Он стоял и молча смотрел на нас, а вокруг него сидело на камнях штук десять здоровенных псов. Они тоже не спускали с нас глаз.
– Кто это, мальчики? – вскрикнула Мария, прижимаясь ко мне.
– Где? – откликнулся от другой палатки Ев–гений.
Они с Николаем Павловичем тоже бросили работу и подошли к нам.
– Хозяин, – догадался Женя. – Красиво стоит. Как памятник.
– Надо пойти с ним познакомиться, – сказал я. – А ты бы, Маша, чайку вскипятила. И консервов разогрей.
– Не ходи. Ты же видишь, какие у него псы, – испуганно схватила Мария меня за локоть.
Псы действительно выглядели довольно кровожадными, и знакомиться с ними поближе у меня как-то особого желания не было. Я вдруг почувствовал себя парламентером, по которому в любой момент могут открыть огонь, хотя он и с белым флагом. Но не станет же старик спускать на меня свою дикую свору.
– Ничего, это же обыкновенные овчарки. Тут их полно возле каждой отары овец, – бодро сказал я и, приветственно помахивая рукой, направился к старику.
Все псы вскочили и оскалились на меня. А старик смотрел все так же молча. Хоть бы помахал в ответ, что ли. Стоит истуканом, свесив длинные рукава…
– Салям алейкум! – крикнул я. – Добро пожаловать к нам, ата!
Псы зарычали так громко и грозно, что я услышал их рык за добрых двадцать метров и невольно замедлил шаг.
Странный старик вдруг повернулся и скрылся за скалой. И псы моментально исчезли, растаяли тенями среди серых камней. Словно и не было никого.
Я повернулся и взглянул на своих товарищей. У них тоже были совершенно обескураженные лица. Пожав плечами, я пошел обратно.
– Вот так-так! – сердито сказала Мария. – Ничего себе, гостеприимный хозяин.
Мы помолчали, поглядывая друг на друга. Потом снова все сразу повернулись и посмотрели на то место, где только что стоял старик со своей грозной свитой: не появился ли он снова? Нет, пусто.
– Хотел бы я знать, почему он не боится заболеть и не болеет, – задумчиво проговорил Николай Павлович, теребя бородку. – Похоже, здесь-то и зарыта собака…
– Даже не одна, а целая свора, – добавил Женька.
Лицом к лицу
На следующее утро мы отправились в поселок, захватив с собой и вьючных лошадей, чтобы сразу уж везти в лагерь все необходимые материалы и побыстрее приступить к работе.
На перевале Мария демонстративно сняла с себя защитную куртку с сеткой, пропитанной вонючим препаратом для отпугивания клещей и москитов. Все мы с удовольствием последовали ее примеру.
«Странно все-таки, что у болезни существует такая строго очерченная граница, – подумал я при этом. – И мы уже психологически смирились с нею: переступили эту невидимую границу и сразу почувствовали себя свободнее. Наверное, это плохо. Так можно незаметно стать боязливым и робким, приноравливаться к неведомой опасности, а это помешает бороться с нею».
– Смотрите-ка, что это? – прервала мои размышления Мария.
Она, пожалуй, самая наблюдательная из нас. Всегда первой замечает все необычное и любопытное.
А мы могли бы в задумчивости проехать мимо высокой груды витых архарьих рогов, возвышавшейся необычным памятником в стороне от дороги. Ведь не заметили мы ее прошлый раз.
– Это обо, – пояснил я. – Нечто вроде жертвенника духам гор. Тут всякие суеверия еще весьма распространены.
– Что за рога! – тоном знатока воскликнул Евгений. – Если по ним судить, тут прямо богатырские архары водятся. Любопытно будет поохотиться. Хо–тя, конечно, для жертвоприношений отбирали самые лучшие экземпляры. Надо их посмотреть поближе.
Он подъехал к обо, спрыгнул с лошади и потянулся к самому большому, лобастому черепу, украшенному тяжелыми рогами.
– Перчатки! – остановил я его.
– Что? – рассеянно переспросил Женька.
– Надень перчатки.
– Слушай! – возмутилась Маша. – Ты становишься прямо невыносим, начальник. Тебе не кажется, что ты сам заразился местными суевериями? – И она насмешливо продекламировала:
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала…
Я пожал плечами и закурил. Женя вопросительно посмотрел на меня и снова потянулся к заветным рогам…
– Тебе сказано надеть перчатки? – вдруг набросилась на него жена.
Я посмотрел на нее: издевается надо мной, что ли? Нет, не похоже. Ох, эта женская логика!
Женя послушно натянул защитные перчатки, закрывавшие руки до самых локтей, взял череп и на–чал рассматривать.
– Может, захватить в лагерь? – спросил он, но тут же одумался и бросил рога обратно в кучу. – Тяжелый. Ладно, сам добуду свеженькие.
Мы двинулись дальше. Уже на спуске с перевала, когда впереди открылась большая долина, расчерченная аккуратными квадратиками рисовых и хлопковых полей, из-за поворота вдруг появилась лошадь. Она шла одна, без всадника, но была навьюче–на какими-то плетеными сумками и глиняными кувшинами. Мы подумали, что это просто вьючная лошадь, вырвавшаяся вперед, и стали высматривать ее хозяина, который, наверное, едет следом за ней.
Кто этот смельчак, решившийся отправиться в мертвую долину?
Но никто не появлялся; только теперь мы заметили, что за лошадью идут два здоровенных лохматых пса. Они злобно ощерились и зарычали, заставив наших лошадей испуганно шарахнуться с тропы, освобождая им дорогу. Загадочная лошадь меланхолично прошла мимо нас. А псы все рычали, скалились. Миновав нас, они начали пятиться…
Они явно охраняли эту одинокую лошадь с ее кладью!
– Слушайте, а ведь это Хозяину везут дань! – воскликнул Николай Павлович.
– Верно!
– Вот ловкач! – возмутилась Мария. – Даже сам ленится собирать ее, просто посылает в селение лошадь с собаками. И суеверные бедняки спешат отдать ему последний кусок…
Потом, в поселке, мы расспросили подробнее о находчивом Хозяине долины. Оказалось, он и в самом деле редко появляется в поселке. Чаще присылает лошадь в сопровождении специально надресси–рованных псов. Они не мешают складывать в корзинки подаяние, но зорко следят, чтобы из них никто ничего не взял. Да и кто решится обокрасть Хо–зяина, который в любой момент может напустить смерть, обитающую в его долине, на эти мирные поля! Такого святотатца тут же побили бы камнями.
Ловкий старик, ничего не скажешь!..
На крыльце больницы, прилепившейся обеими своими этажами прямо к скале на окраине поселка, нас встретил доктор Шукри, сияя гостеприимной улыбкой.
– Слава аллаху! – воскликнул он, молитвенно поднимая руки к небу.
Это, видимо, следовало понимать: слава аллаху, что вы пока живыми и невредимыми выбрались из проклятой долины…
В своей больнице, в белоснежной броне накрахмаленного халата доктор Шукри держался гораздо увереннее, чем позавчера на перевале. Он обстоятельно обсудил с нами намеченный план работ, посоветовал уделить особое внимание клещам, как наибо–лее вероятным переносчикам вибрионов, и выложил перед нами на стол двенадцать историй болезни, со–ставленных за последние годы; все они, кроме одной, заканчивались зловещими черными крестами и ла–оничной пометкой: «ex. let».
– А какова судьба выздоровевшего? – спросил я. – Вы что-нибудь знаете о нем?
– Он оглох, и у него была парализована вся правая сторона.
– Но приобрел ли он иммунитет против повторного заражения? – спросила Мария. – Можно его обследовать?
Я перевел ее вопрос.
– Увы, нет. Он умер. Умер в прошлом году.
– От чего?
– Истощение. Он был простой дехканин. Сами понимаете: паралич, некому ухаживать. – Доктор Шукри развел руками и добавил сакраментальное: – Иншалла …
Потом доктор Шукри любезно предложил нам посмотреть и самого «преступника»…
Он провел нас в небольшую, но чистенькую лабораторию, привычными движениями ловких пальцев вставил в микроскоп предметное стекло, и мы по очереди склонились над окуляром.
В ярко освещенном кружке быстро и даже, я бы сказал, грациозно сновали во все стороны, словно гоняясь друг за дружкой, продолговатые, слабо окрашенные тонкие палочки.
– Позвольте, но они у вас свежие? – удивился я. – Как вы ухитрились сохранить их целый год?
Доктор Шукри покачал головой.
– Они совсем свежие, – ответил он. – У нас и в этом году уже было три случая заболевания. Слишком поздно покинули долину, задержались на два-три дня, и все. Люди молодые, не прислушиваются к мудрости старших.
– Спроси, живы ли они? – подтолкнула меня Мария.
– Двое уже предстали перед аллахом. Один…
Не договорив, доктор Шукри шагнул к двери, жестом пригласив нас последовать за ним. По узким коридорчикам и лесенкам он провел нас на второй этаж, без стука открыл дверь и отодвинулся, давая нам заглянуть в комнату.
– Когда он заразился, то весил семьдесят два килограмма. Теперь – тридцать, – сказал доктор Шукри. – Двадцать четыре года. Охотник. Свободно приносил с гор на плечах убитого архара.
Мы молчали, глядя на живой скелет, лежавший перед нами в уродливой, неудобной позе. Одно дело читать описание болезни в медицинских трудах, совсем иное увидеть ее собственными глазами…
Несчастный не двигался, ничего уже не слышал и не видел. Только вздохи – стонущие, слабые, прерывистые – выдавали, что он еще жив.
– Три дня и три ночи он кричал не умолкая, – продолжал доктор Шукри. – Бился от боли головой о стены, мы были вынуждены связать его. Теперь он уже ничего не чувствует. И завтра успокоится совсем… Иншалла!
Мы молча вышли обратно в коридор, спустились по узкой скрипучей лесенке и вернулись в тесный кабинетик доктора Шукри. Все было уже упаковано: выписки из историй болезни, пробирки, в которых сновали невидимые простым глазом убийцы-вибрионы, анализы крови и спинномозговой жидкости умирающего охотника. Мы могли возвращаться в свой лагерь и начинать поиски. Остальное теперь было за нами.
– А срезы внутренних тканей и мозга… – начал доктор Шукри, но его прервал негромкий стук в дверь. – Кто там? Войдите! – недовольно прикрикнул он, нахмурившись.
Дверь открылась, и в комнату заглянул смуглый человек лет тридцати с очень приятным узким лицом, на котором густые разлетистые брови выглядели словно приклеенными по ошибке. На голове у него была щеголеватая шапочка из серого каракуля, напоминающая пилотку.
– О, извините, Шукри-ата, я не знал, что вы заняты, – сказал он и попятился.
Но доктор Шукри чуть не силой втащил его в комнату.
– Нет, нет, дорогой Али, вы нам вовсе не мешаете. Это мой молодой и весьма талантливый коллега – доктор Али Омар Вардак. А это наши друзья из России, знакомьтесь.
Доктор Али поклонился и дружески приветствовал нас по всем правилам восточного этикета. Потом, задав несколько традиционных вежливых вопросов о нашем самочувствии и о том, как мы устроились в долине, он еще раз поклонился и отошел к окну.
Мы стали прощаться.
– Да, а срезы внутренних тканей и мозга я вам пришлю с нарочным… Видимо, завтра, – вздохнув и насупившись, сказал доктор Шукри.
– Патологоанатом у вас опытный? – спросил я.
– Я все сделаю сам. Ведь у нас только два врача и один фельдшер. Или попрошу доктора Али. У него руки вернее моих. Надеюсь, он не откажет.
– Вы преувеличиваете, мой дорогой учитель. Я простой ветеринар…
– Не скромничайте, не скромничайте, аллах дал вам золотые руки! – Доктор Шукри шутливо погрозил ему коротеньким пухлым пальцем, пожелтевшим от табака. – Побольше бы нам таких врачей.
Подозревай всех!
Рано утром, по холодку, мы приступили к исследованиям. Евгений с Николаем Павловичем отправлялись на охоту за грызунами. Я – собирать клещей в зарослях. Мария оставалась в лагере охотиться за москитами.
Ловить клещей было совсем несложно. Я забрался в самую гущу зарослей, нашел там крохотную полянку и расстелил на ней белое полотнище, так называемый «флаг». А через час собрал наползших на полотнище клещей, рассортировал их по пробиркам. Потом я тщательно осмотрел все складки своей одежды, уделив особое внимание воротнику и манжетам. На мне тоже нашлось немало этих жадных кровососов.
Вот и вся технология. Нужно только не лениться вовремя снимать клещей со своей одежды, пока они не добрались до кожи и не впились в нее. Пусть вас укусит лишь один клещ, но, может быть, именно он-то и принесет смерть…
Закончив сбор в одном месте, я переходил на другое. Любопытно было наблюдать, как клещи, сидевшие на ветках, уже заранее чуяли мое приближение и готовились к атаке. Зацепившись тремя парами задних ножек за листок или веточку, они вытягивали переднюю пару ног вперед и быстро-быстро перебирали ими, готовые немедленно вцепиться в мою одежду.
Среди разных видов клещей попадалось немало иксодовых, давно заслуживших зловещую славу переносчиков опасного таежного энцефалита. Этим я уделял особое внимание. Природа их специально вооружила для нападения на живые существа. Кро–ме обычных челюстей, иксодовые клещи имеют еще особую зубчатую пластинку – «подъязык». Он глубоко впивается в кожу своими зубчиками, похожими на зазубрины гарпуна, и тогда клеща уже не оторвешь, даже если раздавишь.
Чтобы не терять зря время, ожидая, пока клещи наползут на «флаг», я попутно занимался охотой на всякую живность, которая подвертывалась под руку. Еще по дороге к зарослям мне удалось подстрелить любопытного сурка, не успевшего нырнуть в свою нору. Удача! Ведь если сурка только ранишь и он скроется в норе, то уж ни за что не вытащить его из хитрого лабиринта подземных переходов – они порой тянутся на добрых пятнадцать метров!
На подстреленном сурке я собрал семь упитанных клещей, пристроившихся в густой шерсти. Эти забав–ные зверьки, к сожалению, передают такую опаснейшую болезнь, как чума, а может быть, и переносят смертоносные вибрионы, так что не считайте меня жестоким злодеем за эту охоту.
Подкрадываясь к суркам, я вдруг испытал странное и неприятное ощущение, будто за мной самим тоже кто-то охотится. Огляделся по сторонам, но вокруг было пустынно и тихо.
На каменистой площадке среди зарослей мне повстречался дикобраз. Он тоже вполне мог оказаться переносчиком и хранителем болезни, но все-таки у меня рука не поднялась выстрелить в него. При виде меня он не только не струсил, а, наоборот, грозно захрюкал и воинственно затопал задними лапками. Но смелости ему хватило ненадолго: через минуту он уже юркнул в кусты.
Было уже за полдень. В зарослях царила знойная духота. Я устал и проголодался, левое плечо мне оттягивал ягдташ с двумя подстреленными сурками. Клещами заполнены почти все пробирки, можно возвращаться в лагерь.
Я прошел уже, наверное, половину пути до лагеря, как вдруг из зарослей на меня кинулся матерый волк. Нападение было столь внезапным, что он едва не сбил меня с ног. Я удержался лишь потому, что буквально повис на спружинившем кустарнике.
Волк кинулся на меня снова, но теперь я успел сунуть ему в оскаленную пасть приклад винтовки и одновременно сильно ударить его ногой.
Он отскочил. Теперь у меня уже появилась возможность перехватить винтовку и прицелиться в него.
Бешеный шквал отрывочных мыслей бушевал у меня в голове, пока я искал взглядом прицел. Мысли путались.
Откуда взялся здесь волк? Почему он бросился на меня? Волки в одиночку, да еще летом обычно не бросаются. Бешеный? Но тогда бы он не отступил под ударами, а рвался бы ко мне, пока я не убил его или… или пока он не перегрыз бы мне горло…
Я уже почти нажал на спусковой крючок, как вдруг понял: это вовсе не волк. Это собака! Один из тех псов, что бродят со стариком.
Стрелять нельзя! Хорошо, что я вовремя спохватился. Но что же делать? А если он не один?
И в тот же миг, словно прочитав мои тревожные мысли, сбоку из зарослей на меня так же молча ринулся второй пес…
Сколько их там в кустах? Вся свора? Только и ждут команды, чтобы кинуться на меня? Ясно, что их науськал Хозяин, он тоже, верно, прячется где-то в кустах. Зачем? Чем мы его обозлили?
Отбиваясь от наседавших собак прикладом, я медленно пятился, пока не добрался до ближнего дерева. И тут, улучив удобный момент, ухватился за нижние раскидистые ветки, подтянулся и начал карабкаться по стволу.
Ветки трещали и гнулись. Ствол с перепугу казался гладким, как телеграфный столб. Один из псов все-таки успел хватить меня за сапог и едва не сдернул на землю…
Но я все-таки удержался, уселся в развилок ветвей и постепенно смог отдышаться. А внизу сидели и облизывались уже не два, а четыре пса. Один из них, негодяй, скалился так, словно смеялся надо мной!
Что и говорить, положение создалось совершенно глупое. Стрелять нельзя; ведь это все-таки не дикие волки, а собаки. Слезть и пробиваться к лагерю тоже невозможно: наверняка остальные псы прячутся в кустах и бросятся мне на спину. Сколько же мне придется сидеть на этом ореховом дереве словно обезьяне?
Прошло с полчаса. Я сидел на дереве, а псы – кружком внизу, не сводя с меня глаз. Придерживаясь кое-как одной рукой за ветки, я другой обобрал с одежды успевших наползти клещей – так сказать, поневоле героически продолжал вести научные исследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12