принимала.
– Вы признаете свою ошибку? Когда вы в этом убедились?
– Вскоре после свадьбы. Сначала мы были счастливы, но потом появился ваш черный список, и Клем не мог найти работы. Возможно, он не проявил необходимой настойчивости в ее поисках, но как только узнавали, кто он, его выгоняли с работы, и мы двигались дальше. Кентукки, Иллинойс, Теннесси – мы были всюду. Сначала Клем не понимал, в чем дело, но потом старший надсмотрщик рассказал ему о черном списке. Я сначала не поверила. Эта мера казалась мне слишком жестокой. Клем был убежден, что причиной его неудач с работой была я: когда-то я рассказала ему о вашем предубеждении. Оставшись без работы, Клем начал заниматься делами, которые казались мне грязными. Слишком брезгливая, чтобы скрывать свое отношение к его занятиям, я стана для него обузой. И он сказал мне об этом.
Кристин умолкла, пытаясь разглядеть в полумраке лицо Селдена.
– Он сказал, что вы будете охотиться за ним до тех пор, пока мы вместе.
Снова наступила пауза.
– В Кентукки он ушел ночью и больше не вернулся. С тех пор я ничего о нем не знаю.
– После этого вы написали отцу?
– Да, написала. Но охотнее я согласилась бы сунуть руку в огонь. У меня не было ни цента, и мне пришлось ему написать. Родительский дом был моим единственным прибежищем, хотя после свадьбы отец сказал мне, что я больше ему не дочь. Несмотря на это, я все-таки написала домой о своем положении. Он прислал мне деньги на дорогу и написал всего два слова: «Возвращайся назад».
Селден усмехнулся.
– Должно быть, он встретил вас не слишком тепло? Брови Кристин сдвинулись.
– Вы выразились чересчур мягко. Если раньше было тяжело, то теперь – невыносимо. Отец при малейшем поводе напоминает мне о прошлом и о том, что я ем его хлеб. И я беспомощна… беспомощна, как…
Кристин, сдерживая рыдания, оборвала фразу. Она подошла к окну и, стоя спиной к Селдену, пыталась совладать с собой. Потом повернулась к нему и с деланным спокойствием сказала:
– Буду терпеть, пока хватит сил.
1 2 3 4