— Боюсь, дело серьезнее, чем может показаться, — со вздохом ответил Брендон. — Не исключено, что я испортил все навсегда, а это для меня страшнее смерти. Знай я выход из тупика — головы бы не пожалел.
— Так, может, стоит извиниться? — предложил Мигуэль.
— Лорел примет только одно извинение: если я полностью откажусь от обвинений в адрес ее отца и тем позволю ему и дальше грабить всю округу. Но моя совесть не позволяет мне этого. Я должен жить в мире с самим собой.
— Но и с Лорел тоже. Вы должны прийти к какому-нибудь согласию, иначе будете глубоко несчастны.
— Время, мой друг, — лучший лекарь, — вздохнул Брендон и потрепал друга по плечу. — Может помочь только время и… чудо, если оно произойдет.
Брендон решил, что правильнее всего дать Лорел время разобраться в своих чувствах, и старался не оказывать на нее давления. В последующие несколько дней он вел себя крайне сдержанно. Был с ней мил и внимателен, но, лежа каждую ночь рядом в постели, не дотрагивался до нее, хотя это давалось ему ценой титанических усилий. Его тело изнывало от тоски по ней, но холодность Лорел не располагала к тому, чтобы предаваться любви. Он твердо решил не давать ей больше поводов к тому, чтобы она прониклась к нему презрением.
Лорел, между тем, страдала в эти дни не только от шока, каким явилось для нее письмо Брендона, и высказанного Брендоном в запальчивости недоверия к ней, но и от его воздержания. Прежде он не мог оторвать рук от ее тела, а теперь всячески старался не коснуться его. Лорел была в смятении. Почему он не хочет любить ее? Она, конечно, сердится, полна обиды и разочарования, но желает его с прежней силой. Ее тело томилось по Брендону с неожиданной для нее самой страстью.
И она не могла совладать не только с ним, но и с неразумным сердцем, которое продолжало испытывать нежность к Брендону. Как она ни старалась, возненавидеть мужа она не смогла. Правда, она еще и не простила его окончательно, но не любить его было не в ее силах. Это чувство жило в ней по-прежнему, как неизлечимая болезнь, от которой нет лекарств.
— Дура я, дура — и все тут! — уговаривала себя Лорел. — Слабая, испорченная дура!
Брендон же, опасаясь, что жена может попытаться покинуть его, приказал не пускать ее ездить верхом и даже просто выходить за пределы ранчо без сопровождения. Когда Лорел впервые явилась рано утром в конюшню, желая прокатиться верхом, конюх вежливо, но твердо отказал ей. Обычно уравновешенная, Лорел вскипела. С горящими глазами она бросилась на поиски Брендона.
Он в это время рассматривал с Мигуэлем отобранные на продажу скот. Лорел кинулась к нему.
— Брендон, почему ты запретил мне ездить верхом? — в сердцах воскликнула она. — Я требую, чтобы мне немедленно вывели лошадь.
Наступила тишина — все, кто был рядом, навострили уши, с интересом прислушиваясь, что же ответит Брендон на дерзкие слова, обращенные к нему всего лишь женщиной.
Зная, что на них направлены все взоры, Брендон был вынужден проявить подобающую случаю твердость.
— Требовать бесполезно, Лорел. Мое распоряжение останется в силе. Одна ты кататься не будешь. Хочешь сесть на лошадь — найди себе кого-нибудь в спутники.
Кипя от ярости, Лорел даже разрешила себе топнуть ногой.
— Я езжу одна с двенадцати лет, спутники мне ни к чему.
— Тогда ты вообще не будешь ездить, — отрезал Брендон.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
— Но это не довод!
— А для меня довод.
Подбоченясь и гневно сверкая глазами, Лорел воскликнула:
— Черт бы тебя побрал, Брендон!
— Вид у тебя больно грозный, точь-в-точь бешеная бентамская наседка, — насмешливо улыбнулся он.
Лорел упрямо вздернула подбородок и обдала Брендона ледяным взглядом.
— Да? В таком случае заруби себе на носу: бентамские петухи без хвоста — уже не петухи, и тебе в один прекрасный день выщиплют все перья.
Брендон рассмеялся от всего сердца, и его смех звучал в ее ушах, пока она шла к Инес, чтобы пригласить ту на утреннюю прогулку. Ей как никогда было необходимо проехаться, чтобы разрядиться. Лорел казалось, что если она благодаря быстрой езде не выпустит из себя пары злости, то наверняка взорвется.
К вечеру этого же дня, едва Лорел вышла из ванны и потянулась за полотенцем, как дверь их комнаты распахнулась. Жадным взглядом Брендон окинул ее голое тело, и на лице его появилось выражение такого свирепого голода, что Лорел даже вздрогнула.
В полном молчании Брендон, не отрывая от нее глаз, тихо закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Последние лучи вечернего солнца позолотили невытертые капли на ее коже. Лорел вся как бы светилась под струйками воды, сбегавшей по ее стройному телу, и обрисовывавшей контуры, по которым так стосковались его руки. Кремовые полукружия грудей поднимались и опускались в такт взволнованному дыханию, розовые соски заманчиво торчали. В этот миг он подумал, что второго такого соблазнительного существа не найти в целом свете.
Он сделал шаг вперед, и очарование сразу нарушилось. Лорел поспешно схватила полотенце и закрылась им.
— Не надо! — выдохнул Брендон, шагнул еще раз, мягко, но решительно вырвал полотенце из ее рук и бросил на пол. Жестом, исполненным скорее благоговения, чем страсти, он провел кончиками пальцев по ее телу, приводя его по пути их следования в трепет.
— Ты так прекрасна, ты само совершенство!
— Брендон! — только и смогла она выдохнуть полураскрытым ртом.
Он обхватил руками талию Лорел, прижал ее бедра к своим, давая ощутить силу его желания. Горячие губы целовали ее плечо, но затем переместились к шее, где было слышно лихорадочное биение пульса.
А ее пальцы непроизвольно нашли пуговицы мужской рубашки, расстегнули и высвободили его широкую грудь для ласки. Тонкие пальцы Лорел углубились в чащобу каштановых волос, отыскивая и нежно гладя затерявшиеся в их глубине плоские соски.
Он помог ей, сбросив с себя рубашку, и снова заключил в свои объятия, прижав нежные женские груди к своей твердой груди, где ее соски погрузились в мягкий волосяной покров, щекотавший их при малейшем движении.
— Никогда ничего не хотел я так сильно, как сейчас хочу тебя, — пробормотал он.
Стон слетел с его уст, он с нетерпеливой жадностью впился в ее рот. Лорел отвечала так же пылко и под натиском его дерзкого языка раздвинула губы. Теплые, огрубевшие от работы руки гладили ее бедра и спину. Она прижималась все теснее к Брендону, не замечая, что твердая пряжка поясного ремня врезается ей в живот. Их бедра сошлись, губы сомкнулись в сладком поцелуе. Он погрузил пальцы в высокую прическу Лорел, распустил ее, разбрасывая вокруг шпильки, и блестящие серебристые волны волос потекли по ее спине. Брендон расчесывал их пальцами, которые застревали в густых прядях, словно те в ожидании ласки не желали их отпускать.
У Лорел закружилась голова от смертельной истомы, о которой со стоном шептали ее губы, прижимавшиеся к его рту. Разъяв объятия, Брендон наклонился, чтобы поднять Лорел на руки.
— Разреши мне любить тебя, дорогая! — молил он, неся ее к кровати и покрывая поцелуями.
Она откликнулась на эту просьбу тем, что, уже лежа на простыне, расстегнула пряжку его ремня. Он быстро выскользнул из одежды. Лорел ощутила на себе горячие руки и губы и ответила на них пылкими трепетными прикосновениями. Она обнимала Брендона и кончиками пальцев чувствовала тепло его кожи. Ее любящие руки отыскали и погладили его мужское естество, заставляя Брендона зарычать от вожделения.
Лорел трепетала и извивалась в его руках, испытывая внутри себя отчаянный позыв, который могло удовлетворить только его тело, слившись с ней воедино.
— Так давно, так давно мы не были вместе! — стонала Лорел. — О Брендон! Пожалуйста! Люби меня сейчас!
Он вступил в нее с нетерпением, с каким изголодавшийся человек накидывается во время банкета на угощение, со всей силой долго сдерживаемого чувства. Это было нечто дикое, необузданное и в то же время чудесное. Страсть пылала между ними огненным вихрем, уносившим их, закручивая, в какую-то даль. Им было не до нежности — их тела сплелись в одно целое, настоятельно добиваясь полного удовлетворения. Тяжело дыша прямо в ухо Лорел, Брендон погрузил руки в ее волосы, покусывая ее в шею и плечо. Она же мертвой хваткой вцепилась в мускулистые плечи Брендона, а когда настал миг оргазма, ее тонкие пальцы, скользнув по его спине, оставили на ней царапины. Их громкие стоны слились в один торжествующий вопль, затем воцарилась тишина. Бездыханные, они припали друг к другу телами, еще трепетавшими в последних судорогах экстаза, уносившего их в прекрасную долину легких бризов и нежных вздохов.
— Я так скучал по тебе, любимая, — шепнул Брендон в копну спутанных волос.
Слезы застлали ее лавандовые глаза, придав им сходство с сиренью, покрытой каплями росы. Она с нежностью погладила его плечи и притянула голову к себе.
— Я тоже, родной. Мне до смерти хотелось быть с тобой. Я уж думала, что ты охладел ко мне. — Рыдания не дали ей продолжать.
— Я никогда не охладею к тебе, Лорел. Пусть я упрям, а ты и того больше, пусть многое нам мешает, ты всегда будешь мне нужна, как воздух, которым я дышу, или дождь после продолжительной засухи.
Слезы Лорел омочили его щеку, он поднял голову и поцеловал ее ресницы.
— Я люблю тебя, милая.
— И я люблю тебя, Брендон! Но нас разделяет столько препятствий, что я пугаюсь. Мне все кажется, будто между нами стоит шаткая скала, готовая в любой момент обрушиться. И тем не менее я люблю тебя всем своим существом. И не хочу, чтобы скала рухнула и погребла под своими обломками нашу любовь.
— Мы сдвинем ее в сторону, дорогая, — обещал он. — Наша с тобой любовь осилит ее.
— Надеюсь, — прошептала она. — Надеюсь всей душой. Помоги нам, Господи.
Хотя теперь они более не сердились друг на друга, но все же в их отношениях сохранялась какая-то неловкость. Они все еще не оправились от первого серьезного удара, нанесенного их браку, и оба держались настороженно. Даже предаваясь усладам страсти, они чувствовали невысказанную напряженность, и их признания в вечной нетленной любви звучали несколько сдержанно, как если бы они не знали, что делать дальше или в каком направлении идти. Раны начали затягиваться, но для полного исцеления требовались время и хороший уход, а прежде всего — постепенное восстановление взаимного доверия.
Надо отдать им должное — оба всячески старались преодолеть натянутость в их отношениях. Мало-помалу их беседы приняли более естественный характер, они снова начали непринужденно шутить, смеяться, улыбаться, поддразнивать друг друга.
Вот в этот переходный период Брендон однажды прибежал домой взволнованный и еще с порога громко окликнул Лорел.
— Ради Бога, что случилось? В чем дело? — Лорел не на шутку перепугалась.
— Выйди во двор и посмотри. Клянусь, ты не пожалеешь! — Он схватил ее за руку и с энергией расшалившегося мальчика потащил во двор.
Чтобы поспеть за Брендоном, Лорел пришлось бежать, но она не возражала, настолько было возбуждено ее любопытство. Таким она еще Брендона не знала, и ей хотелось как можно скорее увидеть, чем же вызвано столь необычное поведение.
Добежав до Мигуэля, Брендон произнес одно-единственное слов:
— Смотри!
Мигуэль держал у себя на коленях существо, поразительно походившее на лисенка, с той разницей, что шерсть у него была не обычного красноватого, а удивительно светло-серебристого цвета. Щенок был очень мал — может, пяти или шести недель от роду, — то есть, скорее всего, грудник. Он не переставая дрожал нервной дрожью, в ярких глазах цвета янтаря стоял ужас.
Лорел немедленно влюбилась в маленький комочек меха.
— Какая прелесть, Брендон! Откуда он?
Она наклонилась, чтобы погладить лисенка, и Мигуэль с готовностью протянул его ей.
— Мы с Мигуэлем ехали по тропе, и вдруг моя лошадь ни с того ни с сего заржала. Я остановился, огляделся и заметил малыша. Он был один, мать или бросила его, или потеряла, перебираясь в другую нору.
— Мы искали ее, но так и не нашли, — подхватил Мигуэль. — Что ж было делать? Решили взять его с собой. Лисята редко родятся в эту пору года. Обычно к осени они вырастают настолько, что в состоянии самостоятельно добывать себе корм. А этот одиночка не жилец на белом свете.
— При таком росте он очень скоро станет добычей хищной птицы, — поддакнул Брендон. — Сдается мне, мамаша не будет против, если ты его усыновишь.
Лорел вспыхнула от удовольствия.
— Правда? — вскинула она глаза на Брендона. — Я могу его взять?
— Если хочешь. — Знай Брендон, что Лорел так обрадуется и с такой нежностью улыбнется своему мужу, он бы уж принес не одного лисенка, а отыскал целый выводок.
— А когда мы поедем в Сан-Франциско, что тогда?
— Возьмем с собой. Обычно лисята хорошо приживаются в домашних условиях. Обучению поддаются не хуже собаки, да и нрав у них добродушный.
Лорел взглянула на комок серебристого пуха на своих коленях.
— Совсем крошка, но мех восхитительный. Никогда не видела лису такой расцветки.
— Да, это редкость, — сказал Мигуэль, — но время от времени черные и серебристые лисы все же встречаются. Кстати, найденыш под стать вашим волосам, Лорел. Брендон, наверное, потому и решил взять его для вас.
— Точно, Лорел, — сказал Брендон. — Увидев его. я сразу подумал о тебе.
Лорел улыбнулась и покачала головой.
— Оба вы заблуждаетесь. Его мех повторяет оттенок глаз Брендона, когда он чем-нибудь особенно доволен.
Брендон выразил сомнение в ее правоте, а Мигуэль внимательно вгляделся в лицо друга и секунду спустя кивнул головой.
— Действительно. В таком случае он подходит вам обоим. Вам на роду написано усыновить его. — Все рассмеялись.
— А как ты его назовешь? — поинтересовался Брендон.
— Он такой крошечный. Тайк, пожалуй.
— Тайк Прескотт! Звучит! — одобрил Брендон. — А ты как находишь?
И все трое снова рассмеялись.
Таким образом Тайк стал членом семейства Прескоттов. Лорел взяла его под свое покровительство, и немного времени спустя маленькая серебристая лисичка привязалась к своей хозяйке и неотступно следовала за ней по пятам, словно домашний щенок.
Самым замечательным было то, что появление Тайка помогло сузить трещину, возникшую между Лорел и Брендоном. Чудо в самом деле произошло, приняв вид маленького комочка серебристого меха.
ГЛАВА 12
Вскоре Лорел охватила тоска по дому. Находясь в Мексике, они пропустили традиционный американский праздник День Благодарения. Теперь приближалось Рождество, и Лорел грустила из-за того, что не может отпраздновать его вместе с отцом и Мартой. Предыдущие два года она встречала праздник в Бостонской школе, и в этом году ей хотелось провести рождественские дни дома, с родными и друзьями.
Несколько раз Лорел заговаривала на эту тему с Брендоном, дело доходило даже до повышенных тонов, но он оставался непоколебим. В их памяти еще были совсем свежи воспоминания о недавней ссоре, оба избегали новой серьезной размолвки и ограничивались спорами и пререканиями, иногда, правда, чересчур громкими.
Семейство Мигуэля радушно пригласило молодоженов вместе отпраздновать Рождество на их ранчо. Брендон справедливо рассудил, что лучше провести праздник с гостеприимными друзьями в Мексике, чем с незнакомыми людьми в Сан-Франциско. И решил остаться у Мигуэля, тем более что он еще не был готов к поездке в Калифорнию. Да и Лорел будет интересно посмотреть на празднование Рождества в Мексике, не имеющее ничего общего с американскими традициями.
В Мексике праздник начинается в первое воскресенье декабря, на которое приходится начало предрождественского поста, хотя собственно Рождество отмечают только в середине декабря. С шестнадцатого декабря до кануна Рождества люди в дорожных платьях времени жизни Христа каждую ночь ходят группами из дома в дом. Среди них присутствуют якобы Иосиф и Мария, которые ищут пристанища для будущей роженицы. Наконец они приходят в дом, где кто-нибудь изображает хозяина гостиницы. В ответ на их просьбы предоставить комнату он отвечает, что свободной нет. Они хором поют песенку, умоляя хоть как-нибудь приютить супружескую чету, и в конце концов он, сжалившись, разрешает ей переночевать в хлеву. Этот обряд называется у мексиканцев posada — «поиск жилья».
Затем хозяин гостеприимно распахивает двери дома и приглашает путников разделить с ним и его семьей трапезу. За столом поют рождественские гимны, обмениваются приветствиями. Детей развлекают играми, одаривают сластями, чаще всего уложенными в специальные глиняные сосуды — pinata. Каждый имеет форму — звезды, верблюда, хлева, в зависимости от фантазии и таланта сотворившего ее художника, и с большим мастерством и тщанием расписан в яркие цвета. Дети с завязанными глазами поочередно пытаются разбить pinata палкой; когда самому шустрому мальчугану это удается, сосуд разбивается, конфеты разлетаются по полу и все кидаются их подбирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44