Аннализа не хотела ложиться спать до тех пор, пока не удостоверится, что он не нуждается в ее поддержке.
Она с самого начала чувствовала, что их путешествие в Англию имеет какую-то подоплеку. Приглашение поступило от известного английского писателя, который пожелал познакомить Бэзила со своими друзьями, и Бэзил был очень доволен, когда рассказывал об этом Аннализе. Тогда она в первый раз увидела на его лице выражение удовольствия и радости и, разумеется, настояла на поездке.
Но старший граф настаивал на том, что если уж Бэзил поедет в Англию, то Аннализа должна сопровождать его. Она была в ужасе – она не знала языка, не понимала их обычаев, она не любила бывать в свете даже в собственной стране. Насколько же хуже все будет в Англии?
За три дня Аннализа познала новые глубины страдания. Ее воспринимали как нечто странное, глупое и отсталое. Мало кто говорил по-итальянски, а она не говорила по-английски, и хотя Бэзил внимательно относился к ней, она часто оставалась наедине с еще одним блюдом печенья или еще одной чашкой чаю, в то время как остальные шумно смеялись и обсуждали такие серьезные вещи, которые она не поняла бы, даже если бы о них говорили на ее родном языке.
Она отчаянно скучала по дому. Но все же сегодня вечером ей хотелось удостовериться, что с Бэзилом все в порядке. Аннализа нашла его в библиотеке, стоящим у камина с опущенными руками и склоненной головой – явным свидетельством поражения.
– Бэзил, хочешь, я распоряжусь принести тебе чего-нибудь?
Он поднял голову и повернулся.
– Нет, спасибо.
– Могу ли я чем-нибудь облегчить твое беспокойство, муж мой?
Он ненадолго закрыл глаза и покачал головой:
– Ты очень добрая девушка, Аннализа, и терпеливая. Этого достаточно.
Она не была терпеливой; именно он продемонстрировал величайшее терпение.
– Ты уверен? Может быть, вина или чаю, чтобы быстрее уснуть?
Бэзил улыбнулся:
– Нет, мне ничего не нужно.
– Тогда я оставлю тебя, – сказала она, – спокойной ночи.
Его внимание было опять приковано к тому, что он видел в огне камина.
– Спокойной ночи.
Аннализа остановилась, ощущая внезапный порыв вдохновения, парящий у края ночи.
– Ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Бэзил? Может быть, я смогу тебе как-нибудь помочь.
Он выпрямился, вздохнул и с большим трудом изобразил на лице мягкую улыбку.
– Меня тревожит лишь тьма в сердце поэта, привидения и тени. Больше ничего.
Как он был красив! В Италии, а сейчас и в Лондоне женщины жадно рассматривали ее мужа. Аннализа видела, что у него было все, чего могла желать женщина. Ниспадающие локоны, чувственный рот, а больше всего – доброта в его глазах превращали его в объект страстных желаний.
Почему же тогда она ничего не ощущала? Он вызывал в ней такие же теплые чувства, как цветок или закат. В ее женском начале был один недостаток – она не испытывала потребности спать с ним, а он до сих пор не настаивал на этом.
Может быть, следует помочь ему в этом.
– Муж мой, если тебя это успокоит, ты можешь разделить со мной постель, – тихо произнесла она, сложив руки на груди.
Аннализа мгновенно поняла, что ее слова были ненужными. Изменение в атмосфере комнаты, более того, изменение ее собственного ощущения связи с духовными силами мира объяснило ей это еще до того, как он заговорил.
Бэзил подошел к ней и взял ее за руку.
– Щедрое предложение, мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы отвергнуть его, – ответил он, легко поцеловав ее пальцы.
Он улыбнулся, в этот раз в его глазах блеснули искорки.
– Но сейчас мы целомудренны, и я не буду просить тебя об этом. У нас есть время, Аннализа. Ты поймешь, когда будешь к этому готова.
Она не была достойна такого внимания, но почувствовала, как ее переполняет облегчение.
– Тогда спокойной ночи.
Он отпустил ее.
– Спокойной ночи.
Кассандра шла по Лондону. Было около десяти часов утра.
Вокруг нее сновали лоточники, торговавшие всем, начиная от фруктов и кончая лентами, шли клерки, торопившиеся в конторы. Все они напоминали ей о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому времени, когда она добралась до квартиры Гэбриела, находившейся на Сент-Джеймс-стрит, ощущение, что несчастья опутали ее с ног до головы, отступило.
Кассандра всегда отличалась способностью здраво мыслить, да и разве не она прожила долгие серые осенние дни в подавленном состоянии? Этого было достаточно. Разум – союзник женщины, а эмоции – враг. Получилось так, что ей пришлось открывать эту истину заново.
Именно благоразумие послужило причиной того, что она стучала в крашенную синей краской дверь дома своего брата Гэбриела. Он говорил, что этот цвет напоминает ему о Мартинике, а соседи быстро перестали обращать на это внимание, потому что он был таким великодушным и очаровательным – явно утонченным джентльменом, несмотря на то что был мулатом.
Кассандра пришла сюда потому, что поняла, что должна подготовиться к мучениям нескольких предстоящих недель. Она выяснит, где брат купил сборник стихов Бэзила, пойдет туда сегодня утром и купит экземпляр для себя.
Сидя в гостиной, она прочтет его слова одна. Его стихи. Она сделает это одна, рассудок говорит ей, что она непременно расстроится, и ей хотелось преодолеть это. Она должна была укрепить нервы перед будущими обсуждениями стихов. Появление любой новинки – книги, полотна, спектакля или оперы не оставалось без внимания в ее салоне. Рано или поздно дойдет очередь и до новой книги тосканского графа.
Стоя в коридоре и ожидая, пока слуга откроет ей дверь, Кассандра представляла себе, как невозмутимо говорит небольшому обществу, собравшемуся на диване в ее голубой гостиной: «Да, конечно, я это читала. Это удивительно, не правда ли?» – и поворачивается, чтобы налить кому-то из гостей чаю или портвейна.
Эта фантазия немного успокоила ее сердце, и Кассандра подняла голову, удивляясь, почему ей так долго не открывают. Она нетерпеливо постучала еще раз.
Наконец дверь распахнулась. За ней стоял не слуга, а сам Гэбриел, одетый в одни бриджи. Его изумительные волосы были разбросаны по плечам и спине, а в светло-зеленых глазах отражались удивление и смущение.
– Кассандра! – Он отступил, жестом приглашая сестру войти. – Кто-нибудь заболел?
Уже стоя посреди просторной, залитой солнцем комнаты, Кассандра сообразила, что для Гэбриела сейчас было еще довольно рано. Дверь в его спальню была приоткрыта, через щель она заметила волосы и плечи спящей женщины.
Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!
– Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.
Он потянулся и ухватил ее за рукав.
– Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.
Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.
– Нет.
Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.
– Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.
– Мм…
Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.
– И что это за дело?
Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.
Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.
– Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.
Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.
– Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?
– Вовсе нет.
– Так что это за загадочное дело?
– А, это.
Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.
– По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.
Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.
– Ты пришла спросить о книге?
Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.
– Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.
– Я не думаю, что он граф.
Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.
– А! Я был прав. Бэзил ди Монтеверчи. Он граф?
У него был экземпляр книги. Здесь, в этой комнате.
Ее ладони неожиданно вспотели, и Кассандра снова схватилась за хлопчатобумажные перчатки.
– Думаю, да.
– Я прочитал не все, но написано очень хорошо.
Гэбриел перенес книгу через комнату и почти небрежно вручил Кассандре.
– Несколько более эмоционально, чем я люблю, но у него яркие, очень мощные образы. Мне было бы интересно услышать твое мнение.
Он снова принялся за апельсин и откинулся в кресле непринужденно и изящно. Кассандра подержала книгу всего мгновение, дотронулась до уголков и корешка, не в силах даже смотреть на нее. Она показалась ей теплой, почти горячей, чтобы держать ее так близко от себя.
– Тогда можно я возьму ее почитать?
– Конечно.
Гэбриел не сводил с нее глаз, его мысли скрывало приятное выражение лица. Кассандра поняла, что должна раскрыть книгу – он ожидал, что ей не терпится полистать страницы, ведь ради нее она прошагала ранним утром две мили и подняла его с постели.
Кассандра вздохнула и склонилась над книгой. Жар, исходивший от нее, растекался по рукам и всему ее телу. Книга была в красном переплете. Она называлась «Ночь огня».
Как и накануне в опере, Кассандра не заметила, что задержала дыхание, и почувствовала это только тогда, когда у нее начало темнеть в глазах и ей пришлось сделать глубокий вдох. Голова кружилась от образов, она не знала, сможет ли прочесть то, что он написал.
Было абсолютно ясно, что она не сможет прочесть ни строчки в присутствии брата. Тогда он поймет слишком многое.
– Ты с ним встречался? – спросила Кассандра, довольная тем, что ее голос прозвучал совершенно непринужденно.
Она водила пальцами по названию, трогая каждую букву.
– Пока нет. Сегодня вечером он читает свои стихи у Чайлда. Я, пожалуй, пойду. Хочешь отправиться со мной?
Кассандре удалось улыбнуться.
– Пока нет, я сначала прочту их.
– Как хочешь!
Она встала.
– Спасибо, Гэбриел, оставляю тебя в покое. Прости, пожалуйста, что разбудила.
– Ничего страшного.
Он проводил ее до двери, подождал, пока она натягивала перчатки, зажав книгу под мышкой.
– Я люблю, когда ты приходишь.
Она посмотрела по сторонам и еще раз обратила внимание на тишину.
– А где твоя экономка?
Он скрестил руки на груди.
– У нее заболела мать, пришлось уехать на неделю в Североукс. Она вернется в следующий понедельник.
– Ты всегда можешь пообедать у меня, если до этого устанешь от трактиров.
– Спасибо.
Гэбриел наклонился и легко поцеловал ее в голову.
– Береги себя, прекрасная Кассандра. Ты всегда так осторожна и полна собственного достоинства, но свет не удивится, если ты будешь время от времени позволять нам увидеть то, что творится в твоем сердце.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Он только улыбнулся:
– Надеюсь, тебе понравятся стихи.
Глава 13
Бэзил собирался читать свои стихи в первый раз. Он обнаружил, что эта перспектива странным образом влияет на его нервную систему. Это была не работа, а просто намерение прочитать собственные стихи перед несколькими англичанами, которые, возможно, одобрят его работу, а возможно, и нет. Женщины одобрят, насчет мужчин он не был уверен.
И все же это была честь, от которой нельзя было отказываться. Чтобы придать себе смелости, Бэзил расхаживал по комнате, служившей ему кабинетом, и тренировался, читая вслух. Его беспокоил акцент.
Аннализа появилась на пороге, как будто откликнувшись на его состояние. Она принесла корзину с рукоделием.
– Тебе нужна аудитория? Я не понимаю по-английски, но могу по крайней мере присутствовать.
Она улыбалась сердечно и мягко. В этой слишком юной девушке было что-то, что ему очень импонировало, – глубокая безмятежность, окутывавшая ее подобно свету. Куда бы она ни шла, покой следовал за ней вместе со всевозможными домашними животными. Как раз сейчас вокруг ее ног крутился толстый серый кот, а лопоухая собака, слишком старая для охоты, хромала за ней на больных артритом лапах, ожидая, пока она сядет.
Этот ребенок был очень красив. Аннализа любила простые, скромные платья, скрывавшие ее чувственные формы, и всегда покрывала темные волосы чепцом. Бэзил уговорил ее снимать его, когда они шли куда-нибудь.
Несмотря на кроткую улыбку, он заметил тени, образовавшиеся под ее глазами. Она ненавидела Лондон, шум, его жителей, их язык и привычки, смущавшие ее. Бэзил почувствовал вину и раздражение одновременно.
– Что ты сегодня шьешь? – вежливо поинтересовался он.
– Я всего лишь вышиваю носовые платки. – Она достала из корзинки квадратный кусок тонкого полотна. – Фиалки.
– Очень красиво.
– Мне остаться или уйти?
Он поколебался.
– Останься, пожалуйста.
Бэзил указал на кресло у окна, освещенное солнцем.
– Спасибо. – Она улыбнулась, в ее улыбке была мудрость, хотя она и была очень молода.
– Не за что.
Она сложила руки на коленях.
– Можешь шить, если хочешь.
– Нет-нет, я буду слушать очень внимательно.
Бэзил улыбнулся, думая, что нуждается не во внимательном слушателе, а в публике, чтобы привыкнуть к звуку собственного голоса. Он открыл книгу и начал читать первые строчки, поначалу не задумываясь над значением слов, а лишь пытаясь услышать, как при чтении звучит его акцент, сосредоточиваясь на трудных согласных звуках.
Бэзил начал двигаться вокруг большого костра и вдруг ощутил Кассандру в каждом слоге стихов. Он почувствовал себя погруженным в ее аромат, как это случилось той ночью. Это ощущение было настолько сильным и ярким, что Бэзил остановился, ошеломленный силой воспоминаний: он вспомнил ее лицо, такое бледное и ошарашенное, когда в опере перед ней разверзлась зияющая бездна.
Бэзил ни о чем не задумывался. Теперь это его испугало. Ничего не изменилось с тех пор.
И в то же время изменилось все.
Здесь, в кресле, сидела его жена, послушная и тихая. Она была не женщиной, которую он мог бы желать, как надеялся, а невинным ребенком, вызывавшим в нем потребность защищать. Эта поэма, если говорить точнее, была не поэмой о любви, а лишь данью той ночи, изображенной так, как он видел ее глазами Кассандры. Но Бэзил сомневался, что стоило ее читать, даже если Аннализа не понимает ни слова.
Он поднял голову от страницы:
– Прости, мне что-то не хочется этим заниматься.
Ее большие синие глаза смотрели на него тихо и терпеливо.
– Мне нравилось, как это звучит. Когда ты читал, это было похоже на песню, исполненную любви.
Бэзила обуял стыд. Он склонил голову и отвернулся.
– Бэзил, не надо стыдиться любви ни в чем. Ведь это – величайшее благословение Божье, правда?
– Или проклятие, – пробормотал он.
– Я не расслышала.
Он покачал головой:
– Нет, ничего.
Бэзил слегка нахмурился:
– Ты совершенно уверена, что не хочешь сопровождать меня сегодня вечером?
– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
Ее волнение выдали руки – Аннализа скрутила свое рукоделие в тугое кольцо.
– Аннализа, ты должна научиться говорить, что ты думаешь обо мне. Я не буду возражать. Если тебе что-то не нравится, просто скажи об этом.
Она задумалась.
– Мне бы хотелось быть там только ради того, чтобы поддержать вас, сэр. По правде говоря, мне очень не нравится этот город.
Бэзил кивнул:
– Тогда останься здесь и займись чем тебе будет угодно. Надеюсь, я справлюсь самостоятельно.
– А я тебя не подвожу?
– Нет, – искренне ответил он. – Я бы избавил тебя от всего этого.
– Да, я знаю.
Снова успокоившись, она разгладила материю, которую держала в руках, и ободряюще улыбнулась ему.
– Пожалуйста, продолжай репетировать. Это – самое меньшее, что я могу сделать, – сказала она.
Аннализа подумала, что он очень великодушен. Бэзил ощутил в происходящем горькую иронию. Но сегодня вечером ему придется общаться с большим количеством народа, и желательно, чтобы это общение прошло хорошо, поэтому он вздохнул и начал читать. В этот раз он позволил эмоциям полностью овладеть собой, его язык ласкал звуки, в которых была Кассандра. Все это было написано для нее. И он прочтет это для нее сегодня вечером.
Кассандра отнесла сборник стихов Бэзила в гостиную, туда, где так часто читала его письма, и распорядилась подать чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Она с самого начала чувствовала, что их путешествие в Англию имеет какую-то подоплеку. Приглашение поступило от известного английского писателя, который пожелал познакомить Бэзила со своими друзьями, и Бэзил был очень доволен, когда рассказывал об этом Аннализе. Тогда она в первый раз увидела на его лице выражение удовольствия и радости и, разумеется, настояла на поездке.
Но старший граф настаивал на том, что если уж Бэзил поедет в Англию, то Аннализа должна сопровождать его. Она была в ужасе – она не знала языка, не понимала их обычаев, она не любила бывать в свете даже в собственной стране. Насколько же хуже все будет в Англии?
За три дня Аннализа познала новые глубины страдания. Ее воспринимали как нечто странное, глупое и отсталое. Мало кто говорил по-итальянски, а она не говорила по-английски, и хотя Бэзил внимательно относился к ней, она часто оставалась наедине с еще одним блюдом печенья или еще одной чашкой чаю, в то время как остальные шумно смеялись и обсуждали такие серьезные вещи, которые она не поняла бы, даже если бы о них говорили на ее родном языке.
Она отчаянно скучала по дому. Но все же сегодня вечером ей хотелось удостовериться, что с Бэзилом все в порядке. Аннализа нашла его в библиотеке, стоящим у камина с опущенными руками и склоненной головой – явным свидетельством поражения.
– Бэзил, хочешь, я распоряжусь принести тебе чего-нибудь?
Он поднял голову и повернулся.
– Нет, спасибо.
– Могу ли я чем-нибудь облегчить твое беспокойство, муж мой?
Он ненадолго закрыл глаза и покачал головой:
– Ты очень добрая девушка, Аннализа, и терпеливая. Этого достаточно.
Она не была терпеливой; именно он продемонстрировал величайшее терпение.
– Ты уверен? Может быть, вина или чаю, чтобы быстрее уснуть?
Бэзил улыбнулся:
– Нет, мне ничего не нужно.
– Тогда я оставлю тебя, – сказала она, – спокойной ночи.
Его внимание было опять приковано к тому, что он видел в огне камина.
– Спокойной ночи.
Аннализа остановилась, ощущая внезапный порыв вдохновения, парящий у края ночи.
– Ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Бэзил? Может быть, я смогу тебе как-нибудь помочь.
Он выпрямился, вздохнул и с большим трудом изобразил на лице мягкую улыбку.
– Меня тревожит лишь тьма в сердце поэта, привидения и тени. Больше ничего.
Как он был красив! В Италии, а сейчас и в Лондоне женщины жадно рассматривали ее мужа. Аннализа видела, что у него было все, чего могла желать женщина. Ниспадающие локоны, чувственный рот, а больше всего – доброта в его глазах превращали его в объект страстных желаний.
Почему же тогда она ничего не ощущала? Он вызывал в ней такие же теплые чувства, как цветок или закат. В ее женском начале был один недостаток – она не испытывала потребности спать с ним, а он до сих пор не настаивал на этом.
Может быть, следует помочь ему в этом.
– Муж мой, если тебя это успокоит, ты можешь разделить со мной постель, – тихо произнесла она, сложив руки на груди.
Аннализа мгновенно поняла, что ее слова были ненужными. Изменение в атмосфере комнаты, более того, изменение ее собственного ощущения связи с духовными силами мира объяснило ей это еще до того, как он заговорил.
Бэзил подошел к ней и взял ее за руку.
– Щедрое предложение, мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы отвергнуть его, – ответил он, легко поцеловав ее пальцы.
Он улыбнулся, в этот раз в его глазах блеснули искорки.
– Но сейчас мы целомудренны, и я не буду просить тебя об этом. У нас есть время, Аннализа. Ты поймешь, когда будешь к этому готова.
Она не была достойна такого внимания, но почувствовала, как ее переполняет облегчение.
– Тогда спокойной ночи.
Он отпустил ее.
– Спокойной ночи.
Кассандра шла по Лондону. Было около десяти часов утра.
Вокруг нее сновали лоточники, торговавшие всем, начиная от фруктов и кончая лентами, шли клерки, торопившиеся в конторы. Все они напоминали ей о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому времени, когда она добралась до квартиры Гэбриела, находившейся на Сент-Джеймс-стрит, ощущение, что несчастья опутали ее с ног до головы, отступило.
Кассандра всегда отличалась способностью здраво мыслить, да и разве не она прожила долгие серые осенние дни в подавленном состоянии? Этого было достаточно. Разум – союзник женщины, а эмоции – враг. Получилось так, что ей пришлось открывать эту истину заново.
Именно благоразумие послужило причиной того, что она стучала в крашенную синей краской дверь дома своего брата Гэбриела. Он говорил, что этот цвет напоминает ему о Мартинике, а соседи быстро перестали обращать на это внимание, потому что он был таким великодушным и очаровательным – явно утонченным джентльменом, несмотря на то что был мулатом.
Кассандра пришла сюда потому, что поняла, что должна подготовиться к мучениям нескольких предстоящих недель. Она выяснит, где брат купил сборник стихов Бэзила, пойдет туда сегодня утром и купит экземпляр для себя.
Сидя в гостиной, она прочтет его слова одна. Его стихи. Она сделает это одна, рассудок говорит ей, что она непременно расстроится, и ей хотелось преодолеть это. Она должна была укрепить нервы перед будущими обсуждениями стихов. Появление любой новинки – книги, полотна, спектакля или оперы не оставалось без внимания в ее салоне. Рано или поздно дойдет очередь и до новой книги тосканского графа.
Стоя в коридоре и ожидая, пока слуга откроет ей дверь, Кассандра представляла себе, как невозмутимо говорит небольшому обществу, собравшемуся на диване в ее голубой гостиной: «Да, конечно, я это читала. Это удивительно, не правда ли?» – и поворачивается, чтобы налить кому-то из гостей чаю или портвейна.
Эта фантазия немного успокоила ее сердце, и Кассандра подняла голову, удивляясь, почему ей так долго не открывают. Она нетерпеливо постучала еще раз.
Наконец дверь распахнулась. За ней стоял не слуга, а сам Гэбриел, одетый в одни бриджи. Его изумительные волосы были разбросаны по плечам и спине, а в светло-зеленых глазах отражались удивление и смущение.
– Кассандра! – Он отступил, жестом приглашая сестру войти. – Кто-нибудь заболел?
Уже стоя посреди просторной, залитой солнцем комнаты, Кассандра сообразила, что для Гэбриела сейчас было еще довольно рано. Дверь в его спальню была приоткрыта, через щель она заметила волосы и плечи спящей женщины.
Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!
– Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.
Он потянулся и ухватил ее за рукав.
– Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.
Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.
– Нет.
Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.
– Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.
– Мм…
Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.
– И что это за дело?
Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.
Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.
– Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.
Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.
– Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?
– Вовсе нет.
– Так что это за загадочное дело?
– А, это.
Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.
– По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.
Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.
– Ты пришла спросить о книге?
Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.
– Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.
– Я не думаю, что он граф.
Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.
– А! Я был прав. Бэзил ди Монтеверчи. Он граф?
У него был экземпляр книги. Здесь, в этой комнате.
Ее ладони неожиданно вспотели, и Кассандра снова схватилась за хлопчатобумажные перчатки.
– Думаю, да.
– Я прочитал не все, но написано очень хорошо.
Гэбриел перенес книгу через комнату и почти небрежно вручил Кассандре.
– Несколько более эмоционально, чем я люблю, но у него яркие, очень мощные образы. Мне было бы интересно услышать твое мнение.
Он снова принялся за апельсин и откинулся в кресле непринужденно и изящно. Кассандра подержала книгу всего мгновение, дотронулась до уголков и корешка, не в силах даже смотреть на нее. Она показалась ей теплой, почти горячей, чтобы держать ее так близко от себя.
– Тогда можно я возьму ее почитать?
– Конечно.
Гэбриел не сводил с нее глаз, его мысли скрывало приятное выражение лица. Кассандра поняла, что должна раскрыть книгу – он ожидал, что ей не терпится полистать страницы, ведь ради нее она прошагала ранним утром две мили и подняла его с постели.
Кассандра вздохнула и склонилась над книгой. Жар, исходивший от нее, растекался по рукам и всему ее телу. Книга была в красном переплете. Она называлась «Ночь огня».
Как и накануне в опере, Кассандра не заметила, что задержала дыхание, и почувствовала это только тогда, когда у нее начало темнеть в глазах и ей пришлось сделать глубокий вдох. Голова кружилась от образов, она не знала, сможет ли прочесть то, что он написал.
Было абсолютно ясно, что она не сможет прочесть ни строчки в присутствии брата. Тогда он поймет слишком многое.
– Ты с ним встречался? – спросила Кассандра, довольная тем, что ее голос прозвучал совершенно непринужденно.
Она водила пальцами по названию, трогая каждую букву.
– Пока нет. Сегодня вечером он читает свои стихи у Чайлда. Я, пожалуй, пойду. Хочешь отправиться со мной?
Кассандре удалось улыбнуться.
– Пока нет, я сначала прочту их.
– Как хочешь!
Она встала.
– Спасибо, Гэбриел, оставляю тебя в покое. Прости, пожалуйста, что разбудила.
– Ничего страшного.
Он проводил ее до двери, подождал, пока она натягивала перчатки, зажав книгу под мышкой.
– Я люблю, когда ты приходишь.
Она посмотрела по сторонам и еще раз обратила внимание на тишину.
– А где твоя экономка?
Он скрестил руки на груди.
– У нее заболела мать, пришлось уехать на неделю в Североукс. Она вернется в следующий понедельник.
– Ты всегда можешь пообедать у меня, если до этого устанешь от трактиров.
– Спасибо.
Гэбриел наклонился и легко поцеловал ее в голову.
– Береги себя, прекрасная Кассандра. Ты всегда так осторожна и полна собственного достоинства, но свет не удивится, если ты будешь время от времени позволять нам увидеть то, что творится в твоем сердце.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Он только улыбнулся:
– Надеюсь, тебе понравятся стихи.
Глава 13
Бэзил собирался читать свои стихи в первый раз. Он обнаружил, что эта перспектива странным образом влияет на его нервную систему. Это была не работа, а просто намерение прочитать собственные стихи перед несколькими англичанами, которые, возможно, одобрят его работу, а возможно, и нет. Женщины одобрят, насчет мужчин он не был уверен.
И все же это была честь, от которой нельзя было отказываться. Чтобы придать себе смелости, Бэзил расхаживал по комнате, служившей ему кабинетом, и тренировался, читая вслух. Его беспокоил акцент.
Аннализа появилась на пороге, как будто откликнувшись на его состояние. Она принесла корзину с рукоделием.
– Тебе нужна аудитория? Я не понимаю по-английски, но могу по крайней мере присутствовать.
Она улыбалась сердечно и мягко. В этой слишком юной девушке было что-то, что ему очень импонировало, – глубокая безмятежность, окутывавшая ее подобно свету. Куда бы она ни шла, покой следовал за ней вместе со всевозможными домашними животными. Как раз сейчас вокруг ее ног крутился толстый серый кот, а лопоухая собака, слишком старая для охоты, хромала за ней на больных артритом лапах, ожидая, пока она сядет.
Этот ребенок был очень красив. Аннализа любила простые, скромные платья, скрывавшие ее чувственные формы, и всегда покрывала темные волосы чепцом. Бэзил уговорил ее снимать его, когда они шли куда-нибудь.
Несмотря на кроткую улыбку, он заметил тени, образовавшиеся под ее глазами. Она ненавидела Лондон, шум, его жителей, их язык и привычки, смущавшие ее. Бэзил почувствовал вину и раздражение одновременно.
– Что ты сегодня шьешь? – вежливо поинтересовался он.
– Я всего лишь вышиваю носовые платки. – Она достала из корзинки квадратный кусок тонкого полотна. – Фиалки.
– Очень красиво.
– Мне остаться или уйти?
Он поколебался.
– Останься, пожалуйста.
Бэзил указал на кресло у окна, освещенное солнцем.
– Спасибо. – Она улыбнулась, в ее улыбке была мудрость, хотя она и была очень молода.
– Не за что.
Она сложила руки на коленях.
– Можешь шить, если хочешь.
– Нет-нет, я буду слушать очень внимательно.
Бэзил улыбнулся, думая, что нуждается не во внимательном слушателе, а в публике, чтобы привыкнуть к звуку собственного голоса. Он открыл книгу и начал читать первые строчки, поначалу не задумываясь над значением слов, а лишь пытаясь услышать, как при чтении звучит его акцент, сосредоточиваясь на трудных согласных звуках.
Бэзил начал двигаться вокруг большого костра и вдруг ощутил Кассандру в каждом слоге стихов. Он почувствовал себя погруженным в ее аромат, как это случилось той ночью. Это ощущение было настолько сильным и ярким, что Бэзил остановился, ошеломленный силой воспоминаний: он вспомнил ее лицо, такое бледное и ошарашенное, когда в опере перед ней разверзлась зияющая бездна.
Бэзил ни о чем не задумывался. Теперь это его испугало. Ничего не изменилось с тех пор.
И в то же время изменилось все.
Здесь, в кресле, сидела его жена, послушная и тихая. Она была не женщиной, которую он мог бы желать, как надеялся, а невинным ребенком, вызывавшим в нем потребность защищать. Эта поэма, если говорить точнее, была не поэмой о любви, а лишь данью той ночи, изображенной так, как он видел ее глазами Кассандры. Но Бэзил сомневался, что стоило ее читать, даже если Аннализа не понимает ни слова.
Он поднял голову от страницы:
– Прости, мне что-то не хочется этим заниматься.
Ее большие синие глаза смотрели на него тихо и терпеливо.
– Мне нравилось, как это звучит. Когда ты читал, это было похоже на песню, исполненную любви.
Бэзила обуял стыд. Он склонил голову и отвернулся.
– Бэзил, не надо стыдиться любви ни в чем. Ведь это – величайшее благословение Божье, правда?
– Или проклятие, – пробормотал он.
– Я не расслышала.
Он покачал головой:
– Нет, ничего.
Бэзил слегка нахмурился:
– Ты совершенно уверена, что не хочешь сопровождать меня сегодня вечером?
– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
Ее волнение выдали руки – Аннализа скрутила свое рукоделие в тугое кольцо.
– Аннализа, ты должна научиться говорить, что ты думаешь обо мне. Я не буду возражать. Если тебе что-то не нравится, просто скажи об этом.
Она задумалась.
– Мне бы хотелось быть там только ради того, чтобы поддержать вас, сэр. По правде говоря, мне очень не нравится этот город.
Бэзил кивнул:
– Тогда останься здесь и займись чем тебе будет угодно. Надеюсь, я справлюсь самостоятельно.
– А я тебя не подвожу?
– Нет, – искренне ответил он. – Я бы избавил тебя от всего этого.
– Да, я знаю.
Снова успокоившись, она разгладила материю, которую держала в руках, и ободряюще улыбнулась ему.
– Пожалуйста, продолжай репетировать. Это – самое меньшее, что я могу сделать, – сказала она.
Аннализа подумала, что он очень великодушен. Бэзил ощутил в происходящем горькую иронию. Но сегодня вечером ему придется общаться с большим количеством народа, и желательно, чтобы это общение прошло хорошо, поэтому он вздохнул и начал читать. В этот раз он позволил эмоциям полностью овладеть собой, его язык ласкал звуки, в которых была Кассандра. Все это было написано для нее. И он прочтет это для нее сегодня вечером.
Кассандра отнесла сборник стихов Бэзила в гостиную, туда, где так часто читала его письма, и распорядилась подать чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27