А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Катаев Евгений

Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932)


 

Здесь выложена электронная книга Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) автора по имени Катаев Евгений. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Катаев Евгений - Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932).

Размер архива с книгой Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) равняется 99.91 KB

Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) - Катаев Евгений => скачать бесплатную электронную книгу






Евгений Петров: «Рассказы, очерки, фельетоны (1924—1932)»

Евгений Петров
Рассказы, очерки, фельетоны (1924—1932)


Vitmaier
«Илья Ильф и Евгений Петров. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5.»: Художественная литература; Москва; 1961
Евгений ПетровРАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ, ФЕЛЬЕТОНЫ (1924—1932) Идейный Нинудыкин Вася Никудыкин ударил себя по впалой груди кулаком и сказал:— К черту стыд, который мешает нам установить истинное равенство полов!.. Долой штаны и долой юбки!.. К черту тряпки, прикрывающие самое прекрасное, самое изящное, что есть на свете, — человеческое тело!.. Мы все выйдем на улицы и площади без этих постыдных одежд!.. Мы будем останавливать прохожих и говорить им: «Прохожие, вы должны последовать нашему примеру! Вы должны оголиться!» Итак, долой стыд!.. Уррррра!..— И все это ты врешь, Никудыкин. Никуда ты не пойдешь. И штанов ты, Никудыкин, не снимешь, — сказал один из восторженных почитателей.— Кто? Я не сниму штанов? — спросил Никудыкин упавшим голосом.— Именно ты. Не снимешь штанов.— И не выйду голым?— И не выйдешь голым.Никудыкин побледнел, но отступление было отрезано.— И пойду, — пробормотал он уныло, — и пойду…Прикрывая рукой большой синий чирий на боку, Никудыкин тяжело вздохнул и вышел на улицу.Накрапывал колючий дождик.Корчась от холода и переминаясь кривыми волосатыми ногами, Никудыкин стал пробираться к центру. Прохожие подозрительно косились на сгорбленную лиловую фигуру Никудыкина и торопились по своим делам.«Ничего, — думал отважный Никудыкин, лязгая зубами, — н… н… иче-го… погодите, голубчики, вот влезу в трамвай и сделаю демонстрацию! Посмотрим, что вы тогда запоете, жалкие людишки в штанах!..»Никудыкин влез в трамвай.— Возьмите билет, гражданин, — сказал строгий кондуктор.Никудыкин машинально полез рукой туда, где у людей бывают карманы, наткнулся на чирий и подумал: «Сделаю демонстрацию».— Долой, это самое… — пролепетал он, — штаны и юбки!— Гражданин, не задерживайте вагон! Сойдите!— Долой тряпки, прикрывающие самое прекрасное, что есть на свете, — человеческое тело! — отважно сказал Никудыкин.— Это черт знает что! — возмутились пассажиры. — Возьмите билет или убирайтесь отсюда!«Слепые люди, — подумал Никудыкин, отступая к задней площадке, — они даже не замечают, что я голый».— Я голый и этим горжусь, — сказал он, криво улыбаясь.— Нет, это какое-то невиданное нахальство! — зашумели пассажиры. — Этот фрукт уже пять минут задерживает вагон! Кондуктор, примите меры!И кондуктор принял меры.Очутившись на мостовой, Никудыкин потер ушибленное колено и поплелся на Театральную площадь.«Теперь нужно сделать большую демонстрацию, — подумал он. — Стану посредине площади и скажу речь. Или лучше остановлю прохожего и скажу ему: прохожий, вы должны оголиться».Кожа Никудыкина, успевшая во время путешествия переменить все цвета радуги, была похожа на зеленый шагреневый портфель. Челюсти от холода отбивали чечетку. Руки и ноги скрючились.Никудыкин схватил пожилого гражданина за полу пальто.— П…п… прохожий… вввввв… долой… ввввв… штаны… вввввв…Прохожий деловито сунул в никудыкинскую ладонь новенький, блестящий гривенник и строго сказал:— Работать надо, молодой человек, а не груши околачивать! Тогда и штаны будут. Так-то.— Да ведь я же принципиально голый, — пролепетал Никудыкин, рыдая. — Голый ведь я… Оголитесь, гражданин, и вы… Не скрывайте свою красо…— А ты, братец, работай и не будешь голый! — нравоучительно сказал прохожий.Никудыкин посмотрел на гривенник и заплакал. Ночевал он в милиции.
1924 Гусь и украденные доски Рассказ провинциального поэта
Ксаверий Гусь обладал двумя несомненными и общепризнанными качествами: большим красным носом и не менее большой эрудицией. Первое было необъяснимо. Второе он заимствовал на юридическом факультете. До революции он был помощником присяжного поверенного. О своем былом величии он вспоминал редко, предпочитая довольствоваться величием настоящего. Впрочем, служба в Уголовном розыске не мешала ему петь баритоном (именно баритоном): «Во Францию два гренадера…» под мой аккомпанемент в нашем неприхотливом сельском театре.Я служил в «Югросте» районным корреспондентом. Служил честно и ревностно: разъезжал по волисполкомам и собирал животрепещущие сведения. В то, полное лишений, но от этого трижды прекрасное время я за день успевал бывать в разных концах моего района. В невозмутимых немецких колониях я рычал передовицы и хронику с клубных подмостков (систематическое проведение устных газет на местах). В безалаберных украинских селах я лихорадочно записывал в блокнот повестки дня очередных волсъездов. В степных хуторках я воевал со стаями одичавших собак. А сидя в подводе, нырявшей в желтых хлебах и зарослях кукурузы, под синим украинским небом я сочинял стихи. Все шло прекрасно, если бы не эта встреча. Эта встреча меня подкосила.Мы встретились с ним в Народном доме. Я сидел за пианино. Рядом со мною сидела она. Она была блондинкой и, занимаясь педагогической деятельностью в местной школе, незадолго до этого знаменательного дня покорила мое честное корреспондентское сердце. Он вошел в залу в сопровождении милиционера, смерил мою соседку с головы до ног и сказал своему попутчику свистящим шепотом:— А она недурна, эта блондинка.Потом он посмотрел на меня в упор и сказал:— Потрудитесь предъявить ваши документы.Несмотря на июльскую температуру и трехаршинный мандат в кармане, я похолодел.— Позвольте, товарищ, в чем дело? Кто вы такой?— Кто я такой? Это мне нравится, — сказал он, поглядывая на мою даму, — я начальник Уголовного розыска Первого района. Потрудитесь предъявить документы, ибо в противном случае я буду вынужден вас арестовать.Он внимательно прочитал мой широковещательный мандат.— Простите. Маленькое недоразумение. Я ошибся. Во всяком случае, будем знакомы. — Он протянул руку. — Гусь. Ксаверий. А это милиционер Буфалов. Теперь ты, Буфалов, иди в район и скажи Перцману, что я сейчас приду.Он познакомился с моей блондинкой и, живописно облокотившись на пианино, стал говорить. Он начал музыкой и кончил грустным повествованием о краже со взломом двух гнедых кобыл. В промежутке он сообщил нам, что у него есть жена — пианистка и брат — секретарь Губревтрибунала.Вечером мы были уже друзьями. Разгуливая по главной улице села, мы говорили, говорили и говорили. Он с энтузиазмом рассказывал о своих приключениях. Я восторгался. Слова: рецидивист, взломщик, убийца и бандит склонялись нами в единственном и множественном числе в продолжение четырех часов. Я был подавлен величием моего нового приятеля. Он предложил мне поступить в Уголовный розыск. Я долго не решался. Он корил меня. Он рисовал мне соблазнительные картины. Он показал мне «кольт». Я согласился.Лежа в постели, я впервые за две недели не думал о покорившей меня блондинке. Я думал о моей будущей карьере. Мне приснился ужасный сон: я сидел в засаде и, сжимая в руке «кольт», поджидал бандита. Он появился. Я крикнул «руки вверх» Он, не обращая на меня внимания, шел. Я спустил курок. Осечка. Еще раз. Осечка. Еще. Осечка. Бандит шел прямо на меня. В его руке сверкнула бомба… Я проснулся, обливаясь холодным потом. Рассветало. Пели петухи.В десять часов утра я был уже в милиции. Дежурный милиционер указал мне на дверь с табличкой — «Кабинет начальника Уголовного розыска. Без доклада не входить». Я был ошеломлен. Я попросил милиционера доложить о себе. Милиционер доложить отказался и, пнув ногой дверь, пригласил меня войти.В небольшой комнате с деревянным полом и ободранными обоями стоял большой стол. За столом сидели Гусь и неизвестный мне здоровенный мужчина, который склеивал вместе несколько больших, испещренных цифрами, листов бумаги. Получалась простыня, которую он аккуратно развешивал на спинках стульев. В то время я был еще наивен В то время я еще не знал, что эта простыня просто-напросто отчетная цифровая ведомость за июнь месяц.Гусь встретил меня с достоинством.— Здравствуйте. Познакомьтесь. Мой сотрудник Перцман. А это, Перцман, ваш будущий коллега.— Вы умеете вести настольный реестр? — прогудел Перцман.Этот вопрос поставил меня в тупик. Я пробормотал что-то о борьбе с бандитами.— Какие там бандиты, когда чуть ли не каждый день нужно всякие ведомости посылать в Управление.Перцман злобно плюнул и продолжал клеить.— Молчите, Яша. Что вы мутите человека. Не пройдет и недели, как я достану делопроизводителя, и все пойдет как по маслу. Пишите заявление, — сказал Гусь.Я написал. Он размашистым почерком наложил резолюцию: «Ходатайствую о зачислении», — и сказал:— Сегодня же я отошлю ваше заявление в город, и не позже, чем через три дня, вы сможете приступить к исполнению служебных обязанностей.Он порылся в делах и крикнул в пространство:— Дежурный! Приведите арестованного Сердюка.Мое сердце екнуло. Мне предстояло присутствовать при допросе. Даже сейчас, когда мое сердце за три года успело окаменеть, я без содрогания не могу вспомнить об этом допросе.Когда вводили арестованного, Гусь шепнул мне:— Смотрите и учитесь.Он облокотился на стол и уткнул нос в дела. Арестованный переминался. Я затаил дыхание. Перцман шуршал бумажной простыней. Минута напряженного молчания показалась мне вечностью. Вдруг Гусь вскочил и изо всей силы тарарахнул кулаком по столу.Я похолодел.— Где доски?! — закричал Гусь раздирающим голосом.— Не могу знать, — прошептал арестованный и, прижав руки к груди, побожился.— Где доски, я спрашиваю?!— Та я ж…— Где доски? Говори. Я все знаю. Куда ты их спрятал?— Ей-богу, не знаю. Товарищ начальник, вы дядьку Митро допросите. Они вам усе подтвердят, как я в тот день дома сидел.— Где доски?!Арестованный молитвенно сложил руки. Гусь с рычанием бегал вокруг него и потрясал кулаками стол. Я замер. Перцман спокойно клеил. Гусь с добросовестностью испорченного граммофона хрипел:— Где доски? Говори! Где доски? Говори! Где доски? Говори!!Арестованный молитвенно сложил руки.Гусь сел па свое место и стал перелистывать дело. Он, несомненно, что-то замышлял. Перцман сложил простыню и стал запаковывать ее в конверт, равный по величине детскому гробику.Гусь судорожным движением откинул волосы и откашлялся. Глаза его наполнились слезами. Он начал проникновенным голосом:— Эх, Сердюк, Сердюк… Кажется, таким хорошим хозяином были… Да вы садитесь. Да… Нехорошо, нехорошо… Значит, вы утверждаете, что о досках, которые вы укра… то есть взяли, вы якобы понятия не имеете? Да?— Так точно, — сказал арестованный и сделал глотательное движение, — не могу знать.— Так, так… — продолжал Гусь, — а я вот имею понятие. Да. А так как вы не хотите мне об этом рассказать, то я вам расскажу. В ночь с тринадцатого на четырнадцатое июня у гражданина села Васильевки Гоговича неизвестными злоумышленниками были похищены пять сосновых досок. Кража пустяшная, но дело, конечно, не в количестве и не в качестве украденного, а в принципе. Вы меня понимаете?— Так точно, — прошептал арестованный, — очень хорошо понимаем. Только я…— Ну-с, — продолжал Гусь, — как же это произошло? А вот как это произошло: некий крестьянин, ни в чем ранее не замеченный, хороший и семейный хозяин, не отдавая сам себе отчета в том, что он делает, и находясь, я бы сказал, в состоянии аффекта, по фамилии Сердюк, сказал своему приятелю… Этому, ну, как его? Черт возьми, забыл его фамилию…Гусь щелкнул пальцами и взглянул на свою «жертву».— Как его фамилия?— Не могу знать.Гусь поморщился.— Ну, все равно, скажем — иксу. Так вот, он сказал иксу: «Послушай, икс, давай пойдем к Гоговичу и возьмем у него пять сосновых досок». «Давай, — сказал икс, — пойдем и возьмем у Гоговича пять сосновых досок». Они пошли. Это было в ночь с тринадцатого на четырнадцатое июня. Была безлунная ночь. Где-то лаяли собаки (Гусь подмигнул мне глазом). Сердюк и икс перелезли через заборчик и подошли к сараю. Собака Гоговича залаяла. Сердюк и икс сломали замок, вошли в сарай, взяли доски и вынесли таковые из усадьбы вышеуказанного Гоговича. Непосредственно затем они спрятали эти доски. Я знаю, куда они спрятали эти доски. Я даже очень хорошо знаю, куда они спрятали вышеуказанные доски; но я не хочу сейчас об этом говорить. Я хочу, чтобы вы сами нам об этом рассказали. Почему же я хочу, чтобы вы сами нам об этом рассказали? А вот почему. Потому что мне жалко вас. Мне жалко вашей погибшей молодости. Мне жалко вашей бедной покинутой жены. Мне жалко ваших крошечных детей, которые, хватаясь ручонками за… за что попало, будут кричать: «Где наш папа?» Да… Дело не в досках. В конце концов что такое доски? Ерунда. Тем более что в любой момент я могу их взять, так как знаю, где они спрятаны. Но что тогда будет с вами? Вас запрут в тюрьму. Да. Возьмут и запрут в тюрьму. Запрут не за то, что вы взяли доски. Нет. А за то, что не хотите в этом сознаться. Если вы сознаетесь, я вас сейчас же освобожу. В противном случае я принужден буду запереть вас в тюрьму. Скажите только одно слово: сознаюсь — и вы свободны. Ну?— Сознаюсь, — прошептал арестованный и махнул рукой.Гусь ожил.— Вот и великолепно. Я так и зная, что вы сознаетесь.Гусь торжествующе посмотрел на меня. Арестованный встал и покосился на дверь.— Мне можно идти?— Постойте! Где же доски?— Да вы ж, товарищ начальник, знаете, а мы не можем знать, потому мы такими делами не занимаемся.— Да ведь вы сказали — «сознаюсь»?— Не могу знать.Гусь вскочил и треснул кулаком по столу.— Какого ж черта ты мне морочил голову столько времени?Вежливый арестованный молчал.— А? Как вам нравится этот фрукт? — спросил меня Гусь.Гусь взял лист бумаги и обмакнул перо в чернила.— Ну-с, Сердюк, теперь мы приступим к официальной части допроса. Как твоя фамилия?— Моторный.Я взглянул на Гуся и ужаснулся. На его лице прыгала ядовитая усмешка. Он прошипел:— Что? Вы говорите, то есть, вернее, вы выдаете себя за Моторного? Так я вас понимаю?Арестованный стал на колени.— Ваше сия… Господин товарищ начальник… Ей-богу… — Он перекрестился. — Я Моторный. Павло. Хоть всю деревню спросите. Сердюк Васька в одной камере со мной сидит. Что самогонку гонял — это верно. Было такое. Сознаюсь. А воровать — никак нет… Не решаюсь… — Он зарыдал.Гусь прогулялся вокруг стола и стал насвистывать: «Во Францию два гренадера»… Моего взгляда он избегал.Когда арестованного увели, Гусь закричал в пространство:— Дежурный! Приведите Сердюка! Для допроса. Понимаете? — Сер-дю-ка!!!Я вышел на носках.
1927 Семейное счастье I К дому № 6, что по Козихину переулку, с двух противоположных сторон приближаются два совершенно различных по виду человека. А так как дом № 6 является местом действия предлагаемого вниманию читателей рассказа и приближающиеся к дому люди суть герои этого рассказа, автор пользуется случаем для того, чтобы познакомить читателя с вышеозначенными героями, пока они не успели еще столкнуться в подворотне.Абраша Пурис носит очки и отличается стойкостью характера. Если разбудить Абрашу ночью и спросить его, что такое капитал, — Абраша бодро сядет на постели и ответит на этот ехидный вопрос лучше самого Богданова, популярного автора той самой политэкономии, которую Абраша любит больше всего на свете. Абраша Пурис — светлый идеалист. Он может целый день ничего не есть, и не потому, что у него нет денег, а потому, что принятие пищи — очень хлопотливое дело, в особенности если оно связано с хождением в столовку. Идет Абраша по улице быстро, натыкаясь на прохожих и ежеминутно рискуя попасть под колеса автомобиля. К груди Абраша прижимает столбик толстых книг, придерживая их для крепости подбородком. Под мышкой у Абраши пачка газет, которые рассыпаются. Случается это обыкновенно в самом центре какой-нибудь большой и шумной площади. Чтобы спасти газеты, Абраша осторожно ставит книги на мостовую и начинает гоняться за газетами, как хлопотливая хозяйка гоняется за курицей для того, чтобы ее зарезать. Наконец Абраша подбирает газеты, спокойно свертывает их в тугую пачку и, зажав ее правой рукой, пытается при помощи свободной левой и подбородка поднять книги и установить их на груди. На помощь Абраше приходят нетерпеливый шофер ближайшего автобуса, постовой милиционер и несколько добровольцев из публики. Прижав книги подбородком, Абраша лепечет своим спасителям слова благодарности и со сбившимися на нос очками смело отправляется в дальнейший путь, расталкивая прохожих, спотыкаясь и пугая ломовых лошадей. Абраша очень худ и черен. Его кожанка до такой степени вытерлась и порыжела, что, похожа скорее на уцелевшее со времен турецкой войны боевое седло, чем на общеизвестную часть мужского туалета, именуемую курткой.Жоржик Мухин носит галстук бабочкой, чистит ботинки кремом «Функ», брюки — веничком «Счастье холостяка», а зубы — пастой «Идеал девушки». По воскресеньям Жоржик бреется самобрейкой «Жиллет» и ходит в кинематограф «III Интернационал».

Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) - Катаев Евгений => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) автора Катаев Евгений дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Катаев Евгений - Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932).
Если после завершения чтения книги Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932) вы захотите почитать и другие книги Катаев Евгений, тогда зайдите на страницу писателя Катаев Евгений - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932), то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Катаев Евгений, написавшего книгу Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932), к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932); Катаев Евгений, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн