– Не умирайте, Корбей. Вы слышите? Не сдавайтесь! – Страстность ее голоса поразила Филиппа. Что произошло между ними, что победило обычную сдержанность принцессы?
В дверь осторожно постучали, и в комнату вошла Фронтеньяк, неся перед собой на вытянутых руках железный поднос с пылающими углями и раскаленным острым прутом.
– Хорошо. Поставьте поднос на камин. – Он подошел к камину. Принцесса двинулась следом. Филипп раздул угли, помешал их кочергой и, вернувшись к кровати, безо всяких церемоний обратился к Великой Мадемуазель:
– Отошлите Фронтеньяк вниз, чтобы она дожидалась ящика с медикаментами, и закройте дверь.
В обычных обстоятельствах за такую наглость в обращении с принцессой не сносить бы ему головы. Но сейчас она покорно передала распоряжения Филиппа фрейлине и заняла место возле него.
– Чем я могу помочь?
– Мне действительно нужна ваша помощь, но я боюсь, что вы можете упасть в обморок. Если стрела задела артерию, то, стоит мне вытащить наконечник, хлынет кровь. Я не могу терять ни секунды, обрабатывая рану.
Она с вызовом ответила:
– Мне доводилось видеть кровопролитие не меньше вашего, сир, и еще ни разу я не падала в обморок. – Она указала на грудь Анны-Марии. – Эта стрела предназначалась мне. Ваша жена встала на ее пути, чтобы закрыть меня. Я сделаю все, что необходимо, чтобы помочь вам спасти ее. Вы можете положиться на меня.
Он кивнул:
– Хорошо. Оторвите от простыни несколько полос для перевязки, а потом держите ее покрепче.
Филипп нагнулся пониже, чтобы внимательно осмотреть изуродованную руку Анны-Марии. Он совершенно не был уверен, что его попытки не ухудшат положения, однако нельзя было терять времени. Он видел, что с каждым ударом сердца жизнь вытекает из нее.
Великая Мадемуазель быстро порвала на полосы две наволочки и сложила их на постель.
– Готово. – Она обогнула кровать и вытащила подушки из-под головы Анны-Марии. Нагнувшись вперед, она прижала плечи потерявшей сознание женщины и ухватилась за безжизненную неповрежденную руку.
Филипп вытащил раскаленную кочергу из углей.
– Начнем?
Она кивнула.
Сначала надо было избавиться от древка стрелы. Филипп поднес к нему красно-оранжевый кончик кочерги, и оно, потрескивая, сгорело, выпустив клубы ядовитого дыма.
– Рука пробита насквозь. Первым делом я освобожу ее от острия и прижгу рану. Держите ее крепко. Она может дернуться, когда я притронусь к телу кочергой.
Он подсунул пальцы под приколотую руку и резко дернул вверх. Кровь была скользкой и липкой, но рука легко высвободилась. Из дыры в ладони кровь алой струей хлынула ему на рубашку. Крепясь, Филипп ткнул раскаленный дымящийся прут глубоко, прямо в рану.
Неожиданно ее пальцы крепко обхватили кочергу. Глаза Анны-Марии мгновенно открылись, огромные и глубокие, само олицетворение страдания, губы разлепились, выпуская сдавленный хрип. Потом глаза закатились, и она обмякла. Запах опаленной плоти тошнотворно-сладкой волной распространился вокруг кровати, вызывая в его памяти знакомый запах сражений.
Принцесса сотрясалась в рыданиях, но не оставила свой пост.
Увидев, что кровь уже не течет из почерневшего места, он осторожно пощупал руку возле раны. Стрела задела кость и, очевидно, порвала артерию.
– Кровь здесь не течет. Но вы не накрывайте пока руку, чтобы я мог взглянуть на нее после того, как разберусь со стрелой.
Он подтянул к себе поднос с углями. Кочерга зашипела, когда он сунул ее в самую гущу пылающих углей.
Филипп сел в кресле, ожидая, пока кончик прута вновь раскалится докрасна. Несмотря на все сложности, которые Анна-Мария внесла в его жизнь, он с ужасом думал – неужели ему придется жить без нее? Вдруг его попытки помочь ей лишь ускорят ее смерть?
Поворачивая прут в углях, он откровенно сказал:
– Сейчас самое страшное. Я не могу точно сказать, застрял ли наконечник в ребрах или прошел глубже. Если наконечник стрелы проник в сердце, она умрет в ту же секунду, как я его вытащу. – Филипп отпустил прут и наклонился вперед. – Может быть, нам лучше подождать и не трогать ее. Я постараюсь найти врача.
Великая Мадемуазель подошла к Филиппу и почти спокойно заговорила:
– Мы оба знаем, что она не доживет до врача. – Ее голос стал почти нежен. – Не мучайте себя, Филипп. – Тут она вновь перешла на повелительный тон: – Вы должны вынуть стрелу. Это единственный шанс. Если у нее задето сердце, она в любом случае умрет. Но, во всяком случае, надо попытаться. Приступайте!
Он вытащил дымящийся инструмент из углей и, подойдя к кровати, протянул его принцессе.
– Возьмите это. Мне понадобятся обе руки, чтобы вытащить стрелу. Молите бога, чтобы наконечник не отломился.
Он стиснул древко стрелы и осторожно слегка его потянул. Из отверстия, в котором торчала стрела, выплеснулась кровь.
– Она слишком глубоко застряла, чтобы свободно выйти. Я попробую ее покрутить. – Он с усилием попытался повернуть стрелу, но та и не пошевельнулась. Другое, более мощное усилие слегка покачнуло стрелу. Теперь в ответ на его осторожный нажим стрела пошла чуть легче.
– Надо поворачивать и тащить одновременно. Держите кочергу наготове и правой рукой упритесь в ее плечо. Я дерну на счет «три». – Пальцы обеих рук сомкнулись вокруг коротенького древка, он начал считать вслух: – Один… два… три!
Все туловище Анны-Марии поднялось, когда он изо всех сил дернул вверх упрямую стрелу, повернув ее при этом. Ее спина оторвалась от кровати, прежде чем стрела уступила-таки их усилиям. Затем Анна-Мария обессиленно рухнула на кровать, а он бросил окровавленную стрелу рядом с ней и потянулся за раскаленным прутом. Тупой красный кончик зашипел, когда он опускал его в рану, но, уйдя вглубь, почти тут же остановился.
На этот раз Филипп не почувствовал отвратительного запаха.
– Стрела прошла неглубоко.
Слава богу, она жива, он не погубил ее!
Филипп осторожно приложил ухо к груди Энни и услышал частое, слабое биение ее сердца.
– Она будет жить.
Филипп упал в кресло возле кровати. Губы его бессвязно шевелились в благодарственной молитве.
Осторожно, чтобы не побеспокоить Анну-Марию, Великая Мадемуазель поднялась с подушек и подошла к окну. Она посмотрела на бурлящий внизу хаос и вздохнула:
– Все еще не кончилось. После того, что произошло сегодня, ни один из моих приближенных не может чувствовать себя в безопасности. Вам надо ее спрятать, увезти в надежное место – до тех пор, пока я не узнаю, как Мазарини намерен отомстить.
Внезапный стук в дверь заставил их обоих подпрыгнуть от неожиданности.
– Кто там?
– Фронтеньяк, ваше высочество. Я принесла ящик с лекарствами. Вместе со мной пришли и слуги.
Прежде чем Филипп успел ответить, в комнату ворвался Жак, сжимая в руках гремящую коробку с медикаментами. Увидев распростертое тело на кровати, он остановился как вкопанный.
– Ох, господи! Она уме…
Вошедшая следом Мари залилась слезами при виде своей госпожи, но Сюзанна была совсем из другого теста. Домоправительница оттолкнула Мари за руку.
– Тсс, девчонка! Ты только мешаешь. – Сюзанна мимоходом удостоила принцессу и Филиппа реверансом и направилась к кровати. – Ваше высочество. Ваша милость. – Как обычно, деловитая, она тут же загородила собой раненую, словно львица-мать, оберегающая своего детеныша. Когда она приподняла повязку и увидела обугленную глубокую рану в груди своей госпожи, ее глаза наполнились слезами. Филипп молча смотрел на неподвижное тело на кровати.
Принцесса шагнула прямо к нему.
– Филипп, вы не можете здесь оставаться, равно как и она. Нельзя терять времени.
Он в оцепенении кивнул.
Принцесса повернулась:
– Фронтеньяк, спуститесь и передайте монсеньору принцу, что я иду к нему тотчас же. Я должна помочь разобраться с обозом и ранеными. Дайте мне знать, что решите делать дальше.
Но не успела она дойти до лестницы, как вбежал запыхавшийся курьер и упал на колени к ее ногам. Он протянул ей записку.
– Ваше высочество, срочное донесение из вражеского лагеря.
Принцесса взглянула на бумагу и сделала знак Жаку и Мари.
– Спуститесь вниз и готовьтесь. Не забудьте закрыть за собой дверь.
Жак заколебался, но Филипп кивнул, и он покорно увел Мари вниз.
Как быстро принцесса получает донесения от своих шпионов в лагере Мазарини. Он откинулся в кресле и прикрыл глаза, чтобы не выдать своего любопытства. Он различил слабый звук срываемой сургучной печати и шелест разворачиваемой бумаги. Что-то необычное в тишине, последовавшей за этим, заставило его открыть глаза.
Сидя в профиль, Великая Мадемуазель, явно близкая к истерике, смотрела на письмо невидящими глазами и бормотала одно и то же:
– Нет. Нет. Нет.
Лицо, которое увидел Филипп, выражало боль и озадаченность, как у записного дуэлянта, проколотого шпагой зеленого новичка.
Филипп встал.
– Что еще случилось?
Он услышал не ответ, а вырвавшиеся у принцессы мысли вслух:
– Я никогда не думала… не до того было, просто делала, что была должна. Никто не собирался вредить Людовику. Уверена, его величество поймет это. – Она в муке прикрыла глаза. – Но как он сможет понять? Он ведь еще ребенок. А эта испанская ведьма, его мать, все перевернет с ног на голову и восстановит его против меня. – Побледнев, она перечитала послание еще раз.
Филипп сделал шаг к ней, но она подняла руку, словно отражая атаку.
– Нет! – Смяв бумагу в кулаке, она перегнулась вперед, словно кукла, у которой сломали спину, бормоча: – Надо как-то убедить его… я просто хотела спасти свои войска… я… – Скупая слеза оставила полоску на ее нарумяненных щеках.
Она выпрямилась.
– Не иначе, сам бог на стороне кардинала. – Ее голос стал сухим и сдержанным. – С тех самых пор, как родился Людовик, я посвятила себя одной-единственной цели – занять мое законное место подле него, стать королевой. Все, что я ни делала, сводилось к этому, даже мое участие в Фронде.
Великая Мадемуазель расправила письмо и прочитала его снова, словно слова в нем могли измениться. Потом она посмотрела куда-то вдаль мимо Филиппа.
– Когда я увидела, что люди Тюренна атакуют, отрезая нашим войскам путь к отступлению, я поняла, что должна что-то сделать, чтобы остановить их. Я просто не могла стоять и смотреть, как погибают тысячи моих солдат. Поначалу Мазарини ошибочно принял огонь наших пушек за выстрелы собственных. – Выражение горького удовлетворения сменило мрачность ее лица. – Но, когда он разобрался в том, что произошло, и через подзорную трубу разглядел меня, он закричал: «Огнем из пушек она убила свой будущий трон!»
Ее глаза наполнились слезами.
– С опозданием оглядываясь назад, я вижу, что мой звездный час уже прошел. – Она снова посмотрела в окно. – Если бы только я смогла понять это, когда происходили все эти события… Я никогда не спустилась бы с бруствера. – Она простерла руки вверх. – Я бы приняла смерть, бросившись вниз, величественная смерть – достойное завершение жизни! А теперь мне остались одни проклятия.
Ее руки бессильно упали, голос превратился в шепот:
– Наверное, бог наказывает меня. Когда врач после оспы сказал мне, что я не могу иметь детей, я понимала, что не должна думать о браке с Людовиком, но я не смогла расстаться со своей мечтой. – Филипп увидел в ее глазах безнадежную тоску бесплодной пустыни. – И вот теперь бог наказывает меня за мое честолюбие. Самая жестокая кара на свете – жить, лишенной того положения, для которого я рождена.
Филипп попытался утешить ее:
– Франция все еще нуждается в вашей отваге. Вы не должны опускать руки, ваше высочество.
Ее ответный взгляд был полон достоинства и боли. Потом она мимо него посмотрела на неподвижную белую фигуру на кровати.
– А вы знаете про… – Она вдруг замолчала, словно утаивая что-то.
– Про что, ваше высочество?
– Неважно. Все в божьих руках. – Она коснулась щеки Анны-Марии. – Сколь многих мы уже потеряли; я молюсь, чтобы вы не потеряли ее. Ваша жена удивительная женщина и исключительно храбрая. Она завоевала мое уважение задолго до того, как спасла мне жизнь. Берегите ее.
Он кивнул.
Тоскливая улыбка сделала принцессу какой-то юной и трогательно-беззащитной. Прошло несколько минут, прежде чем она вновь заговорила. Ее голос был спокоен.
– Мне надо идти. Внизу ждут меня. Ваших слуг я пришлю.
Филипп встал и проводил ее до лестницы. На прощание он низко поклонился.
– Да не оставит вас бог, ваше высочество.
Лишь немое отчаяние в ее глазах выдавало то, что она потеряла все, на что рассчитывала. Чувство глубокого сопереживания перехватило горло Филиппа. Прежде чем дверь закрылась, он бросил последний взгляд на принцессу, печальную и очень одинокую.
Она закрыла лицо руками, плечи поникли, дыхание было таким тяжелым, словно весь мир обрушился на нее. Но она не уронила ни слезинки.
24
Филипп еле держался на ногах. Безмерная усталость сковывала тело, затуманивала мозг. Он опустился в кресло возле кровати Анны-Марии, потянулся и помассировал виски. Он не мог позволить себе ни капли отдыха. Надо было решать, что делать дальше.
Одно было очевидно: предостережение принцессы очень серьезно. Никто из тех, кто был с ней в Бастилии, не избежит жестокой мести со стороны Мазарини. Высокое положение Великой Мадемуазель сможет защитить ее от пыток и тюрьмы, но у Анны-Марии такой защиты нет. Мазарини, конечно, жаждет крови и не упустит шанса расправиться с мятежниками.
Просить маршала о помощи бесполезно. Разве он не снял Филиппа с командования и не отправил на передовую линию фронта, в первые ряды кавалерийской атаки? Ничего не оставалось, как только бежать, и возможно скорее. Однако, будучи столько лет солдатом, Филипп не привык отлучаться, не испросив разрешения командира. Но, с другой стороны, обратиться за разрешением – значит, наверняка раскрыть свои планы Мазарини. Единственная для Анны-Марии надежда на спасение – это бесследно исчезнуть.
Исчезнуть? А почему бы не назвать это более точно, как назвал бы Жютте, – «дезертировать»?
Голова у Филиппа заболела с новой силой. Не желая признать, что он уже сделал выбор, перешагнув порог штаба Конде, он мучился, продумывая дальнейшие действия.
Чем больше он пытался сосредоточиться, тем громче звучали в его нещадно гудящей голове противоречивые голоса. Стоило ли рисковать всем – карьерой, репутацией, имуществом, всей судьбой – ради попытки спасти женщину, столь близкую к смерти? Она так слаба. Любое передвижение легко может погубить ее. И что тогда с ним будет?
Он посмотрел на постель: Сюзанна и Мари озабоченно хлопотали возле своей госпожи. Анна-Мария лежала настолько неподвижно, что ее классический профиль казался вырезанным из мрамора, ниточка, связывающая ее с жизнью, казалась такой же тонкой, как едва заметный трепет ее дыхания. Почему он должен делать выбор между ней и всем, чего добился в жизни?
И все же он не может отдать ее на растерзание Мазарини. Филипп своими глазами видел, чем кончаются допросы у кардинала. Мазарини совершенно лишен совести и милосердия. Странно, что только теперь Филипп понял, какому злому и порочному человеку он служил последние два года.
Он вспомнил ужасную разруху парижских улиц, мертвого младенца в руках матери, и его охватила волна стыда. Если ему удастся бежать сейчас из Парижа, он избавится от разгула насилия, хаоса и разложения, затопившего всю Францию, втянувшего и его в зловещий вихрь. В любом случае, даже если он и останется на службе, его карьера кончена.
Один за другим внутренние скрипучие голоса противоречивых раздумий стихли. В наступившей тишине он спросил себя, есть ли в его жизни что-нибудь настолько ценное, ради чего стоит рисковать жизнью Анны-Марии?
Нет.
Убежденность ответа удивила его. Как будто где-то в потаенном уголке сердца Филипп просто закрыл одну дверцу и открыл другую. Странно, как легко он принял решение, которое навсегда изменит его жизнь. Странно также, что принятое решение оставило у него чувство душевного движения вперед. Теперь он не позволит себе жить в зависимости от обстоятельств или от чьих-то замыслов. С сегодняшнего дня он станет хозяином своей судьбы.
Он жестом подозвал Жака и тихо заговорил:
– Балтус привязан снаружи. Возвращайтесь с Мари в город, приготовьте припасы, чтобы хватило на две недели. Возьми золото из моего сейфа. Мы должны увезти отсюда герцогиню, и как можно скорее. Повозка маловата, но другой не найти. И остерегайся людей Мазарини. Возможно, они уже следят за герцогиней. – Он положил руку на плечо верного слуги. – Есть только одно место, где мы будем в безопасности. Если бы оно еще находилось поближе…
Жак озадаченно нахмурился, потом просветлел, явно в знак одобрения.
– Потайное место?
Радуясь, что не придется рисковать, произнося вслух названия их будущего убежища, Филипп молча кивнул.
Жак сложил все в медицинский сундучок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39