Вернувшись в Оксбридж, он продолжил тренировки. Что-то получалось, что-то не получалось. Временами Бадер был близок к отчаянию, и все-таки он не сдавался. И вот, через 10 дней после того как он получил свои протезы, он понял, что начал двигаться автоматически. Для человека, который учит иностранный язык, все его слова звучат непонятной тарабарщиной, но в один прекрасный день они начинают складываться в предложения, и человек все понимает. Как только был преодолен первый барьер, Бадер двинулся вперед семимильными шагами. Через 5 дней он уже ходил, совершенно не сосредотачиваясь на своих движениях и не заботясь о сохранении равновесия. Это по-прежнему было нелегко. Ходьба так и осталась тяжелой работой, однако перестала быть невыносимо тяжелой. Культи все еще болели, но уже гораздо слабее. Ноги чувствовали себя неудобно после того, как Бадер надевал протезы, но уже через 5 минут все забывалось, хотя упряжь причиняла ему неудобства. Но самое главное — изменилось его настроение, потихоньку начала возвращаться надежда. И вот уже он сумел проходить целый день, ни разу не упав. А потом научился даже поворачиваться на правой пятке.
После этого Бадер позвонил в гараж в Кенли и попросил прислать машину (доктора дали ему разрешение ездить, решив, что это будет хорошей терапией).
«В Пантилес?» — невинно поинтересовался Стритфилд, и Бадер кивнул.
«А, ну тогда удачи. Я всегда говорил, что у тебя все будет в порядке. Единственное, что тебе нужно помнить — следует вовремя менять носки. А то они уже немного заметны».
Бадер удивился:
«Но зачем? Я даже не трогал свои ботинки последние две недели».
«Твое дело. Но я легко могу представить себе, как люди говорят: „Не садитесь рядом с Бадером. Он все еще носит те же самые красные носки, в которых его видели в Оксбридже 20 лет назад“.
Утром, ожидая автомобиль, Бадер переоделся во все самое лучшее. После этого он снял ботинки и с удивлением обнаружил, что носки потеряли практически всю подошву. Он понял, что теперь носки трутся гораздо сильнее, чем раньше, когда они сидели на мягкой ноге. Поменяв носки, Бадер обулся и с некоторым трепетом увидел, как добрый старый MG въезжает в ворота.
Бадер уселся за руль. Его протез довольно легко нащупал педали. Он выжал сцепление правой ногой — это было просто движение бедра, не сопровождающееся привычной реакцией голени или стопы. Однако Бадер все-таки чувствовал педаль бедром. Левой ногой он попробовал газ и тормоза и отметил, что вполне может переносить протез с одной педали на другую. Для этого приходилось двигать коленом, но все оказалось проще, чем он предполагал. Бадер даже не пытался достать акселератор правой ногой — слишком далеко. Для начала он медленно проехался по асфальтовой дорожке перед госпиталем. Он опасался слишком сильно надавить на газ или сделать какую-нибудь другую ошибку. Четверть часа он выписывал восьмерки, тормозил, разгонялся. Все шло, как по маслу. Бадер решил, что он более подвижен, чем люди, у которых есть ноги, но нет автомобиля. Это был знаменательный день. С возродившейся самоуверенностью он заявил Стритфилду:
«Как ни в чем не бывало. Сейчас отправляемся».
Стритфилд ответил:
«С богом. Но я полагаю, что на этот раз тебя привезут назад без головы».
Он выехал из ворот госпиталя и в самом солнечном настроении тихонько двинулся к Кингстонскому полицейскому участку. Там он предстал перед человеком в форме и вежливо сказал:
«Я хотел бы сдать экзамен на водителя-инвалида, сэр».
«Разумеется, сэр», — ответил констебль.
«Дело в том, что я потерял ноги, но я по-прежнему могу свободно управлять машиной».
Он еще хотел было добавить, что сегодня просто чудесный день для экзамена по вождению, так как не увидел никакой реакции полисмена. Можно подумать, к ним каждый день приходит безногий человек сдавать экзамен. Вскоре пришел человек в штатском, и они вместе с Бадером уселись в автомобиль. Бадер отъехал от тротуара, показывая, как он действует педалями, но человека это не интересовало. Они проехали пару сотен ярдов, а потом полицейский предложил:
«Будьте любезны, остановитесь и развернитесь на противоположную полосу».
Бадер остановился, посмотрел назад, чтобы убедиться, что дорога чиста, и развернулся, как было приказано.
«Рад отметить, что вы сначала оглянулись. Предыдущий парень этого не сделал. Если вы будете столь любезны и довезете меня до участка, то сможете сразу заполнить документы, и я выдам вам удостоверение».
Все оказалось чертовски легко.
Обрадованный Бадер помчался в Пантилес и заехал на гравийную площадку в 15.45. Он сразу вышел из машины и сел за привычный столик, страстно желая увидеть знакомую официантку. Уголком глаза он заметил ее возле кухонного окна, но продолжал смотреть прямо перед собой, словно бы ничего не случилось. Она подошла к столику и улыбнулась, Бадер расцвел в ответ. Девушка сказала, что его давненько не было. Бадер был рад, что она не произнесла ни слова о его ногах, хотя наверняка заметила перемены. Они поболтали перед тем, как Бадер сделал заказ, поболтали, когда она принесла чай, и еще раз, когда она принесла счет. Он расплатился, встал и пошел к автомобилю, молясь, чтобы только не упасть. Ведь она смотрела вслед! Но все обошлось. Уже отъехав, он спохватился, что забыл спросить, как ее зовут.
Теперь у него был автомобиль, и он мог ходить, хотя еще не совсем свободно. Жизнь стала приобретать новые оттенки. Почти ежедневно Бадер ездил в Пантилес пить чай. Его отношения с девушкой развивались неторопливо, но уверенно. Никто из них не делал резких движений. Ведь Бадеру еще предстояло найти свое место в новой жизни.
Патрисия написала письмо с корабля, стоявшего у Мадейры. Она кратко извещала, что вернется через пару недель, и выражала надежду, что с ним все в порядке. Это тоже было примечательно.
Кендалл и Уорден из Сент-Эдвардса писали ему постоянно. Они старались приободрить Дугласа. Он написал в ответ, как кстати пришлись новые протезы. И тогда от Уордена пришло неожиданное предложение: не согласится ли он сыграть матч в крикет за команду выпускников?
Казалось бы, мелочь. Но Бадер парил в небесах. Он сразу ответил, что обязательно приедет.
Несколько раз за этот период он приезжал к Стопам в Хартли-Уитни, однажды остался там на ночь. Утром он перепугал всех горничных, грохоча протезами по лестнице. Он чувствовал себя еще недостаточно уверенно. Время от времени начинали болеть культи, или появлялись потертости, хотя Бадер научился справляться с этим с помощью пудры и пластыря. Он ходил значительно лучше, хотя иногда все-таки падал. Но однажды Адриан Стоп сказал ему:
«Честное слово, Дуглас, никто и не догадывается, что у тебя нет ног».
«Не будь дураком. Все всё знают».
Время от времени Стоп знакомил его с другими гостями. Лишь много позднее они узнавали, что у Бадера нет ног, хотя до этого они держали себя с ним, как с обычным человеком. Однажды его потащили на вечеринку, где были устроены танцы. Бадер загорелся новой идеей. Это вызов! И он пригласил одну девушку. Та улыбнулась и согласилась. Но как только пара двинулась, Бадер зацепился за ногу партнерши и упал, к счастью, не потащив ее за собой. Однако, когда он поднялся на ноги, девушка раздраженно бросила: «Вы пьяны!» Позднее, когда она все узнала, то пришла в ужас. Однако ей не стоило беспокоиться, так как сам Бадер не придал инциденту никакого значения. Он давно научился не жалеть себя.
В Хартли-Уитни он встретил молодого старшего лейтенанта, у которого после аварии перестало гнуться колено. Бадер задрал свою правую ногу и показал колено.
«А ты что-то говоришь. Отрежь ее вообще, старик».
Это стало его стандартной шуткой, когда кто-нибудь жаловался на больные ноги.
У Стопов жил старый фокстерьер Уорри, который на правах любимца дома рьяно отстаивал свои маленькие привилегии. Например, за обедом он любил лежать на определенном месте под столом. Как-то Бадер неосторожно поставил свои ноги слишком близко к Уорри. Раздалось предупреждающее рычание, и Бадер убрал ноги. Однако потом он нарочно поставил их на прежнее место. Пес снова зарычал и внезапно цапнул Бадера за лодыжку. Но прокусить металл ему не удалось. Взъерошенный пес вылетел из-под стола и с воем удрал прочь.
В середине июня Бадер попросил предоставить ему отпуск по болезни. Молодой врач О'Коннел, который наблюдал за Бадером, согласился, что это хорошая идея. Ему действительно лучше куда-нибудь уехать на пару месяцев. Но вместо того чтобы направиться домой в Йоркшир, Бадер сказал, что проведет пару недель в Кенли. Если с ногами будет что-то не так, оттуда проще добраться до Рухэмптона.
Бадер приехал в Кенли и сразу испытал острый приступ ностальгии, не увидев знакомых лиц. Он прошел в опустевший офицерский клуб, где сохранились только воспоминания. Вестовой не узнал его и сказал, что большинство пилотов находятся на курсах по огневой подготовке в Саттон-Бридже. Когда вошел Гарри Дэй, околачивавшийся здесь в ожидании перевода в колонии, напряжение немного спало. Дэй радостно закричал:
«Эй, кого мы видим! Великий боже, ты похож на пьяного моряка».
Затем прибежал сержант, дежуривший по общежитию, и сообщил, что Бадер может занять свою старую комнату. Он с удовольствием увидел свою спартанскую постель, стол, кресло, книжные полки. Потом появился старый вестовой, заправлявший постели, и тоже радостно приветствовал его:
«Вы не можете представить, мистер Бадер, как я рад снова видеть вас».
Бадер пожал ему руку.
«Как хорошо вернуться. Я поживу здесь немного. Вы сохранили мои вещи?»
«Да, сэр. Все лежит в кладовке в полной сохранности. Я сейчас принесу их».
Вскоре он вернулся с большим кофром, и Бадер уселся в кресло, пока вестовой все развешивал и раскладывал. Затем наступил неловкий момент, когда вестовой сунулся в кофр и вытащил оттуда пару туфлей для регби. Они на мгновение переглянулись, и вестовой поспешно бросил туфли обратно в кофр. Немного погодя Бадер спросил:
«А где мой крикетный чемоданчик?»
Следующий день был очень жарким, и Дэй предложил отправиться к нему домой искупаться. Дом его семьи находился недалеко от Кенли, а рядом с домом имелся плавательный бассейн. Это создало новую проблему. У Дэя было трое детей.
Бадер неловко спросил:
«А что подумают твои малыши, когда… увидят меня?»
«Да ничего. Скорее всего, придут в восхищение».
Пока остальные переодевались в доме, Бадер прошел сотню ярдов по полянке к бассейну, отстегнул протезы и быстро переоделся под деревом. Потом он на руках добрался до края бассейна и прилег на траву. Вскоре появились дети: девочки 8 и 3 лет и мальчик 6 лет. Бадер почувствовал себя неловко, но малыши, которых, похоже, серьезно проинструктировали, сделали вид, что не замечают ничего необычного. Дэй предложил:
«Соскальзывай в воду. Я буду стоять наготове, на случай, если у тебя голова перевесит, и сразу верну тебя в нормальное положение».
Бадер огрызнулся:
«К черту! Я намерен прыгнуть с трамплина».
На глубоком конце бассейна был установлен трамплин для прыжков на высоте около 8 футов. Бадер подполз к нему и на руках поднялся по лестнице (его руки стали очень сильными). Затем он добрался до конца подкидной доски, поднялся на руках и нырнул. Разбрызгивая воду, довольный Бадер вынырнул и обнаружил, что держаться на воде без ног даже легче, чем с ними. Однако плавание стало более утомительным, так как он не мог бросить себя вперед, работая ногами. Туловище все время норовило погрузиться, вместо того чтобы лежать на воде горизонтально. Но это были мелочи. В воде он чувствовал себя прекрасно.
Когда потом они пили чай на травке, детское любопытство взяло верх над инструкциями, и они принялись с интересом разглядывать его культи. Однако это было настолько невинно, что Бадер только усмехался. Во второй половине дня они снова плавали и загорали на солнце, что было очень полезно для его белой и дряблой кожи — ведь Бадер провел несколько месяцев в помещениях.
Около 7 вечера семья отправилась переодеваться, а Бадер оделся на лужайке. Когда он сделал первые шаги, то почувствовал, что плечевые ремни причиняют ему боль. Догадаться было несложно — он просто обгорел на солнце. Когда Бадер дошел до дома, плечи уже просто горели. Это создало новую проблему. Даже просто сидеть за столом в упряжи было больно. Бадер не мог дождаться, когда он вернется в свою комнату в офицерском общежитии, где сможет снять ее.
Когда он проснулся утром, то обнаружил, что плечи красные и вспухшие. Бадер пристегнул протезы, но, как только он встал, ремни врезались в плечи, словно ножи. Он поспешно сел обратно и расстегнул упряжь. Вот из-за такой мелочи он снова стал беспомощным, неспособным даже пройти в столовую на завтрак. Он не допускал даже мысли, чтобы ползти туда на руках.
В отчаянии Бадер отстегнул плечевые ремни от пояса, надеясь, что сможет обойтись без них, если будет двигаться очень осторожно. Потуже затянув пояс, он поднялся с кровати и сделал первые шаги. К его удивлению и восхищению, двигаться стало даже легче, и он держался так же устойчиво. Несколько минут он расхаживал по комнате, выглядя довольно странно — поскрипывающие протезы, жилет и нижнее белье. Но с каждой минутой он чувствовал себя все лучше. После этого он швырнул плечевые ремни в угол, оделся и поковылял на завтрак. (Больше Бадер ни разу не надевал плечевые ремни.)
Патрисия уже должна была вернуться, и он позвонил ей домой. Дворецкий ответил, что она уже дома, и отправился искать ее. Однако вскоре он снова взял трубку и сообщил, что ее нет.
«Попросите ее позвонить мне, ладно?» — сказал Бадер.
В течение 3 дней никто не звонил, а на четвертый от нее пришло письмо. Оно состояло всего из 4 строк и завершалось так: «Я думаю, нам не следует продолжать…» Впервые он ощутил себя живым человеком, способным чувствовать боль. Годы спустя Бадер сказал автору книги, что это стало для него страшным ударом. Разумеется, он допускал мысль, что после катастрофы может получить отказ, и тем не менее удар пробил защиту. Девушка могла бы подыскать и другую причину разрыва, кроме бестактного указания на ампутированные ноги. Когда пилоты вернулись с учений, Бадер был таким же веселым, как обычно. Однако, оставаясь в одиночестве, он предавался бесконечным терзаниям. Но эти испытания еще больше укрепили решимость жить, как все. Несколько раз Бадер ездил в Пантилес и видел, что официантка рада видеть его, хотя знает о его увечье. И это поддерживало его.
Потом пришло приятное письмо от заместителя государственного министра авиации сэра Филиппа Сассуна. Он приглашал Бадера на уик-энд в свой дом, находящийся возле Лимпна. Бадер понимал, что это будет не только приятный отдых, но и шанс прояснить свое будущее в ВВС. Сассун даже предложил, чтобы Бадер захватил с собой кого-нибудь из молодых летчиков эскадрильи. Поэтому Бадер поехал с Питером Россом, молодым лейтенантом, с которым он подружился.
Сассун был миллионером, и его дом был прекрасным старинным имением, стоящим в конце кипарисовой аллеи неподалеку от аэродрома Лимпн, где базировалась 601-я эскадрилья Вспомогательной авиации. Ее пилоты летали на двухместных истребителях Хаукер «Демон».
Субботу они провели, валяясь возле плавательного бассейна. «Демоны» с ревом носились в воздухе прямо над ними, едва не задевая вершины деревьев. Следя за ними, Бадер завистливо сказал:
«Хотел бы я снова оказаться там. — Он повернулся к хозяину и сказал: Вы знаете, сэр, я совершенно уверен, что снова могу летать совершенно нормально. Это даже легче, чем водить машину — ноги работают гораздо меньше».
«Хорошо, они дадут вам Авро-504. Вас это устроит?» — спросил Сассун.
«Я обожаю этот самолет», — ответил Бадер.
Бадер не верил своему счастью, но Сассун обещал обо всем позаботиться. Остаток дня Бадер провел в нервном ожидании, надеясь, что Сассун не забудет своего обещания. И вечером за обедом Сассун сообщил:
«Я переговорил с командиром 601-й. Утром вас будет ждать „Авро“, а Росс будет сидеть с вами во второй кабине».
Это были самые восхитительные слова, которые когда-либо слышал Бадер.
Глава 8
Утром он снова почувствовал себя прекрасно, после того как надел летную амуницию. Снова на голове шлем, снова очки, и он сам идет к хорошо знакомому «Авро».
Командир 601-й эскадрильи Норман сказал ему:
«Пользуйся, сколько хочешь. Единственное, о чем я прошу, верни его обратно целиком».
Забраться в кабину оказалось не так сложно, как сначала думал Бадер. Он поставил ногу в вырез в борту под задней кабиной, и Росс подтолкнул его вверх. Бадер ухватился за обитый кожей край кабины, после чего рукой перебросил правый протез через край, подтянулся и оказался внутри. Он опустился на сиденье, с наслаждением вдыхая старый, давно знакомый запах кабины «Авро» — смесь касторового масла, шеллака, кожи и металла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43