Неожиданно она встрепенулась, Выпрямилась в седле и внимательно посмотрела вперед, где продолжали волноваться высокие травы прерий.
О-нес-ти! – вдруг явственно донеслось до нее.
Что это? Эхо ночных сновидений? Или же минутное воспоминание?
Онести почувствовала, как учащенно забилось сердце. Перед мысленным взором неожиданно предстала она сама – совсем маленькой девочкой, идущей вместе с очень молодым Дьюсом через эти высокие волнующиеся травы.
– Это здесь! – прошептала Онести, придерживая поводья. – Джесс, это место «плывущих камней»! Я знаю!
– Это? – озадаченно переспросил он. – Но здесь одна трава и деревья, которых, кстати, тоже не больше десятка.
– Это здесь, Джесс! – упрямо повторила она. – Не спрашивай меня, откуда я знаю! Просто – знаю!
Онести вдруг почувствовала такую уверенность, что тут же соскочила с седла и стала оглядываться по сторонам.
Вокруг расстилались прерии. Лишь кое-где, подобно оазисам, возвышались островки раскидистых дубов.
Мысленно Онести вновь перенеслась на много лет назад.
Ее лицо ласкал напоенный запахом травы ветерок. А она, как и тогда, бежала куда-то по бесконечной зеленой равнине и при этом громко хохотала над отцом, пытавшимся ее догнать.
Все было так реально, что Онести даже обернулась и посмотрела назад... Но – нет... Дьюса позади не было. И только откуда-то из-под земли снова донеслось ее имя...
Сердце Онести заколотилось в сумасшедшем ритме. Кожа покрылась пупырышками. «Он упал! Я тогда вообразила, что его поглотила земля. И вот сейчас я слышу его голос из-под земли!»
Тем временем спешился и Джесс.
– Онести, здесь мы можем потерять целый день и ничего не найти! – недовольно крикнул он.
– Что ж, продолжим поиски завтра. И так будем искать изо дня в день, пока не найдем. Я знаю, что это – здесь, и нигде больше! Помнится, где-то неподалеку должна была быть большая глубокая яма, выложенная по краям камнями. Но где точно – не могу вспомнить. Надо поискать!
– А вон там?
Онести повернула голову и посмотрела туда, куда указывал рукой Джесс.
Она увидела большую, очень глубокую яму, выложенную по кругу красными камнями. Подбежав к Джессу, Онести положила ладонь на его плечо. И сразу же отдернула, почувствовав, как искра пробежала по всему ее телу.
– Что там, внизу? – спросила она, затаив дыхание.
– Я ничего не могу рассмотреть. Там очень темно. Принеси мне одну из поношенных юбок, чтобы можно было смастерить факел и исследовать это отверстие чуть глубже.
Онести бросилась к жеребцу, раскрыла саквояж и, порывшись в своих вещах, вытащила темную юбку.
– Вот!
Джесс быстро разорвал юбку на несколько широких полос, связал их вместе и, прикрепив к сучку, отломанному от стоявшего рядом дуба, поджег. Получился яркий факел, который он тут же бросил в яму.
Онести склонилась над самым краем и не отрываясь следила за быстро удалявшимся языком пламени, освещавшим на своем пути стены природной шахты.
– Как ты думаешь, здесь очень глубоко? – спросила она.
– Уж не надеешься ли ты, что я позволю тебе туда спуститься? – сурово спросил Джесс. – Это было бы настоящим безумием! Ведь мы не знаем, что находится на дне.
– На дне лежит мое будущее! – отрезала Онести. – И если ты полагаешь, что можешь меня остановить, то это безумие уже с твоей стороны!
– Тогда я полезу первым! – решительно сказал Джесс, тем самым сильно подняв себя в глазах Онести. – Впрочем, здесь, кажется, не так уж глубоко! Ладно, сейчас увидим!
Онести не стала возражать. Но все же, пока Джесс ходил за веревкой, специально припасенной для подобных случаев и хранившейся в вещевом мешке, она чувствовала себя не очень удобно.
Он укрепил веревку, привязав одним концом к дубу, а другой опустил в яму. После чего ухватился за нее обеими руками и стал осторожно спускаться. Через несколько секунд голова его исчезла в темноте. Затем до Онести долетел его голос:
– Зажги новый факел, брось его мне, а сама очень осторожно спускайся по веревке. До самого низа она не достает. Но я уже стою на дне колодца и сумею тебя подхватить.
Онести с точностью исполнила все распоряжения и через несколько секунд оказалась в его объятиях. Правда, он тут же отстранился. При свете самодельного факела Онести показалось, что на лице Джесса появилось виноватое выражение.
Мерцавшее, но все же яркое пламя осветило дно и стены шахты. И Онести показалось, что все кругом засияло ослепительным блеском бриллиантов.
– О Боже! – прошептала она. – О Боже! Ты когда-нибудь видел подобную красоту, Джесс?
Но он молчал, будучи не в силах произнести ни слова. Нет, не потому, что был ошарашен красотой сияния камней. Все это не шло ни в какое сравнение с красотой, осветившей лицо Онести, которое так и просилось на полотно кисти великого художника!
Джесс сделал шаг вперед. И с близкого расстояния лицо Онести показалось ему еще более прекрасным. Он понимал, насколько это опасно для него, ибо сразу же почувствовал себя совершенно беззащитным. Усилием воли Джесс плотно сжал губы и еще раз огляделся.
От небольшой круглой площадки, на которой они стояли, в разные стороны тянулись коридоры. Их было несколько. Перед тем как решить, с какого из них начинать исследование подземелья, Онести несколько минут думала. Потом встрепенулась и решительно направилась к самому дальнему слева.
– Ты слышишь шум воды? – спросила она.
– Успокойся, Онести, – совершенно бесстрастно ответил Джесс. – Мы еще не знаем, куда ведут все эти тоннели.
Поскольку она не обращала на него никакого внимания, можно было подумать, что Джесс разговаривает со сталактитами. Она же без колебаний вошла в дальний коридор.
Он последовал за ней. Через несколько шагов они оказались в просторном зале с высоким потолком. Здесь Онести высоко подняла факел и стала методично осматривать каждый сантиметр стены. Затем опустилась на колени и принялась за пол. Джесс же метил мелом стены, чтобы не заблудиться в лабиринте коридоров.
Чувствовал он себя прескверно. Ему казалось, что какой-то невидимый обруч сжимает его грудь. И с каждым шагом это чувство нарастало. Скоро он начал задыхаться, на лбу выступили крупные капли пота, а в затуманивающемся сознании одно за другим стали всплывать совсем нежелательные воспоминания...
– Может быть, нам лучше уйти отсюда? – не выдержал он, когда Онести перешла в следующий зал и принялась так же дотошно изучать его.
– Ты можешь идти, Джесс. А я продолжу осмотр.
– Но мы можем вернуться сюда чуть позже, когда рассветет. Я вижу в потолке щели. Возможно, сюда даже проникает солнечный свет. И тогда мы не будем блуждать по этому чертову лабиринту вслепую. На тщательный осмотр всех этих пещер нам потребуются недели, если не месяцы!
– Меня совсем не интересует, сколько времени у нас уйдет на осмотр. То, что я так долго и мучительно искала, лежит здесь. И я не успокоюсь, пока не найду это.
Джесс боролся с собой, стараясь подавить тревожное чувство, все сильнее охватывающее его. Ему казалось, что его легкие начинают сжиматься. Перед глазами поплыли темные круги и замелькали черные мухи. Он начал понимать, что дольше здесь оставаться не сможет. В довершение всего стал постепенно меркнуть и в конце концов совсем погас факел. Темнота, поглотившая их, проникла, как показалось, в самое сердце. Он вытянул вперед руки и стал на ощупь искать Онести.
– Я здесь, Джесс! – раздался ее голос. Пальцы Онести сжали его ладонь.
– Почему ты дрожишь?
– Потому что здесь темно, как у нефа в желудке! К тому же еще и холодно!
С рождения обладая глазами и инстинктом кошки, Онести взяла Джесса за обе руки и подтянула к стене, по которой он соскользнул на пол.
Онести опустилась рядом.
– Нельзя ли зажечь факел? – спросил он.
– У нас нет ни спичек, ни зажигалки. А что, темнота действует на тебя угнетающе?
– Я вовсе не против темноты. Но не в подземелье! Мне кажется, будто я нахожусь в могиле!
– Если так, то тебе незачем оставаться здесь. Тем более что я себя в темноте и даже в подземелье чувствую превосходно!
– Ну нет уж! Одну тебя я не оставлю! Здесь, вполне возможно, есть летучие мыши. Или еще какая-нибудь мерзость.
Говоря это, Джесс все крепче и крепче сжимал кулаки, пока Онести не положила на них свою ладонь. Одновременно ее вторая рука обвила его шею. Он почувствовал волшебный аромат женских волос.
– Что ты делаешь? – взволнованно воскликнул Джесс, почувствовав, как предательский комок подкатывает к горлу.
– Держу тебя.
– Я понимаю, но... зачем?
– Разве тебе не приятно?
– Э... э... Я бы не сказал, что нет!..
– Ты же удерживал меня, когда я тебя боялась. Теперь моя очередь!
– Почему ты думаешь, что я тебя боюсь? И вообще, разве ты хоть раз видела, чтобы я чего-нибудь или кого-нибудь испугался?
Джесс не решался признаться, что присутствие Онести пугало его куда больше, нежели весь окружавший их лабиринт темных коридоров. Между тем ее голова покоилась на его плече, ее грудь прижималась к его руке, а запах волос все сильнее и сильнее щекотал ноздри.
Они оба вдруг почувствовали, что вся та ложь, которая разделяла их до этого мгновения, на самом деле ничего не значила. Ее надо было забыть навсегда и оставить в памяти только чудесные ночи, проведенные вместе.
Они вслушивались в доносившийся откуда-то шум падающей воды. Джесс почти физически чувствовал, как Онести старается успокоить его. И это ему нравилось больше всего. Она, как никто другой, умела угадывать его настроение, тревоги, даже мысли. Онести уже удалось убедить Джесса в том, что любой его поступок будет встречен ею с пониманием. Что ее устраивало в нем буквально все!
Вот и сейчас она молча сидела рядом, слушала далекие звуки водопада и понимала, что в этот момент ничего большего Джесс от нее не хотел...
Неожиданно Онести начала мурлыкать. Сначала так тихо, что Джесс не сразу узнал мелодию своей собственной песни «Не лги мне!», слова которой принадлежали его отцу. Но, узнав, вдруг снова почувствовал комок в горле. Эта песня перенесла его в далекое прошлое, и он не мог ее спокойно слушать.
Онести замолчала, посмотрела на Джесса и провела ладонью по его щеке.
– Спасибо за то, что помог мне в этих поисках! – прошептала она.
– Если бы ты все рассказали мне с самого начала, то это могло бы сберечь уйму времени, а также избавить от излишней нервотрепки, – тоже шепотом ответил Джесс.
– Знаю. И жалею о своем поведении. Правда, мне уже давно хотелось все тебе рассказать о Дьюсе. Но я боялась!
– Боялась меня?
– Нет. Того, что ты хотел сделать с моим... с Дьюсом?
– Почему ты не обратилась в полицию, когда он был убит?
– А что бы это дало? Ведь я была уверена, что его убийца мертв.
– Но полиция могла бы организовать тебе охрану, помочь вернуться в свои родные места. Да и многое другое!
– Я думала об этом. Но, видишь ли, мне скорее пристало бежать от закона, нежели искать у него защиты. Любой полицейский мог бы разорвать меня в клочья, узнав, кто я. А суд засадил бы на многие годы в тюрьму. Ведь я помогала Дьюсу обманывать людей!
Онести прижалась щекой к щеке Джесса и обняла его за талию.
– После смерти отца только рядом с тобой я чувствовала себя в безопасности.
Джесс закрыл глаза. Ему было тепло и приятно ощущать рядом присутствие Онести.
– Как ты стал сыщиком? – спросила Онести.
– Рука судьбы! – вздохнул Джесс, откинувшись спиной на холодную стену пещеры. – Мой отец много занимался всякого рода делами. По мере того как я взрослел, его приходы домой становились все реже и реже. Когда же мне исполнилось пятнадцать, а может быть, шестнадцать лет, он вообще перестал приходить. Исчез! Мать очень беспокоилась. Не спала ночей. Все время твердила, что отца скорее всего уже нет на этом свете. Тогда я решил заняться его поисками. Это заняло у меня больше года, но в конце концов я обнаружил родителя на плантации в штате Теннесси, где он жил... с другой женщиной.
– У него была другая жена?
– Ну, не совсем жена. Это была родная сестра моей матери. В Теннеси отец нажил себе приличное состояние. Он выращивал и продавал хлопок. Он хотел, чтобы я носил фамилию Рандолф.
– Это фамилия твоей тети?
– Да. Сестра моей матери была благородного происхождения и очень даже привлекательной внешне. Отец начал ухаживать за ней. Потом они полюбили друг друга. Так по крайней мере он говорил. Но тут возникла проблема: оказалось, что моя тетушка не могла иметь детей. Отец был в отчаянии.
– Почему он не усыновил ребенка? После войны по всей стране остались тысячи сирот.
– О, надо знать моего отца! Он всегда хочет только того, чего действительно хочет! И ничего другого! Причем его абсолютно не интересует, кто от этого может пострадать. Отец желал иметь своего собственного сына, который мог бы унаследовать его состояние. Но его надеждам не суждено было оправдаться. Тогда он женился на моей матери, рассчитывая уже на ее состояние. И настоял на том, чтобы она произвела на свет наследника. Таковым явился я.
– Но твоя матушка не знала, что раньше он жил с ее сестрой?
– Она об этом даже не догадывалась.
– И тетя ничего ей об этом не рассказала?
– Нет. Одной из причин стала Гражданская война, которая развела сестер по разным сторонам баррикады. Тетя была убежденной сторонницей южан. Матушка же до мозга костей северянкой. Поэтому они разбежались и больше никогда не виделись. Правда, после окончания войны матушка все же узнала о проделках своего мужа.
– Представляю, в какое отчаяние ее это привело!
– Отчаяние? Это не то слово! Матушка просто сошла с ума. Она продала свой дом в Чикаго, и мы переехали на Запад. Никто из родственников по маминой линии не хотел больше иметь ничего общего с моим отцом. Матушка вернула ему все, что когда-либо от него получила: фамилию, деньги, даже ноты... Одним словом – все... Кроме меня...
– А что стало с тетей?
– Она умерла через два года.
– Ты же поступил на работу в агентство «Пинкертон». Так?
Джесс снял руку с талии Онести и провел большим пальцем по ее спине.
– Как-то раз я рассказал одному знакомому о том, как разыскивал отца. Он пересказал это другу, который работал в «Пинкертоне». Прошло немного времени, и я сам не заметил, как меня туда завербовали. В то время я был безработным, а потому не стал возражать. И с тех пор работаю.
– Просто поразительно, как ты смог простить своего отца после всего того, что он натворил!
– Все не так просто, Онести! Я не простил его. Ибо прощение означало бы заботу. Я же этого делать не захотел. Потому что он постоянно лгал, мошенничал, использовал людей в своих грязных целях. Этот человек разбил сердце моей матери и запятнал ее чистое имя. Поэтому для меня он больше не существует.
– Он должен существовать для тебя, Джесс! Иначе бы ты не потратил половину своей жизни на преследование тех мерзавцев, кто обманывает и грабит честных людей, как это делал твой отец по отношению к собственной жене и сыну.
Грудь Джесса затряслась от сдерживаемого хохота.
– Боже мой, Онести! Ну можно ли так ошибаться? Мое решение начать работать в «Пинкертоне» ни в коем случае не диктовалось благородными стремлениями бороться со злом, творимым людьми вроде моего родителя, и исправлять его. Это было просто желание до предела разозлить его! Стать таким, кого отец всегда ненавидел: диким, безрассудным варваром... Я сам долго не осознавал это. А когда понял, было уже поздно. В меня вселилась злость, которая могла убить и тебя!
– Каким образом?
– Много лет назад мне было поручено дело, связанное с разоблачением шайки преступников, захватившей руководство шахтами. Это были очень опасные люди. Они убивали, насиловали, наводили трепет на всю округу.
Занявшись порученным делом, я для начала попытался внедриться в банду. Это мне удалось. Поскольку надо было поддерживать связь со своими коллегами, я привлек к работе в качестве связной одну женщину – Миранду. Она обещала мне всячески помогать, коль скоро эти мерзавцы убили ее мужа.
Бандиты все же заподозрили, кто я на самом деле, и пригрозили убить. Но не сделали этого. Однако на протяжении многих месяцев они держали меня на дне одной из самых глубоких шахт, категорически запретив подниматься наверх. Я был лишен всякой возможности поддерживать связь со своим агентством.
Но тут в стане бандитов произошло нечто очень серьезное, о чем я пронюхал. Теперь надо было как-то доставить эту информацию в агентство. Мне удалось подкупить охрану, и я передал Миранде донесение для старшего полицейского офицера.
Но до него оно не дошло, поскольку Миранда передала его кому-то еще. Это поставило всю операцию по разоблачению банды под угрозу срыва. Дело зашло так далеко, что Макпарланд был вынужден... расстрелять меня, дабы доказать, что сам он к операции никакого отношения не имеет. В противном случае могли пострадать сотни ни в чем не повинных людей.
– Значит, именно это ты имел в виду, когда говорил, что инсценировка расстрела спасла тебе жизнь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
О-нес-ти! – вдруг явственно донеслось до нее.
Что это? Эхо ночных сновидений? Или же минутное воспоминание?
Онести почувствовала, как учащенно забилось сердце. Перед мысленным взором неожиданно предстала она сама – совсем маленькой девочкой, идущей вместе с очень молодым Дьюсом через эти высокие волнующиеся травы.
– Это здесь! – прошептала Онести, придерживая поводья. – Джесс, это место «плывущих камней»! Я знаю!
– Это? – озадаченно переспросил он. – Но здесь одна трава и деревья, которых, кстати, тоже не больше десятка.
– Это здесь, Джесс! – упрямо повторила она. – Не спрашивай меня, откуда я знаю! Просто – знаю!
Онести вдруг почувствовала такую уверенность, что тут же соскочила с седла и стала оглядываться по сторонам.
Вокруг расстилались прерии. Лишь кое-где, подобно оазисам, возвышались островки раскидистых дубов.
Мысленно Онести вновь перенеслась на много лет назад.
Ее лицо ласкал напоенный запахом травы ветерок. А она, как и тогда, бежала куда-то по бесконечной зеленой равнине и при этом громко хохотала над отцом, пытавшимся ее догнать.
Все было так реально, что Онести даже обернулась и посмотрела назад... Но – нет... Дьюса позади не было. И только откуда-то из-под земли снова донеслось ее имя...
Сердце Онести заколотилось в сумасшедшем ритме. Кожа покрылась пупырышками. «Он упал! Я тогда вообразила, что его поглотила земля. И вот сейчас я слышу его голос из-под земли!»
Тем временем спешился и Джесс.
– Онести, здесь мы можем потерять целый день и ничего не найти! – недовольно крикнул он.
– Что ж, продолжим поиски завтра. И так будем искать изо дня в день, пока не найдем. Я знаю, что это – здесь, и нигде больше! Помнится, где-то неподалеку должна была быть большая глубокая яма, выложенная по краям камнями. Но где точно – не могу вспомнить. Надо поискать!
– А вон там?
Онести повернула голову и посмотрела туда, куда указывал рукой Джесс.
Она увидела большую, очень глубокую яму, выложенную по кругу красными камнями. Подбежав к Джессу, Онести положила ладонь на его плечо. И сразу же отдернула, почувствовав, как искра пробежала по всему ее телу.
– Что там, внизу? – спросила она, затаив дыхание.
– Я ничего не могу рассмотреть. Там очень темно. Принеси мне одну из поношенных юбок, чтобы можно было смастерить факел и исследовать это отверстие чуть глубже.
Онести бросилась к жеребцу, раскрыла саквояж и, порывшись в своих вещах, вытащила темную юбку.
– Вот!
Джесс быстро разорвал юбку на несколько широких полос, связал их вместе и, прикрепив к сучку, отломанному от стоявшего рядом дуба, поджег. Получился яркий факел, который он тут же бросил в яму.
Онести склонилась над самым краем и не отрываясь следила за быстро удалявшимся языком пламени, освещавшим на своем пути стены природной шахты.
– Как ты думаешь, здесь очень глубоко? – спросила она.
– Уж не надеешься ли ты, что я позволю тебе туда спуститься? – сурово спросил Джесс. – Это было бы настоящим безумием! Ведь мы не знаем, что находится на дне.
– На дне лежит мое будущее! – отрезала Онести. – И если ты полагаешь, что можешь меня остановить, то это безумие уже с твоей стороны!
– Тогда я полезу первым! – решительно сказал Джесс, тем самым сильно подняв себя в глазах Онести. – Впрочем, здесь, кажется, не так уж глубоко! Ладно, сейчас увидим!
Онести не стала возражать. Но все же, пока Джесс ходил за веревкой, специально припасенной для подобных случаев и хранившейся в вещевом мешке, она чувствовала себя не очень удобно.
Он укрепил веревку, привязав одним концом к дубу, а другой опустил в яму. После чего ухватился за нее обеими руками и стал осторожно спускаться. Через несколько секунд голова его исчезла в темноте. Затем до Онести долетел его голос:
– Зажги новый факел, брось его мне, а сама очень осторожно спускайся по веревке. До самого низа она не достает. Но я уже стою на дне колодца и сумею тебя подхватить.
Онести с точностью исполнила все распоряжения и через несколько секунд оказалась в его объятиях. Правда, он тут же отстранился. При свете самодельного факела Онести показалось, что на лице Джесса появилось виноватое выражение.
Мерцавшее, но все же яркое пламя осветило дно и стены шахты. И Онести показалось, что все кругом засияло ослепительным блеском бриллиантов.
– О Боже! – прошептала она. – О Боже! Ты когда-нибудь видел подобную красоту, Джесс?
Но он молчал, будучи не в силах произнести ни слова. Нет, не потому, что был ошарашен красотой сияния камней. Все это не шло ни в какое сравнение с красотой, осветившей лицо Онести, которое так и просилось на полотно кисти великого художника!
Джесс сделал шаг вперед. И с близкого расстояния лицо Онести показалось ему еще более прекрасным. Он понимал, насколько это опасно для него, ибо сразу же почувствовал себя совершенно беззащитным. Усилием воли Джесс плотно сжал губы и еще раз огляделся.
От небольшой круглой площадки, на которой они стояли, в разные стороны тянулись коридоры. Их было несколько. Перед тем как решить, с какого из них начинать исследование подземелья, Онести несколько минут думала. Потом встрепенулась и решительно направилась к самому дальнему слева.
– Ты слышишь шум воды? – спросила она.
– Успокойся, Онести, – совершенно бесстрастно ответил Джесс. – Мы еще не знаем, куда ведут все эти тоннели.
Поскольку она не обращала на него никакого внимания, можно было подумать, что Джесс разговаривает со сталактитами. Она же без колебаний вошла в дальний коридор.
Он последовал за ней. Через несколько шагов они оказались в просторном зале с высоким потолком. Здесь Онести высоко подняла факел и стала методично осматривать каждый сантиметр стены. Затем опустилась на колени и принялась за пол. Джесс же метил мелом стены, чтобы не заблудиться в лабиринте коридоров.
Чувствовал он себя прескверно. Ему казалось, что какой-то невидимый обруч сжимает его грудь. И с каждым шагом это чувство нарастало. Скоро он начал задыхаться, на лбу выступили крупные капли пота, а в затуманивающемся сознании одно за другим стали всплывать совсем нежелательные воспоминания...
– Может быть, нам лучше уйти отсюда? – не выдержал он, когда Онести перешла в следующий зал и принялась так же дотошно изучать его.
– Ты можешь идти, Джесс. А я продолжу осмотр.
– Но мы можем вернуться сюда чуть позже, когда рассветет. Я вижу в потолке щели. Возможно, сюда даже проникает солнечный свет. И тогда мы не будем блуждать по этому чертову лабиринту вслепую. На тщательный осмотр всех этих пещер нам потребуются недели, если не месяцы!
– Меня совсем не интересует, сколько времени у нас уйдет на осмотр. То, что я так долго и мучительно искала, лежит здесь. И я не успокоюсь, пока не найду это.
Джесс боролся с собой, стараясь подавить тревожное чувство, все сильнее охватывающее его. Ему казалось, что его легкие начинают сжиматься. Перед глазами поплыли темные круги и замелькали черные мухи. Он начал понимать, что дольше здесь оставаться не сможет. В довершение всего стал постепенно меркнуть и в конце концов совсем погас факел. Темнота, поглотившая их, проникла, как показалось, в самое сердце. Он вытянул вперед руки и стал на ощупь искать Онести.
– Я здесь, Джесс! – раздался ее голос. Пальцы Онести сжали его ладонь.
– Почему ты дрожишь?
– Потому что здесь темно, как у нефа в желудке! К тому же еще и холодно!
С рождения обладая глазами и инстинктом кошки, Онести взяла Джесса за обе руки и подтянула к стене, по которой он соскользнул на пол.
Онести опустилась рядом.
– Нельзя ли зажечь факел? – спросил он.
– У нас нет ни спичек, ни зажигалки. А что, темнота действует на тебя угнетающе?
– Я вовсе не против темноты. Но не в подземелье! Мне кажется, будто я нахожусь в могиле!
– Если так, то тебе незачем оставаться здесь. Тем более что я себя в темноте и даже в подземелье чувствую превосходно!
– Ну нет уж! Одну тебя я не оставлю! Здесь, вполне возможно, есть летучие мыши. Или еще какая-нибудь мерзость.
Говоря это, Джесс все крепче и крепче сжимал кулаки, пока Онести не положила на них свою ладонь. Одновременно ее вторая рука обвила его шею. Он почувствовал волшебный аромат женских волос.
– Что ты делаешь? – взволнованно воскликнул Джесс, почувствовав, как предательский комок подкатывает к горлу.
– Держу тебя.
– Я понимаю, но... зачем?
– Разве тебе не приятно?
– Э... э... Я бы не сказал, что нет!..
– Ты же удерживал меня, когда я тебя боялась. Теперь моя очередь!
– Почему ты думаешь, что я тебя боюсь? И вообще, разве ты хоть раз видела, чтобы я чего-нибудь или кого-нибудь испугался?
Джесс не решался признаться, что присутствие Онести пугало его куда больше, нежели весь окружавший их лабиринт темных коридоров. Между тем ее голова покоилась на его плече, ее грудь прижималась к его руке, а запах волос все сильнее и сильнее щекотал ноздри.
Они оба вдруг почувствовали, что вся та ложь, которая разделяла их до этого мгновения, на самом деле ничего не значила. Ее надо было забыть навсегда и оставить в памяти только чудесные ночи, проведенные вместе.
Они вслушивались в доносившийся откуда-то шум падающей воды. Джесс почти физически чувствовал, как Онести старается успокоить его. И это ему нравилось больше всего. Она, как никто другой, умела угадывать его настроение, тревоги, даже мысли. Онести уже удалось убедить Джесса в том, что любой его поступок будет встречен ею с пониманием. Что ее устраивало в нем буквально все!
Вот и сейчас она молча сидела рядом, слушала далекие звуки водопада и понимала, что в этот момент ничего большего Джесс от нее не хотел...
Неожиданно Онести начала мурлыкать. Сначала так тихо, что Джесс не сразу узнал мелодию своей собственной песни «Не лги мне!», слова которой принадлежали его отцу. Но, узнав, вдруг снова почувствовал комок в горле. Эта песня перенесла его в далекое прошлое, и он не мог ее спокойно слушать.
Онести замолчала, посмотрела на Джесса и провела ладонью по его щеке.
– Спасибо за то, что помог мне в этих поисках! – прошептала она.
– Если бы ты все рассказали мне с самого начала, то это могло бы сберечь уйму времени, а также избавить от излишней нервотрепки, – тоже шепотом ответил Джесс.
– Знаю. И жалею о своем поведении. Правда, мне уже давно хотелось все тебе рассказать о Дьюсе. Но я боялась!
– Боялась меня?
– Нет. Того, что ты хотел сделать с моим... с Дьюсом?
– Почему ты не обратилась в полицию, когда он был убит?
– А что бы это дало? Ведь я была уверена, что его убийца мертв.
– Но полиция могла бы организовать тебе охрану, помочь вернуться в свои родные места. Да и многое другое!
– Я думала об этом. Но, видишь ли, мне скорее пристало бежать от закона, нежели искать у него защиты. Любой полицейский мог бы разорвать меня в клочья, узнав, кто я. А суд засадил бы на многие годы в тюрьму. Ведь я помогала Дьюсу обманывать людей!
Онести прижалась щекой к щеке Джесса и обняла его за талию.
– После смерти отца только рядом с тобой я чувствовала себя в безопасности.
Джесс закрыл глаза. Ему было тепло и приятно ощущать рядом присутствие Онести.
– Как ты стал сыщиком? – спросила Онести.
– Рука судьбы! – вздохнул Джесс, откинувшись спиной на холодную стену пещеры. – Мой отец много занимался всякого рода делами. По мере того как я взрослел, его приходы домой становились все реже и реже. Когда же мне исполнилось пятнадцать, а может быть, шестнадцать лет, он вообще перестал приходить. Исчез! Мать очень беспокоилась. Не спала ночей. Все время твердила, что отца скорее всего уже нет на этом свете. Тогда я решил заняться его поисками. Это заняло у меня больше года, но в конце концов я обнаружил родителя на плантации в штате Теннесси, где он жил... с другой женщиной.
– У него была другая жена?
– Ну, не совсем жена. Это была родная сестра моей матери. В Теннеси отец нажил себе приличное состояние. Он выращивал и продавал хлопок. Он хотел, чтобы я носил фамилию Рандолф.
– Это фамилия твоей тети?
– Да. Сестра моей матери была благородного происхождения и очень даже привлекательной внешне. Отец начал ухаживать за ней. Потом они полюбили друг друга. Так по крайней мере он говорил. Но тут возникла проблема: оказалось, что моя тетушка не могла иметь детей. Отец был в отчаянии.
– Почему он не усыновил ребенка? После войны по всей стране остались тысячи сирот.
– О, надо знать моего отца! Он всегда хочет только того, чего действительно хочет! И ничего другого! Причем его абсолютно не интересует, кто от этого может пострадать. Отец желал иметь своего собственного сына, который мог бы унаследовать его состояние. Но его надеждам не суждено было оправдаться. Тогда он женился на моей матери, рассчитывая уже на ее состояние. И настоял на том, чтобы она произвела на свет наследника. Таковым явился я.
– Но твоя матушка не знала, что раньше он жил с ее сестрой?
– Она об этом даже не догадывалась.
– И тетя ничего ей об этом не рассказала?
– Нет. Одной из причин стала Гражданская война, которая развела сестер по разным сторонам баррикады. Тетя была убежденной сторонницей южан. Матушка же до мозга костей северянкой. Поэтому они разбежались и больше никогда не виделись. Правда, после окончания войны матушка все же узнала о проделках своего мужа.
– Представляю, в какое отчаяние ее это привело!
– Отчаяние? Это не то слово! Матушка просто сошла с ума. Она продала свой дом в Чикаго, и мы переехали на Запад. Никто из родственников по маминой линии не хотел больше иметь ничего общего с моим отцом. Матушка вернула ему все, что когда-либо от него получила: фамилию, деньги, даже ноты... Одним словом – все... Кроме меня...
– А что стало с тетей?
– Она умерла через два года.
– Ты же поступил на работу в агентство «Пинкертон». Так?
Джесс снял руку с талии Онести и провел большим пальцем по ее спине.
– Как-то раз я рассказал одному знакомому о том, как разыскивал отца. Он пересказал это другу, который работал в «Пинкертоне». Прошло немного времени, и я сам не заметил, как меня туда завербовали. В то время я был безработным, а потому не стал возражать. И с тех пор работаю.
– Просто поразительно, как ты смог простить своего отца после всего того, что он натворил!
– Все не так просто, Онести! Я не простил его. Ибо прощение означало бы заботу. Я же этого делать не захотел. Потому что он постоянно лгал, мошенничал, использовал людей в своих грязных целях. Этот человек разбил сердце моей матери и запятнал ее чистое имя. Поэтому для меня он больше не существует.
– Он должен существовать для тебя, Джесс! Иначе бы ты не потратил половину своей жизни на преследование тех мерзавцев, кто обманывает и грабит честных людей, как это делал твой отец по отношению к собственной жене и сыну.
Грудь Джесса затряслась от сдерживаемого хохота.
– Боже мой, Онести! Ну можно ли так ошибаться? Мое решение начать работать в «Пинкертоне» ни в коем случае не диктовалось благородными стремлениями бороться со злом, творимым людьми вроде моего родителя, и исправлять его. Это было просто желание до предела разозлить его! Стать таким, кого отец всегда ненавидел: диким, безрассудным варваром... Я сам долго не осознавал это. А когда понял, было уже поздно. В меня вселилась злость, которая могла убить и тебя!
– Каким образом?
– Много лет назад мне было поручено дело, связанное с разоблачением шайки преступников, захватившей руководство шахтами. Это были очень опасные люди. Они убивали, насиловали, наводили трепет на всю округу.
Занявшись порученным делом, я для начала попытался внедриться в банду. Это мне удалось. Поскольку надо было поддерживать связь со своими коллегами, я привлек к работе в качестве связной одну женщину – Миранду. Она обещала мне всячески помогать, коль скоро эти мерзавцы убили ее мужа.
Бандиты все же заподозрили, кто я на самом деле, и пригрозили убить. Но не сделали этого. Однако на протяжении многих месяцев они держали меня на дне одной из самых глубоких шахт, категорически запретив подниматься наверх. Я был лишен всякой возможности поддерживать связь со своим агентством.
Но тут в стане бандитов произошло нечто очень серьезное, о чем я пронюхал. Теперь надо было как-то доставить эту информацию в агентство. Мне удалось подкупить охрану, и я передал Миранде донесение для старшего полицейского офицера.
Но до него оно не дошло, поскольку Миранда передала его кому-то еще. Это поставило всю операцию по разоблачению банды под угрозу срыва. Дело зашло так далеко, что Макпарланд был вынужден... расстрелять меня, дабы доказать, что сам он к операции никакого отношения не имеет. В противном случае могли пострадать сотни ни в чем не повинных людей.
– Значит, именно это ты имел в виду, когда говорил, что инсценировка расстрела спасла тебе жизнь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26