Де Марсей свирепо атаковал меня, глаза его сверкали; очевидно, вчерашняя моя самонадеянность распалила его кровь, и он намеревался быстро покончить со мною. Скрещение, отражение, нападение, отражение и снова нападение. Мы кружились, двигались вперед, отступали, ударяли рукоятку о рукоятку. Я осторожно действовал на скользкой почве, прощупывая противника в надежде найти его слабое место; долгое время я ничего не мог сделать — этот человек был силен, как бык, и осторожен. Наконец его неудача в получении преимущества надо мною так разъярила его, что он, отбросив всякую осторожность, набросился на меня, как тигр. Я был вынужден без передышки защищаться от бесчисленных ударов, наносимых им с большой быстротой; однако бешенство его стало оказывать свое действие: пот градом катился с него, он с трудом переводил дыхание, и я решил, что теперь время мне перейти в наступление.
Где-то позади прозвучал спокойный, как всегда, голос Белькастеля:
— А теперь, мсье, готовьтесь к смерти. Я убью вас, как вы убили моего брата два года тому назад. Вам осталась минута жизни.
И через некоторое время:
— Вот тебе, получай, собака!
Послышалось ужасное хрипение умирающего.
В это время я поскользнулся и упал на одно колено. Лезвие де Марсея скользнуло по моему телу, и я сразу почувствовал жгучую боль в левом плече. Мой противник, подобно волку, оскалил зубы, но я успел приподняться и вонзить ему шпагу в плечо. Улыбка исчезла с его лица, он упал навзничь, издавая прок— лятия сквозь стиснутые зубы.
В это время раздался резкий крик:
— Ко мне, мои храбрецы, ко мне!
Налево от себя я увидел де Танкерея со шпагой в руке, который, подобно бешеному быку, мчался прямо на меня. Глаза его пылали ненавистью. Позади него у высокой стены зашевелились люди.
— Измена! К воротам, Блэз! — вскричал Мартин Белькастель.
Но де Танкерей был уже возле меня.
Он бешено набросился на меня. Мне удалось увернуться, и я стал нападать на него. Не успел он опомниться, как я вонзил ему шпагу в живот и помчался к воротам. Позади, по мерзлой земле, слышен был топот преследующих нас ног, впереди бежал Белькастель.
У ворот я чуть не сшиб с ног огромного человека в черном плаще. Лицо его было скрыто под большой черной шляпой. Он быстро отодвинулся в сторону, но я успел заметить иронический блеск его единственного глаза. Эта неожиданная встреча с, моим неизвестным врагом вызвала дрожь от предчувствия какой-то неведомой опасности.
Однако раздумывать было некогда. Бог мой, как мы бежали! Наконец, Мартин замедлил шаги, и я догнал его.
— Следуйте за мною, — кричал он и побежал еще быстрее, так что. мне было довольно трудно поспевать за ним. Мы быстро пробежали мимо гостиницы «Храбрый рыцарь», чуть не опрокинув сонного привратника, подметавшего порог. Позади слышны были голоса преследователей.
Белькастель молча повернул направо по узкой дорожке между двумя высокими домами, а через минуту мы кружили по лабиринту узких переулков; загрязненных гнилыми отбросами. Наконец, Мартин Белькастель остановился перед небольшой деревянной дверью, обитой большими железными гвоздями и запертой громадным замком кованого железа. Быстро вынутым из-под дубле-та ключом Белькастель открыл замок, и мы очутились в садике позади большого дома. Вдали слышны были голоса наших врагов, перекликавшихся в лабиринте дорожек и переулков.
— Зараза! — заметил печально Мартин, осматривая наши сапоги и брюки, забрызганные скверно пахнувшей грязью. Он стал прислушиваться к крикам преследователей, которые мало-помалу приближались к нам.
— Канальи! Они разбудят всю окрестность. Идем — лучше скроемся из виду.
Мы вошли в заднюю дверь, прошли короткий, мрачный коридор и по лестнице поднялись в переднюю. Здесь Мартин открыл дверь, и мы вошли в большую, хорошо меблированную комнату, где лакей, стоя на коленях, чистил сапоги. Лучи бледного зимнего солнца струились сквозь высокие окна, завешенные полинявшими красными шторами, и я различил несколько больших старых— стульев, кровать, годную для великана, и массивный стол, украшенный великолепной резьбой; через открытую дверь виден был угол небольшой комнаты, где стояла узкая, кровать.
— Вот это мое жилище, Блэз, — сказал Мартин со своей привлекательной улыбкой. — Этого вполне достаточно для моих скромных требований. Садитесь, молодой человек, и… Но, черт возьми! Вы так бледны! Снимай с него дублет, Николя, — сказал он своему слуге, который поднялся и почтительно стоял в стороне.
Я сел на подставленный мне Николя стул и только теперь почувствовал слабость. Мое плечо кровоточило. Когда дублет и сорочка были сняты, Белькастель осмотрел рану и заметил своим сухим голосом, что рана довольно скверная, но он все-таки надеется, что она скоро заживет и, пожалуй, не оставит никакого следа, о чем я в тот момент искренне пожалел.
— А недурная была работа! — продолжал он после того, как, перевязав мое плечо, набросил на меня спальный костюм и дал Николя почистить наши одежды.
— Довольно горячая, мсье, особенно последние минуты, — ответил я.
— Нет, Блэз, никаких «мсье» между товарищами, которые вместе обнажали шпаги. Называйте меня Мартином. В конце концов, я всего лишь вдвое старше вас. Принимая во внимание вашу молодость, вы отлично владеете шпагой, и сегодня утром вы снискали мое уважение. Де Марсей — один из умнейших дуэлянтов в Париже. Впрочем, он не плохой человек — у меня нет большого желания видеть его мертвым.
— А лопатобородый, Мартин? Я говорю о Таванна. Лицо его стало жестким.
— А, Таванна! Он предательски убил моего брата, и я до этой ночи безуспешно охотился за ним более двух лет. Если есть правосудие после смерти, то душа его будет жариться в самой горячей части ада. Теперь, наконец, мой брат отомщен! Не стану перед вами скрывать, Блэз, грозящей нам опасности: мы убили двух слуг Франсуа де Балафре, а герцог де Гиз хороший начальник — он отомстит, если сумеет. Кричать об этой схватке они не станут, но кинжал в спину темной ночью воткнут или сгноят в грязной темнице. Черт возьми, я предпочитаю кинжал!
— Они не испугают меня, — начал я пылко, но Мартин иронически улыбнулся, и я замолчал.
— Блэз, Блэз! Вам нет надобности уверять меня в своей храбрости. Но мы так же рассудительны, как и храбры, не правда ли? Зачем нашим бедным головам лезть в пасть льва без надобности? Давайте исчезнем, а? На несколько месяцев. К тому времени все может измениться, и Франсуа де Гиз, быть может, к нашему возвращению будет ужинать вместе со своим господином — дьяволом.
— Но, Мартин, — возразил я, — во Франции те, которых разыскивают могущественные люди, не исчезают так легко — их находят. У льва — длинные лапы.
— Это верно, Блэз. Во Франции мы не могли бы жить: мы попали бы скоро в руки Франсуа де Гиза и были бы раздавлены и выброшены, как игрушки. На сей раз нас спасет не острая шпага, а проницательный ум. Благоразумие очень ценится мудрецами. Оставим Францию, исчезнем — в океан!
— А, — сказал я нерешительно. — Это идея! Вы думаете…
— Именно, это. Мой старый друг — Жан Рибо, вы его, наверно, видели вчера у де Колиньи…
— О, да, это тот самый смуглый моряк?.. — пробормотал я.
— Да. Через три дня он отплывает из Гавра в Новый Свет с тремя судами. Он берет с собою мастеровых, солдат, земледельцев, а также дворян; все они гугеноты. План де Колиньи таков — образовать отчизну для преследуемой веры в дикой стране и завладеть этой страной именем его величества Карла IX. Высадив эту партию на берег, Жан Рибо возвратится во Францию за разными припасами, с которыми отправится обратно в Новый Свет. Итак, пока мы возвратимся во Францию, пройдет не меньше года, и за это время мы увидим много необыкновенных и чудесных вещей в этой дикой стране, а главное, мы будем забыты человеком со шрамом. Неплохой план, а?
— Неплохой, но и невыполнимый, так как нас не приглашали совершить это путешествие, — ответил я иронически.
Мартин Белькастель громко засмеялся.
— Здесь-то как раз удача, Блэз. Я забыл сказать вам, что Рибо предложил мне сопровождать его, и я уверен, что сумею устроить также и вас. Предоставьте это мне. Что вы на это скажете? Вы согласны?
Я ответил не сразу. Размышляя, я стал вспоминать, что у меня нет ничего такого, что могло бы меня удержать во Франции, что мое небольшое имение в Брео находится в надежных руках, что я совершенно одинок; погибнуть же от меча убийцы не входило в мои планы, а путешествие сулило новые, необыкновенные переживания.
— Вы правы, Мартин, — воскликнул я, — это очень интересное предложение. Я отправляюсь с вами, во что бы то ни стало!
Глава III
«Тринити»
В ответ на мое согласие Мартин горячо обнял меня и распорядился принести вина. Мы пили за наши успехи, которые должны быть, заметил Мартин, так как мы оба родились под счастливой звездой, иначе мы не сидели бы теперь здесь. Он уселся поудобнее в большом кресле, собираясь обсудить, как лучше осуществить наше намерение.
— Мы должны ехать сегодня же ночью, — сказал он после длительного молчания. — Я пошлю Николя уплатить по вашему счету и забрать вещи из гостиницы. Вы дайте записку хозяину и, пожалуй, будет лучше, если дадите список своих вещей, чтобы быть уверенным, что все получили.
Я написал записку, и Николя отправился за моей лошадью и сумкой со скудным моим имуществом.
Мартин полагал, что Рибо будет в Гавре в гостинице «Великий моряк» в следующую ночь и отплывет утром. Поэтому было бы хорошо успеть в эту ночь сделать лье двадцать из тридцати пяти до Гавра; это дало бы нам возможность поспать в течение дня в уединенной гостинице близ Сен-Пьера, ночью спокойно продолжать наш путь, а рано утром быть уже в Гавре. Поспав день, мы хорошо отдохнем, потом он переговорит обо всем с Рибо, и все будет улажено. Если же нет…
Приход Николя с моими вещами прервал замечания Мартина. Николя, по-видимому, был полон новостей. Он рассказал, как отыскал хозяина и уплатил ему по счету; потом он вместе с хозяином зашел в мою комнату, где мои вещи оказались в большом беспорядке. Как уверял Николя, хозяин был этим очень смущен. Они складывали мои вещи, и хозяин все время горевал о случившемся, боясь, что это может повредить доброму имени его гостиницы.
«Горничная, — продолжал рассказывать Николя, — вспомнила, что какой-то толстый человек в черной одежде, с одним глазом (второй был закрыт черной повязкой) громко стучал рано утром в дверь молодого мсье, причем, по ее мнению, он навряд ли мог быть его другом».
— Дьявол! — вырвалось у меня. — Мое терпение начинает истощаться. Что за наглая и таинственная личность — этот жирный субъект!
Я рассказал Мартину о моих встречах с этим человеком, но он ничего о нем не знал и был так же заинтригован, как и я.
— Во всяком случае, — заметил он, — эту загадку мы не можем разрешить сейчас, так как ночью оставляем Париж.
Между тем Николя продолжал докладывать своим ровным, монотонным голосом, что вещи мои все в целости, что лошадь он привел окольными путями и поставил в конюшню вместе с лошадью своего господина, что каких-то два человека спрашивали о мсье де Брео и, узнав, что его нет в гостинице, пошли по улице Бюсси, причем один из них заметил другому, что, дескать, «птичка улетела и бесполезно ее искать».
Я слушал его рассеянно, мысли мои были заняты тем странным и непонятным для меня интересом, который проявлял незнакомец по отношению ко мне. «Какие у него были мотивы, — думал я, — что значила его презрительная ирония?» И я решил при первой же возможности добиться от него объяснений.
Мартин Белькастель, ввиду предстоящего долгого отсутствия, большую часть дня был занят приведением в порядок своих дел. Он написал два письма, что удалось ему, по-видимому, с большим трудом, так как его мускулистые руки были приспособлены больше для шпаги, чем для пера.
После легкого обеда, приготовленного Николя, я поставил свой стул к узкому высокому окну и стал наблюдать уличную жизнь: мальчики мясных, бакалейных лавочек с улицы Де-Ломбард, грумы, лакеи и много другого народа сновало туда и обратно, все куда-то торопились, все были заняты своими делами.
Однако скоро мне это надоело и, откинувшись на спинку стула, я стал созерцать тонкую полоску неба, видневшуюся над крышами домов. Солнце давно уже исчезло за серыми тучами, и темное, хмурое небо указывало на приближение ночи. Время тянулось медленно. Вдруг я услыхал где-то вблизи голоса. Я выглянул из окна в соседний сад. Две дамы гуляли взад и вперед по вымощенной камнем дорожке, которая вела от одного до другого конца небольшой ограды. Одна из них, довольно полная, была, без сомнения, компаньонкой или горничной.
Но зато вторая! Как страстно мне захотелось очутиться в этом саду. Как возненавидел я события сегодняшнего утра, заставившие меня прятаться! На ней был длинный синий плащ, из-под которого во время ходьбы выглядывали маленькие ножки. Она была печальна и молчалива, компаньонка же не переставала болтать. Очевидно, напряженность моего взгляда заставила молодую девушку поднять свою гордую головку и посмотреть на окно, у которого я сидел, и я застыл, как олух, никогда не видавший женщин. И правда, такой я еще никогда не видел: гасконские девушки не могли с ней сравниться. На один миг наши глаза встретились, и дрожь пронизала меня до мозга костей. Вид мой, должно быть, рассмешил ее, потому что она слегка улыбнулась. Вскоре они удалились в дом, но, поднимаясь по лестнице, она обернулась и снова посмотрела на мое окно, и я на одно мгновение ясно увидел ее прелестную, нежную головку на стройной круглой шейке. С этой минуты мое сердце было потеряно.
Посмотрев в направлении стола, где Мартин трудился над своим писанием, я заметил устремленный на меня его задумчивый взгляд. Робким голосом, боясь его насмешек, я спросил, кто живет по соседству.
— Граф де ла Коста, — ответил он с легкой насмешкой в глазах, — а молодая дама, — прибавил он, — его племянница, мадмуазель де ла Коста.
— Она очень хороша, — только и мог я произнести, смущенный догадливостью Мартина. Мартин засмеялся.
— Такого мнения все молодые люди, — ответил он. — Она пользуется большим успехом в Париже, но никто еще не добился ее внимания, включая и молодого Роже де Меррилака, чьи поместья находятся вблизи поместий ее отца. Говорят, она выйдет замуж только по любви. Де ла Коста богатый и могущественный род. Не устремляйте в эту сторону своих взоров, мой милый Блэз: это приведет только к разочарованию.
— Я не буду устремлять своих взоров ни в каком направлении некоторое время, — заметил я угрюмо, — разве только на девушек-дикарок в Новом Свете.
— Однако не приходите в отчаяние, — заметил Мартин. — Де ла Коста, отец молодой дамы, один из наших приверженцев, намерен поселиться в Новом Свете, как только колония успешно обоснуется там. Я имею эти сведения от его брата, которого я знаю уже много лет. Таким образом, вы будете иметь удобный случай испытать свое счастье в этом направлении, если это вам так приятно.
После этого Мартин вернулся к своему писанию, а я к своим размышлениям.
Я сидел, откинувшись на спинку стула, погруженный в тяжелые думы; день сразу показался мне еще более мрачным, и я искренне проклинал свое решение пуститься в этот далекий неведомый путь; у меня уже не было желания увидеть этот Новый Свет, по-видимому, бесплодное и бесполезное место; теперь мне хотелось оставаться во Франции. В этих мрачных и противоречивых мыслях я провел остаток дня.
Наконец, стемнело, и мы пустились в путь. Мартин Белькастель и я, — бок о бок, Николя позади нас. Мы ехали молча по улицам города, делая бесчисленные повороты и изгибы по кривым переулкам. Небо было пасмурно, непроницаемая темнота окутывала нас, и я удивлялся той уверенности, с какой мой товарищ пробирался по запутанным поворотам узких улиц. Для наблюдателя со стороны мы должны были казаться заговорщиками, скрывающимися после каких-нибудь дурных дел; закутанные от холода в тяжелые плащи, со шляпами, надвинутыми на самый лоб, мы действительно могли показаться таинственными и преступными личностями.
Минуя разбросанные окрестности города и выйдя на широкую большую дорогу на запад, мы попали под холодный мелкий дождь. Я не переставал думать о молодой девушке, которую видел в саду, и в конце концов почувствовал раздражение против своего друга, против Нового Света, против путешествия — против жизни вообще. В таком настроении я ехал всю ночь под звуки скрипящей кожи седла, под шум дождя и стон ветра в оголенных ветвях высоких деревьев, тянувшихся вдоль всей дороги. Наконец, в тумане холодного рассвета мы очутились пред бледными очертаниями фасада уединенной гостиницы без вывески. С большим трудом нам удалось разбудить хозяина, странного, отталкивающего вида человека, который с мрачным молчанием устроил нас. Готовясь лечь в постель, я вспомнил, что на это утро мне назначено было свидание с адмиралом де Колиньи, которое теперь отложится на неопределенное время.
1 2 3 4