Не отравил же я его, и все такое.
Джинни взяла сандвич.
- Спасибо большое, - сказала она.
- С курицей, - пояснил он, стоя на Джинни и внимательно на нее глядя.
- Купил вчера вечером в этой дурацкой кулинарии.
- На вид очень аппетитно.
- Ну вот и ешь.
Джинни откусила кусочек.
- Вкусно, а?
Джинни глотнула с трудом.
- Очень, - сказала она.
Селинин брат кивнул. Он рассеянно озирался, почесывая впалую грудь.
- Ладно, пожалуй, я пойду оденусь... Господи! Звонят. Так ты не
робей!
И он вышел.
Оставшись одна, Джинни, не вставая с дивана, огляделась по сторонам:
куда бы выбросить или спрятать сандвич? В коридоре послышались шаги, и она
сунула сандвич в карман пальто.
В гостиную вошел молодой человек лет тридцати с небольшим, не очень
высокий, но и не низкий. По его правильным чертам, короткой стрижке,
покрою костюма и расцветке фулярового галстука нельзя было сказать
сколько-нибудь определенно, кто он такой. Может, он сотрудник - или
пытается попасть в сотрудники - какого-нибудь журнала. Может, участвовал в
спектакле, который только что провалился в Филадельфии. А может, служит в
юридической фирме.
- Привет! - дружелюбно обратился он к Джинни.
- Привет.
- Фрэнклина не видели? - Он бреется. Просил передать, чтобы вы его
поджидали. Он вот-вот выйдет.
- Б_р_е_е_т_с_я... Боже милостивый! - молодой человек взглянул на
свои часы. Потом опустился в оббитое красным шелком кресло, закинул ногу
на ногу и поднес ладони к лицу. Прикрыв веки, он принялся тереть их
кончиками пальцев, словно совсем обессилел или долго напрягал глаза. - Это
было самое ужасное утро в моей жизни, - объявил он, отводя руки от лица.
Говорил он горловым, сдавленным голосом, словно был слишком утомлен, чтобы
произносить слова на обычном диафрагмальном дыхании.
- Что случилось? - спросила Джинни, разглядывая его.
- О-о, это слишком длинная история. Я никогда не докучаю людям -
разве только тем, кого знаю по меньшей мере тысячу лет. - Он рассеянно и
недовольно посмотрел в сторону окон. - Да, больше я уже не буду
воображать, будто хоть сколько-нибудь разбираюсь в человеческой натуре.
Можете передавать мои слова кому угодно.
- Да что же случилось? - снова спросила Джинни.
- О боже. Этот тип, он жил в моей квартире месяцы, месяцы и месяцы. Я
о нем даже говорить не хочу... Этот _п_и_с_а_т_е_л_ь! - с удовлетворением
произнес он, вероятно, вспомнив хемингуэевский роман, где это слово
прозвучало как брань.
- А что он такого сделал?
- Откровенного говоря, я предпочел бы не вдаваться в подробности, -
заявил молодой человек. Он вынул сигарету из собственной пачки, оставив
без внимания прозрачный ящичек с сигаретами, и закурил от своей зажигалки.
В его руках не было ни ловкости, ни чуткости, ни силы. Но каждым их
движением он как бы подчеркивал, что есть в них некое особое, только им
присущее изящество, и очень это непросто - делать так, чтобы оно не
бросалось в глаза. - Я твердо решил даже не думать о нем. Но я просто в
ярости, - сказал он. - Появляется, понимаете ли, этот гнусный типчик из
Алтуны, штат Пенсильвания, или еще откуда-то из захолустья. Вид такой,
будто вот-вот умрет с голоду. Я проявляю такую сердечность и порядочность
- пускаю его к себе в квартиру, совершенно м_и_к_р_о_с_к_о_п_и_ч_е_с_к_у_ю
квартирку, где мне и самому повернуться негде. Знакомлю его со всеми моими
друзьями. Позволяю ему заваливать всю квартиру этими ужасными рукописями,
окурками, редиской и еще бог знает чем. Знакомлю его с директорами всех
нью-йоркских театров. Таскаю его вонючие рубашки в прачечную и обратно. И
в довершение всего... - Молодой человек внезапно умолк. - И в награду за
всю мою порядочность и сердечность, - снова заговорил он, - этот тип
уходит из дому часов в пять утра, даже записки не оставляет и уносит с
собой решительно все, на что только смог наложить свои вонючие грязные
лапы. - Он сделал паузу, чтобы затянуться, и выпустил дым изо рта тонкой
свистящей струйкой. - Я не хочу даже говорить об этом. Право же, не хочу.
- Он взглянул на Джинни. - У вас прелестное пальто, - сказал он,
поднявшись с кресла. Подойдя к Джинни, он взялся за отворот ее пальто и
потер его между пальцами. - Прелесть какая. Первый раз после войны вижу
к_а_ч_е_с_т_в_е_н_н_у_ю_ верблюжью шерсть. Разрешите узнать, где вы его
приобрели?
- Мама привезла мне его из Нассо.
Молодой человек глубокомысленно кивнул и стал пятиться к своему
креслу.
- Это, знаете ли, одно из немногих мест, где можно достать
к_а_ч_е_с_т_в_е_н_н_у_ю_ верблюжью шерсть. - Он сел. - И долго она там
пробыла?
- Что? - спросила Джинни.
- Ваша мама долго там пробыла? Я потому спрашиваю, что _м_о_я_ мама
провела там декабрь. И часть января. Обычно я езжу с ней, но этот город
был такой суматошный - я просто не мог вырваться.
- Она была там в феврале, - сказала Джинни.
- Изумительно. А где она останавливалась? Вы не знаете?
- У моей тетки.
Он кивнул.
- Разрешите узнать, как вас зовут? Полагаю, вы подруга сестры
Фрэнклина?
- Мы из одного класса, - сказала Джинни, оставляя первый вопрос без
ответа.
- Вы не та знаменитая Мэксин, о которой рассказывает Селина?
- Нет, - ответила Джинни.
Молодой человек вдруг принялся чистить ладонью манжеты брюк.
- Я с ног до головы облеплен собачью шерстью, - пояснил он. - Мама
уехала на уикэнд в Вашингтон и водворила своего пса ко мне. Песик, знаете
ли, премилый. Но что за гадкие манеры! У вас есть собака?
- Нет.
- Вообще-то, я считаю - это жестоко, держать их в городе. - Он кончил
чистить брюки, уселся поглубже в кресло и снова взглянул на свои ручные
часы. - _С_л_у_ч_а_я_ н_е_ б_ы_л_о, чтобы этот человек куда-нибудь поспел
вовремя. Мы идем смотреть "Красавицу и чудовище" Как-то - а на этот фильм,
знаете ли, непременно надо поспеть вовремя. Потому что иначе весь _ш_а_р_м
пропадает. Вы его смотрели?
- Нет.
- О, посмотрите непременно. Я его восемь раз видел. Совершенно
гениально. Вот уже несколько месяцев пытаюсь затащить на него Фрэнклина. -
Он безнадежно покачал головой. - Ну и вкус у него... Во время войны мы
вместе работали в одном ужасном месте, и этот человек упорно таскал меня
на самые немыслимые фильмы в мире. Мы смотрели гангстерские фильмы,
вестерны, мюзиклы...
- А вы тоже работали на авиационном заводе? - спросила Джинни.
- О боже, да. Годы, годы и годы. Только не будем говорить об этом,
прошу вас.
- А что у вас тоже плохое сердце?
- Бог мой, нет. Тьфу-тьфу, постучу по дереву. - И он дважды стукнул
по ручке кресла. - У меня здоровье крепкое, как у...
Тут в дверях появилась Селина, Джинни вскочила и пошла ей навстречу.
Селина успела переодеться, она была уже не в шортах, а в платье - деталь,
которая в другое время обозлила бы Джинни.
- Извини, что заставила тебя ждать, - сказала она лживым голосом, -
но мне пришлось дожидаться, пока проснется мама... Привет, Эрик!
- Привет, привет!
- Мне все равно денег не нужно, - сказала Джинни, понизив голос так,
чтобы ее слышала одна Селина.
- Что?
- Я передумала. Я хочу сказать - ты все время приносишь теннисные
мячи, и вообще. Я про это совсем забыла.
- Но ты же говорила - раз они мне ни гроша не стоят...
- Проводи меня до лифта, - быстро сказала Джинни и вышла первая, не
прощаясь с Эриком.
- Но, по-моему, ты говорила, что вечером идешь в кино, что тебе нужны
деньги, и вообще, - сказала в коридоре Селина.
- Нет, я слишком устала, - ответила Джинни и нагнулась, чтобы собрать
свои теннисные пожитки. - Слушай, я после обеда позвоню тебе. У тебя на
вечер никаких особых планов нет? Может, я зайду.
Селина смотрела на нее во все глаза.
- Ладно, - сказала она.
Джинни открыла входную дверь и пошла к лифту.
- Познакомилась с твоим братом, - сообщила она, нажав кнопку.
- Да? Вот тип, правда?
- А кстати, что он делает? - словно невзначай осведомилась Джинни. -
Работает или еще что?
- Только что уволился. Папа хочет, чтобы он вернулся в колледж, а он
не желает.
- Почему?
- Да не знаю. Говорит - ему уже поздно, и вообще.
- Сколько же ему лет?
- Да не знаю. Двадцать четыре, что ли.
Дверцы лифта разошлись в стороны.
- Так я попозже позвоню тебе! - сказала Джинни.
Выйдя из Селининого дома, она пошла в западном направлении, к
автобусной остановке на Лексингтон-авеню. Между Третьей и Лексингтон-авеню
она сунула руку в карман пальто, чтобы достать кошелек, и наткнулась на
половинку сандвича. Джинни вынула сандвич и опустила было руку, чтобы
бросить его здесь же, на улице, но потом засунула обратно в карман.
За несколько лет перед тем она три дня не могла набраться духу и
выкинуть подаренного ей на пасху цыпленка, которого обнаружила, уже
дохлого, на опилках в своей мусорной корзинке.

1 2