Однако русские теперь особой активности не проявляют.
Здесь, как и везде, актуальна фраза из сообщения Главного командования вермахта, прозвучавшего несколько дней назад: «Из-за русской зимы крупные боевые действия на Востоке теперь невозможны». Кто как может готовится к зиме и живёт ожиданием весны. Это относится и к нам.
Среда, 17 декабря 1941 г.
В последние дни жестокий мороз несколько ослаб. Температуру от -16 до -11 градусов мы воспринимаем как приемлемую. Русские в последнее время оставили нас в покое, мы также великодушно позволили себе это сделать. Кажется, что ни у кого нет интереса к большим изменениям, и радуешься тому, что можешь оставаться там, где находишься, и обустраиваешься по мере своих сил.
Как же должен выглядеть Ленинград, крупный город, ворота России на Запад, находящийся с 8 сентября в осаде? В мирное время он насчитывает три миллиона жителей, сейчас сюда надо причислить ещё один миллион солдат. Уже в октябре мы слышали, что в осаждённом и частично разрушенном городе неистовствовали эпидемии и голод, ощущалась нехватка самого необходимого. Как же там сейчас, в холодное время года? Переживёт ли город, находящийся к тому же под ежедневным обстрелом наших орудий и бомбёжкой нашей авиации, эту зиму? Этого мы не знаем, высказывания перебежчиков в этом плане противоречивы.
К нам на позицию приходят работать из лагерного сборного пункта трое русских военнопленных. Они услужливые, смышлёные и ловкие, хотя очень медлительные в работе. От них мы научились разводить костёр прямо в снегу из сухих веток и клочка папиросной бумаги. Они с жадностью варят на таком костре конину, которую где-то раздобыли. Они абсолютно голодные. Из-за кусочка хлеба впадают в экстаз, обнажают голову и истово крестятся. У них неплохая одежда: прежде всего меховые шапки, прочная обувь и тёплые рукавицы. Но хорошее зимнее обмундирование — это лишь минимум того, что должен иметь русский солдат.
И ещё одно обстоятельство хотел бы я вам прояснить. Если раньше в письмах чаще говорилось, что тяжёлая артиллерия обстреливает цели в Ленинграде, то вы, наверное, полагали, что и мы в этом участвовали. Это не так. Мы уже много недель находимся в обороне, отражая попытки прорыва русских к Ленинграду.
Многочисленные письма, которые я получил от вас в последнее время, были для меня всякий раз радостью и растущей гарантией того, что мы вновь когда-нибудь встретимся. Здесь, когда находишься так далеко от дома, замечаешь, как любишь своих близких и что мы значим друг для друга. Лишь здесь понимаешь, что значит Родина и какими нитями с ней связан. Наши предки приравнивали слово «заграница» к понятию «чужбина». Сейчас мне стало совершенно ясно, что они под этим понимали. Не где-нибудь на Западе — в Голландии, Бельгии или во Франции — именно здесь, где тебя окружает однообразный лес, равнины, покосившиеся от ветра деревянные избушки, где нет ни железных, ни автомобильных дорог, на этом огромном пространстве бесконечной России, понимаешь, что тут «Заграница» в истинном смысле этого слова.
Какой печальной должна быть судьба наших военнопленных (недавно называли 30 000 пропавших без вести), и как их жаль. Их, а также всех других военнопленных — а это многие миллионы — надо ежедневно вспоминать в молитвах.
Отцу я отправил доверенность на право распоряжаться моим счётом в банке. Мне деньги сейчас не нужны, в отличие от вас. Ведь вы, как и все окружающие вас люди, страдаете от лишений. Это принесёт вам какое-то облегчение, чтобы пережить тяжёлое время. Я нахожусь на полном солдатском довольствии, а что будет завтра со мной — это я вверяю Всевышнему.
Итак, я желаю вам всего хорошего в новом году. Я смотрю в него с надеждой и охотно расстаюсь с прошлым, даже здесь, в блиндаже, под промёрзшей российской землёй.
Пятница, 19 декабря 1941 г.
Сегодня батарею покидают двое счастливчиков, которые, в отличие от нас, встречающих зиму в холодной пустыни России, направляются в учебный отпуск в один из немецких университетов. Но за эту особую поблажку они должны по полученной специальности прослужить в вермахте три года. Вернер Белен и Петер Линден из отделения вычислителей — первые из нас, кто вновь увидит родину. Вместо Белена вскоре должен появиться Фрезениус, выздоровевший после длительной желтухи. Второе место вычислителя свободно до 15 марта, пока Петер не вернётся. Но до этого работы ожидается не так много, поэтому мы с Альфредом Маршталлером будем вдвоём управляться за всё отделение.
Вахмистр, начальник столовой и ефрейтор посланы в Ригу для рождественских закупок на всю батарею. Но ведь это Россия! Через пять дней они вернулись. На попутных средствах им удалось отъехать лишь на 100 километров. Мороз парализовал всё движение, даже железную дорогу. Говорят, не хватает паровозов.
Воскресенье, 21 декабря 1941 г.
Печальный день для нас. Во время атаки погиб передовой наблюдатель вахмистр Опладен, получивший ранение в голову. Молодой, полный надежд мужчина, которого на батарее все ценили и уважали. Внезапно он покинул нас. После многих недель без потерь вновь перед нами предстала вся серьёзность войны. Радость предстоящего Рождества сменили всеобщая скорбь и печаль.
Понедельник, 22 декабря 1941 г.
После вчерашнего бурного дня — могильная тишина. Наш убитый товарищ Опладен, страшно обезображенный выстрелом в голову, вынесен с передовой и лежит в снегу, прикрытый еловыми ветками. Это было печальное предрождественское воскресенье. У меня немного болят ноги. Маршталлер подменяет меня по службе. Из дома пришло необъяснимое известие об отставке Браухича.
Вторник, 23 декабря 1941 г.
Пролежал весь день в блиндаже из-за ног и недомогания. Надеюсь, через несколько спокойных дней всё будет в порядке.
Среда, 24 декабря 1941 г.
Вчера раздалось лишь несколько выстрелов, а затем наступила мёртвая тишина, и после сверхчеловеческих усилий последних дней офицерами и солдатами овладело чувство совершенной опустошённости. Предпраздничное настроение улетучилось, и мы не ощущаем радости Рождества: 80 убитых и несколько сотен раненых на нашем участке фронта. При этом никакого успеха, и все рады, что отошли на исходные позиции. Теперь русские наверняка воспользуются нашим положением и лишат нас остатков рождественских праздников своими контратаками и артиллерийским огнём.
Таким было наше положение и наши мысли в ожидании Рождества. К тому же мы полагали, что долгожданная почта не подойдёт. И всё же оказалось, что и здесь радость Рождества всесильна и способна устранить самое сильное чувство депрессии. Я не знаю, как это произошло, но к полудню, когда подъезжала кухня с едой, вдруг все увидели за ней перегруженный автомобиль. Там оказалось то, о чём мы уже и не решались мечтать. С военной пунктуальностью прибыли рождественские подарки от командования сухопутных войск для солдат-фронтовиков. Они оказались исключительно обильными. Вновь намного больше, чем ожидалось. В Вестфалии в 1939 г. выдавался кулёк с пирожными и яблоками. В Гавре в 1940 г., кроме того, бутылка шампанского и торт, но то, что предлагалось здесь, на заснеженных полях восточного фронта, превзошло в третий рождественский с начала войны праздник все наши ожидания.
Мы проходили мимо раздатчика, держа ящик из-под боеприпасов. А затем разливалось всеобщее блаженство. Каждому выдавалось: 1 бутылка красного вина, 1 бутылка коньяка, 1/3 бутылки шампанского, 1 банка консервированных фруктов, 2 яблока, 60 сигарет, в том числе 40 немецких, табак, сигары, пачка бритвенных лезвий, 27 плиток шоколада, кекс, 4 пакетика с леденцами и почти фунт рождественских кондитерских изделий. Кроме того, пришли два больших мешка с почтой. Когда их развязали, то посыпались посылки и письма. Их получатели бежали к блиндажу, распаковывали содержимое и вдруг задумывались, а не устроить ли сразу же празднование Рождества? Так это и случилось. В лесу были найдены небольшие деревца, которым затем нашлось место в тесных блиндажах. Украшениями послужили обнаруженные в посылках рождественские свечи и ёлочные украшения. Затем были разложены рождественские подарки, и вскоре праздник Рождества в блиндажах, рассчитанных на три человека, был в полном разгаре. И когда после трёх часов наступили сумерки, то вокруг всё стало тихо. Казалось, что рождественская ночь распространилась и на другие участки фронта. Вдруг проявилось всё то, что сопутствует этому празднику: рождественская тишина, рождественский мир, рождественская радость. И всё это на ледяном фронте России. Из находящихся глубоко под землёй блиндажей стали пробиваться наружу рождественские песнопения. В полночь сквозь морозную ясную ночь далеко были слышны таинственные мелодии. Где-то в сопровождении трубы хор пел: «Тихая ночь, святая ночь».
Из-за своих больных ног я лежал в блиндаже. Альфред зажёг огонь и намазал мне бутерброд, но настроение у нас не было праздничным. Дрова кончались, и надо было идти за ними наружу. Альфред апатично сидел со мной у угасающего огня. После долгих уговоров он, наконец, пошёл в лес и принёс маленькую рождественскую ёлочку, затем нашлась пила, и скоро огонь вновь разгорелся. Вскоре появился транспорт с рождественскими подарками. Альфред посадил рождественскую ель в наполненный песком ящик из-под боеприпасов, а затем меня ненадолго попросили выйти из блиндажа вычислителей, который превратился в рождественский дворец. Чертёжные инструменты были убраны, а стол вместо скатерти был накрыт обратной стороной карты русской местности. Снарядная гильза, как подставка под ель, также была обернута белой бумагой, дерево было украшено золотой звездой, а перед ним в песок была воткнута свеча. Затем было выставлено рождественское угощение на троих, так как к нам со вчерашнего дня присоединился Хайнц Винен. В ходе наступательных боёв он был ранен и вчера после выздоровления вернулся из Германии из запасного артиллерийского дивизиона. Вместо Линдена его поселили к нам в блиндаж наблюдателей, и теперь он с нами празднует Рождество. В семь часов в блиндаж вошли Альфред и Винен. Когда они встали перед входом и посмотрели сквозь маленькое стеклянное оконце, я зажёг коптилку и открыл дверь со словами: «Дети мои, входите же!» Затем мы вместе пели: «Тихая ночь, святая ночь» и читали рождественские молитвы. Пожелав друг другу радостного Рождества, пожав от всего сердца руки, мы начали свой маленький праздник французским красным вином и немецкими рождественскими пирожными. Мы болтали о прошлом и о доме. Время от времени звонил телефон, но не для того чтобы передавать команды на открытие огня, а чтобы поздравить с Рождеством. Я позвонил в офицерский блиндаж. Там тоже было праздничное настроение. Оно ощущалось повсюду. Его можно было прочитать на каждом лице и уловить в любом слове. Ведь это было Рождество!
Четверг, 25 декабря 1941 г.
Сегодня Рождество. Я лежу в блиндаже и думаю о вас. Как вы провели праздник? Кто был из сестёр и братьев? Чувствует ли мама себя лучше, хорошо ли отец перенёс операцию, вернулось ли к нему зрение? Ответ на эти вопросы я получу лишь через несколько недель.
Пятница, 26 декабря 1941 г.
Первый день после Рождества прошёл в целом спокойно. Противник, казалось, тоже устал и почти не давал о себе знать. У нас было тихо, а с передовой приходили донесения: «Полное спокойствие на участке фронта». Значит, наши храбрые пехотинцы, несущие тяжёлую караульную службу, вопреки ожиданиям, также получили возможность маленького рождественского покоя. У меня всё относительно хорошо, только отморожены четыре пальца на ногах. Омертвевшее мясо отслаивается, и уже выросла новая кожа. Это продлится ещё несколько дней, затем, думаю, всё будет в порядке. С помощью средства против обморожения, которое я получил в посылке, соблюдая все предосторожности, я смогу без последствий перенести зиму.
Воскресенье, 28 декабря 1941 г.
Оставшиеся рождественские дни прошли спокойно. Лейтенант Брукманн, который теперь командует на огневой позиции, более приятный начальник, чем нервный «папаша Рихтер», отныне руководящий тыловыми службами на достаточном удалении от нас.
Вчера от вас пришла посылка с карбидом и войлочные тапки. Сердечное спасибо!
Вторник, 30 декабря 1941 г.
Итак, Фрезениус остался у нас. Из Дюссельдорфа он был послан в качестве курьера со срочными письмами к командиру артиллерийского полка. Он приехал, чтобы заодно навестить нас, и должен был сразу же возвращаться. Но надо же, господин Гоббин задержал его и послал другого вместо него с письмами в Германию. Таким образом, Гельмут вновь с нами и наше распавшееся из-за отъезда Линдена трио снова в полном составе.
Сегодня я вновь поднялся с постели и был целый день на ногах. Но из блиндажа ещё не выхожу. Ноги пока болят. Это продлится ещё несколько дней. Снаружи температура -20 градусов. Однажды был достигнут рекорд: -32 градуса. В мае здесь всё тает, так что треть зимы уже позади. Незадолго до Рождества в течение двух дней был даже +1 градус и всё начало таять. Очень неприятная вещь, так как все землянки через щели начали наполняться водой. Мы были рады, когда температура вновь понизилась. Весной оттепель принесёт нам «приятный» подарок, но до неё ещё далеко.
В последние дни русские по-прежнему нас почти не беспокоили, и мы их тоже. Но время от времени они активизируются, и мы также в отместку должны стрелять. Наша пехота в окопах по-прежнему стойко ведёт себя в трудных условиях. То, как она переносит эту погоду и здешние условия, просто вызывает восхищение. Здесь мы, артиллеристы, им уступаем.
Вообще на фронте, особенно на центральном участке, сводки вермахта сообщают о сильной наступательной деятельности русских. До сих пор атаки отражались с большими потерями для противника, но каковы размеры потерь с нашей стороны? При такой погоде любой бой, как мы это совсем недавно пережили, кажется ужасным, и остаётся только надеяться, что боевая деятельность с обеих сторон стихнет, и, насколько это возможно, вообще прекратится.
Сегодня был доставлен ящик с 50 книгами, и мне сразу же было поручено заведовать ими. Книги собраны администрацией Аахена. Среди них есть действительно ценные вещи. Но я опасаюсь, что из-за плохого освещения кое-кто может испортить зрение. Благодаря вашей посылке сейчас в блиндаже горит карбидная лампа, освещая помещение спокойным светлым сиянием. Свечи я получил на Рождество в достаточном количестве. Мой блиндаж самый светлый. Те, у кого нет спичек, по утрам приходят сюда за огнём. А другие постоянно пишут здесь письма, либо читают. Часто блиндаж забит до отказа.
Среда, 31 декабря 1941 г.
Последний день уходящего злосчастного года принёс мне ещё один рождественский подарок: небольшую полевую печку для нашего блиндажа. Теперь дым и копоть должны прекратиться.
Из новогоднего призыва фюрера: «Сейчас бои на севере Европы стихли, в то время как в Восточной Азии японцы перешли в наступление». Из ежедневного распоряжения фюрера вермахту: «И если враг попытается зимой прорвать наш фронт, то мы сделаем всё, чтобы ему это не удалось. А весной с новыми силами возобновим борьбу, которая уничтожит большевистский мир».
1942 год, январь
Четверг, 1 января 1942 г.
Наш новогодний вечер был простым и скромным. Альфред, Гельмут, Карл Постлак и я вчетвером сидели в блиндаже вычислителей. Мы зажгли на ёлке свечу и пели любимые рождественские песни. В 22 часа началась небольшая артиллерийская дуэль с русскими, затем всё успокоилось, и мы вновь сидели, возвращаясь мыслями к прошлому. Какими щедрыми и весёлыми были эти дни в прошлом году в Гавре. Сейчас всё тихо и скромно, и мы радуемся, что все вместе сидим в тёплом блиндаже.
В 24 часа, в Новый год, в воздух полетели осветительные ракеты, началась стрельба, и мы запели: «Великий Боже, мы славим Тебя». Новый год приветствовал нас температурой — 34 градуса. Это пока рекорд мороза. Но безветренно, так что довольно терпимо. В короткие дневные часы светило солнце, превращая в сказку зимний лес, укутанный снегом. Я чувствую себя всё лучше и решился выйти из блиндажа. Через несколько дней надеюсь полностью выздороветь.
Сегодня в дополнение к гороховому супу были абрикосы. Радует, что даже в нынешних условиях у нас хорошее снабжение. Вновь, несмотря на транспортные сложности, точно в срок из Риги были доставлены водка и латвийский шнапс. Раньше я эти вещи не любил, но здесь, на холоде, чтобы согреться, выпиваю несколько капель. Отрицательных побочных явлений не ощущаю.
Что принесёт нам новый год, никто с определённостью сказать не может, а предположения самые различные. Ожидают на весну продолжения боёв с русскими, а в течение лета — окончания войны. Но что затем произойдёт? Как будут побеждены Англия, а затем Америка? Предположения делать никто не отваживается. В ожиданиях все очень осторожны, и конец войны отодвигают на далёкую перспективу, в лучшем случае — на осень 1943 г.
1 2 3 4 5
Здесь, как и везде, актуальна фраза из сообщения Главного командования вермахта, прозвучавшего несколько дней назад: «Из-за русской зимы крупные боевые действия на Востоке теперь невозможны». Кто как может готовится к зиме и живёт ожиданием весны. Это относится и к нам.
Среда, 17 декабря 1941 г.
В последние дни жестокий мороз несколько ослаб. Температуру от -16 до -11 градусов мы воспринимаем как приемлемую. Русские в последнее время оставили нас в покое, мы также великодушно позволили себе это сделать. Кажется, что ни у кого нет интереса к большим изменениям, и радуешься тому, что можешь оставаться там, где находишься, и обустраиваешься по мере своих сил.
Как же должен выглядеть Ленинград, крупный город, ворота России на Запад, находящийся с 8 сентября в осаде? В мирное время он насчитывает три миллиона жителей, сейчас сюда надо причислить ещё один миллион солдат. Уже в октябре мы слышали, что в осаждённом и частично разрушенном городе неистовствовали эпидемии и голод, ощущалась нехватка самого необходимого. Как же там сейчас, в холодное время года? Переживёт ли город, находящийся к тому же под ежедневным обстрелом наших орудий и бомбёжкой нашей авиации, эту зиму? Этого мы не знаем, высказывания перебежчиков в этом плане противоречивы.
К нам на позицию приходят работать из лагерного сборного пункта трое русских военнопленных. Они услужливые, смышлёные и ловкие, хотя очень медлительные в работе. От них мы научились разводить костёр прямо в снегу из сухих веток и клочка папиросной бумаги. Они с жадностью варят на таком костре конину, которую где-то раздобыли. Они абсолютно голодные. Из-за кусочка хлеба впадают в экстаз, обнажают голову и истово крестятся. У них неплохая одежда: прежде всего меховые шапки, прочная обувь и тёплые рукавицы. Но хорошее зимнее обмундирование — это лишь минимум того, что должен иметь русский солдат.
И ещё одно обстоятельство хотел бы я вам прояснить. Если раньше в письмах чаще говорилось, что тяжёлая артиллерия обстреливает цели в Ленинграде, то вы, наверное, полагали, что и мы в этом участвовали. Это не так. Мы уже много недель находимся в обороне, отражая попытки прорыва русских к Ленинграду.
Многочисленные письма, которые я получил от вас в последнее время, были для меня всякий раз радостью и растущей гарантией того, что мы вновь когда-нибудь встретимся. Здесь, когда находишься так далеко от дома, замечаешь, как любишь своих близких и что мы значим друг для друга. Лишь здесь понимаешь, что значит Родина и какими нитями с ней связан. Наши предки приравнивали слово «заграница» к понятию «чужбина». Сейчас мне стало совершенно ясно, что они под этим понимали. Не где-нибудь на Западе — в Голландии, Бельгии или во Франции — именно здесь, где тебя окружает однообразный лес, равнины, покосившиеся от ветра деревянные избушки, где нет ни железных, ни автомобильных дорог, на этом огромном пространстве бесконечной России, понимаешь, что тут «Заграница» в истинном смысле этого слова.
Какой печальной должна быть судьба наших военнопленных (недавно называли 30 000 пропавших без вести), и как их жаль. Их, а также всех других военнопленных — а это многие миллионы — надо ежедневно вспоминать в молитвах.
Отцу я отправил доверенность на право распоряжаться моим счётом в банке. Мне деньги сейчас не нужны, в отличие от вас. Ведь вы, как и все окружающие вас люди, страдаете от лишений. Это принесёт вам какое-то облегчение, чтобы пережить тяжёлое время. Я нахожусь на полном солдатском довольствии, а что будет завтра со мной — это я вверяю Всевышнему.
Итак, я желаю вам всего хорошего в новом году. Я смотрю в него с надеждой и охотно расстаюсь с прошлым, даже здесь, в блиндаже, под промёрзшей российской землёй.
Пятница, 19 декабря 1941 г.
Сегодня батарею покидают двое счастливчиков, которые, в отличие от нас, встречающих зиму в холодной пустыни России, направляются в учебный отпуск в один из немецких университетов. Но за эту особую поблажку они должны по полученной специальности прослужить в вермахте три года. Вернер Белен и Петер Линден из отделения вычислителей — первые из нас, кто вновь увидит родину. Вместо Белена вскоре должен появиться Фрезениус, выздоровевший после длительной желтухи. Второе место вычислителя свободно до 15 марта, пока Петер не вернётся. Но до этого работы ожидается не так много, поэтому мы с Альфредом Маршталлером будем вдвоём управляться за всё отделение.
Вахмистр, начальник столовой и ефрейтор посланы в Ригу для рождественских закупок на всю батарею. Но ведь это Россия! Через пять дней они вернулись. На попутных средствах им удалось отъехать лишь на 100 километров. Мороз парализовал всё движение, даже железную дорогу. Говорят, не хватает паровозов.
Воскресенье, 21 декабря 1941 г.
Печальный день для нас. Во время атаки погиб передовой наблюдатель вахмистр Опладен, получивший ранение в голову. Молодой, полный надежд мужчина, которого на батарее все ценили и уважали. Внезапно он покинул нас. После многих недель без потерь вновь перед нами предстала вся серьёзность войны. Радость предстоящего Рождества сменили всеобщая скорбь и печаль.
Понедельник, 22 декабря 1941 г.
После вчерашнего бурного дня — могильная тишина. Наш убитый товарищ Опладен, страшно обезображенный выстрелом в голову, вынесен с передовой и лежит в снегу, прикрытый еловыми ветками. Это было печальное предрождественское воскресенье. У меня немного болят ноги. Маршталлер подменяет меня по службе. Из дома пришло необъяснимое известие об отставке Браухича.
Вторник, 23 декабря 1941 г.
Пролежал весь день в блиндаже из-за ног и недомогания. Надеюсь, через несколько спокойных дней всё будет в порядке.
Среда, 24 декабря 1941 г.
Вчера раздалось лишь несколько выстрелов, а затем наступила мёртвая тишина, и после сверхчеловеческих усилий последних дней офицерами и солдатами овладело чувство совершенной опустошённости. Предпраздничное настроение улетучилось, и мы не ощущаем радости Рождества: 80 убитых и несколько сотен раненых на нашем участке фронта. При этом никакого успеха, и все рады, что отошли на исходные позиции. Теперь русские наверняка воспользуются нашим положением и лишат нас остатков рождественских праздников своими контратаками и артиллерийским огнём.
Таким было наше положение и наши мысли в ожидании Рождества. К тому же мы полагали, что долгожданная почта не подойдёт. И всё же оказалось, что и здесь радость Рождества всесильна и способна устранить самое сильное чувство депрессии. Я не знаю, как это произошло, но к полудню, когда подъезжала кухня с едой, вдруг все увидели за ней перегруженный автомобиль. Там оказалось то, о чём мы уже и не решались мечтать. С военной пунктуальностью прибыли рождественские подарки от командования сухопутных войск для солдат-фронтовиков. Они оказались исключительно обильными. Вновь намного больше, чем ожидалось. В Вестфалии в 1939 г. выдавался кулёк с пирожными и яблоками. В Гавре в 1940 г., кроме того, бутылка шампанского и торт, но то, что предлагалось здесь, на заснеженных полях восточного фронта, превзошло в третий рождественский с начала войны праздник все наши ожидания.
Мы проходили мимо раздатчика, держа ящик из-под боеприпасов. А затем разливалось всеобщее блаженство. Каждому выдавалось: 1 бутылка красного вина, 1 бутылка коньяка, 1/3 бутылки шампанского, 1 банка консервированных фруктов, 2 яблока, 60 сигарет, в том числе 40 немецких, табак, сигары, пачка бритвенных лезвий, 27 плиток шоколада, кекс, 4 пакетика с леденцами и почти фунт рождественских кондитерских изделий. Кроме того, пришли два больших мешка с почтой. Когда их развязали, то посыпались посылки и письма. Их получатели бежали к блиндажу, распаковывали содержимое и вдруг задумывались, а не устроить ли сразу же празднование Рождества? Так это и случилось. В лесу были найдены небольшие деревца, которым затем нашлось место в тесных блиндажах. Украшениями послужили обнаруженные в посылках рождественские свечи и ёлочные украшения. Затем были разложены рождественские подарки, и вскоре праздник Рождества в блиндажах, рассчитанных на три человека, был в полном разгаре. И когда после трёх часов наступили сумерки, то вокруг всё стало тихо. Казалось, что рождественская ночь распространилась и на другие участки фронта. Вдруг проявилось всё то, что сопутствует этому празднику: рождественская тишина, рождественский мир, рождественская радость. И всё это на ледяном фронте России. Из находящихся глубоко под землёй блиндажей стали пробиваться наружу рождественские песнопения. В полночь сквозь морозную ясную ночь далеко были слышны таинственные мелодии. Где-то в сопровождении трубы хор пел: «Тихая ночь, святая ночь».
Из-за своих больных ног я лежал в блиндаже. Альфред зажёг огонь и намазал мне бутерброд, но настроение у нас не было праздничным. Дрова кончались, и надо было идти за ними наружу. Альфред апатично сидел со мной у угасающего огня. После долгих уговоров он, наконец, пошёл в лес и принёс маленькую рождественскую ёлочку, затем нашлась пила, и скоро огонь вновь разгорелся. Вскоре появился транспорт с рождественскими подарками. Альфред посадил рождественскую ель в наполненный песком ящик из-под боеприпасов, а затем меня ненадолго попросили выйти из блиндажа вычислителей, который превратился в рождественский дворец. Чертёжные инструменты были убраны, а стол вместо скатерти был накрыт обратной стороной карты русской местности. Снарядная гильза, как подставка под ель, также была обернута белой бумагой, дерево было украшено золотой звездой, а перед ним в песок была воткнута свеча. Затем было выставлено рождественское угощение на троих, так как к нам со вчерашнего дня присоединился Хайнц Винен. В ходе наступательных боёв он был ранен и вчера после выздоровления вернулся из Германии из запасного артиллерийского дивизиона. Вместо Линдена его поселили к нам в блиндаж наблюдателей, и теперь он с нами празднует Рождество. В семь часов в блиндаж вошли Альфред и Винен. Когда они встали перед входом и посмотрели сквозь маленькое стеклянное оконце, я зажёг коптилку и открыл дверь со словами: «Дети мои, входите же!» Затем мы вместе пели: «Тихая ночь, святая ночь» и читали рождественские молитвы. Пожелав друг другу радостного Рождества, пожав от всего сердца руки, мы начали свой маленький праздник французским красным вином и немецкими рождественскими пирожными. Мы болтали о прошлом и о доме. Время от времени звонил телефон, но не для того чтобы передавать команды на открытие огня, а чтобы поздравить с Рождеством. Я позвонил в офицерский блиндаж. Там тоже было праздничное настроение. Оно ощущалось повсюду. Его можно было прочитать на каждом лице и уловить в любом слове. Ведь это было Рождество!
Четверг, 25 декабря 1941 г.
Сегодня Рождество. Я лежу в блиндаже и думаю о вас. Как вы провели праздник? Кто был из сестёр и братьев? Чувствует ли мама себя лучше, хорошо ли отец перенёс операцию, вернулось ли к нему зрение? Ответ на эти вопросы я получу лишь через несколько недель.
Пятница, 26 декабря 1941 г.
Первый день после Рождества прошёл в целом спокойно. Противник, казалось, тоже устал и почти не давал о себе знать. У нас было тихо, а с передовой приходили донесения: «Полное спокойствие на участке фронта». Значит, наши храбрые пехотинцы, несущие тяжёлую караульную службу, вопреки ожиданиям, также получили возможность маленького рождественского покоя. У меня всё относительно хорошо, только отморожены четыре пальца на ногах. Омертвевшее мясо отслаивается, и уже выросла новая кожа. Это продлится ещё несколько дней, затем, думаю, всё будет в порядке. С помощью средства против обморожения, которое я получил в посылке, соблюдая все предосторожности, я смогу без последствий перенести зиму.
Воскресенье, 28 декабря 1941 г.
Оставшиеся рождественские дни прошли спокойно. Лейтенант Брукманн, который теперь командует на огневой позиции, более приятный начальник, чем нервный «папаша Рихтер», отныне руководящий тыловыми службами на достаточном удалении от нас.
Вчера от вас пришла посылка с карбидом и войлочные тапки. Сердечное спасибо!
Вторник, 30 декабря 1941 г.
Итак, Фрезениус остался у нас. Из Дюссельдорфа он был послан в качестве курьера со срочными письмами к командиру артиллерийского полка. Он приехал, чтобы заодно навестить нас, и должен был сразу же возвращаться. Но надо же, господин Гоббин задержал его и послал другого вместо него с письмами в Германию. Таким образом, Гельмут вновь с нами и наше распавшееся из-за отъезда Линдена трио снова в полном составе.
Сегодня я вновь поднялся с постели и был целый день на ногах. Но из блиндажа ещё не выхожу. Ноги пока болят. Это продлится ещё несколько дней. Снаружи температура -20 градусов. Однажды был достигнут рекорд: -32 градуса. В мае здесь всё тает, так что треть зимы уже позади. Незадолго до Рождества в течение двух дней был даже +1 градус и всё начало таять. Очень неприятная вещь, так как все землянки через щели начали наполняться водой. Мы были рады, когда температура вновь понизилась. Весной оттепель принесёт нам «приятный» подарок, но до неё ещё далеко.
В последние дни русские по-прежнему нас почти не беспокоили, и мы их тоже. Но время от времени они активизируются, и мы также в отместку должны стрелять. Наша пехота в окопах по-прежнему стойко ведёт себя в трудных условиях. То, как она переносит эту погоду и здешние условия, просто вызывает восхищение. Здесь мы, артиллеристы, им уступаем.
Вообще на фронте, особенно на центральном участке, сводки вермахта сообщают о сильной наступательной деятельности русских. До сих пор атаки отражались с большими потерями для противника, но каковы размеры потерь с нашей стороны? При такой погоде любой бой, как мы это совсем недавно пережили, кажется ужасным, и остаётся только надеяться, что боевая деятельность с обеих сторон стихнет, и, насколько это возможно, вообще прекратится.
Сегодня был доставлен ящик с 50 книгами, и мне сразу же было поручено заведовать ими. Книги собраны администрацией Аахена. Среди них есть действительно ценные вещи. Но я опасаюсь, что из-за плохого освещения кое-кто может испортить зрение. Благодаря вашей посылке сейчас в блиндаже горит карбидная лампа, освещая помещение спокойным светлым сиянием. Свечи я получил на Рождество в достаточном количестве. Мой блиндаж самый светлый. Те, у кого нет спичек, по утрам приходят сюда за огнём. А другие постоянно пишут здесь письма, либо читают. Часто блиндаж забит до отказа.
Среда, 31 декабря 1941 г.
Последний день уходящего злосчастного года принёс мне ещё один рождественский подарок: небольшую полевую печку для нашего блиндажа. Теперь дым и копоть должны прекратиться.
Из новогоднего призыва фюрера: «Сейчас бои на севере Европы стихли, в то время как в Восточной Азии японцы перешли в наступление». Из ежедневного распоряжения фюрера вермахту: «И если враг попытается зимой прорвать наш фронт, то мы сделаем всё, чтобы ему это не удалось. А весной с новыми силами возобновим борьбу, которая уничтожит большевистский мир».
1942 год, январь
Четверг, 1 января 1942 г.
Наш новогодний вечер был простым и скромным. Альфред, Гельмут, Карл Постлак и я вчетвером сидели в блиндаже вычислителей. Мы зажгли на ёлке свечу и пели любимые рождественские песни. В 22 часа началась небольшая артиллерийская дуэль с русскими, затем всё успокоилось, и мы вновь сидели, возвращаясь мыслями к прошлому. Какими щедрыми и весёлыми были эти дни в прошлом году в Гавре. Сейчас всё тихо и скромно, и мы радуемся, что все вместе сидим в тёплом блиндаже.
В 24 часа, в Новый год, в воздух полетели осветительные ракеты, началась стрельба, и мы запели: «Великий Боже, мы славим Тебя». Новый год приветствовал нас температурой — 34 градуса. Это пока рекорд мороза. Но безветренно, так что довольно терпимо. В короткие дневные часы светило солнце, превращая в сказку зимний лес, укутанный снегом. Я чувствую себя всё лучше и решился выйти из блиндажа. Через несколько дней надеюсь полностью выздороветь.
Сегодня в дополнение к гороховому супу были абрикосы. Радует, что даже в нынешних условиях у нас хорошее снабжение. Вновь, несмотря на транспортные сложности, точно в срок из Риги были доставлены водка и латвийский шнапс. Раньше я эти вещи не любил, но здесь, на холоде, чтобы согреться, выпиваю несколько капель. Отрицательных побочных явлений не ощущаю.
Что принесёт нам новый год, никто с определённостью сказать не может, а предположения самые различные. Ожидают на весну продолжения боёв с русскими, а в течение лета — окончания войны. Но что затем произойдёт? Как будут побеждены Англия, а затем Америка? Предположения делать никто не отваживается. В ожиданиях все очень осторожны, и конец войны отодвигают на далёкую перспективу, в лучшем случае — на осень 1943 г.
1 2 3 4 5