В предшествовавшую осень, как вам, я думаю, известно, это произошло ранее, чем бывает. Скоты, видя, что уже им в полях недостает пропитания, отрезвились от обольщений суетною надеждою вольности и добровольно стали возвращаться в свои загоны. Тогда пришли с покорными головами и главные возмутители: бугай, взволновавший рогачей, и рыжий жеребец, поднявший к бунту копытников. И того и другого постигла жестокая кара: бугай, по приговору, составленному Омельком и конфирмованному мною, был подвергнут смертной казни чрез убиение дубинами, а жеребец — потере производительных способностей и запряжке в хомуте для возки тяжестей. Прочие, по справедливому и нелицеприятному дознанию, произведенному Омельком, понесли наказание соразмерно степени их виновности.
Так окончился скотской бунт у нас, явление необыкновенное, своеобразное и, сколько нам известно, нигде и никогда не слыханное. С наступлением зимнего времени все успокоилось, но что дальше будет — покажет весна. Нельзя поручиться, чтобы в следующее лето или когда-нибудь в последующие годы не повторились виденные нами чудеса, хотя благоразумный и бдительный Омелько принимает самые деятельные меры, чтобы они более у нас не повторялись.
Виталий Третьяков.
Революция: Неизвестный сценарий Николая Костомарова
Когда пять лет назад я впервые прочитал рассказ Николая Костомарова «Скотской бунт», имя этого историка и писателя можно было найти только в справочниках и энциклопедиях. А книги его, включая фундаментальную «Русскую историю в жизнеописаниях ее главнейших деятелей», не переиздавались. Причина — «украинский национализм», ярлык, приклеенный к Костомарову еще в дореволюционные годы, но с удовольствием подхваченный советскими исследователями.
Сегодня и исторические и художественные произведения Костомарова появляются одно за другим. «Скотской бунт» — впервые в этой публикации. Впервые с 1917 года.
Мое желание напечатать этот рассказ сразу же, как я, «по наводке» московского библиофила Игоря Захарова, прочитал его, укрепилось, когда обнаружилось, что даже в каталоге Ленинской библиотеки за Николаем Костомаровым такового произведения не числится. Таким образом, «Скотской бунт» — вещь, неизвестная не только широкой публике, но и специалистам, включая специалистов по отечественной литературной утопии. А ведь это — сегодня читатель имеет возможность убедиться в правильности моего утверждения классическое произведение в жанре утопии. Более того, оно предвосхитило всемирно знаменитую «Звероферму» (или «Скотный двор», «Ферму животных» — по другим переводам) Джорджа Оруэлла.
Литературная утопия, рисующая прелести будущего мира, восходит к античной литературе, к сюжетам о «золотом веке». Ее политически заостренная разновидность антиутопия — значительно моложе. Родоначальником современной антиутопии считается англичанин Самуэль Батлер, выпустивший в 1872 году роман «Едгин». Антиутопия рассказывает не о прекрасном в будущем, а о том страшном, чем этот порыв к прекрасному чреват. Сегодня мы знаем имя этого страшного — тоталитаризм.
«Скотный двор» Оруэлла — прогноз, основанный, впрочем, на достаточно конкретных, если вспомнить время написания этой книги -1945 г., политических и географических реалиях — Германии Гитлера и СССР Сталина. Прогноз того, как развивается жизнь общества, в котором победила революция черни, или — по литературной метафоре Оруэлла — революция скотов.
Но эта метафора пришла в голову нашему соотечественнику Николаю Костомарову на шесть десятилетий раньше («Скотской бунт» был написан, видимо, в 1879-1880 гг.). И таким образом, Костомаров может быть отнесен, наряду с Батлером, к отцам современной литературной антиутопии. Я оставляю специалистам разбор исторических и литературных первоисточников костомаровского прозрения. Надеюсь, что отныне рассказ займет свое заслуженное и достойное место в антологиях не только русской, но и мировой антиутопии. Читатель сам может оценить и прогностические и художественные его качества — в наше время так уже не пишут, да, видимо, и не умеют писать. Это прекрасная русская литература XIX века; тем более обидно, что долгие годы «Скотской бунт» пребывал в безвестности.
Но все же и помимо специалистов, и до них мне хочется на правах публикатора сказать об этом произведении еще несколько слов.
После знакомства с рассказом Николая Костомарова я попытался опубликовать находку в советской печати — безуспешно, ибо редакторов пугала явная «антиреволюционная» направленность рассказа, а параллели с Оруэллом, через которые я пытался закрепить лидерство «нашего» мыслителя перед «не нашим», казались многим скорее недостатском, чем достоинством этого произведения. Ну могла ли в самом деле русская литература — великая русская литература XIX века! — породить что-либо, являющееся не «зеркалом русской революции», а предостережением от нее?!
Летом 1988 года в газете «Московские новости» были наконец опубликованы мои заметки «Джордж Оруэлл или Николай Костомаров?», в которых факт существования «Скотского бунта» был предан гласности. Вскорости я получил ряд запросов от зарубежных ученых на публикацию полного текста, но мужественно отказал им, так как желал, чтобы забытое произведение Николая Костомарова было впервые переиздано на его родине. Один из моих знакомых, узнав об этом, заявил, что я веду себя просто глупо: из ложно понятого патриотизма сам торможу публикацию. И он оказался прав — ни одно советское издательство, ни один журнал не проявили интереса к «Скотскому бунту» и после того, как «Московские новости» известили о его существовании.
Рассказ Николая Костомарова «Скотской бунт» был опубликован в журнале «Нива» (№ 34-37 за 1917 год). В примечании к публикации сказано: «Рукопись эта найдена при разборе бумаг покойного Николая Ивановича Костомарова и печатается с разрешения Литературного Фонда, которому принадлежит право собственности на все сочинения нашего знаменитого историка».
Почему рассказ оказался забытым, хотя и опубликован в «Ниве», журнале широко известном и популярном? Видимо, бурные события 1917-го и последующих лет, предсказанные Костомаровым в «Скотском бунте», вычеркнули из нашей памяти многое, публикацию в «Ниве» в том числе.
Публикатор костомаровского текста в «Ниве», безусловно, пытался хотя бы минимально повлиять на ход событий в России: текст появился в печати за несколько недель до Октября 1917-го. Но не услышаны были даже политически более авторитетные современники — что уж там до откровений давно умершего опального историка…
Время публикации рассказа, на мой взгляд, исключает возможность литературной мистификации — постановку имени историка, немало своих трудов посвятившего бунтам в России, под чужой текст. Существовавшая тогда свобода слома, прервавшаяся на целых семь десятилетий несколько месяцев спустя, не предполагала какой-либо игры в прятки.
Так или иначе, но специалисты, надеюсь, найдут доказательства того, что рассказ «Скотской бунт» действительно принадлежит перу Николая Ивановича Костомарова.
Мне же остается только пребывать в надежде, что отныне этот текст окончательно вернулся к нам из исторического и литературного небытия, что он войдет в собрания сочинений Николая Костомарова, что кому-то даже придет в голову мысль выпустить в одной книжке «Скотской бунт» Николая Костомарова и «Скотный двор» Джорджа Оруэлла.
1991 г.
1 2 3 4
Так окончился скотской бунт у нас, явление необыкновенное, своеобразное и, сколько нам известно, нигде и никогда не слыханное. С наступлением зимнего времени все успокоилось, но что дальше будет — покажет весна. Нельзя поручиться, чтобы в следующее лето или когда-нибудь в последующие годы не повторились виденные нами чудеса, хотя благоразумный и бдительный Омелько принимает самые деятельные меры, чтобы они более у нас не повторялись.
Виталий Третьяков.
Революция: Неизвестный сценарий Николая Костомарова
Когда пять лет назад я впервые прочитал рассказ Николая Костомарова «Скотской бунт», имя этого историка и писателя можно было найти только в справочниках и энциклопедиях. А книги его, включая фундаментальную «Русскую историю в жизнеописаниях ее главнейших деятелей», не переиздавались. Причина — «украинский национализм», ярлык, приклеенный к Костомарову еще в дореволюционные годы, но с удовольствием подхваченный советскими исследователями.
Сегодня и исторические и художественные произведения Костомарова появляются одно за другим. «Скотской бунт» — впервые в этой публикации. Впервые с 1917 года.
Мое желание напечатать этот рассказ сразу же, как я, «по наводке» московского библиофила Игоря Захарова, прочитал его, укрепилось, когда обнаружилось, что даже в каталоге Ленинской библиотеки за Николаем Костомаровым такового произведения не числится. Таким образом, «Скотской бунт» — вещь, неизвестная не только широкой публике, но и специалистам, включая специалистов по отечественной литературной утопии. А ведь это — сегодня читатель имеет возможность убедиться в правильности моего утверждения классическое произведение в жанре утопии. Более того, оно предвосхитило всемирно знаменитую «Звероферму» (или «Скотный двор», «Ферму животных» — по другим переводам) Джорджа Оруэлла.
Литературная утопия, рисующая прелести будущего мира, восходит к античной литературе, к сюжетам о «золотом веке». Ее политически заостренная разновидность антиутопия — значительно моложе. Родоначальником современной антиутопии считается англичанин Самуэль Батлер, выпустивший в 1872 году роман «Едгин». Антиутопия рассказывает не о прекрасном в будущем, а о том страшном, чем этот порыв к прекрасному чреват. Сегодня мы знаем имя этого страшного — тоталитаризм.
«Скотный двор» Оруэлла — прогноз, основанный, впрочем, на достаточно конкретных, если вспомнить время написания этой книги -1945 г., политических и географических реалиях — Германии Гитлера и СССР Сталина. Прогноз того, как развивается жизнь общества, в котором победила революция черни, или — по литературной метафоре Оруэлла — революция скотов.
Но эта метафора пришла в голову нашему соотечественнику Николаю Костомарову на шесть десятилетий раньше («Скотской бунт» был написан, видимо, в 1879-1880 гг.). И таким образом, Костомаров может быть отнесен, наряду с Батлером, к отцам современной литературной антиутопии. Я оставляю специалистам разбор исторических и литературных первоисточников костомаровского прозрения. Надеюсь, что отныне рассказ займет свое заслуженное и достойное место в антологиях не только русской, но и мировой антиутопии. Читатель сам может оценить и прогностические и художественные его качества — в наше время так уже не пишут, да, видимо, и не умеют писать. Это прекрасная русская литература XIX века; тем более обидно, что долгие годы «Скотской бунт» пребывал в безвестности.
Но все же и помимо специалистов, и до них мне хочется на правах публикатора сказать об этом произведении еще несколько слов.
После знакомства с рассказом Николая Костомарова я попытался опубликовать находку в советской печати — безуспешно, ибо редакторов пугала явная «антиреволюционная» направленность рассказа, а параллели с Оруэллом, через которые я пытался закрепить лидерство «нашего» мыслителя перед «не нашим», казались многим скорее недостатском, чем достоинством этого произведения. Ну могла ли в самом деле русская литература — великая русская литература XIX века! — породить что-либо, являющееся не «зеркалом русской революции», а предостережением от нее?!
Летом 1988 года в газете «Московские новости» были наконец опубликованы мои заметки «Джордж Оруэлл или Николай Костомаров?», в которых факт существования «Скотского бунта» был предан гласности. Вскорости я получил ряд запросов от зарубежных ученых на публикацию полного текста, но мужественно отказал им, так как желал, чтобы забытое произведение Николая Костомарова было впервые переиздано на его родине. Один из моих знакомых, узнав об этом, заявил, что я веду себя просто глупо: из ложно понятого патриотизма сам торможу публикацию. И он оказался прав — ни одно советское издательство, ни один журнал не проявили интереса к «Скотскому бунту» и после того, как «Московские новости» известили о его существовании.
Рассказ Николая Костомарова «Скотской бунт» был опубликован в журнале «Нива» (№ 34-37 за 1917 год). В примечании к публикации сказано: «Рукопись эта найдена при разборе бумаг покойного Николая Ивановича Костомарова и печатается с разрешения Литературного Фонда, которому принадлежит право собственности на все сочинения нашего знаменитого историка».
Почему рассказ оказался забытым, хотя и опубликован в «Ниве», журнале широко известном и популярном? Видимо, бурные события 1917-го и последующих лет, предсказанные Костомаровым в «Скотском бунте», вычеркнули из нашей памяти многое, публикацию в «Ниве» в том числе.
Публикатор костомаровского текста в «Ниве», безусловно, пытался хотя бы минимально повлиять на ход событий в России: текст появился в печати за несколько недель до Октября 1917-го. Но не услышаны были даже политически более авторитетные современники — что уж там до откровений давно умершего опального историка…
Время публикации рассказа, на мой взгляд, исключает возможность литературной мистификации — постановку имени историка, немало своих трудов посвятившего бунтам в России, под чужой текст. Существовавшая тогда свобода слома, прервавшаяся на целых семь десятилетий несколько месяцев спустя, не предполагала какой-либо игры в прятки.
Так или иначе, но специалисты, надеюсь, найдут доказательства того, что рассказ «Скотской бунт» действительно принадлежит перу Николая Ивановича Костомарова.
Мне же остается только пребывать в надежде, что отныне этот текст окончательно вернулся к нам из исторического и литературного небытия, что он войдет в собрания сочинений Николая Костомарова, что кому-то даже придет в голову мысль выпустить в одной книжке «Скотской бунт» Николая Костомарова и «Скотный двор» Джорджа Оруэлла.
1991 г.
1 2 3 4