Потому что впервые видел его вблизи.
— Это у вас револьвер?
Совсем маленький револьвер, не страшнее детской игрушки. Совершенно нечего бояться. Николя старался сохранить достоинство. Алкоголь продолжал поддерживать огонь в мозгу. Была ли это усталость или мутная пелена, которую между ним и реальностью соткала водка? Он все еще не испугался. Все это было так нереально. Бессмысленно.
— Я устал, — сказал он. — Мне хочется исчезнуть. Чтобы меня не видели. Я хочу вырваться из этой обстановки. Пропустите меня, и обещаю вам, что обо мне больше никто не услышит. Я сяду в самолет, летящий в неведомые страны, и не вернусь. Оставьте меня в покое.
— Первыми исчезли друзья. Жену я тоже не смог удерживать долго. Пришлось продать все, что можно было продать. Чаще всего всплывало слово «депрессия». Для врачей упадок сил ничего не значит. А депрессию они готовы лечить.
— Они правы. Депрессия лечится.
— Я не был готов к тому, что все кончится так быстро. Дети могут выкрутиться сами, я чувствовал себя полным сил. Я из тех, что всю жизнь работает, я никогда не занимался ничем больше. Так могло продолжаться еще десять или пятнадцать лет. Но мне объяснили, что я не годен к повторному использованию. Как и большинство отбросов.
— Уберите револьвер, и пойдем куда-нибудь, поговорим спокойно.
— Сначала я думал, что это все деньги, уровень жизни, но на самом деле это не так важно, я могу без этого обойтись, но без работы у меня просто ничего не осталось. И это моя ошибка.
— Уберите револьвер.
Бардан начал всхлипывать. Николя чувствовал, что действие водки потихоньку проходит и скоро он останется один, испуганный больше обычного.
— Меня тоже выкинули. Место свободно. Броатье может взять вас обратно.
Произнося это, Николя медленно отступал. Бардан заметил и заорал:
— Не двигайтесь, Гредзински!
— Пойдите поговорите с ним, он поймет… Николя сделал еще шаг назад, потом еще и еще, не в силах остановиться.
— Не двигайтесь, я сказал!
Николя показалось, что он опустил свою игрушку дулом вниз.
Но вместо этого он услышал выстрел, и его тело покачнулось от сильного удара.
Задыхаясь, он поднес руку к сердцу.
Упал на землю.
Глаза сами собой закрылись.
Во всем этом наверняка была своя логика, все шло своим чередом. У него никогда не было таланта к жизни. Уже в детстве он просто наблюдал за жизнью других.
Как жаль…
Все могло бы быть по-другому.
Если бы только он перешел этот мостик, а там и всю жизнь.
Но уже становилось темно — слишком рано для этого времени года.
Щекой он чувствовал шершавый асфальт.
Страх из страхов, страх, которого он так боялся все эти годы… Значит, это всего лишь вот так? И ничего больше?
Через несколько минут Николя Гредзински уже не будет бояться ничего, перед ним будет долгая вечность, чтобы прийти в себя после этого фарса. Там он будет недоступен, маленького койта туда не пустят, да и других обидчиков тоже.
Горячая жидкость, сочившаяся из сердца, стекала к шее.
«Значит, вот оно? И ничего больше? И всю жизнь я боялся… этого?»
Тоненькая струйка текла уже по губам и подбородку.
Перед смертью он узнает вкус собственной крови.
Кончиком языка он слизнул каплю в углу рта.
Одновременно горячая и крепкая.
Да, горячая.
Но почему крепкая?..
Почему его кровь такая крепкая?
Это не кровь.
«Это не кровь…»
Ему знаком этот вкус.
«Я знаю этот вкус… Это…»
Это именно то, что он подумал.
«Водка?..»
Это была именно водка.
Его сердце сочилось водкой.
Рай? Ад? Что это за место такое, где вместо крови течет водка?
Он проверил все части тела — руки, ноги, легкие, голова, все действовало. Медленно, разбитое, сломанное, вывихнутое, но действовало. Он даже мог попытаться открыть глаза.
Было светло.
До ночи было еще далеко.
Ему удалось подняться, он все еще был на мостике. И никто не собирался чинить ему никаких препятствий.
Он посмотрел на грудь — никаких признаков крови. Он сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул продырявленную, мокрую фляжку.
Алкоголь убивает. Но среди миллионов отнятых им жизней, возможно, ему иногда удается спасти одну.
Он уперся лбом в витрину магазина и ждал, пока она обернется.
Наконец она вышла, осмотрела его с головы до ног, чтобы оценить размеры ущерба.
— Мне тебя не хватает, Лорен.
Она не сказала ничего угрожающего. Ничего ироничного. Просто:
— Пошли ко мне.
ЭПИЛОГ
Они договорились на девять часов вечера.
Несмотря на свое состояние этой ночью, Николя помнил об этом. Как забыть чувство, что снова берешь жизнь в свои руки — как освобожденный раб, изумленный внезапной вольницей. За три года, прошедшие с того 23 июня, он успел познать все взлеты и падения пьянства, он освободил в себе так долго дремавшие силы, он даже смотрел в лицо смерти — все это могло помешать ему прийти на эту встречу, в которую он никогда не верил.
Объявление в газете об исчезновении Блена толкнуло его прийти. В этом «пропавшем» он увидел подтверждение и логическое продолжение истории, поводом которой он стал. Только покойник, вернувшийся из страны мертвых, мог соблюсти требования их пари.
Николя пришел сильно раньше, и не случайно — он хотел еще зайти в спортклуб «Фейан» (нечто среднее между паломничеством и ностальгией, тоской по своей физической форме, которая не вернется). От водки у него никогда не тряслись руки, не отнимались ноги, но алкоголь ослабил рефлексы и моторику. И хотя врач пытался его разубедить, добрая старая тревога победила, и Николя уже воспринимал себя как задыхающегося старика, который скоро не сможет подняться по ступенькам и на один этаж. В «Фейане» ему хотелось посмотреть, как люди двигаются, ускоряются, выигрывают очки. Возможно, магическая сила тенниса разбудит в нем что-то и заставит его сделать над собой усилие. Несколько минут он смотрел на парную игру пожилых людей, чей возраст в целом приближался к тремстам. Одетые в белое семидесятилетние старики обменивались довольно сильными мячами и ругались последними словами по поводу спорных очков. Именно то зрелище, которое ему было необходимо. Потом он обошел клуб, отыскивая блестящую технику, то там, то сям попадались прекрасные удары, и ему снова захотелось сыграть.
На часах без двадцати девять. Встреча, пусть даже и символическая, не допускает никаких опозданий. Он сел в машину и вернулся в тот пресловутый не изменившийся ни на йоту американский бар, на секунду замер на пороге, чтобы окинуть помещение взглядом — ни одна фигура не ускользнула от его внимания. Хотя последние месяцы он пил без меры, до полного бреда, сжигая память и забывая того, кем он был всегда, он никогда не забывал лица Тьери Блена. Взъерошенный круглолицый брюнет с хитрыми глазками и бородой, скрывающей поллица. В пять минут десятого в этом баре никто не подходил под это описание. Николя устроился за столиком, скрестив руки на груди и счастливый быть именно здесь — в объяснения этого для самого себя он не вдавался. Никто не подходил спросить, что он хочет выпить.
Появлялись новые лица, новые люди, пары, туристы, но никто из них не походил на пропавшего Тьери Блена.
Без двадцати десять Николя смирился — призрак не появится, но это только к лучшему: есть тайны, которые лучше не прояснять, и секреты, которые лучше не хранить.
Пора возвращаться к любимой женщине. Он поднялся — покорный, немного разочарованный, и бросил последний взгляд на посетителей. Он никогда больше не придет сюда, где за несколько часов изменилась вся его жизнь, теперь все в прошлом. Его внимание привлек мужчина, точнее, его затылок — гладкий, неподвижный, над светлым льняным костюмом. Когда Николя зашел в бар, мужчина уже был здесь — сидел, склонившись за стойкой с огромным стаканом оранжево-синего коктейля. Приблизившись, Николя узнал одного из членов клуба «Фейан», которого он видел на корте час назад.
— Извините, меня зовут Николя Гредзински, я только что видел в «Фейане» вашу игру.
— Ну и?..
Черты лица — даже эти хитрые глазки — были совершенно незнакомы Николя.
— У меня было странное впечатление, когда я увидел, как вы бьете по мячу. Вы позволите мне высказаться совершенно откровенно?
— Прошу вас.
— В ваших ударах есть некоторая непринужденность, вы берете любой легкий мяч, но чувствуется, что при малейшем ускорении вы запаздываете.
— Вот это искренность.
— Одним словом, вы достойный игрок, но вы никогда не сможете классифицироваться выше 15.
— Я никогда и не пытался, чтобы это не подтвердилось.
— И тем не менее в вашей игре есть нечто уникальное — крученый удар слева.
— ?..
— Великолепный контраст, обретенная скорость, невероятно прямой угол удара. Удар чемпиона.
— В мире есть всего два человека, способных на такой удар. Адриано Панатта, Ролан Гаррос образца 1976 года. И некий человек, ныне числящийся пропавшим, которого звали Тьери Блен.
Поль Вермерен не произнес ни слова, сдержал улыбку и жестом пригласил Гредзински присесть на соседний табурет.
Подошел официант.
— Мне налейте водки в маленькую, очень холодную рюмку, — заказал Вермерен. — А вы что будете?
Николя на секунду задумался, искушение было велико. Но позже вечером он должен был попробовать вина, найденного Лорен, он решил пить только в ее присутствии. Теперь она будет рядом, чтобы разделить его эйфорию, и возможно, надолго.
— Ничего, спасибо.
Они молча ждали, пока Вермерену принесут водки.
— Я думал, что выиграл это пари, — сказал он. — Мне удалось обвести вокруг пальца всех своих друзей, но моя маска упала перед незнакомцем.
Польщенный Николя улыбнулся.
— Вы помните, на что мы спорили? — спросил Поль.
— Конечно.
— Горе проигравшему, просите у меня все, что хотите. Николя никогда об этом не думал. Он с удивлением услышал свой голос:
— Реванш в теннис.
Поль расхохотался, но быстро взял себя в руки:
— Когда?
— Хоть сейчас, когда вы закончите.
— Клуб скоро закроется, уже почти ночь, — заметил Вермерен, посмотрев на часы.
— На четвертом корте есть прожекторы для турниров. За хорошие чаевые Морис обеспечит нам отличную игру.
Поль молча поднял рюмку — в словах не было необходимости.
Через полчаса они уже обменивались разогревочными мячами. Николя вернулся на корт гораздо раньше, чем предполагал. Он научился не упускать момент, потому что второго раза может не представиться. Бросили жребий, подавать выпало Полю. Каждый поклялся себе выиграть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Это у вас револьвер?
Совсем маленький револьвер, не страшнее детской игрушки. Совершенно нечего бояться. Николя старался сохранить достоинство. Алкоголь продолжал поддерживать огонь в мозгу. Была ли это усталость или мутная пелена, которую между ним и реальностью соткала водка? Он все еще не испугался. Все это было так нереально. Бессмысленно.
— Я устал, — сказал он. — Мне хочется исчезнуть. Чтобы меня не видели. Я хочу вырваться из этой обстановки. Пропустите меня, и обещаю вам, что обо мне больше никто не услышит. Я сяду в самолет, летящий в неведомые страны, и не вернусь. Оставьте меня в покое.
— Первыми исчезли друзья. Жену я тоже не смог удерживать долго. Пришлось продать все, что можно было продать. Чаще всего всплывало слово «депрессия». Для врачей упадок сил ничего не значит. А депрессию они готовы лечить.
— Они правы. Депрессия лечится.
— Я не был готов к тому, что все кончится так быстро. Дети могут выкрутиться сами, я чувствовал себя полным сил. Я из тех, что всю жизнь работает, я никогда не занимался ничем больше. Так могло продолжаться еще десять или пятнадцать лет. Но мне объяснили, что я не годен к повторному использованию. Как и большинство отбросов.
— Уберите револьвер, и пойдем куда-нибудь, поговорим спокойно.
— Сначала я думал, что это все деньги, уровень жизни, но на самом деле это не так важно, я могу без этого обойтись, но без работы у меня просто ничего не осталось. И это моя ошибка.
— Уберите револьвер.
Бардан начал всхлипывать. Николя чувствовал, что действие водки потихоньку проходит и скоро он останется один, испуганный больше обычного.
— Меня тоже выкинули. Место свободно. Броатье может взять вас обратно.
Произнося это, Николя медленно отступал. Бардан заметил и заорал:
— Не двигайтесь, Гредзински!
— Пойдите поговорите с ним, он поймет… Николя сделал еще шаг назад, потом еще и еще, не в силах остановиться.
— Не двигайтесь, я сказал!
Николя показалось, что он опустил свою игрушку дулом вниз.
Но вместо этого он услышал выстрел, и его тело покачнулось от сильного удара.
Задыхаясь, он поднес руку к сердцу.
Упал на землю.
Глаза сами собой закрылись.
Во всем этом наверняка была своя логика, все шло своим чередом. У него никогда не было таланта к жизни. Уже в детстве он просто наблюдал за жизнью других.
Как жаль…
Все могло бы быть по-другому.
Если бы только он перешел этот мостик, а там и всю жизнь.
Но уже становилось темно — слишком рано для этого времени года.
Щекой он чувствовал шершавый асфальт.
Страх из страхов, страх, которого он так боялся все эти годы… Значит, это всего лишь вот так? И ничего больше?
Через несколько минут Николя Гредзински уже не будет бояться ничего, перед ним будет долгая вечность, чтобы прийти в себя после этого фарса. Там он будет недоступен, маленького койта туда не пустят, да и других обидчиков тоже.
Горячая жидкость, сочившаяся из сердца, стекала к шее.
«Значит, вот оно? И ничего больше? И всю жизнь я боялся… этого?»
Тоненькая струйка текла уже по губам и подбородку.
Перед смертью он узнает вкус собственной крови.
Кончиком языка он слизнул каплю в углу рта.
Одновременно горячая и крепкая.
Да, горячая.
Но почему крепкая?..
Почему его кровь такая крепкая?
Это не кровь.
«Это не кровь…»
Ему знаком этот вкус.
«Я знаю этот вкус… Это…»
Это именно то, что он подумал.
«Водка?..»
Это была именно водка.
Его сердце сочилось водкой.
Рай? Ад? Что это за место такое, где вместо крови течет водка?
Он проверил все части тела — руки, ноги, легкие, голова, все действовало. Медленно, разбитое, сломанное, вывихнутое, но действовало. Он даже мог попытаться открыть глаза.
Было светло.
До ночи было еще далеко.
Ему удалось подняться, он все еще был на мостике. И никто не собирался чинить ему никаких препятствий.
Он посмотрел на грудь — никаких признаков крови. Он сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул продырявленную, мокрую фляжку.
Алкоголь убивает. Но среди миллионов отнятых им жизней, возможно, ему иногда удается спасти одну.
Он уперся лбом в витрину магазина и ждал, пока она обернется.
Наконец она вышла, осмотрела его с головы до ног, чтобы оценить размеры ущерба.
— Мне тебя не хватает, Лорен.
Она не сказала ничего угрожающего. Ничего ироничного. Просто:
— Пошли ко мне.
ЭПИЛОГ
Они договорились на девять часов вечера.
Несмотря на свое состояние этой ночью, Николя помнил об этом. Как забыть чувство, что снова берешь жизнь в свои руки — как освобожденный раб, изумленный внезапной вольницей. За три года, прошедшие с того 23 июня, он успел познать все взлеты и падения пьянства, он освободил в себе так долго дремавшие силы, он даже смотрел в лицо смерти — все это могло помешать ему прийти на эту встречу, в которую он никогда не верил.
Объявление в газете об исчезновении Блена толкнуло его прийти. В этом «пропавшем» он увидел подтверждение и логическое продолжение истории, поводом которой он стал. Только покойник, вернувшийся из страны мертвых, мог соблюсти требования их пари.
Николя пришел сильно раньше, и не случайно — он хотел еще зайти в спортклуб «Фейан» (нечто среднее между паломничеством и ностальгией, тоской по своей физической форме, которая не вернется). От водки у него никогда не тряслись руки, не отнимались ноги, но алкоголь ослабил рефлексы и моторику. И хотя врач пытался его разубедить, добрая старая тревога победила, и Николя уже воспринимал себя как задыхающегося старика, который скоро не сможет подняться по ступенькам и на один этаж. В «Фейане» ему хотелось посмотреть, как люди двигаются, ускоряются, выигрывают очки. Возможно, магическая сила тенниса разбудит в нем что-то и заставит его сделать над собой усилие. Несколько минут он смотрел на парную игру пожилых людей, чей возраст в целом приближался к тремстам. Одетые в белое семидесятилетние старики обменивались довольно сильными мячами и ругались последними словами по поводу спорных очков. Именно то зрелище, которое ему было необходимо. Потом он обошел клуб, отыскивая блестящую технику, то там, то сям попадались прекрасные удары, и ему снова захотелось сыграть.
На часах без двадцати девять. Встреча, пусть даже и символическая, не допускает никаких опозданий. Он сел в машину и вернулся в тот пресловутый не изменившийся ни на йоту американский бар, на секунду замер на пороге, чтобы окинуть помещение взглядом — ни одна фигура не ускользнула от его внимания. Хотя последние месяцы он пил без меры, до полного бреда, сжигая память и забывая того, кем он был всегда, он никогда не забывал лица Тьери Блена. Взъерошенный круглолицый брюнет с хитрыми глазками и бородой, скрывающей поллица. В пять минут десятого в этом баре никто не подходил под это описание. Николя устроился за столиком, скрестив руки на груди и счастливый быть именно здесь — в объяснения этого для самого себя он не вдавался. Никто не подходил спросить, что он хочет выпить.
Появлялись новые лица, новые люди, пары, туристы, но никто из них не походил на пропавшего Тьери Блена.
Без двадцати десять Николя смирился — призрак не появится, но это только к лучшему: есть тайны, которые лучше не прояснять, и секреты, которые лучше не хранить.
Пора возвращаться к любимой женщине. Он поднялся — покорный, немного разочарованный, и бросил последний взгляд на посетителей. Он никогда больше не придет сюда, где за несколько часов изменилась вся его жизнь, теперь все в прошлом. Его внимание привлек мужчина, точнее, его затылок — гладкий, неподвижный, над светлым льняным костюмом. Когда Николя зашел в бар, мужчина уже был здесь — сидел, склонившись за стойкой с огромным стаканом оранжево-синего коктейля. Приблизившись, Николя узнал одного из членов клуба «Фейан», которого он видел на корте час назад.
— Извините, меня зовут Николя Гредзински, я только что видел в «Фейане» вашу игру.
— Ну и?..
Черты лица — даже эти хитрые глазки — были совершенно незнакомы Николя.
— У меня было странное впечатление, когда я увидел, как вы бьете по мячу. Вы позволите мне высказаться совершенно откровенно?
— Прошу вас.
— В ваших ударах есть некоторая непринужденность, вы берете любой легкий мяч, но чувствуется, что при малейшем ускорении вы запаздываете.
— Вот это искренность.
— Одним словом, вы достойный игрок, но вы никогда не сможете классифицироваться выше 15.
— Я никогда и не пытался, чтобы это не подтвердилось.
— И тем не менее в вашей игре есть нечто уникальное — крученый удар слева.
— ?..
— Великолепный контраст, обретенная скорость, невероятно прямой угол удара. Удар чемпиона.
— В мире есть всего два человека, способных на такой удар. Адриано Панатта, Ролан Гаррос образца 1976 года. И некий человек, ныне числящийся пропавшим, которого звали Тьери Блен.
Поль Вермерен не произнес ни слова, сдержал улыбку и жестом пригласил Гредзински присесть на соседний табурет.
Подошел официант.
— Мне налейте водки в маленькую, очень холодную рюмку, — заказал Вермерен. — А вы что будете?
Николя на секунду задумался, искушение было велико. Но позже вечером он должен был попробовать вина, найденного Лорен, он решил пить только в ее присутствии. Теперь она будет рядом, чтобы разделить его эйфорию, и возможно, надолго.
— Ничего, спасибо.
Они молча ждали, пока Вермерену принесут водки.
— Я думал, что выиграл это пари, — сказал он. — Мне удалось обвести вокруг пальца всех своих друзей, но моя маска упала перед незнакомцем.
Польщенный Николя улыбнулся.
— Вы помните, на что мы спорили? — спросил Поль.
— Конечно.
— Горе проигравшему, просите у меня все, что хотите. Николя никогда об этом не думал. Он с удивлением услышал свой голос:
— Реванш в теннис.
Поль расхохотался, но быстро взял себя в руки:
— Когда?
— Хоть сейчас, когда вы закончите.
— Клуб скоро закроется, уже почти ночь, — заметил Вермерен, посмотрев на часы.
— На четвертом корте есть прожекторы для турниров. За хорошие чаевые Морис обеспечит нам отличную игру.
Поль молча поднял рюмку — в словах не было необходимости.
Через полчаса они уже обменивались разогревочными мячами. Николя вернулся на корт гораздо раньше, чем предполагал. Он научился не упускать момент, потому что второго раза может не представиться. Бросили жребий, подавать выпало Полю. Каждый поклялся себе выиграть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27