— Твоя сестра — очень жестокая и к тому же невежественная. — Зоя говорила тихим, успокаивающим голосом. — Да, ты должна стать женой турецкого султана, твой отец очень нуждается в его помощи, но вы еще даже не обручены. Есть только договоренность, что он поможет твоему отцу, а ты станешь его женой. Этот брак очень выгоден и твоему отцу, и султану, но ты, конечно же, не станешь его женой, пока не подрастешь. Твой отец договорился об этом с Орханом. Да и стар этот султан. Кто знает, может быть, этот брачный договор никогда и не вступит в силу. Но, самое главное, Феодора, запомни, никто и никогда не будет над тобой издеваться. Ты — византийская принцесса!
Феодора внимательно слушала мать. Она успокоилась и лишь иногда негромко всхлипывала.
— Я не хочу замуж за Орхана, — промолвила Феодора еле слышно. — Я лучше останусь жить в монастыре.
— Права самой выбирать свою судьбу никто у тебя не отнимает. Тебя никто ни к чему не может принудить, даже твой отец. Ты — Феодора Кантакузин, византийская принцесса. Но помни, ты не имеешь права уронить честь славной фамилии, которую носишь. Сейчас только ты можешь спасти наш род от позорного поражения. Все зависит от твоего выбора: согласишься на брак — наша честь спасена, нет — наша семья вынуждена будет вести позорное существование изгнанников. Решай.
Некоторое время они сидели молча. Феодора обдумывала слова матери, а Зоя с интересом ждала ответа. Наконец Феодора решилась прервать молчание.
— Когда я должна обвенчаться с Орханом? — спросила она.
— Твой отец, как ты знаешь, осаждает Константинополь. Как только он возьмет его, можно говорить о каких-то конкретных сроках, а пока я не знаю.
Но взять Константинополь оказалось не так-то просто. Город упорно защищался. Могучие стены в три ряда опоясывали его. Вход в порт преграждала цепь, не позволяющая флоту неприятеля подойти близко к городу.
Город осаждали целый год, но и после этого ворота Константинополя так и не открылись перед Иоанном Кантакузином. В конечном итоге Иоанн отдал приказ перекрыть акведук, по которому в город поступала вода. Через некоторое время в городе начался мор, и Иоанн Кантакузин, боясь, что с его женой и детьми может случиться беда, устроил Зое, Елене и Феодоре побег из города.
Они бежали ночью, переодевшись в монахинь. Зоя и ее дочери направились к южным секретным воротам. Зоя взяла с собой медицинские инструменты, чтобы выдать себя и девочек за монахинь, ухаживающих за ранеными. Она имела некоторые познания в медицине и не боялась разоблачения.
— Помните, пока я буду разговаривать со стражей, ваши глаза должны смотреть в землю, руки спрячьте под складками платьев. Ваш вид должен выражать полное смирение, — учила Зоя дочерей, когда они подходили к воротам. — Особенно это касается тебя, Елена. Ты должна помнить, что монахини не строят глазки молоденьким солдатам. Если нас опознают, тебе никогда не стать императрицей, а глазки будешь строить только тюремщику или палачу.
В этот момент их остановил окрик часового. Стражник спросил, кто они и куда направляются.
— Сестра Елена из монастыря Святой Варвары и две мои помощницы, — ответила Зоя. — Мы идем за стены города помочь женщинам в поисках раненых. Вот мой пропуск.
Зоя протянула стражнику пропуск, который заранее передал ей тайный посыльный от мужа. Стражник бросил взгляд на пергамент, протянутый Зоей, и на секунду задумался.
— Вы должны поговорить с моим капитаном. Следуйте за мной, — сказал он и повел их к крепостной башне.
Войдя в нее, они поднялись на второй этаж по узкой каменной лестнице. Подъем оказался очень крутым, в башне гуляли сквозняки. Елена несколько раз поскальзывалась, ахая при этом, Феодора шла молча, ничем не обнаруживая своего страха.
На втором этаже в караулке располагался начальник охраны. Зоя повторила ему свою легенду и протянула пропуск.
— А вы правда лекарь? — спросил капитан с сомнением: в Византии женщина-лекарь — большая редкость.
— Да, капитан, я умею лечить людей, — ответила Зоя, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Посмотрите-ка одного из моих людей. Он сегодня упал с этой чертовой лестницы и, кажется, сломал руку.
— Конечно, капитан, но, может быть, мы посмотрим его на обратном пути? Ведь там, за стеной, находятся люди, которые больше вашего солдата нуждаются в помощи.
— Но он очень страдает, сестра. Зоя достала из складок своего монашеского платья два крохотных флакончика золотистого цвета!
— Пусть ваш больной выпьет это, тогда он уснет и проспит до нашего возвращения.
— Я вам очень благодарен, сестра. — Капитан взял флакончики у Зои. — Василий! Проводи доктора и ее помощниц через потайной ход за стену. Но эти чертовы лестницы…
Женщины пошли за проводником, который повел их сначала «по этой чертовой лестнице», а потом по темному, сырому, холодному туннелю.
— Где мы находимся? — спросила Зоя у проводника.
— Под городским рвом. Если прислушаетесь, то услышите, как над нами журчит вода.
Зое стало не по себе, она оглянулась на дочерей. Феодора держалась молодцом, я вот Елена так побледнела, что при свете факела ее лицо напоминало маску из слоновой кости. Но надо идти. Неожиданно Зоя услышала звук падающего тела. Елена упала в обморок. Времени для нежностей не было, поэтому Елену быстро привели в чувство несколько пощечин. Они продолжили путь. Оказалось, что идти осталось не так уж и долго — через двадцать минут они стояли у двери, ведущей из подземелья.
Василий выпустил их наружу, пожелал счастливого возвращения и быстро захлопнул дверь. Зоя и дочери начали спускаться с насыпи к морю. Внезапно Феодора остановилась.
— Мама, подожди минутку, я хочу в последний раз взглянуть на город. — Голос ее предательски дрогнул. — Может быть, я больше никогда его не увижу.
Девочка посмотрела в сторону темного города. Она как будто впитывала его образ в себя, хотя видела только часть крепостной стены да черную башню на фоне темного неба. Но в памяти город виделся так ясно. Постояв и посмотрев на город, Феодора молча повернулась, и они двинулись дальше.
Моросил дождь, хотелось есть, а они все шли и шли. Тяжелые серые монашеские одеяния делали их совсем невидимыми. Усталость наваливалась неотвратимо, как снежная лавина. И неудивительно, что Зоя, Феодора и Елена обрадовались, увидев отряд солдат, посланный им навстречу, во главе с верным слугой Иоанна Львом.
Через час их уже доставили в военный лагерь, где они смогли переодеться, поесть и отоспаться. Через несколько дней Зоя и дочери встретились с Иоанном Кантакузином.
Феодора очень боялась этой встречи, ведь она последний раз видела отца шесть лет назад. Однако ничего особенного не произошло, если не считать одного неприятного разговора.
При встрече Иоанн обнял ее, потом немного отстранился, как бы разглядывая дочь.
— Орхан будет гордиться тобой, доченька, ты стала красавицей. Надеюсь, ты готова к брачному ложу?
— Нет, папа, — ответила Феодора после секундного замешательства. — И надеюсь, что не буду готова еще долго, — добавила она тише.
— Жаль, думаю, тогда придется отдать Орхану в жены твою сестру. Турки любят блондинок.
Услышав эти слова, Феодора радостно вскрикнула:
— Да! да! Пусть его женой станет Елена! Но тут вмешалась Зоя:
— Нет, Иоанн, все уже решено. И ты, Феодора, когда я с тобой разговаривала, уже дала согласие на этот брак, не так ли?
— Да, мама, — ответила Феодора почти шепотом. В глазах ее стояли слезы, а губы были упрямо сжаты: она овладела собой и была готова ко всему.
Вскоре объявили о браке Феодоры и султана Орхана. Само венчание состоялось немного позднее. Проходило оно по всем правилам христианской церкви. Феодора выглядела спокойной, разве что улыбка казалась несколько искусственной.
На следующее утро после свадьбы Феодора уплыла в Турцию. А через год после этих событий ворота Константинополя открылись для Иоанна Кантакузина. Через несколько недель после взятия города состоялась свадьба Елены Кантакузин и Иоанна Палеолога.
Глава 1
Небольшой монастырь Святой Екатерины славился своим богатством и знатностью его постояльцев. Такую славу и огромные богатства монастырь получил с тех пор, как в нем поселилась Феодора Кантакузин — византийская принцесса, третья жена султана Турции Орхана. Ей исполнилось тринадцать лет. Ее мужу, султану Орхану, было шестьдесят два года. Он владел огромным гаремом, который населяли женщины знатных фамилий. Орхан быстро позабыл свою новую юную жену. Феодора осталась невинной и вела тихую размеренную жизнь в стенах монастыря.
Надо сказать, что если бы Орхан увидел Феодору сейчас, то ей бы пришлось покинуть монастырь и переселиться в дворец султана — даже этот пресытившийся женскими ласками человек не смог бы пройти мимо такого цветка.
Феодора стала красавицей — с тонкой талией, стройными длинными ногами, высокой упругой грудью и прекрасным лицом. Несмотря на жаркое солнце, ее кожа сохранила нежный молочный цвет, а мягкие волосы цвета темного золота стали пышнее и мягкими волнами ниспадали на точеные плечи.
И конечно же, глаза, ее аметистовые глаза, светились душевной чистотой и нежностью.
В монастыре у Феодоры был собственный дом, состоящий из прихожей, столовой, гостиной, кухни, двух спален и комнаты для прислуги. Девушка ни в чем не нуждалась, хотя ее жизнь в монастыре нельзя было назвать роскошной.
Размеренный, тихий ход жизни прервался летом того года, когда ей исполнилось тринадцать. Случилось это в жаркий и душный летний полдень в 1351 году. Монахини и прислуга попрятались от жары, а она, скучая, бродила по двору монастыря. Внезапно подул легкий ветерок, принеся запах персиков. Феодоре очень захотелось этих плодов. Сад находился за монастырской стеной, а ворота монастыря в это время дня закрывали. Девушка решила перелезть через монастырскую стену, которая, к счастью, оказалась не слишком высокой. Перебравшись через стену, она вволю наелась сладких плодов. Пора было возвращаться назад, и она начала карабкаться на стену, но та оказалась старой, и Феодора, ухватившись за какой-то выступ, сорвалась вниз. К своему удивлению, упала она не на жесткую землю, а прямо в сильные руки смеющегося мужчины. Она зажмурила глаза, и когда открыла их, то увидела красивого молодого человека.
— Ты воришка или просто маленькая голодная монахиня? — спросил он.
— Не то и не другое, — ответила Феодора. — Пожалуйста, поставьте меня на землю.
— Не отпущу, пока как следует не рассмотрю твои прекрасные глазки. Странно, ты не турчанка. Кто ты?
Феодора не стала отвечать. Ее никогда не обнимал никакой мужчина, кроме отца. Немножко неудобно, но нельзя сказать, что неприятно.
— Уж не откусила ли ты свой прелестный язычок, милая? — спросил мужчина, не услышав ответа на свой вопрос.
Феодора покраснела: ей казалось, что незнакомец читает у нее в глазах все ее мысли.
— Я послушница в этом монастыре, — сказала она. — Пожалуйста, помогите мне перелезть через стену: если меня найдут здесь, мне здорово влетит.
Он подсадил ее, потом забрался на стену сам, спрыгнул вниз и протянул ей руки.
— Прыгай, синеглазка. — Он улыбнулся. Она прыгнула, а мужчина, поймав ее за талию, легко опустил на землю. Чувствуя теперь себя в безопасности, Феодора впервые осмелилась взглянуть в его черные, агатовые глаза.
— А что ты делала в саду? — спросил он, ничуть не смутившись.
— Я захотела персиков. Монастырские ворота были закрыты, и поэтому я полезла через стену.
— Скажи, а ты всегда получаешь то, что хочешь?
— Да, но запросы мои не так уж велики. Он улыбнулся и протянул ей руку:
— Мое имя Мурад, а твое?
— Феодора.
— Это слишком сложно. Я буду звать тебя просто Адора, ладно?
Внезапно он наклонился и поцеловал ее. От неожиданности Феодора потеряла дар речи.
— Как вы смеете? — вырвалось у нее после минутного замешательства. — Я — честная замужняя женщина!
Произнеся эти слова, Феодора смутилась, будто сказала невесть какую чудовищную глупость.
— Могу поспорить, что это первый поцелуй в твоей жизни, — заявил Мурад совершенно спокойным голосом.
Феодора почувствовала, что ее щеки покрываются румянцем. Она повернулась и хотела убежать, но не сделала этого, сама не понимая почему.
— Могу поспорить, — продолжал Мурад, — что ты замужем за стариком. Молодой мужчина никогда не позволил бы тебе жить в монастыре.
— Я не видела своего мужа уже несколько лет, — тихо сказала Феодора. — Но он хороший человек, потому прошу тебя никогда не говорить на эту тему. Лучше уходи. Я чувствую, что, если ты останешься, из этого не выйдет ничего хорошего.
Мурад не сдвинулся с места.
— Завтра ночью, — сказал он, — начинается неделя полнолуния. Буду ждать тебя у стены, в том месте, где мы с тобой встретились.
— Конечно же, я не приду!
— Ты боишься меня, Адора?
— Нет!
— Тогда докажи мне это и приходи. Он обнял ее и пылко поцеловал в нежные губы. Сначала она сопротивлялась, но в конце концов поняла, что ей совершенно этого не хочется. Однако, как только Мурад выпустил ее из объятий, она повернулась и побежала от него в сторону дома.
— До завтра, Адора, — донеслось до нее. Вбежав в дом, она упала на постель; ей надо было успокоиться и обдумать все происшедшее. Противоречивые чувства переполняли ее: она не знала, что отношения между мужчиной и женщиной могут быть столь волнующими. Ей было приятно, когда Мурад целовал ее, но одновременно и страшно. Перед ней словно открылся какой-то новый мир, непохожий на тот, что она видела в монастырских стенах. Невольно ей вспоминался Мурад: его черные глаза, его улыбка, сильные руки и мягкие, нежные губы.
Феодора решила больше не встречаться с Мурадом, но все же прийти в назначенное время в сад, спрятаться и посмотреть — будет он ее ждать или нет. И не выходить ни в коем случае.
Глава 2
Мурада очень позабавило знакомство с Феодорой. Этого взрослого мужчину, опытного в искусстве любви, очаровала детская невинность Феодоры.
Он знал, что Феодора — третья жена его отца, султана Турции Орхана, и что отец совершенно не интересуется ею; этот брак имел для него только политическое значение. Несмотря на то что Мурад не сказал Феодоре, кто он, и не признался, что знает, кто такая она, он не имел в мыслях ничего дурного. Для него эта встреча была не больше чем очередное приключение.
Мурад был третьим, младшим сыном султана Орхана. Его старших братьев звали Сулейман и Ибрагим. Мать Ибрагима, Анастасия, дочь византийского аристократа, приходилась дальней родственницей Феодоре. Она свысока смотрела на мать Мурада, дочку мелкого грузинского князька. Анастасия считалась первой женой султана, но мать Мурада, Нилифер, была его любимицей. К тому же Орхан выделял Мурада из своих сыновей.
Старший сын султана, Ибрагим, всегда при отце вел себя так, будто он малый ребенок, хотя при дворе знали, что он имеет большие виды на султанский венец. Жил Ибрагим в собственном дворце. Его очень любили и слуги, и рабы, и его женщины, к которым, кстати сказать, он не прикасался.
Тихую жизнь праведника Ибрагим сочетал порой с приступами дикого безумства, которое на него иногда находило. Мать Ибрагима, Анастасия, мечтала видеть сына наследником отца и, надо заметить, много делала для достижения этой цели.
Принц Сулейман также жил в собственном дворце, но не разделяя равнодушия Ибрагима к женщинам, имел уже двух сыновей и нескольких дочерей.
У Мурада детей не было, и пока он не собирался их заводить. Несмотря на то что он очень любил старшего брата, Мурад не отказался бы побороться с ним за власть в случае смерти отца. Он понимал, что в этой борьбе может больше потерять, чем выиграть, поэтому не строил далеко идущих планов. Что касается его встречи с Феодорой, это была чистейшая случайность. Мурад в тот день возвращался от одной доступной вдовушки и, проходя мимо монастыря Святой Екатерины, натолкнулся на девушку, пытающуюся перелезть через стену. Этот ребенок мгновенно очаровал его. И хотя Мурад сразу понял, кто она, — а мусульманские законы жестоко карают за связь с женой своего отца, — он все равно собирался прийти на свидание. Но был бы очень удивлен, если бы Феодора явилась тоже.
В день свидания Феодора отчаянно скучала. Монастырская школа летом не работала, и все ее подруги разъехались со своими семьями по загородным виллам. Феодоре не с кем было переброситься одной-двумя фразами, она была полностью предоставлена себе самой и своим мыслям.
Именно сейчас ей был нужен человек, с которым она могла бы поговорить, но ее окружали только слуги, а Феодора, воспитанная в духе своего времени, не считала их за людей.
Вечером этого дня, вернувшись из церкви, Феодора отослала слуг, надела легкое платье из тонкого шелка и пошла на встречу с Мурадом. Выйдя из дома, она неожиданно столкнулась с матерью-настоятельницей — доброй женщиной, но уж очень суровых правил.
1 2 3 4 5