От самого узкого места пролива можно выходить в океан, а можно не отрываться от берега, продолжать путь на юг. Пройдя остров Партовщиков, индейцы решили переночевать. Втащили на берег баты, развели костры, поужинали и, завернувшись в свои плащи, быстро заснули — все, кроме дозорных, всю ночь ходивших у лагеря.
За день колоши обошли весь северный берег острова Ситки, несмотря на крепкий ветер с северо-востока. До индейского селения, расположенного у русской крепости, оставалось всего двенадцать миль.
* * *
В крепости архистратига Михаила неустанно стучали топоры плотников, сбивавших новый фрегат взамен погибшего «Феникса». Партия кадьякцев промышляла морского бобра в окрестных заливах и проливах. Готовили на зиму корма — вялили рыбу. Три дня подряд стояла отличная солнечная погода. Женщины ходили в лес собирать малину и грибы под охраной четырех промышленных, вооруженных ружьями. Они боялись медведей, а больше — колошей.
С большим трудом преодолевая завалы гниющих деревьев, женщины нашли полянку, где малины особенно много. Ягода крупная, сочная и ярко-красная. Однако сладости мало, а запаху совсем не было.
В тот день, когда колоши на своих батах добрались до деревни, подул свежий ветер и погода изменилась. Опять пошел дождь. На этот раз с градом. Промышленные едва успели убрать сушившуюся на жердях рыбу.
В казарме затопили печи. В полдень свинцовые тучи обложили все небо, сделалось темно. Пришлось засветить плошки. А дождь все шел и шел. С гор к морю устремились бурные пенистые потоки, но место для крепости Медведников выбрал возвышенное, и потоки не затопили ее.
Вечером, когда работы были закончены и промышленные отдыхали, к воротам крепости подошли трое английских моряков.
Ворота открыли и отвели англичан к Медведникову. Вид у них был жалкий. Одежда промокла насквозь, ноги в грязи по колено.
— Мы матросы с английского брига, — сказал худой и маленький, с трудом выговаривая русские слова. — Капитан высадил нас на берег. Мы пришли к вам, русские, и просим помощи.
— Почему высадил вас капитан?
— Поспорили с ним. О-о-о, наш капитан — изверг, он назвал нас бунтовщиками. Мы голодны и согласны на любую работу.
— Кто из вас владеет топором?
— Мы все хорошие плотники.
Василий Медведников подумал и решил принять англичан на службу.
Глава семнадцатая. ГАЛИОТ «ВАРФОЛОМЕЙ И ВАРНАВА» ВЫХОДИТ ИЗ ИГРЫ
Двухмачтовый парусник «Варфоломей и Варнава», принадлежавший Российско-Американской компании, медленно двигался вдоль берега на юг, приближаясь к северной оконечности гористого острова. По поручению правителя Баранова командир галиота наблюдал за обиталищами морского бобра. Выгоден ли здесь промысел, дорого ли ценят бобра индейцы? Правитель хотел знать, что делается южнее острова Ситки. Попутно командир описывал берега и наносил их на карту. Ему помогал и приказчик Слепцов, мужик смышленый, изрядно знающий мореходство, и староста промышленных Кожухов.
На ночь из предосторожности галиот несколько удалялся от берега, держась под малыми парусами на одном месте, а днем подходил совсем близко, и тогда к бортам галиота подплывали местные жители на своих лодках. Командир галиота Иван Степанович Круков запретил допускать на палубу больше трех индейцев, опасаясь неожиданного нападения. Индейцы были вооружены луками, копьями и рогатинами. У некоторых имелись ружья.
На индейских лодках лежали шкуры морских бобров, оленьи кожи, вареная и соленая рыба. За нитку бисера в шесть вершков индейцы отдавали большого свежего палтуса. Но шкуры бобров ценили дорого, и покупать у них меха было невыгодно. Кадьякец Федор Яковлев рассказывал, что эти индейцы лесные, а рыбу и бобров у них промышляют рабы из племени колошей.
Тихие попутные ветры держались несколько дней. Иногда наползал туман. И тогда птицы с лета ударялись в паруса и падали на палубу. Промышленные ловили удочками треску и варили уху.
На галиоте чинили паруса, приводили в порядок такелаж, просушивали меховую одежду. Все были довольны. Тихая погода не часто случалась в этих местах.
То и дело встречались морские бобры, лежавшие на воде брюхом кверху или игравшие на спокойной поверхности океана. Встречались и самки с детенышами, они держали их на брюхе, обняв передними лапками. На проходившее мимо судно звери не обращали ни малейшего внимания.
В эти тихие дни жена командира, Елена Петровна, чувствовала себя сносно. Она перечитывала французские романы или вязала шерстяные вещи для себя и мужа.
Но жизнь на галиоте, насыщенная опасностями и тревогами и вместе с тем однообразная и скучная, изрядно ей надоела. Ее угнетало общество грубых, почти безграмотных мужиков. Она часто вспоминала родителей, свой дом в Москве, яблоневый сад… А когда дул пронзительный ветер, на море вздувались высокие волны и галиот бросало как щепку, Елена Петровна проклинала свою жизнь. Однако она по-прежнему уверяла мужа, что иного счастья, чем быть с ним вместе, она не хочет.
Промышленные на бриге были отчаянные люди, готовые на все, привыкшие к тяжелым невзгодам. Не раз и не два им приходилось терпеть кораблекрушение, тонуть в море или страдать от голода и холода на чужом пустынном берегу.
Задушевные друзья каргополец Евдоким Макаров и пензяк Касьян Овчинников сидели на палубе, прислонясь спинами к фок-мачте, и тихо разговаривали.
— Разветрило океан-батюшко, — вздохнув, сказал Овчинников. — Тишь да благодать. Смотришь — и душа трепещет. Песню бы сейчас.
— Не любит командир, когда на палубе песни поют. А ты сказку, Касьян, сказывай, отведи душу.
— Эх, — отозвался Овчинников, — сказка сказкой, а песня песней. — И сразу стал приговаривать быстрым внятным говорком.
Так же внезапо, как начал, Овчинников замолчал.
— Неделю в море без толку болтаемся, время золотое уходит, — после долгого молчания снова сказал он. — Мысы да заливы описываем, а если бы промысел — все, глядишь, к паю добавок.
Надо пояснить, что весь доход от зверобойного промысла делился на паи, по числу работающих для компании русских промышленных и служителей. Каждый пай в свою очередь делился пополам. Одна половина принадлежала компании, другая доставалась промышленному.
— Да куда тебе деньги? На табак да на водку всегда хватает.
— Куда? Странный ты человек. Да у меня отец в России, на помещика спину гнет. Семеро детей кормит. Выкупить бы…
— Давно бы выкупил. В Охотске меньше бы пил…
— Эх, Евдокей, далека больно Пенза-то. Пока едешь, сотни рублей в трубу вылетят. И боязно: закуют в кандалы, пороть будут. У меня грехов много. А я от кнута в здешних свободных местах вовсе отвык.
Приятели принялись рассматривать огромное стадо китов. Животные подходили совсем близко к паруснику, выбрасывая высокие фонтанчики воды, и издавали звуки, похожие на тяжелые вздохи…
Иван Степанович Круков долго не мог привыкнуть к порядкам, царившим на судах компании. Ничего общего с порядками в английском флоте. Ничего общего с положением на российских военных судах. Конечно, командир оставался командиром, и все его приказы строго выполнялись.
Иван Степанович давно понял, что, несмотря на большую практическую подготовку на русских и английских военных кораблях, плавание у американских берегов с рукописными картами или совсем без карт — трудное и опасное занятие.
Часто приходило в голову, что три года плаваний здесь, у американских берегов, научили его больше, чем пять лет в английском флоте, и в навигацких делах компанейский приказчик оказался не менее хорошим наставником, чем командиры английских кораблей.
Промышленные очень строго относились друг к другу, когда дело касалось корабельной службы и выполнения приказов командира. Нерадивых наказывали по общему приговору, и, как правило, очень сурово.
С недавних пор на компанейских кораблях завелись новые порядки. Некоторые морские офицеры, прибывшие по просьбе правления в Америку, смотрели на свою службу как на способ обогащения, другие пьянствовали, совращая промышленных. Но Иван Степанович был нрава тихого и трезвого и ничего такого не допускал.
На десятый день плавания на палубу галиота поднялся незнакомый кадьякец. Оружия при нем не было.
— Хочу видеть начальника, — сказал он по-русски. — У меня важное дело.
— Говори, что за дело, — полюбопытствовали промышленные.
— Скажу только начальнику.
Промышленные проводили кадьякца к Ивану Степановичу. Прежде чем начать разговор, кадьякец расстегнул ворот русской рубахи и показал нательный крест.
— Поп шелиховский дал, Иваном назвал. Отец у меня русский, Федор Сорокопудов. Правду буду говорить.
— Говори, я тебе верю.
— Страшное дело.
— Говори, — повторил Иван Степанович.
— Капитан Ричард Хейли задумал разбить нашу крепость на Ситке, а всех русских и кто с ними — убить. Надо тебе идти в крепость, помогать.
— Капитан Хейли сам будет разорять крепость? — усомнился Круков.
— Почему сам? Колоши нападут. Он дал вождям пушки, ружья и порох. Всех русских убьют.
— Но ведь вожди ситкинских индейцев — друзья Баранова?
— Пусть не верит им Баранов. Не друзья, а враги.
Командир Иван Степанович Круков совсем недавно встречал индейских вождей острова Ситки в гостях у Баранова. Получив богатые подарки, они клялись в верности. У правителя Русской Америки тогда не было никаких подозрений.
— Откуда ты узнал эти новости?
— Ты мне не веришь? — Креолnote 26 огорчился.
— Я верю тебе, но хочу укрепить свою веру.
— Хорошо, я два года работал у капитана Хейли матросом на его бриге «Провидение», а когда узнал, что задумал капитан, убежал. И вот я у тебя. Я захватил кинжал капитана Хейли.
Креол вытащил из ножен острый длинный нож и положил на стол. На белой ручке из слоновой кости Иван Степанович прочитал: «Роберт Хейли».
Все было очень похоже на правду. Командир спросил у Слепцова:
— Тимофей Федорович, как поступить надлежит?
— Надо своих выручать, — не задумываясь, ответил приказчик. — В крепости не ждут нападения, — добавил он. — Если ее захватят индейцы, русским пощады не будет.
На галиоте стояло шесть пушек. В запасе достаточно пороха. У всех промышленных огнестрельное оружие.
— Значит, советуешь идти на выручку?
— Советую.
Командир посмотрел на ветер, на паруса. Заметив, что ветер отошел немного к югу, скомандовал рулевому:
— Право на борт!
Рулевой стал поворачивать руль.
Промышленные побежали к парусам. Галиот «Варфоломей и Варнава» взял курс к острову Ситке.
— Как это интересно! — сказала Елена Петровна, отложив вязанье и мечтательно смотря на море. — Индейцы, английские пираты, русская крепость… Совсем как в авантюрном романе.
Около полуночи ветер усилился. С моря появилась крупная зыбь. К рассвету разыгралась буря. Ветер свирепо рвал паруса, гнул мачты, хлопал снастями. Пришлось закрепить все паруса, кроме зарифленного грота, под которым галиот держался в дрейфе.
Трое суток свирепствовала буря. Наконец с рассветом ветер внезапно стих. Однако крутая зыбь валила с моря по-прежнему. Вдобавок налег непроглядный туман. При восхождении солнца туман растаял, и неожиданно в трех милях открылся скалистый берег. Лот показал пятнадцать саженей, надо было уходить от берегов. Но безветрие не давало уйти под парусами, а зыбь мешала употребить буксир или весла. Галиот подносило к берегу все ближе и ближе, и вскоре Иван Степанович без подзорной трубы увидел сидящих на камнях птиц.
Гибель казалась неизбежной, в довершение беды ветер снова перешел в бурю, и галиот неудержимо повлекло на камни. На пятый день около полудня мореходов поднесло почти вплотную к каменной гряде, за которой виднелся берег. Галиот оказался среди надводных и подводных камней. Положенные якоря не держали, и судно, медленно дрейфуя, ползло на берег.
Командир отважился ночью на выход в море между камнями. Но, видно, не суждено было галиоту «Варфоломей и Варнава» избавиться от гибели. Едва он прошел опасные камни, как с грохотом переломился фока-рей.
На рассвете ветер задул с моря. Без фока отойти от берега при таком ветре не было возможности, и в девятом часу утра галиот выбросило зыбью на отмель.
Потеря судна… Что может быть ужаснее в этих диких местах? Командир галиота, как и все потерпевшие бедствие, понимал, что, кроме собственной жизни, надо спасать прежде всего оружие. Оставшимся с голыми руками на американском берегу русским грозила смерть или рабство у индейцев.
Галиот выкинуло на отливе, да еще на песок. Это было единственной удачей. Люди на паруснике были отважные и опытные. С оружием в руках мореходы ждали, когда, рассыпавшись, волна уходила в море, и бросались на берег.
Ударяя в борт, волны расшатали корпус, и вода наполнила половину трюма. Однако галиот уцелел и на малой воде остался на суше.
— Пушки и порох на берег! — распорядился Иван Степанович. — Ружья приготовить к бою.
Мореходы работали без устали, и скоро оружие и нужные вещи были на берегу. Тут же поставили две палатки, развели огонь, чтобы согреться и просушить одежду.
Не помнившую себя от страха Елену Петровну промышленные бережно перенесли с галиота на берег и уложили в палатке на мягкую постель.
Неожиданно из леса выступили вооруженные индейцы и окружили лагерь потерпевших кораблекрушение. Их было не меньше сотни.
Командир в это время находился возле обсушенного отливом галиота и распоряжался спуском реев и стеньг, дабы корабль меньше валило на прибылой воде. Чем дольше он сохранится от разрушения, тем больше нужных вещей можо с него снять. На всякий случай, увидев индейцев, Иван Степанович держал горящий фитиль, так как на галиоте оставались приготовленные к бою пушки.
— Тебе, Тимофей Федорович, приказываю следить за колошами! — крикнул он приказчику. — Держи людей в готовности.
Без приглашения в палатку, где сидел Слепцов, вошли двое индейцев.
— Тойон Ютрамаки, — ткнул себя в грудь пальцем индеец, выглядевший понаряднее и помоложе.
Лицо у него умное, смугловатое. Голову украшала затейливая прическа, из которой торчало большое орлиное перо. На плечах красовались бусы вперемежку с медвежьими клыками.
Ютрамаки стал со вниманием рассматривать Елену Петровну.
— Барановский приказчик Слепцов, — назвался Тимофей Федорович.
Вождь Ютрамаки сказал еще несколько слов, которые приказчик не понял. Что-то сказал и второй индеец.
— Позовите кадьякца Ивашку, он на всех языках говорит, — вспомнил Слепцов.
— Тойон здешнего племени, — стал переводить подошедший Ивашка, — приглашает тебя, приказчика Слепцова, в свой дом, посмотреть, как он живет. Не ходи, Тимофей Федорович, тойон может обмануть, — добавил Ивашка. — Это не колоши, а другой индейский народ и колошский язык плохо понимают.
Приказчик Слепцов вежливо отказался.
— Много дел у нас. Корабль погиб. Надо снять с него нужные вещи. Надо спешить, не то море разобьет, и тогда ничего не возьмешь. Прошу тебя, тойон Ютрамаки, будь дружествен к нам. Пусть твои люди не обижают, не выводят нас из терпения.
— Обещаю быть другом русских, — выслушав Слепцова, ответил вождь. — Что это за женщина? — показал он на Елену Петровну.
— Жена командира, — ответил Ивашка.
— Тимофей Федорович! — крикнул дозорный промышленный, откинув полог палатки. — Колоши грабят, утаскивают наши товары.
— Прикажи своим людям, тойон, вести себя потише, — попросил Слепцов. — Чужое брать не годится… А вы, ребята, не начинайте ссоры, терпите, сколько возможно. Старайтесь оттеснить колошей от табора без ссоры.
Тойон обещал приказать своим людям. Индеец постарше вышел из палатки, чтобы передать его слова.
— Промысел грабят, еле отбили, — прибежал запыхавшийся промышленный. — Мешок бисера уволокли.
Вождь Ютрамаки бросился вон из палатки.
Снаружи послышались громкие вопли. Русские, потеряв терпение, погнали индейцев прочь от своего лагеря. Слепцов увидел, как индейцы стали бросать в мореходов камни… И тогда послышались выстрелы. Слепцов выбежал из палатки безоружный. Поджидающий у входа индеец ранил его ножом в грудь, но, к счастью, не смертельно. Тимофей Федорович вернулся в палатку и уже с ружьем в руках снова выскочил наружу. Индеец, ранивший его, стоял за палаткой и держал в одной руке копье, а в другой камень. Камень он бросил приказчику в голову, едва не свалив его с ног. Пришлось стрелять и приказчику. Началась общая свалка. Вскоре индейцы ударились в бегство, оставив на песке убитых. Несколько мореходов были ранены.
Ночь прошла тревожно. Половина промышленных спали, а другие несли караул вокруг лагеря.
Утро наступило пасмурное. С океана дул холодный, влажный ветер.
Проснувшись и позавтракав печеной лососиной с жидкой кашей, мореходы осмотрели ближайшие окрестности. Песчаный берег тянулся неширокой полосой на север и на юг. В море виднелись покрытые лесом островки и голые скалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44