Где бы могли оказаться его язык или губы…
Взгляд Дориана скользнул по вырезу ее платья и ниже, где намокшая ткань липла к груди.
«Моя», — подумал он. А потом уже вообще больше не думал.
— Некоторых мужчин легко отвлечь, — сказала Гвендолин. — Тебя, например.
Если бы он не так остро чувствовал ее присутствие, то не заметил бы, как дрогнул ее голос.
— Я же сумасшедший.
То, что он сейчас испытывал, вполне могло называться помешательством. Под полотенцем к жизни пробудилась та часть его тела, которая никогда не слушала голос разума.
— Это лечение должно оказывать усыпляющее действие. — Нахмурившись, Гвендолин изучала его лицо.
Она казалась озадаченной, и в других обстоятельствах это позабавило бы Дориана, но только не сейчас.
Гвендолин сидела на краю ванны, он думал лишь о том, что у нее под платьем, и осторожно положил руку в сантиметре от ее платья.
— Лечение? — переспросил он. — А разве это не заклинание?
— Да, видимо, мне не хватило глаз тритона. Я полагала, ты должен ощущать приятную сонливость.
— Мой мозг уже дремлет.
Он коснулся пальцами складок муслина, и Гвендолин обратила внимание на руку, играющую тонкой материей.
— У тебя же болит голова.
— Сейчас это не так уж важно.
Хотя боль не ушла, его больше занимало то, что находится под муслином.
Мягкие кожаные туфельки… изящные щиколотки…
— А где чулки? Где ваши чулки, леди Ронсли?
— Я их сняла, — призналась Гвендолин. — Они ужасно дорогие… из Парижа… Мне не хотелось их порвать, когда я буду лезть в окно.
— Ты лезла в окно? — Дориан коснулся ее щиколотки, не в силах оторвать от нее глаз.
— Чтобы попасть в твою комнату. Я боялась, что ты можешь принять слишком большую дозу, и оказалась права.
Раствор в том флаконе был слишком концентрированным.
«Ну конечно, — вспомнил Дориан. — Она же говорила, что не позволит мне умереть до свадьбы, а теперь, видимо, решила не дать мне умереть до того, как я исполню свои супружеские обязанности».
Он и сам не хотел умирать до этого, черт побери его черную душу.
— Ты кинулась меня спасать, — произнес Дориан.
— Я должна была что-то сделать. Вскрывать замки я не умею, а ломать дверь — значит устроить жуткий шум, поэтому я выбрала окно. У вас не замерзнет рука, милорд?
— Нет. — Он погладил ее щиколотку. — Разве тебе она кажется холодной?
— Не могу разобрать, это твоя рука или моя нога? — Гвендолин сглотнула. — Мне очень тепло.
Дориан немного поднял юбку, и его рука скользнула вверх по той гладкой поверхности, которую исследовала.
«Она хотела получить больницу, — напомнил он себе, — и была готова заплатить за это любую цену».
А он хотел провести губами по дьявольски красивой ноге… выше… до самого конца… Взгляд метнулся к ее диким рыжим кудрям, и мозг услужливо нарисовал картину того, что Дориан увидит в конце путешествия.
Встретившись с ее взглядом, он окончательно потерял над собой контроль и обнял Гвендолин за талию. После теплой воды ему стало холодно.
— Ты простудишься. Сейчас я дам тебе сухое полотенце.
— Нет, иди сюда, — хрипло сказал он.
Не дожидаясь ответа, Дориан обнял ее мокрыми руками, на секунду прижал к себе, а потом опустился вместе с нею в ванну. Когда пахнущая лавандой вода сомкнулась над ними, его губы нашли ее рот, и он без всякой надежды на спасение утонул в пучине многообещающего тепла.
«В высшей степени непрофессионально, — ругала себя Гвендолин, обнимая мужа за шею, — ведь сексуальное возбуждение усиливает головную боль».
К сожалению, в медицинской литературе не упоминалось о лекарстве для охваченного страстью врача. Да и существует ли противоядие, если даже от легких прикосновений пациента у нее учащается пульс и с ужасающей быстротой повышается температура. Какое средство может ослабить сладостное воздействие его губ, какой волшебный эликсир спасет ее от дьявольского искушения, которое она испытала, когда язык мужа скользнул в ее рот.
Гвендолин чувствовала, что погрузилась в воду по самые плечи, а платье вздулось некрасивым пузырем, однако не смогла в должной степени вернуть себе научную объективность, чтобы предпринять нечто радикальное.
Она была слишком занята исследованием обнаженного тела и не могла удержать свои руки, которые гладили сильные плечи и широкую грудь мужа.
Но этого Гвендолин было недостаточно. Она не могла противиться желанию ощутить на вкус эту гладкую, скользкую от воды кожу. Она провела губами по подбородку мужа, затем по шее, а руки продолжали изучать его великолепную анатомию.
— О, дельтовидная мышца… большая грудная… — ошеломленно бормотала она. — Так… превосходно… развиты.
Она чувствовала, что прикосновения Дориана становятся все интимнее, и виной тому ее неприличное поведение, но ласки мужа лишь подстегивали ее.
Гвендолин ощущала на груди тяжесть его рук и подалась к нему в поисках большего. Он осыпал ее поцелуями, жар которых проникал сквозь кожу, заставляя дрожать от нетерпения. Дориан коснулся языком ее уха… С ума сойти.
Она уже не владела собой и с такой силой прижалась к мужу, что тот издал какой-то животный стон.
Но это была еще не та желанная близость. Вода… одежда… все мешало ей.
— Сделай что-нибудь, — взмолилась она, сражаясь с мокрым платьем. — Сними его! Я больше не вынесу. — Она почувствовала, как его пальцы дергают шнурки на спине. — Ты не развяжешь их. Рви.
— Подожди. Успокойся, — хрипло сказал Дориан, но она уже гладила его по животу. — Гвендолин, ради Бога.
— Быстрее.
— Подожди. — Он закрыл ей рот поцелуем, усмиряя ее безумный пыл.
Гвендолин не оторвалась от его губ, даже когда он выносил ее на руках из ванны и укладывал на влажные полотенца.
Открыв наконец глаза, она встретилась с пылающим золотистым взглядом. Дориан склонился над ней и гладил ее бедра. Его влажная кожа блестела, с длинных черных волос текла вода.
Гвендолин завороженно смотрела, как он потянулся к вырезу ее платья и одним махом разорвал ткань до пояса.
— Довольна теперь, ведьма? — прошептал он.
— Да. — Гвендолин притянула мужа к себе, отчаянно желая вновь ощутить прикосновение его тела.
Горячие быстрые поцелуи ласкали ее брови, нос, щеки, подбородок, спускались по шее к груди, прогоняя минутное оцепенение и возвращая прежний огонь.
Она запустила пальцы в волосы Дориана, ей хотелось большего, только она не понимала, чего.
Его губы обхватили тугой сосок, и будто молния пронзила тело Гвендолин, посылая разряды под кожу… и куда-то глубоко внутрь.
Это была дикая, темная пучина ощущений, и Дориан безжалостно погружал ее туда с помощью рук, губ, прерывающегося голоса.
Остатки платья отлетели прочь вместе с последними крупицами ее разума. Гвендолин воспринимала только возбуждающий запах мужа, греховный вкус его тела и силу мышц под горячей кожей.
Ей хотелось, чтобы он стал частью ее тела. Даже когда рука Дориана устроилась у нее между ног в самом укромном месте, она сочла это недостаточным и выгнулась дугой, требуя большего.
Ласки становились все интимнее, заставляя Гвендолин стонать и корчиться, но ей было мало. Пальцы Дориана уже проникли внутрь, по ее телу сладостной волной прокатились горячие судороги… и этого ей тоже было недостаточно.
Гвендолин замерла на краю пропасти, испытывая дикое наслаждение и безрассудную жажду чего-то еще, большего.
— Боже мой, — всхлипнула она, извиваясь словно помешанная, какой она сейчас и была. — Сделай это.
Пожалуйста.
— Скоро. Ты не готова. Это у тебя первый…
— Быстрее! — Почувствовав упершуюся ей в бедра возбужденную плоть, она впилась ногтями в руку Дориана. — Ну же!
Тот сбросил ее руку, но Гвендолин не могла остановиться, ее пальцы скользнули в то место, куда вел их инстинкт.
— О Боже мой!
— Остановись, Гвен, не торопи меня. Я сделаю тебе больно, и ты…
— Господи, он такой большой… сильный… и живой…
Гвендолин сама не понимала, что говорит. Она с удивлением гладила бархатистую поверхность, слышала какой-то сдавленный звук, снова ощутила ласки мужа, которые вели ее к пылающему безумию и удовольствию на грани непознанного.
Потом один быстрый толчок — и острая боль вернула Гвендолин к реальности.
— Бог мой! — выдохнула она.
Он такой огромный. Но ей не было неприятно. В общем, нет.
— Я говорил, что сделаю тебе больно.
Гвендолин услышала отчаяние в голосе мужа и обругала себя. В первый раз всегда больно, ей не следовало об атом забывать, а теперь Дориан подумает, что надолго испугал ее.
— Только сначала, — прошептала она. — Это нормально. Ты не должен из-за меня останавливаться.
— Дальше будет не лучше.
— Тогда поцелуй меня, чтобы я забыла об остальном.
Запустив пальцы в его черную гриву, она притянула к себе голову мужа.
Страстные поцелуи и отчаянное желание Дориана снова бросили ее во власть дьявольских чувств, а боль и напряжение скоро растаяли.
Он начал двигаться, сначала медленно, затем все быстрее. Гвендолин интуитивно отвечала ему, с радостью чувствуя, что они стали единым целым. Именно это и было ей нужно: взять его с собой на границу первозданного хаоса… дальше… к последней сияющей вспышке желания… к сладостной темноте высвобождения.
Глава 5
Через некоторое время оба почувствовали страшный голод и по пути из ванной заглянули в кладовую. В спальне Дориана они мгновенно расправились с целым подносом бутербродов, и теперь Гвендолин сидела на кровати, завернувшись в халат мужа, а граф полулежал на подушках, укрытый одеялом. — Хотя ванна, занятие любовью и еда существенно улучшили его настроение, он еще не успокоился. Гвендолин чувствовала взгляды мужа, которые тот исподтишка бросал на нее. Ей очень хотелось знать причину его тревоги, ибо она уже начала понимать его характер.
Готовясь к неминуемой смерти в зыбучих песках, он гнал ее, поскольку боялся, что она тоже может упасть в трясину.
Он добровольно отдавал себя на суд медицинской комиссии с перспективой неминуемо оказаться в сумасшедшем доме, лишь бы не подвергать ее ужасу брака с неизлечимо больным.
Хотя его предупредили о смертельной опасности бесконтрольного употребления лауданума, он заперся в спальне, чтобы она не видела его мучений.
Короче, граф Ронсли всеми силами защищал ее от неприятностей.
И вряд ли она его переоценивала. После долгого общения с отцом, братьями и кузенами она знала этот особый, чисто мужской недостаток.
Однако психологические изыски не помогли вернуть объективность, которой так гордилась Гвендолин. При одном взгляде на мужа она совершенно теряла голову, вспоминая, что делали с ней его чувственный рот, сильные изящные руки и мускулистое тело. Ее мозг вместе с сердцем и другими органами превращался в желе, .
— Тебе не стоит здесь оставаться, — привел ее в чувство голос мужа.
От его холодной вежливости у Гвендолин упало сердце. Она догадывалась, почему он гонит ее. Наверное, после случившегося в ванной Дориан раздумывал, как бы повежливее сообщить, что он больше не хочет иметь ничего подобного.
«Тебя и прежде много раз отсылали прочь, а ты еще жива», — напомнила себе Гвендолин. Лицо у нее пылало, но голос оставался спокойным.
— Понимаю. Это ужасно, я никогда в жизни не реагировала таким образом — ни на кого. Не то чтобы у меня было много возможностей, — поспешно добавила она. — Я не кокетка, да и времени на поклонников у меня почти не было. Я бы вообще не стала терять на них время, но девушки обязаны Появляться в свете, к тому же мужчины считают, что женщины все одинаковые, и нужно им подыгрывать. Хотя, должна признаться, мне было любопытно узнать, как за тобой ухаживают и целуются.
Однако это и вполовину не так захватывающе, как, скажем, книга мистера Кальперера о лекарственных травах.
Если бы с тобой я испытывала то же самое, тогда, наверное, вела бы себя более прилично, занималась бы медицинскими проблемами и не вызывала бы у тебя неприязни.
Только я не могла вести себя прилично, и мне очень стыдно.
Но я совсем не хотела раздражать тебя.
— Гвендолин, ты вовсе не раздражала Меня. Клянусь честью. — В голосе Дориана слышалось удивление, и она замерла, глядя ему в глаза. — С чего ты взяла, что я недоволен? Я почти изнасиловал тебя.
Господи, ну как она могла быть такой глупой? Ведь муж недоволен собой, а не ею. Это снова его желание защитить более слабого.
Гвендолин попыталась вспомнить, что говорила Женевьева о мужчинах и о первой брачной ночи, однако в ее мозгу царил хаос.
— О нет, все не так, — заверила она мужа. — Ты был очень нежен, я благодарна тебе за это, правда. Мне не следовало приказывать как генерал: «Сделай то. Сделай это. Быстрее». На меня что-то нашло.
— Это «что-то» — твой похотливый супруг, — мрачно сказал Дориан. — Чего я не должен был себе позволять.
— Мы ведь муж и жена, — возразила Гвендолин. — Ты имеешь право, а я получила удовольствие и… — Она прижала ладони к пылающим щекам, но лукавить не стала:
— Я рада, что вы были похотливым, милорд, иначе вы бы страшно меня разочаровали, поскольку я хотела отдаться вам с тех пор… Ну, точно не помню, хотя наверняка после того, как ты меня поцеловал. И ради Бога, не надо меня жалеть.
— Наш брак предполагал лишь деловое соглашение.
Никто не обязан знать, выполняются ли супружеские обязанности или нет. Твое положение сейчас достаточно прочное, и я не должен был прикасаться к тебе. Ты неопытна, не умеешь скрывать свои чувства, и у тебя слишком доброе сердце.
— Значит, ты беспокоишься о том, что к деловому соглашению будут примешаны мои чувства?
— Они уже примешаны, — сказал Дориан. — Ты сама только что призналась. Хотя это видно по тому, как ты на меня смотришь.
«Боже мой, неужели я так несдержанна?»
Конечно, в отличие от Женевьевы и кузины Джессики она лишена утонченности, зато у нее оставались еще здравый смысл и чувство юмора, которые пришли ей на помощь.
— Имеешь в виду, что я похожа на влюбленную школьницу?
— Да.
— А чего ты ждал? С твоей-то красотой.
— Я неизлечимо болен. Мой мозг разрушается, и через несколько месяцев я стану гниющим трупом.
— Знаю, но ты еще не безумен, а если это случится, ты будешь не первым сумасшедшим, с которым я имела дело, и уж точно не первым увиденным мною трупом.
— Однако ты не выходила за них замуж. И не спала с ними! Проклятие! — Дориан отшвырнул в сторону одеяло и голым подошел к окну. — Я не хотел быть даже твоим пациентом, а стал твоим любовником. Ты поддалась чувствам, и это ужасно.
Он бы не счел это ужасным, если мог видеть себя сейчас: красивый, высокий и сильный мужчина.
— Ты же говорил, что провидение никому не обещает вечного счастья, — возразила Гвендолин. — И тем более не дает каждому то, чего он желает. Провидение ведь не создало меня мужчиной, чтобы я могла стать врачом. — Она подошла к мужу. — Но сейчас я не жалею, что родилась женщиной. Ты заставил меня радоваться этому, а я достаточно практична и эгоистична, чтобы наслаждаться жизнью пока могу.
— О, Гвен!
Да, времени у нее осталось не так много. Его застывшее лицо и отчаяние в голосе сказали ей, что дела обстоят хуже, чем она думала.
«Но это в будущем», — напомнила себе Гвендолин и положила руку на грудь мужа.
— У нас впереди ночь, — тихо сказала она.
Он заставил ее радоваться тому, что она женщина.
«У нас впереди ночь», — сказала она.
Даже святой Петр, окруженный мучениками и ангелами, не смог бы устоять перед Гвендолин, а захлопнув за собой тяжелые врата рая и схватив ее в объятия, положил бы свое тело и душу (пусть даже вечную) на то, чтобы сделать ее счастливой.
Поэтому Дориан отнес свою жену на кровать и занялся с ней любовью, снова испытывая восторг оттого, что его любят, хотят, доверяют ему. Потом он лежал без сна, держа в объятиях заснувшую графиню и не зная, жив он или мертв, ибо не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал такое умиротворение.
И только под утро Дориан осознал причину своего блаженного спокойствия: ведь никогда в жизни он не сделал ничего хорошего другим людям. Он лишь представлял, как спасет мать, возьмет на континент, где ей не нужно будет лгать и притворяться. А когда соизволил навестить ее в Дартмуре, то даже не обратил внимания на ее прозрачные намеки и вернулся к своей веселой жизни.
Если бы он понял, остался бы здесь, помог бы отцу ухаживать за ней, они сумели бы обмануть деда и «специалистов» из Лондона. В клинике тоже все могло обвернуться иначе, ему надо было сыграть на дьявольской гордости деда и его чувстве долга. Раз мать в течение многих лет обманывала старого тирана, то и у него это получилось бы.
Даже после скандала ему не следовало в приступе детской истерики уезжать из Ронсли-Холла, может, тогда он чего-нибудь и добился бы. Используя деньги и влияние графа, продолжил бы, например, образование или занялся бы политикой.
Все умирают, кто-то раньше, кто-то позже, и нечего тут хныкать. Но горько прощаться с жизнью, сожалея об упущенных возможностях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11