Они мерцали серебром, двойным отблеском света и так неотразимы были в своей яркости, что она с суеверным ужасом ощутила его способность заглянуть в самую глубину ее души.
Она вздрогнула и отшатнулась назад. Он тотчас прикоснулся к ее руке — то ли для того, чтобы схватить ее, то ли чтобы предохранить от падения, она не знала. Сама того, не желая, она не смогла удержаться от испуганного крика сорвавшегося с ее уст.
— Не надо меня страшиться, маленькое существо, — мелодично проговорил он с интонацией, странно ей неведомой. — Я не причиню зла, ибо именно я призвал вас сюда.
— Кто… кто вы? Откуда вам известно мое имя? — выпалила она, и глаза ее расширились от страха непонимания.
— Оно написано на ваших мокасинах, — ответил он и с усмешкой спросил: — Видно, женщины шеманезе любят сообщать о себе всем. Или это ваши мужчины приказывают вам так поступать?
— Я американка, а никакая не шеман… как бишь ее, — заявила она, озадаченная странностями его речи. — А вот вы кто такой? И что имели в виду, сказав, что призвали меня сюда? Никто меня не призывал. Я сама приехала в этот парк.
Она быстро огляделась вокруг и немного успокоилась, ибо все еще пребывала у воды, там же, где упала, потеряв сознание.
— У нас в племени шони меня зовут Мона Кахви — Серебряный Шип. На вашем языке это будет Сильвер Торн. Вы можете теперь подняться? Вам не станет опять плохо?
Только теперь, когда он помог ей встать на ноги, Никки заметила, что его манера одеваться столь же необычна, как и речь. Его одеяние походило на рыжевато-коричневые шорты, но это скорее было чем-то вроде юбки из оленьей кожи, под стать его мокасинам! Сбитая с толку, она пыталась все это осмыслить. Наконец ее мозг нашел логическое объяснение, и она довольно ехидно рассмеялась.
— Ох, теперь до меня дошло! — пояснила она, отсмеявшись. — Вы участник действа «Текумсех», так ведь? Все еще в костюме и репетируете свою роль, я думаю. Прошлой ночью я видела постановку, и это действительно очень интересно. Мне даже показалось, что я попала в данные времена Текумсеха.
— Ничего не ведаю о действе, которое вы упомянули, но вы, в самом деле, находитесь во времени Текумсеха. Это и мое время, — серьезно пояснил он, окинул взором окрестности и, вновь посмотрев на хрупкую фигурку, покачал головой. — И эхо я призвал вас сюда из будущего, хоть и надеялся, что придет мужчина, возможно из тех, кто поумнее и занимает видное положение. Меньше всего я думал, что это окажется женщина, к тому же — белая. Мне бы поточнее излагать свои просьбы, обращаясь к Духам.
— Да уж… Непредсказуемость всегда одолеет любые благие намерения и расчеты, — мрачно пошутила Никки.
Тревога ее, однако, вернулась и многократно умножилась. Этот малый, видно, и в самом деле настоящий колдун! Закинув рюкзак за плечи, Никки отступила назад. Ей хотелось бы знать, есть ли у нее шанс убежать или придется вытащить газовый баллончик в умудриться прыснуть в странного незнакомца, пока он не напал на нее. Но как им пользоваться, этим средством самообороны? Где оно, кстати? Боже милостивый! Она даже не держит его под рукой, не очень-то веря в то, что оно сработает. Почему, в самом деле, она не испытала его хотя бы на соседской собаке? Но как сама она только что сказала индейцу, непредсказуемость раз за разом одерживает верх над всеми доводами рассудка.
— Знаете, мне пора идти, — сказала Никки. — А медальон можете оставить себе. Он прекрасно сочетается с вашей экипировкой.
С этими словами она медленно попятилась, но повернуться к нему спиной и уйти у нее все еще не хватало смелости.
Он стоял в позе мужского высокомерия, скрестив на груди мускулистые руки, и холодно наблюдал за ней.
— Маленькая гусыня собралась бежать? Самое лучшее, если она просто заблудится в лесах и помрет с голоду. Много хуже стать лакомым кусочком для голодного медведя или волка.
— В Огайо давно уже нет ни диких медведей, ни бродячих волков, — ответила она, все еще отступая назад. — Одичавшие собаки да койоты, то еще, куда ни шло, а самое страшное, с чем здесь можно столкнуться, так это с вонючкой скунсом. И потом, отсюда совсем недалеко до тропинки, ведущей к выходу из парка, а там множество других посетителей на тот случай, если я столкнусь с какими-нибудь трудностями.
— Да оглянитесь вокруг, Нейаки, — сказал он, вновь произнеся ее имя со странным акцентом. — Разве вы видите или слышите поблизости хоть кого-то, кроме нас двоих? И где тропа, о которой вы говорите? Я ни одной не вижу.
Его слова заставили ее осмотреться, взгляд тревожно обшарил окрестности, слух ничего не уловил. Он прав! Тропа должна проходить прямо перед ней, между старым дубом и мусорной урной. Но теперь даже урна исчезла! А единственные звуки, доносившиеся до ее слуха, кроме сумасшедшего биения собственного сердца, были пение птиц на деревьях и журчание падающих с высоты струй.
— Я… я могла ошибиться, — растерянно пробормотала Никки. — Но то место где-то здесь. Я найду его.
Вновь впадая в панику, она заметалась по поляне, которая и в самом деле показалась ей теперь меньше, чем была прежде. Все еще пребывая в поисках тропы или урны, она обдумывала способ бегства, высматривая, куда бы ей скрыться, и вдруг проворно юркнула в заросли кустарника, лишь бы не оставаться один на один с этим сумасшедшим.
Тощие заросли препятствовали ее продвижению, но она решительно продиралась сквозь них, не обращая внимания на ветки и острые колючки, цеплявшиеся за волосы и царапавшие кожу. Она стремилась к тому месту парка, где пересекалось несколько троп, надеясь встретить других туристов, предпочтительно — нормальных, которые защитят ее от этого психа — актера, или наркомана, или кто он ни будь. Там она сориентируется и быстро доберется до своей машины.
Во время своего весьма шумного бегства она не знала, преследует ли ее этот человек. Пришлось остановиться и оглянуться, но услышала она только собственное задышливое дыхание и возрастающее сердцебиение. Никакого иного движения или звука, и Никки, возблагодарив Небеса, продолжила свой путь, теперь уже медленнее.
Полчаса спустя, утомленная, вспотевшая и отчаянно раздраженная, Никки все еще надеялась наткнуться на одну из множества троп, пересекавших парк. Сучья деревьев, камни, колючки, ползучие растения — все это она видела вокруг в изобилии, но ни единой тропы. После того как она остановилась и обнаружила отсутствие погони, Прошло еще минут пятнадцать, и она попробовала позвать на помощь. Но голос ее охрип, и напряжение глотки оказалось тщетным.
— Проклятье, проклятье, вот проклятье! — бормотала она.
Слезы отчаяния и гнева подступили к глазам и пролились на щеки. Устало, опустившись на землю под деревом, она выплакалась вволю, чувствуя себя совершенно разбитой и жалкой. Ее друзья и коллеги-учителя, должно быть, здорово повеселятся, узнав, что с ней приключилось. Она представила их расспросы о том, как она провела летние каникулы, и заранее придумывала, что она им ответит. Ох, ничего хорошего. Облазила несколько пещер на юге Огайо, ухитрилась хлопнуться наземь от солнечного удара или чего-то такого, встретила какого-то сумасшедшего придурка, вырядившегося в индейскую кожаную юбку, запаниковала и заблудилась в лесу.
— В следующий раз надо прихватить с собой еще кого-нибудь, — вслух пробормотала она. — Тогда если и влипнешь, в какое дерьмо, то, по крайней мере, окажешься в нем не одна.
Вдруг за ее спиной, совсем близко, ужасающе знакомый баритон торжественно произнес:
— Как говорится в вашей пословице: «На миру и смерть красна». Итак, если вы уже нагулялись, я в вашем распоряжении.
2
Вздрогнув, Никки обернулась и обнаружила пресловутого Серебряного Шипа, как он ей представился, прислонившегося к стволу дерева и глядевшего на нее сверху вниз своими жуткими серебряными глазами.
— Так вы преследуете меня? — проворчала она. — Просто несчастье! Из-за вас у меня чуть сердце не разорвалось! Как вы нашли меня?
Его губы насмешливо скривились.
— Женщина, по тропе, проложенной вами, может следовать и слепец, и каждое дикое животное отсюда и до Великой реки наверняка слышало, как вы ломились сквозь заросли кустарника.
Присев рядом с ней на корточки, он передал ей свитер.
— Вы обронили это.
Она, молча и решительно взяла возвращаемую ей изодранную колючками одежку, испытывая двойственные ощущения — и облегчение от того, что она уже не одна, и страх, что он теперь загнал ее в еще более глухой и далекий угол парка. Если бы только знать, что он безопасен…
— Может… может, вы знаете выход из этого лабиринта?
Он предложил ей руку, ладонью вверх.
— Пойдемте, Нейаки. Приближается гроза. Я отведу вас в пещеры, где мы найдем укрытие. Там я открою вам, для чего вы призваны.
Глаза ее расширились от ужаса. Пещеры! Силы небесные! Да если она пойдет с ним туда, в одну из этих пещер, никто не услышит ее призывов о помощи! И что еще хуже, если он решит убить ее, то года пройдут, прежде чем кто-нибудь наткнется на ее прах!
Но стоп! Ведь там наверняка болтаются другие посетители, обследующие эти пещеры. Да и тропы от пещер к выходу из парка хорошо видны и снабжены указателями. Обдумав все это, она решила, что другого шанса на спасение у нее может и не оказаться. А так она отделается от него раз и навсегда. Надо притвориться покорной и следовать за ним, и тогда он поможет ей выбраться из этих чертовых дебрей и вернуться хоть к какому-то подобию цивилизации!
— Держитесь на расстоянии, приятель, — предупредила она, отвергая протянутую ей руку. — И не вздумайте сбить меня с пути. В случае чего знайте: у меня черный пояс по карате.
Ложь остается ложью, даже если она сказана однажды.
— Ах, ученое создание. Может, все же от вас будет хоть немного пользы, маленький посланец. Вот скажите мне, к примеру, что это за черный пояс по карате, которого я должен остерегаться?
Решив, что морочить ему голову и дальше более благоразумно, чем спорить и препираться, она, помолчав немного, внушительно проговорила:
— Карате — это одно из восточных боевых искусств, используемое в основном для самозащиты, и весьма, кстати, эффективное.
Он просто кивнул, видимо удовлетворенный ее ответом, затем повернулся и продолжил путь, ожидая, очевидно, что она побежит за ним как щенок на веревочке.
— Впрочем, пожав плечами, она так и сделала. И только теперь заметила, что небо действительно потемнело, да и ветер заметно усилился. Когда землю потряс чудовищный раскат грома, Серебряный Шип заметно ускорил шаг, и Никки, чтобы не отстать от него, пришлось передвигаться почти вприпрыжку. Вскоре мышцы ее ног буквально горели огнем, а задыхалась она так, что пыхтела почище старого паровика. Затем, будто мало ей было всех этих несчастий, разразилась гроза, сразу же до нитки вымочив ее проливным дождем.
Именно в тот момент, когда Никки почувствовала, что не сможет больше сделать и шагу, ее проводник остановился на небольшой поляне. Игнорируя недавнюю реакцию женщины на его прикосновения, Серебряный Шип взял ее за руку и быстро потащил к беспорядочному нагромождению скал.
Указав наверх, на вход в пещеру, едва видневшийся сквозь сплошную завесу дождя, он приблизился к ней, чтобы она расслышала его среди шума грозы, и спросил:
— Вы сможете подняться или мне помочь вам? Она отпрянула назад и сухо, чопорнейшим учительским тоном сказала:
— Ни то ни другое, приятель. Здесь наши пути расходятся. Теперь я сама в два счета выберусь отсюда.
— Не будьте смешной, женщина. В пещере вы сможете обсохнуть.
— Я прекрасно обсохну в машине.
— Вы не понимаете… — заговорил он, качая головой.
Но не успел он пуститься в объяснения, как зазубренное копье ослепительной молнии ударило в землю в нескольких ярдах от того места, где они стояли. И это было настолько близко, что прелестные завитки волос на затылке Никки буквально зашевелились от ужаса, тем более что и земля у нее под ногами вздрогнула под аккомпанемент оглушительного грома. Она издала испуганный визг и со страха ввергла себя в объятия Серебряного Шипа.
Воспользовавшись временным смятением женщины, Серебряный Шип поднял ее и, перебросив через плечо, начал проворно карабкаться по крутому нагромождению скал, волоча ее на себе без особо заметных усилий, будто это мешок с птичьими перьями.
Рюкзак с каждым его шагом все больше съезжал Никки на голову, так что она поневоле тыкалась носом в его спину, и должно было пройти несколько минут, прежде чем ей удалось восстановить дыхание, нарушенное сдавленными легкими.
— Сейчас же отпустите меня! — заявила она настолько решительно, насколько могли ей позволить подобные обстоятельства. — Вы слышите? — верещала она, вцепившись ногтями в его спину.
— Я не глухой и не мертвый, — сухо отозвался он. — Ну и голосок! Почище скрипа неясыти, да и когти слишком уж острые. Ни то ни другое, смею вас заверить, не украшает женщину.
— Да уж, откуда взяться хорошим манерам, когда тебя умыкает какой-то шальной неандерталец, доживший до наших дней? Отпустите меня немедленно или я спущу с вас всю шкуру!
И она всерьез проскребла ногтями по его спине, дабы он почувствовал, что шутки с ней плохи.
Он замычал, остановился и сильно шлепнул ее пониже спины, исторгнув тем самым гневные крики, грозящие разорвать его барабанные перепонки.
— Не создавайте себе больших трудностей, чем уже имеете, — мрачно буркнул он. — Поутихните малость, не то я поскользнусь на этих камнях, выроню вас, и вы у меня покатитесь вниз головой.
Спасения ради Никки прекратила боевые действия, но продолжала извергать тирады, которые, правда, преобразились в короткие, резко обрываемые фразы, так как ее подбрасывало и мотало на его плече.
— Ну, я достану вас. У меня трое… трое больших сильных братьев. И если хоть пальцем… Если меня тронете, тогда… хоть волос на моей голове… они вас прибьют как бешеную собаку… И такое с вами сделают… Не найдется ни одного собачьего куска, стоящего погребения! Отпустите меня немедленно!
Однако захватчик игнорировал все эти вопли, что только сильнее распаляло ее ярость и даже подвигло к отчаянной мысли. Решив, что падение с каменистого склона может оказаться предпочтительнее и, возможно, менее болезненно, чем длительные страдания от пыток или чего бы то ни было, что мог держать на уме этот парень, Никки решила действовать и вонзила зубы в мякоть его плеча.
Серебряный Шип вновь замычал. Очевидно, то, что она, несмотря на его предупреждение, возобновила атаку, привело его в замешательство, и он, пошатнувшись, оступился. Нога его соскользнула с мокрого от дождя камня, и на пару душераздирающих секунд, пока он не восстановил равновесия, они находились в весьма опасном положении. Челюсти Никки ослабили свою хватку. Почти сразу же он сбросил ее с плеча, выражение его лица не предвещало ничего хорошего, он схватил ее за волосы и приподнял, так что она почти повисла в воздухе, едва касаясь пальцами ног земли.
— Если хотите сохранить зубы и эти свои космы, то прекратите столь безрассудное буйство, — зарычал он, сверкнув белоснежными на фоне бронзовой кожи зубами. — Ваши угрозы и жалкие попытки борьбы не принесут вам ничего, кроме ненужных страданий.
Хотя Никки, оказавшись теперь в подвешенном состоянии, никак не могла вспомнить, принято ли в племени шони скальпировать своих неприятелей или нет, она понимала, настоящая ситуация не располагает к обсуждению данного вопроса, и определенно не стала бы держать пари, ставя свою жизнь, против каких бы то ни было аргументов. Простой мысли о такого рода смерти оказалось достаточно, дабы унять до поры ее неистовство. Стуча зубами, проливая горячие слезы, крупными каплями бегущие по щекам, она вдруг смиренно попросила:
— Пожалуйста. Только не причиняйте мне зла. Я сделаю все. Только не причиняйте мне зла. Не убивайте меня.
Серебряного Шипа удивила ее мольба. Хватка его ослабла, так что она могла теперь нормально стоять на ногах. Он же, помрачнев, тихо спросил:
— Как маленькая гусыня может говорить такое? Разве я не сказал, что не причиню ей вреда?
— Тогда… тогда отпустите меня.
— Я не могу. Вы пойдете со мной. Нам надо о многом поговорить, многое узнать друг о друге. Пойдемте, Нейаки. — Он протянул ей руку. — Вперед, маленькое существо. Доверьтесь мне, и скоро все объяснится.
Она смотрела на него, пытаясь успокоиться, ища доказательств его искренности, хоть малейший намек на сострадание. Господи, неужели он действительно безумен? Серебряный Шип будто понял значение ее взгляда и ответил на него красноречивым молчанием.
Все еще колеблясь, Никки подала ему руку. Его длинные пальцы сомкнулись, полностью поглотив ее ладонь.
Что-то вроде удовольствия проступило в глазах Серебряного Шипа, когда он, удовлетворенно кивнув, сказал:
— У вас есть сердце. Приободритесь. Все будет хорошо, хотя путь нам предстоит нелегкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Она вздрогнула и отшатнулась назад. Он тотчас прикоснулся к ее руке — то ли для того, чтобы схватить ее, то ли чтобы предохранить от падения, она не знала. Сама того, не желая, она не смогла удержаться от испуганного крика сорвавшегося с ее уст.
— Не надо меня страшиться, маленькое существо, — мелодично проговорил он с интонацией, странно ей неведомой. — Я не причиню зла, ибо именно я призвал вас сюда.
— Кто… кто вы? Откуда вам известно мое имя? — выпалила она, и глаза ее расширились от страха непонимания.
— Оно написано на ваших мокасинах, — ответил он и с усмешкой спросил: — Видно, женщины шеманезе любят сообщать о себе всем. Или это ваши мужчины приказывают вам так поступать?
— Я американка, а никакая не шеман… как бишь ее, — заявила она, озадаченная странностями его речи. — А вот вы кто такой? И что имели в виду, сказав, что призвали меня сюда? Никто меня не призывал. Я сама приехала в этот парк.
Она быстро огляделась вокруг и немного успокоилась, ибо все еще пребывала у воды, там же, где упала, потеряв сознание.
— У нас в племени шони меня зовут Мона Кахви — Серебряный Шип. На вашем языке это будет Сильвер Торн. Вы можете теперь подняться? Вам не станет опять плохо?
Только теперь, когда он помог ей встать на ноги, Никки заметила, что его манера одеваться столь же необычна, как и речь. Его одеяние походило на рыжевато-коричневые шорты, но это скорее было чем-то вроде юбки из оленьей кожи, под стать его мокасинам! Сбитая с толку, она пыталась все это осмыслить. Наконец ее мозг нашел логическое объяснение, и она довольно ехидно рассмеялась.
— Ох, теперь до меня дошло! — пояснила она, отсмеявшись. — Вы участник действа «Текумсех», так ведь? Все еще в костюме и репетируете свою роль, я думаю. Прошлой ночью я видела постановку, и это действительно очень интересно. Мне даже показалось, что я попала в данные времена Текумсеха.
— Ничего не ведаю о действе, которое вы упомянули, но вы, в самом деле, находитесь во времени Текумсеха. Это и мое время, — серьезно пояснил он, окинул взором окрестности и, вновь посмотрев на хрупкую фигурку, покачал головой. — И эхо я призвал вас сюда из будущего, хоть и надеялся, что придет мужчина, возможно из тех, кто поумнее и занимает видное положение. Меньше всего я думал, что это окажется женщина, к тому же — белая. Мне бы поточнее излагать свои просьбы, обращаясь к Духам.
— Да уж… Непредсказуемость всегда одолеет любые благие намерения и расчеты, — мрачно пошутила Никки.
Тревога ее, однако, вернулась и многократно умножилась. Этот малый, видно, и в самом деле настоящий колдун! Закинув рюкзак за плечи, Никки отступила назад. Ей хотелось бы знать, есть ли у нее шанс убежать или придется вытащить газовый баллончик в умудриться прыснуть в странного незнакомца, пока он не напал на нее. Но как им пользоваться, этим средством самообороны? Где оно, кстати? Боже милостивый! Она даже не держит его под рукой, не очень-то веря в то, что оно сработает. Почему, в самом деле, она не испытала его хотя бы на соседской собаке? Но как сама она только что сказала индейцу, непредсказуемость раз за разом одерживает верх над всеми доводами рассудка.
— Знаете, мне пора идти, — сказала Никки. — А медальон можете оставить себе. Он прекрасно сочетается с вашей экипировкой.
С этими словами она медленно попятилась, но повернуться к нему спиной и уйти у нее все еще не хватало смелости.
Он стоял в позе мужского высокомерия, скрестив на груди мускулистые руки, и холодно наблюдал за ней.
— Маленькая гусыня собралась бежать? Самое лучшее, если она просто заблудится в лесах и помрет с голоду. Много хуже стать лакомым кусочком для голодного медведя или волка.
— В Огайо давно уже нет ни диких медведей, ни бродячих волков, — ответила она, все еще отступая назад. — Одичавшие собаки да койоты, то еще, куда ни шло, а самое страшное, с чем здесь можно столкнуться, так это с вонючкой скунсом. И потом, отсюда совсем недалеко до тропинки, ведущей к выходу из парка, а там множество других посетителей на тот случай, если я столкнусь с какими-нибудь трудностями.
— Да оглянитесь вокруг, Нейаки, — сказал он, вновь произнеся ее имя со странным акцентом. — Разве вы видите или слышите поблизости хоть кого-то, кроме нас двоих? И где тропа, о которой вы говорите? Я ни одной не вижу.
Его слова заставили ее осмотреться, взгляд тревожно обшарил окрестности, слух ничего не уловил. Он прав! Тропа должна проходить прямо перед ней, между старым дубом и мусорной урной. Но теперь даже урна исчезла! А единственные звуки, доносившиеся до ее слуха, кроме сумасшедшего биения собственного сердца, были пение птиц на деревьях и журчание падающих с высоты струй.
— Я… я могла ошибиться, — растерянно пробормотала Никки. — Но то место где-то здесь. Я найду его.
Вновь впадая в панику, она заметалась по поляне, которая и в самом деле показалась ей теперь меньше, чем была прежде. Все еще пребывая в поисках тропы или урны, она обдумывала способ бегства, высматривая, куда бы ей скрыться, и вдруг проворно юркнула в заросли кустарника, лишь бы не оставаться один на один с этим сумасшедшим.
Тощие заросли препятствовали ее продвижению, но она решительно продиралась сквозь них, не обращая внимания на ветки и острые колючки, цеплявшиеся за волосы и царапавшие кожу. Она стремилась к тому месту парка, где пересекалось несколько троп, надеясь встретить других туристов, предпочтительно — нормальных, которые защитят ее от этого психа — актера, или наркомана, или кто он ни будь. Там она сориентируется и быстро доберется до своей машины.
Во время своего весьма шумного бегства она не знала, преследует ли ее этот человек. Пришлось остановиться и оглянуться, но услышала она только собственное задышливое дыхание и возрастающее сердцебиение. Никакого иного движения или звука, и Никки, возблагодарив Небеса, продолжила свой путь, теперь уже медленнее.
Полчаса спустя, утомленная, вспотевшая и отчаянно раздраженная, Никки все еще надеялась наткнуться на одну из множества троп, пересекавших парк. Сучья деревьев, камни, колючки, ползучие растения — все это она видела вокруг в изобилии, но ни единой тропы. После того как она остановилась и обнаружила отсутствие погони, Прошло еще минут пятнадцать, и она попробовала позвать на помощь. Но голос ее охрип, и напряжение глотки оказалось тщетным.
— Проклятье, проклятье, вот проклятье! — бормотала она.
Слезы отчаяния и гнева подступили к глазам и пролились на щеки. Устало, опустившись на землю под деревом, она выплакалась вволю, чувствуя себя совершенно разбитой и жалкой. Ее друзья и коллеги-учителя, должно быть, здорово повеселятся, узнав, что с ней приключилось. Она представила их расспросы о том, как она провела летние каникулы, и заранее придумывала, что она им ответит. Ох, ничего хорошего. Облазила несколько пещер на юге Огайо, ухитрилась хлопнуться наземь от солнечного удара или чего-то такого, встретила какого-то сумасшедшего придурка, вырядившегося в индейскую кожаную юбку, запаниковала и заблудилась в лесу.
— В следующий раз надо прихватить с собой еще кого-нибудь, — вслух пробормотала она. — Тогда если и влипнешь, в какое дерьмо, то, по крайней мере, окажешься в нем не одна.
Вдруг за ее спиной, совсем близко, ужасающе знакомый баритон торжественно произнес:
— Как говорится в вашей пословице: «На миру и смерть красна». Итак, если вы уже нагулялись, я в вашем распоряжении.
2
Вздрогнув, Никки обернулась и обнаружила пресловутого Серебряного Шипа, как он ей представился, прислонившегося к стволу дерева и глядевшего на нее сверху вниз своими жуткими серебряными глазами.
— Так вы преследуете меня? — проворчала она. — Просто несчастье! Из-за вас у меня чуть сердце не разорвалось! Как вы нашли меня?
Его губы насмешливо скривились.
— Женщина, по тропе, проложенной вами, может следовать и слепец, и каждое дикое животное отсюда и до Великой реки наверняка слышало, как вы ломились сквозь заросли кустарника.
Присев рядом с ней на корточки, он передал ей свитер.
— Вы обронили это.
Она, молча и решительно взяла возвращаемую ей изодранную колючками одежку, испытывая двойственные ощущения — и облегчение от того, что она уже не одна, и страх, что он теперь загнал ее в еще более глухой и далекий угол парка. Если бы только знать, что он безопасен…
— Может… может, вы знаете выход из этого лабиринта?
Он предложил ей руку, ладонью вверх.
— Пойдемте, Нейаки. Приближается гроза. Я отведу вас в пещеры, где мы найдем укрытие. Там я открою вам, для чего вы призваны.
Глаза ее расширились от ужаса. Пещеры! Силы небесные! Да если она пойдет с ним туда, в одну из этих пещер, никто не услышит ее призывов о помощи! И что еще хуже, если он решит убить ее, то года пройдут, прежде чем кто-нибудь наткнется на ее прах!
Но стоп! Ведь там наверняка болтаются другие посетители, обследующие эти пещеры. Да и тропы от пещер к выходу из парка хорошо видны и снабжены указателями. Обдумав все это, она решила, что другого шанса на спасение у нее может и не оказаться. А так она отделается от него раз и навсегда. Надо притвориться покорной и следовать за ним, и тогда он поможет ей выбраться из этих чертовых дебрей и вернуться хоть к какому-то подобию цивилизации!
— Держитесь на расстоянии, приятель, — предупредила она, отвергая протянутую ей руку. — И не вздумайте сбить меня с пути. В случае чего знайте: у меня черный пояс по карате.
Ложь остается ложью, даже если она сказана однажды.
— Ах, ученое создание. Может, все же от вас будет хоть немного пользы, маленький посланец. Вот скажите мне, к примеру, что это за черный пояс по карате, которого я должен остерегаться?
Решив, что морочить ему голову и дальше более благоразумно, чем спорить и препираться, она, помолчав немного, внушительно проговорила:
— Карате — это одно из восточных боевых искусств, используемое в основном для самозащиты, и весьма, кстати, эффективное.
Он просто кивнул, видимо удовлетворенный ее ответом, затем повернулся и продолжил путь, ожидая, очевидно, что она побежит за ним как щенок на веревочке.
— Впрочем, пожав плечами, она так и сделала. И только теперь заметила, что небо действительно потемнело, да и ветер заметно усилился. Когда землю потряс чудовищный раскат грома, Серебряный Шип заметно ускорил шаг, и Никки, чтобы не отстать от него, пришлось передвигаться почти вприпрыжку. Вскоре мышцы ее ног буквально горели огнем, а задыхалась она так, что пыхтела почище старого паровика. Затем, будто мало ей было всех этих несчастий, разразилась гроза, сразу же до нитки вымочив ее проливным дождем.
Именно в тот момент, когда Никки почувствовала, что не сможет больше сделать и шагу, ее проводник остановился на небольшой поляне. Игнорируя недавнюю реакцию женщины на его прикосновения, Серебряный Шип взял ее за руку и быстро потащил к беспорядочному нагромождению скал.
Указав наверх, на вход в пещеру, едва видневшийся сквозь сплошную завесу дождя, он приблизился к ней, чтобы она расслышала его среди шума грозы, и спросил:
— Вы сможете подняться или мне помочь вам? Она отпрянула назад и сухо, чопорнейшим учительским тоном сказала:
— Ни то ни другое, приятель. Здесь наши пути расходятся. Теперь я сама в два счета выберусь отсюда.
— Не будьте смешной, женщина. В пещере вы сможете обсохнуть.
— Я прекрасно обсохну в машине.
— Вы не понимаете… — заговорил он, качая головой.
Но не успел он пуститься в объяснения, как зазубренное копье ослепительной молнии ударило в землю в нескольких ярдах от того места, где они стояли. И это было настолько близко, что прелестные завитки волос на затылке Никки буквально зашевелились от ужаса, тем более что и земля у нее под ногами вздрогнула под аккомпанемент оглушительного грома. Она издала испуганный визг и со страха ввергла себя в объятия Серебряного Шипа.
Воспользовавшись временным смятением женщины, Серебряный Шип поднял ее и, перебросив через плечо, начал проворно карабкаться по крутому нагромождению скал, волоча ее на себе без особо заметных усилий, будто это мешок с птичьими перьями.
Рюкзак с каждым его шагом все больше съезжал Никки на голову, так что она поневоле тыкалась носом в его спину, и должно было пройти несколько минут, прежде чем ей удалось восстановить дыхание, нарушенное сдавленными легкими.
— Сейчас же отпустите меня! — заявила она настолько решительно, насколько могли ей позволить подобные обстоятельства. — Вы слышите? — верещала она, вцепившись ногтями в его спину.
— Я не глухой и не мертвый, — сухо отозвался он. — Ну и голосок! Почище скрипа неясыти, да и когти слишком уж острые. Ни то ни другое, смею вас заверить, не украшает женщину.
— Да уж, откуда взяться хорошим манерам, когда тебя умыкает какой-то шальной неандерталец, доживший до наших дней? Отпустите меня немедленно или я спущу с вас всю шкуру!
И она всерьез проскребла ногтями по его спине, дабы он почувствовал, что шутки с ней плохи.
Он замычал, остановился и сильно шлепнул ее пониже спины, исторгнув тем самым гневные крики, грозящие разорвать его барабанные перепонки.
— Не создавайте себе больших трудностей, чем уже имеете, — мрачно буркнул он. — Поутихните малость, не то я поскользнусь на этих камнях, выроню вас, и вы у меня покатитесь вниз головой.
Спасения ради Никки прекратила боевые действия, но продолжала извергать тирады, которые, правда, преобразились в короткие, резко обрываемые фразы, так как ее подбрасывало и мотало на его плече.
— Ну, я достану вас. У меня трое… трое больших сильных братьев. И если хоть пальцем… Если меня тронете, тогда… хоть волос на моей голове… они вас прибьют как бешеную собаку… И такое с вами сделают… Не найдется ни одного собачьего куска, стоящего погребения! Отпустите меня немедленно!
Однако захватчик игнорировал все эти вопли, что только сильнее распаляло ее ярость и даже подвигло к отчаянной мысли. Решив, что падение с каменистого склона может оказаться предпочтительнее и, возможно, менее болезненно, чем длительные страдания от пыток или чего бы то ни было, что мог держать на уме этот парень, Никки решила действовать и вонзила зубы в мякоть его плеча.
Серебряный Шип вновь замычал. Очевидно, то, что она, несмотря на его предупреждение, возобновила атаку, привело его в замешательство, и он, пошатнувшись, оступился. Нога его соскользнула с мокрого от дождя камня, и на пару душераздирающих секунд, пока он не восстановил равновесия, они находились в весьма опасном положении. Челюсти Никки ослабили свою хватку. Почти сразу же он сбросил ее с плеча, выражение его лица не предвещало ничего хорошего, он схватил ее за волосы и приподнял, так что она почти повисла в воздухе, едва касаясь пальцами ног земли.
— Если хотите сохранить зубы и эти свои космы, то прекратите столь безрассудное буйство, — зарычал он, сверкнув белоснежными на фоне бронзовой кожи зубами. — Ваши угрозы и жалкие попытки борьбы не принесут вам ничего, кроме ненужных страданий.
Хотя Никки, оказавшись теперь в подвешенном состоянии, никак не могла вспомнить, принято ли в племени шони скальпировать своих неприятелей или нет, она понимала, настоящая ситуация не располагает к обсуждению данного вопроса, и определенно не стала бы держать пари, ставя свою жизнь, против каких бы то ни было аргументов. Простой мысли о такого рода смерти оказалось достаточно, дабы унять до поры ее неистовство. Стуча зубами, проливая горячие слезы, крупными каплями бегущие по щекам, она вдруг смиренно попросила:
— Пожалуйста. Только не причиняйте мне зла. Я сделаю все. Только не причиняйте мне зла. Не убивайте меня.
Серебряного Шипа удивила ее мольба. Хватка его ослабла, так что она могла теперь нормально стоять на ногах. Он же, помрачнев, тихо спросил:
— Как маленькая гусыня может говорить такое? Разве я не сказал, что не причиню ей вреда?
— Тогда… тогда отпустите меня.
— Я не могу. Вы пойдете со мной. Нам надо о многом поговорить, многое узнать друг о друге. Пойдемте, Нейаки. — Он протянул ей руку. — Вперед, маленькое существо. Доверьтесь мне, и скоро все объяснится.
Она смотрела на него, пытаясь успокоиться, ища доказательств его искренности, хоть малейший намек на сострадание. Господи, неужели он действительно безумен? Серебряный Шип будто понял значение ее взгляда и ответил на него красноречивым молчанием.
Все еще колеблясь, Никки подала ему руку. Его длинные пальцы сомкнулись, полностью поглотив ее ладонь.
Что-то вроде удовольствия проступило в глазах Серебряного Шипа, когда он, удовлетворенно кивнув, сказал:
— У вас есть сердце. Приободритесь. Все будет хорошо, хотя путь нам предстоит нелегкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43