- Ура-а!! - вылетели из-за парт братья Капустины - невеликие, кре-
пенькие, горластые.
- Ура! - поддержал их младший Капустин.
- Перемена! - объявил Яков. - Десять минут, - и первым было кинулся
в класс соседний - спортзал, чтобы кольца занять и покувыркаться. Но
опамятовался, когда старшая Капустина, его одногодка, тоже Марина,
спросила:
- Яша, а Мария Петровна не придет?
- Не придет.
- Я к ней схожу. Может, сварить надо. Ладно?
Марина Капустина - старшая дочь в большом семействе - в девять лет
уже хозяйкой была, помогая в делах домашних и учительнице, когда та
хворала. Добрая девочка, рослая, чуть не на голову выше Якова, ровес-
ника своего.
- Подожди, - остановил ее Яков, - уроки кончатся.
К перемене второй, "большой", как ее называли, на горячую плиту
печки ставили чайник, а в жаркий духовой шкаф - блинцы ли, пышки, пи-
роги - кто что из дома принес. Чайник запевал свою нехитрую песнь, за-
кипая, и кончался второй урок. Накрывали клеенкою учительский стол и
рассаживались вокруг. Так было всегда. Так было и нынче: пахучий чай с
душицей, зверобоем да железняком. Варенье - в баночках. Домовитая Ма-
рина Капустина, словно добрая мамка, всем поровну делит:
- Тебе - блин, тебе - блин, тебе - блин, тебе - сладкий пирожок,
тебе - пышку с каймаком. Ты же каймак любишь...
- Люблю, - тихо призналась Кроха. - У нас тоже Катька не ныне-завт-
ра отелится.
- Когда отелится, гляди, ничего из дома не давай три дня, - наста-
вительно сказала Марина-старшая. - А то узнает ведьма и загубит коро-
ву. Для них коров губить - первое дело.
- А кто у нас ведьма? - так же тихо спросила Кроха, теперь уже пу-
гаясь.
- Раньше Карпиха ведьмачила, - ответил Яков.
- Карпиха, - подтвердила Марина-старшая. - Мамка рассказывала. Ле-
тось корова отелилась и мычит, бесится, куда-то рвется. Позвали деда
Архипа, он в этом деле понимает. Архип молозиво на сковороду и - на
огонь. Помешивает и молитву читает. А мамке приказал: "В окно гляди.
Кто пройдет мимо и его будет корежить, это - ведьма". Мамка глядит -
точно, идет Карпиха и ее вправду корежит: то остановится, топчется, то
кинется назад, то опять ко двору. Как кружёная овца. Значит, точно
она.
Кроха слушала, про пышку и каймак забыв; зато братья Капустины под
разговоры полбанки варенья опорожнили, накладывая кто больше, пока
сестра не пригрозила им.
- Карпиха точно ведьмачила, - подтвердил Яков. - Она и померла
по-своему. В самую пургу ушла к ярам. Туда ее черти призывали. Там и
померла.
- А теперь кто у нас ведьма? - спросила Кроха.
- Кто-нибудь да есть, - твердо ответил Яков. - Надо приглядывать.
Ведьмы грома боятся. Порчу наводят. В свежий след сыпет и приговарива-
ет. И человек ли, скотина сразу на ноги падает. Ведьма в кого хочешь
обернется. Вот тут, - показал он на печку, - на загнетке, на ножах пе-
ревернется - и в другой облик. Захочет в белого телка, или в рябую
свинью, или в зеленую кошку. А через черную кошку, - добавил он, -
всякий может невидимым стать. Хоть я, хоть кто другой. Рядом пройду -
и ты меня не увидишь.
На него воззрились удивленно.
- Надо поймать черную кошку, но чтобы жуковая была, без подмесу, -
учил молодых Яков. - Посеред ночи поставить казан на перекрестке, кос-
тер развести и варить ее. Да, кошку. Лишь по сторонам не гляди, а в
котел. Вся нечистая сила слетится, будет шуметь, свистеть, кричать
по-звериному. Не оглядайся. По имени тебя будет звать, вроде мамка
твоя зашумит: "Петя!" А ты не оглядайся. Оглянулся - конец, - предуп-
редил Яков. - А ты вари и помешивай, вари и помешивай. Нечистая сила
вокруг воет, ревет, а ты свое дело делай. Останется в казане лишь ма-
лая косточка. Ее надо ощупкой, не глядя брать. Берешь и кладешь меж
губ. Сразу тихота настанет. Нечистая сила - по сторонам. А ты сдела-
ешься невидимым. Вовсе невидимым. В любой дом заходи, куда хочешь. И
тебя не увидят.
- А у деда Архипа черная кошка, - сообщил самый младший Капус-
тин-"довесок".
- Точно! - в один голос подтвердили его братья и переглянулись.
- Это все неправда, - поняв их мысли, сказала Марина-старшая. -
Неправда ведь, Яша?
- Старые люди говорят... - пожал плечами Яков. - Перемена кончи-
лась, - объявил он. - Давайте по местам.
Снова пошли уроки. Яков словно забыл о смерти учительницы: непросто
было глядеть за ребятами, давать им задания, объяснять да и свое де-
лать. После третьего урока Яков сказал Крохе:
- Марина, можешь домой идти.
Но Кроха, как всегда, отказалась. И стала готовить домашнее зада-
ние, на завтра. В школе было веселее, чем дома. В куликалки будут иг-
рать, прячась в пустых классах. Может, картошку напекут.
А за окном тянулась поздняя осень. Дождь временами переставал, а
потом снова сеялся, и тогда затягивало серой невидью высокий курган за
хутором, крутую дорогу через него. Лежала под окнами пустая улица, за
ней - вовсе пустое поле на двадцать пять верст до центральной усадьбы,
станицы Ендовской. А в край другой, через займище, десять километров
до богатого хутора Алешкина, который при асфальтовой дороге стоял. Но
те десять километров были длиннее: лежало поперек пути лесистое займи-
ще, да две глубокие балки - Катькин ерик и Кутерьма, да еще речка
нравная - Бузулук. Будто и рядом хутор Алешкин, но брызнет дождь - на
тракторе не проедешь, зимой в снежных переметах утонешь. А тут еще
объявились ненашенские, с рыжим подпалом, волки, вроде из Чечни прибе-
жали. Там стреляют, вот они и подались, где потише.
Про чеченских волков говорил не только старый брехун дед Архип, но
сам лесничий Двужилов. Он видел этих волков не раз: поджарые, с рыжи-
ной на брюхе.
И когда неделю спустя Яков надумал идти в хутор Алешкин, мать пуга-
ла его:
- По такой погоде... Черти тебя поджигают. Тем более - волки. Че-
ченские... Враз голову отхватят.
Яков стоял на своем:
- Пойду. Десять километров. Обернусь к обеду. Там наша Галина Федо-
ровна, она всех знает, она найдет нам учительницу. А то так и будем
сидеть.
- Натурный... - ругалась мать. - Бычок упористый... Потонешь в
Катькином ерике... Там вода верхом идет. Переждал бы дождь... Люди по-
едут, я поспрошаю.
Яков слушал ее, но сделал, как всегда, по-своему: он ушел рано ут-
ром, лишь засерело. Поверх пальто от дождя натянул старый материн бо-
лоньевый плащ. И пошагал. А от волков отчим Федор дал ему две ракеты.
Дернешь за шнурок - она стрельнет.
От хутора, мимо фермы, напрямую до самого займищного леса Яков
продвигался вприскочку: пробежит - и пойдет потише, снова пробежит - и
опять отдыхает на ходу. Нужно было скорей добраться в Алешкин, погово-
рить и успеть вернуться в свою школу, к ребятам, которые будут ждать
его.
Хоть и умерла Мария Петровна, но каждый день в школу сходились. Вы-
бирался Яков из дома, свистел возле Капустиных и Башелуковых. Техничка
тетя Варя топила печь. И уроки шли, как и раньше: по расписанию, с пе-
ременами. "Чем по домам сидеть, лучше в школе, - так Яков решил. - А
то пропустим, нам же и догонять". Все было как прежде, лишь без Марии
Петровны. И нужно было искать ей замену.
Дорога была не раз хоженная и езженная: займищный лес, который то
подходил к обочинам, и тогда остро пахло горькой корой и листвой, то
отступал, пропадая в серой невиди. Порою вспархивали почти из-под ног
куропатки с обрывающим сердце треском. И снова - тихо, угрюмо. Лишь
дождевые капли шуршат по плащу. В пору погожую, хоть и колесит дорога,
обходя низины да мочажины, хутор Алешкин виден издали на высоком бере-
гу. Теперь - лишь серая мга, короткий окоем. Бурые травы, угрюмая зе-
лень сосняка, раскисшая, налитая водой дорога, скользкие обочины -
долгим кажется путь. И грезится всякое: какие-то серые тени в вербовой
гущине, колыхнулись - и холодок в груди. Ищет рука картонный кругляш
ракеты. Может, волки?..
Опять колесит дорога. Нынче ее не спрямишь, шагай и шагай. То обо-
чиной, то колеей, выбирая, где легче.
* * *
Школа в Алешкине стояла посреди хутора, на речном берегу. Поднялся
на бугор - и вот она: кирпичная, с высоким строением спортзала. При
входе - раздевалка, а возле нее сидит уборщица и платок пуховый вяжет.
- Ты куда? - сразу признала она чужого.
- К Галине Федоровне.
- Она на уроке. Лишь начался урок, - сказала уборщица и воззрилась
на сапоги пришедшего.
Но сапоги Яков до блеска отмыл у входа, придраться не к чему. Лишь
с плаща капало.
- А вызвать ее можно? Я по делу.
- И она не гуляет. Жди, - постановила уборщица.
Коридор алешкинской школы был просторный и нарядный: много зелени,
на стенах большие стенды с фотографиями. Но ждать было не с руки. Урок
- чуть не час, а дом Галины Федоровны - рядом. Туда Яков и подался.
Старая баба Ганя признала его и встретила, как родного:
- Моя сынушка... Откель? Весь промок. Либо пешки?
- Пешком, баба Ганя, пешком.
Баба Ганя не изменилась, той же живостью светили за стеклами очков
глаза.
- Ты либо с матерью пришел, в магазин?
- Один, баба Ганя. Мне Галина Федоровна нужна.
- Скоро надойдет она. Кончится урок, надойдет. Раздевайся. Сушись.
Грейся у печки. А я скотине задам, будем завтракать.
- Я помогу, - сказал Яков и, не дожидаясь согласья, снял с вешалки
рабочую телогрейку. - Ты лишь говори, баба Ганя, где у вас чего...
- Моя сынушка, да ты прямо хозяин... - поспешая за молодым помощни-
ком, нахваливала баба Ганя.
Якову же домашние заботы были в привычку: курам - зерна, корове да
козам - сена, свиньям - запаренного корма. Тем более что подворье ди-
ректорши было устроено: не плетневые катухи, а кирпичные, под шифером
стойла в один ряд. Вода - из крана. Сенник, закрома, скотья кухня -
все рядом. И не лужи да грязь на базу, а бетонные дорожки. Так что
труды были невеликие. Управились скоро.
Баба Ганя накрывала на стол, а Яков дом успел осмотреть, комнаты
его: кабинет с книжными полками во всю стену, горницу с креслами и ди-
ваном, с телевизором и видиком.
За завтраком он выкладывал старой женщине хуторское:
- Тетка Варя и бабка Наташа живые. Дед Андрей в больнице лежал, на
станции. Но еле ходит. А Мария Петровна наша померла, - сообщил он
главную новость.
- Какая беда... Да как же...
К той поре поспела и директорша школы, Галина Федоровна. Услыхав о
смерти учительницы, она даже всплакнула:
- Господи... Как мы ее любили... Так вас и пестала до последнего. А
схоронили где?
- В райцентре, дочка забрала, - сказал Яков и повернул на свое, ра-
ди чего и шел: - Она померла, а мы остались ни с чем. Пятеро учеников:
трое Капустиных, Башелукова, я. А учить нас некому. Может, вы нам по-
можете, найдете учительницу?
Завтракали и слушали Якова.
- Как она померла, сообщили в сельсовет, оттуда в районо. Там веле-
ли перевести нас в Ендовку, на центральную усадьбу. Мы и поехали туда
с дядей Витей Капустиным. У него трое в школу ходят, и Вовке на тот
год идти. Поехали. Трактором едва добрались. Думали в интернат устро-
иться. Там большой интернат, двухэтажный. А его закрыли.
- Сейчас их везде закрывают, - вздохнула Галина Федоровна.
- Закрыли и там. В школу нас берут, пожалуйста. А как добираться?
Колхоз не будет возить. Горючего нет, и вся техника поломана. Говорят,
становитесь по квартирам. А квартиры в Ендовке - с ума сойти. Сдурели
хозяйки. По сто тысяч требуют. Капустин как услыхал, за голову схва-
тился. Он где такие деньги возьмет? Тем более за троих. Опупеть можно.
У него зарплата - сто тысяч не выходит. И тех не дают с лета. Плюнул.
Пусть, говорит, дома сидят. А Маринка Башелукова, та и вовсе - кроха.
Куда ее отпустят родители? Она у них одна при двух бабках. Те сразу с
ума сойдут. Вот и все... И как хочешь... Учительницу бы нам найти, -
попросил он.
Галина Федоровна, оставив еду, слушала. Она была еще молодая, но
полная, при золотых очках, коса на голове короной - настоящая дирек-
торша.
Возле дома затарахтел мотоцикл и смолк.
- Отец наш приехал, - объявила Галина Федоровна. - Завтракать.
- Галина! - раздался из коридора голос. - Я пойду со скотиной уп-
равлюсь. Ты не давала им?
- Нет.
- Управились мы, управились в четыре руки с помощником, - горделиво
сообщила баба Ганя. - Накормили и напоили.
- Молодцы! Кто у тебя в помощниках?
Муж у Галины Федоровны был тоже нестарый, но при черной бороде - по
новой казачьей моде.
- Это чей такой? Либо землячок?
- Угадал.
- Спасибо, земляк. Мне легче жить.
- Предлагаю вам красную лампочку ввернуть в курятник, - сказал
Яков. - Я в журнале читал, в "Науке и жизни". Куры лучше несутся при
красном свете.
- О! - удивилась Галина Федоровна. - В "Науке и жизни"? Надо попро-
бовать.
- Ввернем, - пообещал ей муж. - Какие еще будут предложения по ве-
дению хозяйства?
- Козам пора гречишной соломы понемногу класть, - шутки не прини-
мая, сказал Яков. - Скоро пух щипать. От гречишной соломы коза пух хо-
рошо отдает.
- В журнале, что ли, прочитал?
- Дед наш всегда так делал. А без гречишной соломы потом трудно пух
щипать.
- Правильно гутарит, - поддержала баба Ганя. - Делали так.
- Что ж, привезем гречишной соломы. А то ведь и вправду щипать их
несладко.
Отзавтракали. Хозяин присел на корточках возле устья печки, поды-
мить. Якову сварили напоследок кружку пахучего какао, печенья да пря-
ников положили.
- Мария Петровна умерла, - сказала мужу хозяйка. - Школу у них зак-
рывают. Нет учителя. А у нас в Филоновской никого нет? - задумчиво
спросила она не столько мужа, сколько себя. - Татьяна Петровна на пен-
сии, она не пойдет. Надо из молодых. Тамара Максимова в Михайловке в
педучилище, на каком курсе? Ее мать как-то спрашивала меня про место.
Надо поговорить с ней. У них отца нет, сестренка младшая. На заочное
можно перейти и работать.
- Не могла наша Петровна чуток потерпеть, - со вздохом попенял
Яков. - Конечно, старая. Но хоть бы до зимних каникул доучила. А не...
Неделя прошла. Так и месяц пройдет, и зима. На второй год оставаться?
Так искренне было это мальчишечье, детское огорчение, что баба Ганя
пожалела:
- А ты живи у нас. Школа - рядом. И мне будет с кем погутарить.
Предложение было неожиданным. Яков вскинулся и поглядел на Галину
Федоровну и мужа ее.
- Живи, - подтвердил приглашение хозяин. - Лампочку красную в ку-
рятник ввернем, куры усиленно занесутся, харчей хватит. - Ему понра-
вился этот мальчишка. Свои сыновья этой осенью в город уехали: старший
- в институт, младший - в техникум. Стало в доме непривычно пусто. -
Живи, - повторил он.
Мальчик не мог ничего ответить, лишь глядел на Галину Федоровну,
понимая, что последнее слово за ней. Она поняла его, сказала мягко:
- Живи. Комната свободная есть. С матерью я поговорю.
У Якова сердчишко колыхнулось от неожиданной радости. Поселиться в
доме директорши, учиться в настоящей школе со спортзалом, где и зимой
в футбол играют. А уж народу там... Школа своя вдруг увиделась в нас-
тоящем свете: пустой дряхлый дом со ржавою крышею, один-разъединый
класс, Капустины да Кроха. Алешкинская школа - дворец. А дом Галины
Федоровны... Это не пьяный да похмельный отчим да мать с ругней: "За-
молчи... Прикуси длинный язык..." Здесь - книг полная комната, все
стены в полках.
- Я обещал к обеду вернуться, - сказал Яков. - Мамка ждет.
- Конечно, конечно, - одобрила Галина Федоровна. - Сходи. Матери
скажи. Я напишу ей записку. - И мужа попросила: - Ты куда едешь? Мо-
жет, подбросишь его?
- До хутора не пробьюсь. Через ерики не пройдет мотоцикл. Там круто
и развезло теперь.
- Не пройдет, - подтвердил Яков.
- Но до ерика довезу. Собирайся.
До Катькиного ерика - глубокой, с крутыми склонами балки с мутным
ручьем по дну - могучий мотоцикл "Урал" докатил быстро. А далее, пе-
ребравшись через ерик, Яков словно на крыльях летел. Ни дождь, ни
грязь не были помехой. Дорога к хутору была уже дорогой к новому, к
завтрашнему, дню, когда он уйдет в Алешкин, в тамошнюю школу, к Галине
Федоровне.
По-прежнему моросило. В займищном голом лесу было тихо. Даже во-
ронье убралось к жилью человеческому, к теплу. До ночи, до своей поры
дремали на лежках сытые кабаны. Рыжий, уже выкуневший лисовин, издали
заметив мальчика, замер и не таясь переждал, пока он пройдет. Пара
тонконогих косуль легкими скачками ушла от дороги. По мокрой земле и
листве скачки были бесшумными. Мелькнули белые подхвостья - и нет их.
Яков по сторонам не глядел. Он на хутор спешил, где ждали его.
Через дом родной он промчался, не успев похвалиться. Мать с отчимом
на базах управлялись со скотиной. Ухватив сумку, Яков подался в школу,
гадая: как там без него? И если в долгом пути на хутор ничто не омра-
чало нежданно свалившегося на него счастья, то теперь пришло на ум
иное:
1 2 3 4 5